Остап Бендер – агент ГПУ

Анатолий Вилинович, 2015

Предлагаемый роман является продолжением предыдущих романов: «Дальнейшие похождения Остапа Бендера», «Остап Бендер в Крыму», «Остап Бендер и Воронцовский дворец». После потери не найденных сокровищ графини Остап Бендер со своими верными друзьями Шурой Балагановым и Адамом Козлевичем возвращается в Киев, продолжать свою предпринимательскую деятельность в поисках заветных миллионов.

Часть первая

После потери ненайденных сокровищ графини

Глава І

Неожиданная и многообещающая встреча

Компаньоны вышли из клуба в удрученном настроении и в трагическом молчании спустились в нижний парк дворцового комплекса. Медленно прошли по Пальмовой аллее сели на свободную скамью, пребывая в мрачном тягостном состоянии, искатели-неудачники графских сокровищ продолжали молчать. В ушах каждого, эхом отзывались слова Железнова: «Эти ценности спрятала графиня Воронцова-Дашкова. Наконец Бендер печально заговорил:

— Сейчас я чувствую себя обворованным, как в злополучную мартовскую ночь на румынской границе, — вздохнул тяжело.

— А у меня состояние души, Остап Ибрагимович, такое, как при расставании с автомобилями «изоттой-фраскини» и «Майбахом», когда нас ограбила банда Барсукова, — горестно промолвил Козлевич.

— И у меня, как тогда в Москве, командор, когда я машинально чуть было, не загремел снова в допру… — вздохнул тяжело Балаганов. И добавил: — Или когда под Севастополем бандит сорвал с меня пояс с деньгами, — добавил он.

— Вот видите, Шура, а вы не верили в существование клада графини, — тихо пожурил его Остап.

— Нет, почему, командор… — пожал плечами Балаганов. — Сомневался… Но какая теперь разница, верил не верил, сомневался не сомневался, когда ценности забрали гэпэушники. Ведь так, Адам Казимирович? — посмотрел он на Козлевича, ища поддержки. — Если по справедливости…

— Да, Шура, клад существовал… Значит, значит наши действия были правильными, но нас опередили власти… И что смешно, а для нас трагедийно, совершенно случайно, — ответил автомеханик, не погладив, как обычно, свои кондукторские усы.

— Если по справедливости, командор, то да, но почему нас неудачи преследуют? И те мешки с деньгами… Что теперь господин технический директор?

Услышав это непривычное к нему обращение, великий предприниматель-искатель миллионов удивленно взглянул на Балаганова и с тяжелым вздохом ответил:

— Я думаю, камрады, думаю…, — протянул слова в ответ Бендер.

— Мне кажется, хватит нам этих поисков, этого замечательного курорта, давайте вернемся в наш дом в Мариуполе и поживем спокойно. Тем более что уже осень, а там зима… — пригладил на этот раз свои кондукторские усы Козлевич.

— Послушайте, Адам Казимирович, вы как-то говорили, что хотели бы открыть свое таксомоторное предприятие, — посмотрел на непревзойденного автомеханика Остап.

— Говорил, Остап Ибрагимович, разумеется, неплохо было бы, — кивнул головой Козлевич.

— Так может, давайте и откроем? Вот только я думаю, где? Здесь, в Крыму? Так лучше было бы, открывать таксопарк в курортный сезон. В Мариуполе? — продолжал медленно рассуждать вслух Бендер. — Город небольшой, по сравнению с другими городами, приезжих в осенне-зимнее время будет немного, да и весной. А вот если открыть таксомоторный парк в большом городе…

— Эх, в Киеве!.. — воскликнул Балаганов.

— Да, неплохо было бы, — ответил Остап. — Но нам там нежелательно показываться после нашего развенчанного «ДОЛАРХа», камрад Балаганов, к сожалению, — ковырнул носком туфли гравий он. И задумался.

Так они сидели, обсуждая варианты своей дальнейшей деятельности, благодаря которой они хотели получить миллион.

Был вечер, но было еще светло. Сквозь пальмы и кроны платанов, на поляне за аллеей, просматривалась даль моря с ясным горизонтом. Головки цветов, растущих между волосистых стволов пальм, покачивались от легкого бриза. Трое единомышленников некоторое время молчали, затем Остап сказал:

— Да, если бы наш ДОЛАРХ не засветили энкаведисты, то в Киеве… — и вдруг запнулся, посмотрев в конец аллеи.

Посмотрели туда и его компаньоны и, увидев людей приближающихся к ним, даже привстали.

То, что Бендер увидел, его подбросило, как пружиной. Он готов был взлететь, как дичь, почуяв опасность, вскочить, убежать, как олень от охотников, но было уже поздно, и он остался сидеть между своих единомышленников. Сидел и не отводил взгляда от приближающихся к ним, начальника Крымского ГПУ Ярового и довольно плечистого мужчины. А между ними он отчетливо увидел хорошо знакомую ему энкаведистку Клару. Она смеялась, слушая каламбур идущих с ней мужчин.

Здесь следует сказать несколько пояснительных слов…

Было время, когда власти всегда и во всем видели заговоры. Если власть была у белых, они видели заговоры красных. Если власть была у красных, то они видели заговоры белых, так называемых контрреволюционеров. И те, и другие власти мешались на заговорах. Они видели их там, где их и не было вовсе. Были ли заговоры и тех и других, не было заговоров ни красных, ни белых, но при таком уже привычном положении в период гражданской войны и после нее, много виновных и невиновных людей арестовывалось. Их допрашивали, избивали, пытали и расстреливали. Красные, — как врагов революции, Советской власти, белые, — как людей продавшихся большевикам, как изменников царю и отечеству. И если белые много расстреливали таких, то красные по лозунгу Ленина: «В ответ на белый террор — ответим нашим, красным террором!», расстреливали без должного суда и следствия тысячи и не так врагов народа, как просто подозреваемых и неугодных этим самым большевикам. Для этого была создана Чрезвычайная комиссия во главе с Дзержинским. После него эту комиссию — сокращенная аббревиатура — ЧК, возглавил его заместитель Менжинский, имея в заместителях старательного Генриха Ягоду. В те годы на следственный аппарат НКВД выпали чудовищные нагрузки. Следователи неделями и месяцами не выходили из своих кабинетов, валились с ног, засыпали за рабочими столами, забывали о семье, о близких. И великий вождь, отец, друг, учитель всех народов-правитель совдепии через своего наркома НКВД облегчал тяжкую участь сотрудников многомиллионного аппарата НКВД с отделом ГПУ. Им увеличили получки втрое, строили и устраивали квартиры, открыли для чекистов полторы сотни новых санаториев и курортов в дополнение к существующим. Все черноморские берега переключили на оздоровление осведомительно-следственного аппарата НКВД.

Вот такими представителями чекистской элиты и являлись те трое: Яровой, Клара и рядом с ней еще один плечистый из такой же конторы. Они прогуливались по Пальмовой аллее после царского ужина в санатории «10-лет Октября», размещенном в большей половине корпусов Воронцовского дворцового комплекса.

— Спокойно, камрады, — прошептал Бендер, опустив голову, будто разглядывал носки своих башмаков.

— А-а, севастопольские знакомые? — раздался голос Ярового, поравнявшись с сидящими.

Остап поднял голову, натянуто улыбнулся и, привстав, промолвил:

— Здравствуйте, Павел Антонович, здравствуйте…

— А меня, что же не узнаете, Остап Ибрагимович? — повела игриво глазами Клара.

Плечистый вопросительно взглянул на Клару, затем на Ярового, который сказал:

— Знакомьтесь, товарищи, Я вам потом расскажу, Семен Гаврилович, какая любопытная история произошла в Севастополе, она и познакомила нас. Но это потом. А сейчас, Остап Ибрагимович, разрешите вам представить… Да, ваши земляки из Киева, начальник тамошнего ГПУ Шавров Семен Григорьевич и сотрудница оттуда же Клара Шаврова.

— Бендер Остап Ибрагимович, председатель Киевского добровольного общества любителей археологии, — склонил чуть голову он. И с наигранной веселостью в голосе сказал, обращаясь к молодой женщине: — А-а, вот почему вы отвергали все мои ухаживания и провожания, когда мы с вами долбили камень науки в библиотеке ВУАКа.

Клара взглянула на своего мужа, как это определил Бендер, услышав ее фамилию, и, продолжая смеяться, сказала:

— Ну, это все еще было до того, Остап Ибрагимович.

— Понимаю, понимаю, — закивал головой Бендер.

Балаганову и Козлевичу ничего другого не оставалось, как стоять по обе стороны своего председателя и посматривать на Клару и ее провожатых.

Затем Бендер сказал:

— А это сотрудники-археологи нашего общества, — указал он на своих друзей.

Балаганов стройно встал и по-джентельменски назвался:

— Балаганов, Александр.

— Адам Козлевич, — последовал его примеру непревзойденный автомеханик.

— Очень приятно, товарищи, — кивнул плечистый гэпэушник из Киева.

— Ну, прекрасно, я вам потом расскажу, как все было, — пояснил Яровой.

— Вы, наверное, отдыхаете в санатории «Десять лет Октября»? В Воронцовском дворце? — спросил как уже хорошо знакомых Остап.

— Да вот, представилась такая возможность, — улыбнулся ему Яровой.

— О, прекрасный санаторий должно быть, — восторженно произнес великий предприниматель. И видя проницательный взгляд киевского начальника, Остап сказал: — Ну, мы с вами еще встретимся, Павел Антонович, — и, выдавив на лице улыбку, загадочно сказал: — Может еще, чем поможем.

— Да, Остап Ибрагимович, мир тесен, — улыбнулся тот. Но увидев проницательные взгляды своих киевских коллег, спросил: — Что так, Семен Гаврилович? Клара?

— Да, я получил письмо, что ни с того ни с сего нашей конторой начала интересоваться милиция. И я бы хотел уточнить, с чего бы это? Семен Гаврилович?

Клара отступила, взглянула на своего кавалера и отвела глаза в сторону, А тот сказал:

— Ну, поскольку это касается не моей службы, то ничего определенного я сейчас сказать не могу… товарищ Бендер.

— Но, Семен Гаврилович, если какие-либо шероховатости, я дам рекомендацию и отпишу, как эти молодцы помогли нам раскрыть бандитку, пробравшуюся на службу к нам, то вы сразу же измените свое к ним отношение, — неожиданно выступил в роли защитника Яровой.

— Ах, вот вы какой, — прищурила глаза энкаведистка. — Выходит, я была не права, имея о вас другое мнение?

— Разумеется, товарищ Клара, — улыбнулся ей Бендер. — Знаете, у Марка Твена есть известное изречение. Так я могу его перефразировать: «Слухи о моей незаконной деятельности сильно преувеличены».

Клара рассмеялась, и ее скупо поддержал киевский гэпэушник и более весело Яровой. Шавров сказал:

— Что ж, посмотрим, посмотрим. Послушаю своего коллегу о вашем подвиге, товарищи, — без улыбки произнес тот. — Но если Петр Николаевич так говорит, то я разберусь, чем это интерес милиции к вашей конторе вызван.

— Вот-вот, именно, подхватил председатель ДОЛАРХа, ни с того, ни с сего к нам археологам, преданным Советской власти, в чем убедился вот товарищ Яровой, он может подтвердить имеющиеся у него факты.

— Разберемся, разберемся, товарищи. Кстати, вы здесь отдыхаете? — спросил Шавров.

— Не до отдыха, Семен Гаврилович. Летняя пора — страдная пора для археологов. Отыскиваем места древних тавров, проживающих здесь когда-то, — без запинки выпалил Бендер.

— Любопытно, интересно, товарищи. Что ж, до встречи в Киеве, Остап Ибрагимович. Как приедете, сразу же прошу ко мне, — взял под руку Клару Шавров. — До свидания, товарищи археологи.

Яровой тоже собрался идти, но сказал:

— Да, Остап Ибрагимович, если у вас возникнут какие-либо проблемы, прошу ко мне. Отпуск мой заканчивается. Знаете где меня найти в Симферополе. До свидания, товарищи.

— До свидания! — раздалось дружное, в три голоса представителям органов.

Шавров собрался уже идти, но помедлили и сказал:

— Товарищ Бендер, вернетесь в Киев, загляните ко мне, возможно у моей службы найдется для вас поручение, — взглянул он на Клару.

— Благодарю вас, товарищ Шавров. Обязательно, как вернусь, непременно прийду к вам на прием.

— До свидания! — еще раз громко произнесли компаньоны в три голоса.

И слыша это, можно было с уверенностью сказать, что они с большим удовольствием прокричали бы «прощайте».

Как только гэпэушники удалились, Балаганов прерывающимся от волнения голосом спросил:

— Командор, вы действительно думаете вернуться в Киев и пойти к гэпэушникам?

За все время встречи с нежелательными представителями органов он был в невероятном напряжении. И при словах «ГПУ», «милиция» невольно вздрагивал и втягивал голову в свои молодецкие плечи.

— Ох, детушки, — начал закуривать Бендер папиросу из пачки «Южные», что свидетельствовало о его недавнем пережитом состоянии. — Я побываю у Симферопольского гэпэушника и посмотрю, какую он выдаст мне индульгенцию.

Он тоже, как и его молодой компаньон чувствовал себя во время встречи с неожиданными охранителями власти настолько неуютно, что даже ни разу не прикоснулся к своим заветным усам.

— Ну, давайте логично рассуждать, камрады, в чем заключается наше преступление? Подозрение, узнавание, что имели дело с иностранцами? Затем, дело дошло до обыска. Ничего не нашли, с поличным нас не взяли. Так чего же нам, собственно говоря, бояться? — рассуждал вслух Бендер. — Ни под какую уголовную статью они подвести нас не смогут. Все то, что мы приобрели, надо перебрать и устроить в конторе музейную витрину. Но это, детушки, тихо, тихо, — замахал рукой Остап, видя как его компаньоны, беспокойно заерзали на скамье. — Это мы еще обсудим, это мы еще решим. Не сейчас, голуби вы мои. Видите, как интересно иметь хорошие отношения с органами, которые иногда перерастают в органы покровительствующие нам.

Некоторое время искатели графских сокровищ молчали. Смотрели сквозь пальмы и кроны платанов на близкое море внизу, на проплывающий вдали белый пароход с хвостом сизого дыма и думали по-разному, но примерно об одном и том же.

Бендер встал, прошел к урне и бросил туда окурок. Вернулся и с усмешкой на лице сказал:

— От самой румынской границы никак не могу избавиться от внимания к моей особе стражей Советской власти. Так может дойти до того, что мне предложат в органах и службу, — рассмеялся Бендер.

— Ох, командор, лучше уж это, чем работа на Беломорканале или в тайге, — двинул плечами рыжеволосый друг.

— И все же, Остап Ибрагимович, какие наши ближайшие действия чтобы…

— Чтобы приступить к осуществлению нашей новой идеи, хотите сказать, товарищ Козлевич? — за все время знакомства и дружбы Остап так впервые назвал вдруг очень уважаемого им скромного Адама Казимировича.

— Вот именно, товарищ председатель, — тернул обеими руками по своим усам тот.

Остап встал и спросил глядя то на одного, то на другого концессионера:

— Помните, мои страдальцы — искатели, ту типографию Госиздата, когда мы искали знаменитого фотографа Глеба Мацкина?

— Помним, — скучно промолвил Козлевич.

Немного помедлив, ответил и Балаганов.

— Когда вы, командор, бухгалтера приняли за Корейко.

— Да, очень похож тот на Корейко и тоже Александр Иванович.

— И что из этого, Остап Ибрагимович? — спросил Козлевич.

— А вот сто, детушки-неудачники. Этот самый Корейко…

— Который принес миллион на тарелочке с голубой каемочкой?

— Вот именно, Шура. Так вот, этот миллион из других пачек миллионов он заработал, знаете как?

Единомышленники Остапа молча уставились на своего предводителя. Тот загадочно промолчал и провозгласил:

— Да выпуском открыток!

— Открыток?! — удивился Балаганов.

— Этой мелочью? — кашлянул Козлевич.

— Он наводнил ими всю Среднюю Азию, эсэсэр, камрады непонятливые вы мои. Страна строит социализм, индустриализацию, электрификацию эсэсэр, вот он и начал выпускать открытки с видами этого строительства! Это приветствовалось властями Советов, друзья мои искатели.

— Копеечное дело, Остап Ибрагимович, — двинул плечами Адам.

— Для нашей лотереи мы же их покупали, командор, — напомнил Балаганов.

— Нет, детушки, это будут уже не те открытки Корейко, а открытки с видами Крыма, а не индустриализации.

— Опять-таки, если по справедливости, командор, если их уже выпускает государство, так зачем нам тогда?

— Вот вы всегда, Шура, так…

Конец ознакомительного фрагмента.