Москва, 1941

Анатолий Воронин, 2016

Много книг написано о Битве за Москву. Много еще не написано. Но эта книга – особенная. Жизнь города, стремительно превратившегося в прифронтовой лагерь глазами простых москвичей, больших начальников, писателей, военных, ученых. Рытье окопов, отражение воздушных налетов, надежды, отчаяние, паника, осадное положение и радость первых побед «в холодных полях под Москвой» Все это вы найдете в книге Анатолия Воронина, основанной на личных дневниках, воспоминаниях и ранее неизвестных документах.

Июнь

Последние мирные дни

10 апреля на Москве-реке началась навигация. Еще никто не знает, что заканчивать ее придется под бомбежками, проводя эвакуацию москвичей как в Подмосковье, так и в глубокий тыл за Волгу. А пока, ровно в 6 утра, из Ногатино (сейчас пишут Нагатино) в Кожухово отправился первый катер: «речные трамваи» на этой линии будут курсировать с интервалом в 11 минут. С 25 апреля началось движение на линии Строгино — Щукино и Серебряный бор — село Троице-Лыково. «Летом большое количество москвичей совершает прогулки по линии Ново-Спасский мост — Крылатское. В этом году количество катеров, обслуживающих эту линию, увеличивается. В выходные дни они будут отправляться от пристаней через каждые 7–8 минут. Московское речное пригородное пароходство открывает в этом году новую пассажирскую линию Нескучный сад — Дом правительства. В Коломенское, Павшино, Серебряный бор экскурсанты смогут поехать на теплоходе “Комсомолец”. 25 тысяч школьников и учащихся ремесленных училищ уже подали заявки на такие прогулки».

В ЦПКиО им. Горького весной 1941 года устанавливали павильон СССР, который находился на международной выставке в Нью-Йорке. Он должен был стоять на месте нынешней площади Ленина: между нынешним центральным входом и квадратным прудом «для купания по праздникам». В июне 1941 года должно было завершиться сооружение фундамента — забито 1250 одиннадцатиметровых железобетонных свай. 15 мая началась кладка стен павильона из пустотелых керамических блоков. «В дальнейшем стены будут возводиться с помощью 27-метрового башенного крана. Они будут сплошь покрыты газганским мрамором, которым павильон был частично отделан в США. Понадобится около 12.000 кв. метров такого мрамора. Для отделки 54-метрового обелиска, на котором будет установлена фигура рабочего с рубиновой звездой в руке, решено использовать шокшинский кварцит из Карелии. Необходимые строительству материалы перерабатываются на площадке в Лужниках и в готовом виде поступают на стройку по специально сооруженной трамвайной ветке. Как сообщил сотруднику “Известий” начальник строительства павильона А. В. Воронков, в этом году предполагается закончить возведение стен, соорудить перекрытия и кровлю с тем, чтобы зимой начать внутреннюю отделку». Контуры недостроенного павильона хорошо видны на немецкой аэрофотосъемке. После войны же нашлись более важные задачи, началось противостояние с США, и о выставке в Нью-Йорке предпочли не вспоминать.

А вот другая выставка — Всесоюзная Сельскохозяйственная — только-только набирала силу. Тогда она работала не круглый год, а открывалась к лету. В 1941 году открытие состоялось 25 мая. На него были приглашены 5 тыс. трудящихся столицы и экскурсантов — передовиков сельского хозяйства. Директор выставки академик Николай Васильевич Цицин рассказывал, что «показ успехов социалистического сельского хозяйства на выставке будет в этом году еще более содержательным. В павильонах богаче, ярче, доходчивее отображаются успехи отдельных передовых хозяйств и их людей». В этом году впервые были открыты павильоны Прибалтийских республик, Карело-Финской и Молдавской ССР. «Выставка, как и в прошлые годы, явится университетом передового опыта. С докладами о своей работе выступят, по примеру прошлых лет, передовики сельского хозяйства, добившиеся рекордных урожаев и высокой продуктивности животноводства, а также представители науки и специалисты. Уже в мае выставку посетит не менее 10 тыс. иногородних экскурсантов».

Подкова у центрального входа в ЦПКиО им. Горького — строящийся павильон СССР, привезенный со всемирной выставки в Нью-Йорке. (wwii-photos-maps.com)

Несмотря на приятные хлопоты, с конца мая уже стало чувствоваться приближение войны. Михаил Михайлович Пришвин записал в своем дневнике 19 мая: «Весь воздух насыщен страхом войны. Говорят, что евреи очень трусят. И они имеют все основания к этому, бросится ли Гитлер на нас, или мы будем дружить с немцами. Старые русаки, матерые люди, напротив, вовсе не верят в то, что мы пойдем на немцев, и всю нашу бузу считают представлением для англичан».

В этот же день о войне пишет в своем дневнике Вернадский, причина того — новости о появлении Гесса в Великобритании, многие думают, что он поехал договариваться с англичанами о совместной войне против СССР: «Большое возбуждение вызывает бегство или поездка Гесса в Англию. Рассказывают о возможности войны с Германией. Официальные влиятельные круги скорее ближе к английской ориентации. Я боюсь, что официальную лесть и пресмыкательство ЦК партии принимает за реальность. А между тем грозно всюду идет недовольство, и власть, окруженная морально и идейно более слабой, чем беспартийная, массой, может оторваться от реальности. Две фигуры: Сталин и Молотов — остальное <…>^[2]. Большинство думает, что мы и наша армия не можем бороться с немецкой <армией>. Я думаю, что в конце концов немцы не справятся <с нами> — но фикция революционности, которая у нас существует, где две жандармские армии и мильоны каторжников (в том числе цвет нации), не может дать устойчивости».

В конце мая 1941 года прошел первый выпуск школ фабрично-заводского обучения (ФЗО), а в начале июня закончились проверочные испытания в общеобразовательных школах. Выпускные испытания шли до 15 июня. «Наступает лето. Каникулы должны быть максимально использованы преподавателями и учащимися. Директора школ и преподаватели обязаны позаботиться о том, чтобы школьники, остающиеся в городе, не были предоставлены самим себе. Следует немедленно привести в порядок спортивные площадки, хорошо оборудовать их», — писали «Известия». Не пройдет и месяца, как придется передавать здания школ под госпитали и казармы, а во дворах и на спортивных площадках рыть щели для укрытия от бомбардировок.

А уже в начале июня начался призыв в школы ФЗО: «Все школы выслали в призывные комиссии своих представителей. На заседании комиссии призываемому сообщается, в какой школе и какой специальности он будет обучаться. Представители многих московских школ выехали для участия в проведении призыва в другие области». ФЗО также должны были решить проблему с квалифицированными рабочими кадрами, правда, довольно скороспелыми — обучение длилось всего полгода. Совсем недавно, 2 октября 1940 года был принят Указ «О государственных трудовых резервах СССР», согласно которому Совету народных комиссаров СССР разрешалось «ежегодно призывать (мобилизовать) от 800 тысяч до 1 миллиона человек городской и колхозной молодежи мужского пола в возрасте 14–15 лет для обучения в Ремесленных и Железнодорожных Училищах в возрасте 16–17 лет для обучения в школах Фабрично-Заводского Обучения». Учеников 14–15 лет должны были поставлять городские Советы и колхозы (2 ученика от каждых 100 членов колхозов, считая мужчин и женщин в возрасте от 14 до 55 лет). «Окончившие Ремесленные Училища, Железнодорожные Училища и школы Фабрично-Заводского Обучения считаются мобилизованными и обязаны проработать 4 года подряд на государственных предприятиях». За нарушения дисциплины и за самовольный уход из училища предусматривалось наказание в виде заключения в трудовые колонии сроком до одного года на основании указа от 28.12.1940 г.

«Известия» сообщали, что молодежь идет в школы ФЗО с большой охотой. «Вот перед комиссией 16-летний Игорь Коврыжкин. — Ваше образование? — Спрашивает член призывной комиссии секретарь исполкома Сокольнического районного Совета т. Приказчикова. — Окончил семь классов. В школу ФЗО иду добровольно, — отвечает юноша. Комиссия хотела назначить Коврыжкина в школу ФЗО телеграфистов. Но у призываемого свои планы. — Если можно, прошу комиссию учесть мою просьбу, — хочу учиться на столяра. Свое желание т. Коврыжкин мотивирует тем, что давно избрал эту специальность, дома занимался столярным делом и хочет совершенствоваться в этой области. Комиссия удовлетворила просьбу т. Коврыжкина и направила его в строительную школу ФЗО № 8». Этому призыву как раз и выпало заменить призванных в армию и ушедших в ополчение опытных рабочих — выпуск по ряду специальностей состоялся раньше времени.

12 июня на заседании исполнительного комитета Московского городского Совета депутатов трудящихся был утвержден план завоза картофеля и плодоовощей на 1941–1942 годы. «В этом году в Москву намечено завезти 480 тысяч тонн картофеля, 150 тысяч тонн свежей капусты, 42,3 тысячи тонн квашеной капусты, 79 тысяч тонн свежих и соленых огурцов, много моркови, свеклы, лука и других овощей. Столица получит большое количество различных ягод, винограда, арбузов, дынь, грибов и т. д. Всего в текущем году в Москву будет завезено 1.025 тысяч тонн картофеля, овощей и фруктов — на 67,7 тыс. тонн больше, чем в прошлом году». Надо сказать, что с овощами в 1941 году особых проблем не было, хотя наверняка заготовили меньше, чем планировали. Свою «положительную» роль сыграла эвакуация, которая уменьшила численность населения на 2 млн, часть продуктов была растащена во время «паники» в середине октября. Вот в 1942 году было уже по-настоящему голодно, и мешок подмороженной картошки или свеклы считался большим богатством.

14 июня 1941 года на Бережковской набережной введен в эксплуатацию первый энергоблок Фрунзенской ТЭЦ мощностью 25 МВт. В это же время в Мосэнерго получили секретный приказ о подготовке к работе подземного диспетчерского пункта и максимальном накоплении топливных резервов, запасного оборудования. В условиях войны наиболее уязвимыми и ответственными пунктами являются центральные диспетчерские пункты, при разрушении которых может быть расстроена подача электроэнергии потребителям при полной сохранности самих электростанций. Москва все активнее стала закапываться в землю, но времени оставалось совсем мало.

В 8 часов утра, 14 июня, за неделю до начала войны, на Советской (сейчас это Тверская) площади открылся реконструированный и расширенный сквер. Сквер состоял из двух террас. На верхней расположился большой фонтан, струя воды которого поднимается на высоту 5–6 м. С наступлением сумерек фонтан подсвечивается разноцветными огнями. Широким каскадом вода ниспадает в бассейн. «На нижней террасе устроен зеленый бордюр, в центре которого установлена скульптура В. И. Ленина. Автор ее — лауреат Сталинской премии С. Д. Меркуров. Скульптура сделана из красного полированного гранита. Ленин изображен сидящим в кресле». Этот сквер с фонтаном и скульптурой из красного гранита существует и сейчас.

В тот же день центральная пресса опубликовала «Заявление ТАСС», которым то ли хотели развеять слухи, циркулировавшие в дипломатических кругах о скором начале войны, то ли предупредить нападение Германии, показав, что СССР не намерен начинать войну и не стягивает войска к границе.

«Еще до приезда английского посла г-на Криппса в Лондон, особенно же после его приезда, в английской и вообще иностранной печати стали муссироваться слухи о “близости войны между СССР и Германией”. По этим слухам: 1) Германия будто бы предъявила СССР претензии территориального и экономического характера, и теперь идут переговоры между Германией и СССР о заключении нового, более тесного соглашения между ними; 2) СССР будто бы отклонил эти претензии, в связи с чем Германия стала сосредотачивать свои войска у границ СССР с целью нападения на СССР; 3) Советский Союз, в свою очередь, стал будто бы усиленно готовиться к войне с Германией и сосредотачивает войска у границ последней.

Несмотря на очевидную бессмысленность этих слухов, ответственные круги в Москве все же сочли необходимым, ввиду упорного муссирования этих слухов, уполномочить ТАСС заявить, что эти слухи являются неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в дальнейшем расширении войны. ТАСС заявляет, что: 1) Германия не предъявляла СССР никаких претензий и не предлагает какого-либо нового, более тесного соглашения, ввиду чего и переговоры на этот предмет не могли иметь место; 2) по данным СССР, Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерениях Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям; 3) СССР, как это вытекает из его мирной политики, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными; 4) проводимые сейчас летние сборы запасных Красной Армии и предстоящие маневры имеют своей целью не что иное, как обучение запасных и проверку работы железнодорожного аппарата, осуществляемые, как известно, каждый год, ввиду чего изображать эти мероприятия Красной Армии как враждебные Германии, по меньшей мере, нелепо».

В последнее мирное воскресенье 15 июня, которое было единственным выходным днем, «около 35 тысяч москвичей совершило прогулки на пароходах и катерах по каналу Москва — Волга и Москве-реке. Пароход “Мечников”^[3] отправился до г. Калинина. По Москве-реке ходили 47 катеров, пароход “Хрущев”^[4] и теплоход “Комсомолец”».

19 июня академик Вернадский записывает: «Говорят, что Германии <нами> был предъявлен ультиматум — в 40 часов вывести ее войска из Финляндии — на севере у наших границ. Немцы согласились, но просили об отсрочке — 70 часов, что и было дано». Эта же тема развивается в утренней записи 22 июня, сделанной до выступления Молотова: «По-видимому, действительно произошло улучшение — вернее, временное успокоение с Германией. Ультиматум был представлен. Немцы уступили. Финляндия должна была уничтожить укрепления вблизи наших границ (на севере), построенные немцами. По-видимому, в связи с этим — отъезд английского посла и финляндского? Грабарь^[5] рассказывал, что он видел одного из генералов, которого сейчас и в партийной, и в бюрократической среде осведомляют о политическом положении, который говорил ему, что на несколько месяцев опасность столкновения с Германией отпала».

К окончанию выпускных испытаний в «Правде» появился большой репортаж из школы № 201 корреспондента газеты Льва Кассиля «Зеленый шум». В нем несколько раз упоминается 9 «А» класс, в котором училась тогда еще никому неизвестная Зоя Космодемьянская, вместе с одноклассниками работавшая на благоустройстве школьного двора. Позже, уже после войны в книге «Пометки и памятки» Кассиль утверждал, что разговаривал с Зоей о посаженных ею деревьях. «Заканчиваются выпускные испытания. Из школы уходят молодые люди, получившие тут верную прививку, хорошо подросшие, не боящиеся ни заморозков, ни ветров под открытым небом. Питомцы школы уйдут работать, учиться, служить в Красной Армии… Идет-гудет Зеленый Шум, Зеленый Шум, весенний шум!..»

За день до начала войны, 21 июня «с Московского речного вокзала на пароходе “Менжинский” отправились в лагеря учащиеся 4-й и 5-й артиллерийских спецшкол гор. Москвы. Среди них нет ни одного неуспевающего. Лагерь, в который выехали школьники, расположен в лесистой местности на берегу Оки. Там будущие артиллеристы пройдут военную учебу в обстановке, приближенной к боевой. Они будут изучать топографию на местности, решать тактические задачи, проводить артиллерийские стрельбы. В лагере школьники практически изучат устав внутренней службы Красной Армии, караульную службу. Большое внимание будет уделено физической и строевой подготовке. За полтора месяца пребывания в лагере учащиеся спецшкол хорошо закалятся».

Воскресенье 22 июня началось в субботу, 21-го

«21-го днем к нам зашла жена Федина — Дора Сергеевна и с ужасом на лице сказала, что вот-вот будет война с Германией, — писала в своих воспоминаниях Зинаида Пастернак. — Как ни невероятно это звучало, но мы встревожились. Вечером я уехала из Переделкина с ночевкой в город…. В городе я зашла вечером к Сельвинским и рассказала им про слухи о войне. [Илья Львович] Сельвинский возмутился и назвал меня дурой. По его мнению, война с Германией совершенно недопустима, так как недавно с ней заключен договор».

Сын Марины Цветаевой, 16-летний Георгий Эфрон, почти каждый день делал записи в своем дневнике. Очень многие из них касаются бытовых подробностей московской жизни, которые дают нам возможность почувствовать те дни. 21 июня он, в частности, пишет: «Сегодня противная погода.…В конце концов, плохая погода немного освежает воздух, но противно все же».

Хотя существует распространенное мнение, что вечером в субботу, накануне войны, в московских школах проходили выпускные вечера, никаких официальных документов, газетных статей или дневниковых записей об этом событии найти не удалось^[6]. Действительно, на предшествующей неделе закончились экзамены и шло вручение аттестатов, но оно проходило в разные дни.

«Когда я в субботний полдень 21 июня 1941 года подъехал к посольству, мне пришлось оставить машину на улице, ибо во дворе посольства шла какая-то суета. Вверх поднимался столб дыма — там, видимо, что-то жгли. На мой вопрос, что там горит, “канцлер” Ламла ответил “по секрету”, что ночью он получил из Берлина указание уничтожить оставшиеся в посольстве секретные документы, за исключением шифровальных тетрадей, которые еще понадобятся. И поскольку уничтожить документы в печах посольства оказалось не под силу, ему пришлось по договоренности с послом развести во дворе костер. Через два часа все будет кончено, и я смогу снова поставить машину во двор», — писал в своих воспоминаниях бывший сотрудник немецкого посольства Герхард Кегель. К этому моменту он уже работал на советскую разведку и, поняв, что нападение произойдет буквально через несколько часов, экстренно связался с куратором «Павлом Ивановичем Петровым» и вечером сообщил о своих опасениях.

К этому времени Молотов уже вызвал германского посла Шуленбурга, которому вручил копию заявления по поводу нарушения германскими самолетами нашей границы. Шуленбург начал спорить, что ему об этом ничего неизвестно и что границу нарушают советские летчики. Молотов со своей стороны указывал на разный характер нарушений, например, на то, что немецкие самолеты залетают на большую глубину. Также «Тов. Молотов спрашивает Шуленбурга, в чем дело, что за последнее время произошел отъезд из Москвы нескольких сотрудников германского посольства и их жен, усиленно распространяются в острой форме слухи о близкой войне между СССР и Германией». «Шуленбург подтверждает, что некоторые сотрудники германского посольства действительно отозваны, но эти отзывы не коснулись непосредственно дипломатического состава посольства. Отозван военно-морской атташе Баумбах, лесной атташе, который не имел никакого значения. Из командировки в Берлин не вернулся Ашенбреннер — военно-воздушный атташе. О слухах ему, Шуленбургу, известно, но им также не может дать никакого объяснения».

Георгий Эфрон — родился под Прагой, вырос в Париже, жил в Москве, погиб при освобождении Белоруссии.

Управляющий делами Совнаркома Яков Ермолаевич Чадаев вспоминает, что на Политбюро «днем было принято постановление об объединении армий второй линии обороны, выдвигавшихся из глубины страны на рубеж рек Западная Двина и Днепр, под единым командованием», на МВО было возложено формирование Южного фронта, а также заслушано сообщение НКО о состоянии противовоздушной обороны и вынесено решение об усилении войск ПВО. Он утверждает, что в 7 часов вечера его пригласил к себе Александр Николаевич Поскребышев, чтобы отдать какой-то документ, и на вопрос Чадаева «Ну, что нового?», сказал, что «вот-вот ожидается нападение немцев»: «Уж очень сегодня что-то забеспокоился “хозяин”: вызвал к себе Тимошенко и Жукова и только что разговаривал с Тюленевым. Спрашивал у него, что сделано для приведения в боевую готовность противовоздушной обороны». Далее Поскребышев утверждает, что Сталин вызвал к себе также московских руководителей Щербакова и Пронина.

Командующий Московским военным округом (МВО) генерал Тюленев действительно в своих мемуарах упоминает этот разговор: ему было поручено довести боевую готовность войск ПВО до 75 %.

Пронин также вспоминает, как они с Щербаковым были вызваны в Кремль около 9 вечера и пробыли у Сталина до 3 ночи. «В приемной мы встретили группу военных работников. Вошли в кабинет: у всех суровые, озабоченные лица. Едва мы присели, как, обращаясь к нам, И. В. Сталин сказал: “По данным разведки и перебежчиков, немецкие войска намереваются сегодня ночью напасть на наши границы. Видимо, начинается война. Все ли у вас готово в городской противовоздушной обороне? Доложите!” В то же время он потребовал задержать в городе (день был субботний) руководителей районных партийных и советских организаций».

Однако, согласно журналу посещений кабинета Сталина, ни Пронин, ни Щербаков 21 июня в кабинете не были, а последние посетители — Молотов, Ворошилов и Берия — покинули кабинет в 23:00. Еще раньше кабинет покинули Тимошенко и Жуков.

По версии Пронина около 3 ночи они поехали отдыхать: «Минут через двадцать мы подъехали к дому. У ворот нас ждали. “Звонили из ЦК партии, — сообщил встречавший, — и поручили передать: война началась и надо быть на месте”».

Однако в мемуарах Георгия Попова утверждается, что он узнал о начале войны в 4 утра на даче в Усово, его разбудили стуком в окно. Когда он оделся и выбежал из дома, то увидел у ворот машину «Линкольн»: «В ней находился секретарь ЦК, МК и МГК ВКП(б) А.С. Щербаков. Он сказал мне: “Война. Война началась. Немцы полчаса назад перешли наши границы”»

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

2

Неразборчиво, предположительно написано «серое» или «ординарное».

3

Останки парохода «Профессор Мечников» ржавеют где-то под Саратовом.

4

Пароход был специально построен для Москвы и списан в 1961 году.

5

Грабарь Владимир Эммануилович (1865–1956) — юрист, друг Вернадского, специалист по международному праву, работал с Красиным и Микояном.

6

В ряде «немосковских» воспоминаний указываются даты 21 и 22 июня.