Пацан на войне. Автобиографические очерки

Анатолий Афанасьевич Ларченко

«Каждый солдат остается в живых лишь благодаря тысяче разных случаев. И каждый солдат верит в случай и полагается на него».Эрих Мария Ремарк, «На Западном фронте без перемен»

Начало войны

В 1941 году я учился в пятом классе. Помимо школьных занятий я занимался после уроков по монтажу электропроводки. В основном была практика: монтаж проводов по стенам школы. Но это продлилось не долго. А нам с приятелем очень хотелось записаться в какой-нибудь кружок во Дворце пионеров в Аничкином дворце на Невском. В какой кружок и сами толком не знали. Ходить во дворец Пионеров, было, как сейчас говорят, модно. Пришли вдвоём с приятелем Колей Барановым во дворец. С кем-то поговорили. Видимо талантов у нас не нашли или не оценили и предложили позаниматься в кружке по изучению ручного пулемёта. Мы согласились.

Надо признаться, что в предвоенные годы велась систематическая военная пропаганда. Литература, кино, радио — всё было пронизано пафосом войны. Песни типа: «Если завтра война, если завтра в поход» звучали на каждом углу. Я думаю, что эта психологическая атака влияла и на нас — детей.

Война в Испании, бои на Халхин-Голе, бои на озере Хасан с японцами. Война с Финляндией 1939 года. Победы немцев на западе, ввод наших войск в Прибалтику и Бессарабию. Война, война. Войска, войска… И на улицах было так много военных. Всё это действовало на нашу детскую психику, вызывало неосознанный интерес к военным делам у пацанов. И одновременно влекло к каким-то подвигам. Каким было не понятно, но потом, когда, шла Отечественная война было много истинных героев.

А пока мы сгибали спины над пулеметом, изучая его конструкцию, мы были лишь «повторителями» и жили с понятиями героев гражданской войны: Чапаева, Фрунзе, Лазо. Книжные и киношные герои заполняли пустоты наших детски голов.

Главная задача партийных идеологов того времени был патриотизм внушаемый нашему поколению. Нас окружали враги, шпионы, капиталистические кровопийцы рабочего класса. Внушали и о врагах народа… наших дедов, отцов. В учебниках обязывали зачеркивать все фамилии и портреты «врагов народа», которых арестовали, вчерашних героев революции.

Ясно, что и я и мои сверстники к 13—14 годам были с испорченной психикой. Это, наверное, основная причина, почему у меня и моего приятеля оказался в руках ручной пулемет. Что мне это дало? Думаю главным результатом для меня было познание того как действуют между собой отдельные части механизма. Было и разочарование. Когда все начиналось, нам обещали, что свезут на стрельбище — пострелять из пулемета. Не случилось — обманули.

Лето 1941 года было теплым и солнечным. 22 июня настроение у всех с утра было хорошее, у меня тоже. Я один поехал в Павловск. Приехал, взял у дяди Феди велосипед и поехал кататься. Сидя на седле велосипеда, я ногами не мог достать до педалей, поэтому ездил сидя на раме. Олега в Павловске в тот день не было, и я один разъезжал туда-сюда. Съездил к бабушке попить молока. Съездил в парк. А потом услышал по радио через громкоговорители на улице, что началась война. Я поставил велосипед на место и вернулся в Ленинград. И всех родственников, проживавших в Павловске, кроме тетки Натальи, я больше не видел в течении пяти лет. Только после войны некоторые из них вернулись, но уже в Ленинград и в Псков. В Павловске с 1941 года никто из наших родственников к сожалению, больше никогда не жил.

Эвакуация школы

Немцы наступали и быстро продвигались вглубь страны. Ленинградские школы стали в спешном порядке эвакуировать. Никто ничего не понимал что происходит. Но как послушные граждане подчинялись властям. Сказали, что детей школьного возраста надо эвакуировать вместе со школой и родители подчинились. Отца в городе не было. Собрала мама вещи по списку и сложила в мешок. С этим мешком приехали мы с ней на вокзал в установленное время. Мама посадила меня в поезд, помахали мы друг другу рукой и поезд отвез меня в город Старая Руса. Сама мама, с моим братом Володей, ему было 4 года, осталась в Ленинграде. Через несколько дней вернулся отец и его сразу забрали в армию.

Я со своей школой приехал в Старую Руссу. Несколько дней мы жили в этом городе. В это время школьница из нашей школы утонула в речке. Это была большая для нас всех трагедия. Вскоре из Старой Русы нас перевезли в деревню километров 10 от города. Разместили в деревянной школе. Стали работать. Помогали колхозникам убирать и вывозить сено с полей.

А немцы между тем стали продвигаться в сторону Старой Русы. Школу нашу стали готовить к эвакуации дальше, в Ярославль. И поехал бы я туда, но судьба в моей жизни была совсем иной. Знаю, только, что многие школьники обратно в Ленинград так никогда и не вернулись.

Мы с приятелем Колей обсуждали, как нам сбежать из школьного лагеря и вернуться в Ленинград. Решили вещи оставить в школьном лагере и налегке пешком идти в Старую Руссу на вокзал. Но события неожиданно развернулись в нашу пользу. Вдруг приехала Колина мама, стала собирать его вещи и сообщила директору о намерении забрать Колю. Я тут же проявил инициативу — уехать вместе с Колей из школьного лагеря и вернуться в Ленинград. Втроем пешком по грунтовой дороге мы пошли на «большак» — дорогу, ведущую в город. Вышли мы на шоссе, а по нему двигаются колонны военных машин в сторону Старой Руссы. Мы стали поднимать руки — проситься, чтоб нас подвезли. Одна из машин остановилась, мы залезли в кузов и поехали. Не доезжая до города километра два, машина остановилась, и мы увидели, как немецкие самолеты бомбят Старую Руссу. Бомбы в виде точек падали вниз, а потом взрывы и грохот. В это же время на обочине дороги, где мы остановились, не обращая внимания на бомбардировку города, солдаты резали барашка — видимо очень хотели есть. Когда бомбежка города закончилась мы пошли в город на вокзал. На вокзале стояли два пассажирских поезда. В один из них мы сели и стали ждать. Вдруг объявили, что в Ленинград отходит не наш, а второй поезд. Мы побежали и едва успели сесть, как поезд тронулся в путь. В поезде мы узнали, что немцы подошли очень близко к городу и что этот наш поезд, был последним уходящим из Старой Руссы.

Поезд наш шел медленным ходом. В пути несколько раз останавливался прямо в поле. Через два часа пути поезд опять остановился. И тут мы услышали гудение самолетов. Это были немцы. И сразу на наш поезд сбросили несколько бомб. Пассажиры поезда побежали в разные стороны от поезда. Мы с приятелем, почему-то остались в вагоне и разинув рты через окно смотрели, как немецкие самолеты на бреющем полете разворачивались, заходили со стороны в хвост поезда… и опять летели вдоль нашего состава. Теперь они стреляли из пулеметов по бегущим людям. Спохватились мы, когда увидели, как фонтанчики пыли от пуль возникли на дороге возле ног бегущего в военной форме. И тут же протарахтело по крыше нашего вагона. Мы поняли, что это пули и быстро свалились на пол и залезли под нижние полки вагона. Обстреляв наш поезд, немцы улетели. К нашему счастью и паровоз и вагоны не были повреждены. Железнодорожное полотно тоже. Поезд двинулся дальше. Налетов больше не было. Мы приехали в Ленинград, и я в первый раз предстал перед мамой живой и невредимый. Потом на этой войне будет второй раз, когда я после двухлетней разлуки вернусь домой и так же неожиданно предстану перед своей мамой и тоже живой и невредимый. Но об этом я расскажу потом.

Теперь мы были втроём: мама, я и брат. Но мы не знали, что нас ожидает. Пока были будни. А потом как-то сразу началась Блокада Ленинграда. Потом был голод. Мой приятель Коля и его мама, с которыми я вернулся из Старой Русы, умерли в блокадные дни от голода. Они помогли мне вернуться в Ленинград, а сами на выжили. Вечная им память.

Отца забрали на войну

Вернулся я домой из Старой Руссы, а отца дома нет. Его забрали в армию. Приписан он был в артиллерийскую часть, которая находилась под Мурманском. Туда он и уехал бы, но сообщение с Мурманском прервалось и выезд его задержался. А тут под Ленинградом обстановка осложнилась — немцы шли на город всеми силами. Помог отцу и наш родственник, который посодействовал отцу получить направление в Ленинградский военный округ. Сначала отец попал в прожекторный полк с зенитными установками. Находилась его часть в Семрино. А когда усложнилась обстановка на Карельском перешейке, полк по тревоге сняли с места — на ходу переделав в стрелковый. На машинах личный состав полка стали перевозить в срочном порядке на Карельский перешеек. Колонна машин, в которой ехал отец проезжала Павловск. На улице Революции, у дома родителей, отец попросил остановить машину и зашел к отцу с матерью. Был очень жаркий солнечный день. Отец был мокрый от пота. Мать дала ему свежую рубашку. Отец попрощался со своими родителями и поехал дальше. Путь его лежал через Ленинград по Литейному проспекту, который пересекает улицу Чайковского, где мы и жили. Отец завернул свою машину и заехал домой. Пребывание его было коротким — всего несколько минут. Он завез домой мешок картошки и два небольших ящика с соевыми конфетами. Этот запас в дальнейшем, когда начался голод, очень выручил семью. Отец уехал на фронт. Месяца два от него не было известий. Появился он дома неожиданно и рассказал, что с ним было. Из специалистов — прожектористов всех сделали стрелками пехоты и сразу бросили в бой. Неподготовленные бойцы и командиры оказались в окопах переднего края. Попав под обстрел артиллерии и минометов финнов, солдаты поползли по кустам и ложбинам. Организация обороны была слабой, неорганизованной. Офицеры не знали, что делать. Связь с вышестоящими отсутствовала. Финны методично обстреливали наши части и продвигались вперед. Потери наши были очень большими и наши войска отступали. Затем «прожектористы» были заменены кадровыми частями. Продвижение финнов остановили. Отца перевели в техническую часть.

Спасла отца рубашка, которую дала ему мать, и которую он одевал перед боями. В этом были убеждены старики. По старинному поверью, если мать давала войну рубашку перед боем, то воин оставался жив. Отец остался жив, а потом и нас спас от смерти.

Все это происходило по эту сторону фронта. А по другую сторону, в это же время на оккупированной немцами территории, оказались наши родственники и что с ними произошло мы тогда не знали.

Родня

Я уже говорил, что родственников живущих до войны в Павловске мы не видели всю войну до 1945 года и ничего не знали об их судьбе. Потом, после войны многое стало известно о том, как они жили в это время.

Остановлюсь на Фёдоре, брате моего отца. Это был мудрейший и очень практичный в жизни человек. Он был главой семьи всех по фамилии Ларченко. Он первый из Ларченко переехал в Ленинград. Первый из Ларченко окончил институт и гордился этим. Не будучи членом партии ВКПБ он всегда занимал руководящие должности. Был грамотным инженером и среди его знакомых были ученые мужи с дореволюционной подготовкой. Круг его интересов был широким. Он общался с духовенством. Работал всегда так, что получал большие деньги. Имел большой успех во времена НЭПа. У него был большой круг знакомых, как по работе, так и среди руководства местной власти. Председатель исполкома города Павловск Тарасов, был его лучшим другом. Тарасов помогал Фёдору до войны, а Фёдор помогал во время войны, когда Тарасов был в партизанах Ленинградской области. Помогал продуктами, одеждой. Портрет Тарасова представлен в музее «Обороны Ленинграда». Есть описание его подвигов в период, когда он был одним из руководителей партизан. Тарасов погиб на войне. На войне как на войне — люди погибают. Но главное для каждого человека, кто попал на войну, было сохранить свою жизнь. Для Фёдора Михайловича было самым важным сохранить и уберечь от несчастья свою семью, своих близких. Два родных брата: мой отец Афанасий Михайлович и мой дядя Фёдор Михайлович оказались в труднейшем положении. На плечи Фёдора легли заботы о четырнадцати его близких родственников, а Афанасия о шести близких.

Фёдора война застала в Пскове. Работал он там на строительстве фабрики. Немцы подошли к Пскову. Фёдор свернул свои дела и вернулся домой в Павловск. Фёдору был 41 год. Его семья состояла из четырех человек: он, жена и два сына. Старшему сыну 14 лет, младшему 4 года. В квартире где жил Фёдор с семьей проживали две сестры и брат тети Зины — жены Фёдора. У всех были маленькие дети. В Павловске так же жили его родители, а так же его родная сестра Наталья с двумя маленькими детьми. Рядом с Фёдором в соседнем доме жил его родной брат Марк с женой и сыном. Все эти родственники приехали в Павловск к Фёдору из Витебска в разное время. Сейчас, только удивляешься, как можно было их всех принять, обеспечить жильем, работой. И у Федора Михайловича это легко получалось. Все приехавшие как-то устраивались и жили.

Немцы быстро подступали к Ленинграду. 17 июля 1941 года они были уже под Лугой. Что делать с этой толпой родственников? Перевозить всех в Ленинград — некуда, да и бессмысленно ехать в перенаселенный город, который вот-вот начнут бомбить. Оставаться в Павловске тоже глупо. Все равно придется куда-то уезжать. И Фёдор принимает решение — ехать дальше от Ленинграда в Вырицу. Вырица это дачный поселок. С началом войны многие дачи пустовали и их можно было занять, чтобы жить в них. Еще Вырица была на пути к родному Витебску.

Немцы были под Лугой, но в Вырицу еще ходили поезда. Поэтому все родственники из Павловска стали перевозить свои вещи. В Вырице очень скоро появились немцы. Родственники прятались в вырытых кем-то земляных щелях. Однажды подошел немец с винтовкой и скомандовал, чтобы все вышли. Пересмотрел нет ли среди прятавшихся советских военнослужащих. Встреча с немцем закончилась без насилия.

Вскоре немцы захватили Павловск и Пушкин и окружили Ленинград. Фёдор Михайлович был всегда умным и предприимчивым. Из Вырицы он перевез всех в Сиверcкую. Это был крупный поселок с производственными предприятиями, и там можно было начать жить.

Блокадная осень и зима 1941 года

Наши родственники оказались на оккупированной территории. А наша семья оказалась в блокированном немцами Ленинграде. 1 сентября 1941 года я пошел учиться в шестой класс, но занятия в школе вскоре прекратились. Началась бомбежка города. В начале сентября немцы подожгли Бадаевские продовольственные склады. Дым от пожара был огромных размеров по ширине и поднимался на большую высоту. Мы пацаны наблюдали этот дым с крыши нашего дома и не поняли тогда, что это дым смерти города. Запасы продовольствия сгорели и сразу снизили норму выдаваемых продуктов. Потом норму снижали несколько раз и к декабрю норма хлеба составила 125 грамм на человека.

Уже в сентябре вся наша семья переселилась из квартиры в бомбоубежище. Была перенесена туда железная кровать, на которой и спали. Воздушную тревогу объявляли очень часто, поэтому пребывание моей мамы и брата в бомбоубежище было почти постоянным. Я же уходил потихоньку от мамы из бомбоубежища во двор, а потом мы с пацанами лезли на крышу дома и смотрели где и какой район бомбят.

Конец ознакомительного фрагмента.