«Кантокуэн» – «Барбаросса» по-японски. Почему Япония не напала на СССР

Анатолий Аркадьевич Кошкин, 2011

В книге профессора-востоковеда на документальной основе показана политика милитаристской Японии в отношении Советского Союза накануне и в годы Второй мировой войны. Раскрытие стратегических и оперативных планов, комплекса мероприятий по подготовке к войне против СССР в 1931–1945 гг. дает возможность глубже понять характер агрессивных замыслов японского руководства, вскрыть причины провала так называемой стратегии «спелой хурмы», предусматривавшей вероломное нападение на нашу страну в случае ее поражения в войне против гитлеровской Германии, а также опровергнуть фальсифицированную версию о якобы «честном выполнении Японией японо-советского пакта о нейтралитете 1941 года».

Оглавление

Из серии: Военные тайны XX века

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги «Кантокуэн» – «Барбаросса» по-японски. Почему Япония не напала на СССР предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Глава вторая

Операция № 8: Номонхан

Провокационная инструкция

Продемонстрированная готовность сразиться с Советским Союзом имела и немаловажное дипломатическое значение, ибо именно в это время Япония вела переговоры с Великобританией о разделе Китая. Хасанские события были использованы японцами на этих переговорах с целью побудить британское правительство не создавать для Токио затруднений на китайском фронте в ожидании большой войны с СССР. 20 августа 1938 г. посол Великобритании в Токио Роберт Крейги телеграфировал в Лондон, что японский премьер-министр Коноэ Фумимаро выразил готовность сотрудничать с Великобританией в оккупированных районах Китая. 1 сентября английское правительство дало свое согласие на такое сотрудничество.

О том, насколько были серьезны расчеты США на расширение вооруженного конфликта между Японией и СССР, свидетельствовали публикации в американской прессе, провокационный характер которых был очевиден. Так, например, 13 августа 1938 г. влиятельная американская газета «Нью-Йорк таймс» писала: «Пограничный (хасанский) инцидент еще не урегулирован… Инциденты могут легко возникнуть повсюду… Вдоль маньчжурской границы, вне всякого сомнения, найдутся места, которые, согласно московской карте, могут оказаться русскими, но которые заняты японцами». Отмечая, что «японские закупки нефти, производящиеся почти полностью в США, резко возросли», американская пресса давала понять, что в случае столкновения с СССР Япония может рассчитывать на еще большую материальную помощь из-за океана.

Осенью 1938 г. японское правительство активизировало дипломатические переговоры с Великобританией, добиваясь от нее признания захватов Японии в Китае. К этому ее подтолкнуло подписание 30 сентября 1938 г. правительствами Великобритании и Франции мюнхенского соглашения с гитлеровской Германией и фашистской Италией, результатом которого явилось расчленение Чехословакии. Совершенное в Мюнхене предательство убеждало японское правительство, что Лондон может пойти на подобное соглашение и на Дальнем Востоке.

В Токио видели двойственность политики Великобритании в отношении Китая. С одной стороны, английское правительство, оберегая свои экономические интересы, не желало усиления Японии в Китае и пыталось этому противостоять, а с другой — готово было пойти на сделку с Токио за счет Китая, если японская экспансия будет повернута на север, против Советского Союза. Поэтому японские лидеры стали усиленно убеждать англичан в возможности сотрудничества в оккупированных районах Китая, если Великобритания откажется от поддержки правительства Чан Кайши.

При этом японцы продолжали разыгрывать в дипломатической игре с США и Великобританией «советскую карту». В сентябре 1938 г. Коноэ вновь выступил с призывом к усилению борьбы с «коммунистической опасностью». В Лондоне и Вашингтоне восприняли это как свидетельство сохранения в Японии планов войны с СССР.

24 сентября Китай вновь обратился в Лигу Наций за помощью в борьбе против японской агрессии. Однако его поддержал только Советский Союз, который продолжал настаивать на коллективных действиях для прекращения военных действий Японии в Китае. Великобритания же, вступив на путь умиротворения, искала возможности для сговора с Японией. 27 сентября посол Крейги писал в Лондон: «Мы уже давно нащупываем базу для сотрудничества между английскими и японскими властями в Китае по защите английских интересов, и мы были бы готовы сделать все, что в наших силах, для укрепления сотрудничества в этой области».

Видя проявленную в Мюнхене уступчивость западных держав, японцы сочли момент благоприятным для развертывания наступления на юг Китая, где интересы Великобритании и США были особо велики. 22 октября 1938 г. японские войска захватили Кантон, а 25 — Ухань. С потерей порта Кантон Китай оказался изолированным от внешнего мира. К концу октября японцы оккупировали огромную территорию Китая, овладев его главными промышленными центрами.

Вслед за этим, уверившись в безнаказанности своей агрессивной политики, японское руководство открыто заявило о претензиях на всю Восточную Азию. 3 ноября было опубликовано «Заявление императорского правительства», в котором объявлялось, что «империя ставит своей целью построение нового порядка, который должен обеспечить стабильность в Восточной Азии на вечные времена. В этом же заключается конечная цель и нынешних военных действий… Идея построения нового порядка в Восточной Азии возникла еще во времена, когда складывались основы современного японского государства. Ее осуществление является священным и славным долгом нынешнего поколения японского народа… Правительство заявляет о твердости этого курса империи и о своей решимости претворить его в жизнь».

В заявлении выражалась уверенность в том, что «великие державы тоже правильно поймут наши истинные намерения и будут поступать соответственно новой ситуации, сложившейся в Восточной Азии». В целях разъяснения «истинных намерений» приводилась прежняя антикоммунистическая риторика. Империалистическая агрессия в Восточной Азии прикрывалась лозунгом «обеспечения совместной борьбы против коммунизма». Не вызывает сомнения, что появление этого заявления было одним из результатов мюнхенского сговора. Именно после проявленной Великобританией и Францией беспринципной уступчивости агрессорам в Европе в Токио решили, отбросив маскировку, открыто заявить о своих планах завоевания господства в Восточной Азии и на Тихом океане, вытеснения из этого региона других колониальных держав. Заявление о намерении Японии установить новый порядок в Восточной Азии было равнозначно объявлению об отказе японского правительства от пропагандируемого американцами принципа «открытых дверей» в Китае. 18 ноября правительство Японии направило американскому правительству ноту, смысл которой состоял в подтверждении того, что принцип «открытых дверей» несовместим с японским «новым порядком».

Лишь после этого в Вашингтоне всерьез осознали, что экспансионистские планы Японии не ограничиваются оккупацией отдельных районов Китая с последующим продвижением на север, против СССР. Демонстрируя свое недовольство распространением японской экспансии на юг Китая, США негативно ответили на зондаж Японии о заключении нового японо-американского торгового договора и в декабре 1938 г. одновременно с Великобританией предоставили Китаю займы. Представители американского правительства пригрозили Японии, что в случае нарушения интересов США в Китае может «прекратиться дальнейшая помощь Японии». Были предприняты и некоторые другие шаги, преследовавшие цель продемонстрировать тесное политическое сотрудничество между США и Великобританией по вопросам Китая.

Хотя эти меры всерьез озаботили японские правящие круги, они не отказались от своих экспансионистских планов, рассчитывая на продолжение западными державами политики «дальневосточного Мюнхена». О намерениях Японии не останавливаться на достигнутом свидетельствовала оккупация в феврале 1939 г. китайского острова Хайнань, а в марте — островов Спратли, обладание которыми выводило японские вооруженные силы непосредственно на подступы к владениям западных держав в Юго-Восточной Азии.

Так как дальнейшее продвижение на юг было сопряжено с опасностью возникновения конфликтов с европейскими колониальными державами, а также США, в Токио задались целью нарушить возможную коалицию западных держав против Японии. Сделать это планировалось путем достижения договоренностей с Великобританией об отказе ее от поддержки Китая. Японское правительство видело стремление Лондона не осложнять отношений с Японией, сохранять с ней «корректные дипломатические отношения». В ноябре 1938 г. премьер-министр Великобритании Невилл Чемберлен, характеризуя политику британского правительства на Дальнем Востоке, высказал желание «поддерживать дружественные отношения с обеими странами (Японией и Китаем. — А.К.) в надежде на наступление момента, когда их разногласия будут урегулированы…»

Главная цель Японии состояла в том, чтобы вынудить Великобританию признать «создавшуюся обстановку в Китае». В этом случае у японцев появлялась возможность принудить китайское правительство к капитуляции и сосредоточить основные усилия на подготовке к войне с великими державами на юге и на севере. Чтобы сделать английское правительство сговорчивее, 14 июля 1939 г. японские власти начали блокаду английской и французской концессий в Тяньцзине. С другой стороны, Япония стремилась воздействовать на политику Лондона путем очередного резкого ухудшения японо-советских отношений. Это должно было убедить английское и другие западные правительства в наступлении долгожданного момента переключения японской экспансии с юга на север.

Весной и летом 1939 г. в Европе сложилась напряженная обстановка. Стремясь направить агрессию гитлеровской Германии против СССР, Великобритания и Франция сорвали переговоры с Москвой о создании системы коллективной безопасности с целью предотвращения мировой войны. В Токио рассчитывали, что, оставшись один на один с агрессивными государствами, Советский Союз в обстановке опасности германского нападения не сможет использовать крупные силы на Дальнем Востоке и в случае вооруженного столкновения с Японией будет вынужден пойти на серьезные территориальные и политические уступки, в частности на прекращение помощи Китаю.

Поражение японской армии в боях в районе озера Хасан не только не убедило японские правящие круги в авантюристичности планов антисоветской войны, а наоборот — вызвало стремление взять реванш. С осени 1938 по весну 1939 г. японский генеральный штаб спешно разрабатывал обновленный оперативный план войны, получивший кодированное наименование «План операции № 8». Было составлено два варианта плана — «Ко» и «Оцу». Вариант «Ко» представлял традиционный план нанесения главного удара на восточном направлении против советских войск в Приморье. Появление плана «Оцу» было вызвано тем, что после провала агрессивной вылазки у озера Хасан японское командование, убедившись в прочности советской обороны на восточном направлении, искало такое место для удара, «где противник не ждал наступления». В результате консультаций генштаба с командованием Квантунской армии было решено попытаться нанести удар с западного направления, быстро оккупировать Монгольскую Народную Республику, выйти к озеру Байкал и на Транссибирскую железную дорогу, а затем, в случае успеха, захватить обширную территорию от Иркутска до Владивостока. Считалось, что нанесение удара с западного направления следует предпринять до того, как СССР укрепит здесь свою обороноспособность.

Со времени захвата Маньчжурии оккупация МНР рассматривалась японскими стратегами как важное условие проведения успешной войны против СССР. Излагая тезисы «Взгляды армии на проблемы внешней политики в связи с задачами Квантунской армии», военный министр Итагаки Сэйсиро заявлял в 1936 г.: «Если посмотреть на карту Азиатского материка, то с первого взгляда станет ясно, что Внешняя Монголия занимает важное положение с точки зрения влияния Японии и Маньчжурии и является очень важным районом, прикрывающим Сибирскую железнодорожную магистраль, связывающую советский Дальний Восток с европейской частью СССР. Следовательно, если Внешняя Монголия будет присоединена к Японии и Маньчжурии, то безопасности советского Дальнего Востока будет нанесен сильнейший удар. В случае необходимости можно будет вытеснить влияние СССР с Дальнего Востока без борьбы. Поэтому армия планирует распространение влияния Японии и Маньчжурии на Внешнюю Монголию всеми необходимыми средствами, имеющимися в ее распоряжении».

Опасность нападения Японии на Монгольскую Народную Республику становилась реальной. Озабоченное складывавшейся обстановкой советское правительство заявило в феврале 1936 г., что в случае нападения Японии на МНР Советский Союз поможет Монголии защитить ее независимость. Этот вопрос был специально затронут в ходе состоявшейся 1 марта 1936 г. беседе И.В. Сталина с председателем американского газетного объединения «Скриппс-Говард Ньюспейнерс» Роем Говардом. Отвечая на вопрос собеседника о позиции СССР в случае нападения Японии на МНР, советский лидер сказал: «В случае если Япония решится напасть на Монгольскую Народную Республику, покушаясь на ее независимость, нам придется помочь Монгольской Народной Республике. Заместитель Литвинова Стомоняков уже заявил об этом японскому послу в Москве, указав на неизменно дружеские отношения, которые СССР поддерживает с МНР с 1921 года. Мы поможем МНР так же, как помогали ей в 1921 году».

Вслед за этим 12 марта 1936 г. состоялось подписание Советско-монгольского протокола о взаимной помощи против агрессора. Тогда это возымело эффект. Японский генералитет решил отложить намечавшийся захват МНР.

В исторической литературе при анализе причин развязывания командованием японской армии крупного вооруженного конфликта на территории союзной СССР Монгольской Народной Республики в районе реки Халхин-Гол (в Японии этот район именуется Номонхан) внимание уделяется в основном военным целям предпринятой операции. Действительно, планируя очередную военную вылазку против Советского Союза, в японских штабах преследовали цель проверить действенность нового варианта плана и испытать обороноспособность советских войск на западном направлении, а также готовность советского правительства выполнить свои обязательства по заключенному военному союзу с МНР.

Японские генералы стремились восстановить авторитет императорской армии, подорванный неспособностью быстро завершить войну в Китае и поражением у озера Хасан. В японской «Официальной истории войны в Великой Восточной Азии» признается: «Лишившись уверенности в победе, армия находилась в состоянии сильной раздражительности и нетерпения — как в отношении военных действий против Китая, так и в отношении операций против СССР». Однако подлинные причины, толкнувшие японское командование на развязывание военных действий на территории МНР, были гораздо сложнее, чем просто стремление взять реванш за поражение на озере Хасан.

Как уже отмечалось, первая и главная причина состояла в том, чтобы угрозой войны вынудить советское правительство отказаться от помощи Китаю. В этом случае, по японским расчетам, Чан Кайши должен был прийти к выводу, что «его ставка на помощь со стороны Советского Союза неосновательна» и лучше пойти на мирное улаживание японо-китайского конфликта, разумеется, на японских условиях.

Вторая причина. Предстоящие события на Халхин-Голе рассматривались японским руководством как важный козырь в дипломатической игре с западными державами. Это подтверждают японские документы. Так, в «Секретном оперативном дневнике Квантунской армии» в связи с началом номонханских (халхингольских) событий была сделана следующая запись: «Есть уверенность в последовательном разгроме советских войск… Это является единственным способом создать выгодную для Японии обстановку на переговорах с Великобританией».

Речь шла о переговорах по заключению между Японией и Великобританией так называемого соглашения Арита — Крейги, которое вошло в историю как дальневосточный вариант мюнхенского сговора. По существу, капитулировав перед Японией, английское правительство пошло на признание японских захватов в Китае. В значительной степени такое решение Лондона было ускорено событиями на Халхин-Голе. Рассчитывая на расширение конфликта до масштабов войны, английское правительство обязалось не создавать Японии проблем в тылу, в Китае. Это со всей определенностью было оговорено в японо-английском соглашении, которое гласило: «Правительство Соединенного королевства полностью признает действительное положение в Китае, в котором ведутся крупномасштабные действия, и отмечает, что до тех пор, пока сохраняется такое положение, японская армия в Китае имеет особые права на обеспечение собственной безопасности и поддержание общественного порядка в районах, находящихся под ее контролем. Признается, что она (японская армия) вынуждена подавлять и устранять действия, которые будут выгодны ее противнику.

Правительство Его Величества не намерено предпринимать какие-либо действия или меры, наносящие ущерб осуществлению вышеуказанных задач японской армии…» Заключенное 22 июля 1939 г., в разгар халхин-гольских боев, это соглашение поощряло Японию на расширение военных действий против СССР.

Третье. Японское правительство стремилось использовать военные действия против МНР и СССР как фактор сдерживания США от применения к Японии экономических санкций. 10 июля японский посол в Вашингтоне Хориноути Кэнсукэ убеждал Хэлла, что все действия Японии продиктованы борьбой против Советского Союза. В ходе последующих бесед он неоднократно поднимал тему «угрозы большевизма». Хэлл соглашался с собеседником, указывая, что США также выступают против усиления Советского Союза.

И хотя 24 июля 1939 г. правительство США все же объявило о денонсации торгового договора с Японией, практическое осуществление этого решения было отложено на шесть месяцев. Существует достаточно оснований полагать, что не последнюю роль здесь сыграл тот факт, что именно в эти дни шли ожесточенные бои между японскими и советскими войсками на Халхин-Голе. Денонсация торгового договора в этих условиях не нанесла никакого ущерба Японии. Более того, занятая США позиция позволила Японии закупить в 1939 г. в 10 раз больше американского железного и стального лома, чем в 1938 г. Не прекращалась торговля и другими жизненно важными для военно-промышленного комплекса Японии стратегическими товарами.

И четвертая причина. Резкое обострение японо-советских отношений, прямое вооруженное столкновение с СССР отвечали целям Японии, преследуемым на проходивших в 1939 г. в Берлине переговорах об основах военно-политического союза Германии, Японии и Италии (Тройственный пакт). Токио добивался военного союза, направленного главным образом против СССР, стремясь воздержаться от принятия обязательств по совместному с Германией и Италией участию в войне с Великобританией и Францией, на чем настаивали европейские фашистские государства.

В своих донесениях из Токио Зорге весной 1939 г. следующим образом оценивал ситуацию: «Сведения о военном антикоминтерновском пакте: в случае если Германия и Италия начнут войну с СССР, Япония присоединится к ним в любой момент, не ставя никаких условий. Но если война будет начата с демократическими странами, то Япония присоединится только при нападении на Дальнем Востоке или если СССР в войне присоединится к демократическим странам».

По расчетам японского руководства, начало военных действий между Японией и Советским Союзом должно было подтолкнуть Германию к согласию с японской позицией. Японское правительство знало о существовавших среди немецких политиков и военных «сомнениях относительно способности Японии выполнить глобальные задачи по установлению нового порядка в Азии, внести свой вклад в борьбу как против СССР, так и особенно против США и Великобритании».

Токио было известно и о том, что германское руководство стремится подчинить политику и действия Японии, как более слабого союзника, планам и действиям Германии. Это усиливало позиции японских сторонников вооруженной конфронтации с СССР, которые прямо заявляли, что наиболее важным для доказательства силы и боевой способности японских вооруженных сил не только германскому союзнику, но и руководителям США и Великобритании была бы серьезная военная акция против Советского Союза.

Принимая весной 1939 г. решение об организации крупной военной провокации в МНР, японское военно-политическое руководство считало, что международная обстановка позволяла рассчитывать на успех даже в случае перерастания конфликта в войну.

Представители высшего военного командования Японии признавали после войны: «В Европе в этот период возрастала мощь Германии, она аннексировала Австрию, оккупировала Чехословакию. Обстановка в Европе давала основания считать, что в обозримом будущем Германия может приступить к разрешению своих проблем с СССР. С другой стороны, на Дальнем Востоке японские войска, захватив Ханькоу и Кантон, завершили операционную фазу в китайском инциденте, после чего Япония намеревалась приступить к новому этапу разрешения конфликта, главным образом политическими методами, хотя продолжая при этом военные действия. Японский генеральный штаб надеялся встретить будущее, готовя решающую войну против Советского Союза. В этом случае предусматривалось быстро перебросить в Маньчжурию большую часть японской армии, не создавая затруднений для разрешения китайского инцидента».

Хотя в официальной японской историографии до сих пор утверждается, что события на Халхин-Голе не были спланированы центральным военно-политическим руководством Японии, а первоначально были не чем иным как одним из многочисленных пограничных инцидентов, в действительности это не так.

В Москве о готовящейся очередной вооруженной провокации против СССР знали заранее. 3 марта 1939 г. разведуправление РККА информировало руководство страны:

«1. Английские круги в Китае считают весьма вероятным, что японцы в ближайшее время предпримут новое вторжение на советскую территорию, причем предполагают, что масштаб этой провокации будет более крупным, чем это было в районе оз. Хасан в июле-августе 1938 г. Однако ввиду того, что цель предстоящего вторжения на территорию СССР заключается в том, чтобы поднять патриотические настроения в японской армии и в народе, это вторжение не будет глубоким, и японцы постараются быстро уладить этот «инцидент».

2. В японских военных кругах в Шанхае муссируются слухи о том, что в мае 1939 г. следует ожидать большого выступления против СССР, причем, по слухам, это выступление может вылиться в войну.

3. По сведениям, требующим проверки, генерал-лейтенант Исихара (Кандзи) в настоящее время совершает объезд пограничных частей и укрепленных районов на маньчжуро-советской границе, где проводит инструктивные совещания с командным составом. Японские военные круги в Шанхае рассматривают эту поездку как часть плана подготовки к новому нападению на СССР».

Эти данные подтверждались действиями японской армии. За первые три с половиной месяца 1939 г. японцы совершили более 30 нарушений границы, на территории МНР расширялась агентурная сеть. Провокации японцев на границе, а также захват ими советских судов в море вынудили СССР в первой половине 1939 г. увеличить численность вооруженных сил страны на 345 тысяч человек вместо 57 тысяч, предусмотренных пятилетним планом военного строительства. Часть их была направлена на Дальний Восток: в Забайкальский военный округ, на Тихоокеанский флот и в 57-й особый корпус, дислоцировавшийся в МНР.

В середине 30-х гг. вопреки официальным картам, на которых была зафиксирована государственная граница Монголии и Китая — восточнее реки Халхин-Гол на 20–25 км, японцы стали требовать признания границы по реке Халхин-Гол. При этом в 1935 г. были изданы карты, на которых, в отличие от карт 1934 г., граница была уже «перенесена» вглубь МНР на 20 км. Попытки монгольской стороны протестовать и провести в начале июня 1935 г. переговоры по поводу линии прохождения границы ни к чему не привели — японцы стояли на своем. Более того, от имени штаба Квантунской армии были выдвинуты дополнительные требования к Улан-Батору. В ответ правительство МНР сделало официальное заявление о том, что отвергает требования правительства Маньчжоу-Го и воспринимает их «как прямое покушение на суверенитет и независимость МНР». Тем не менее, несмотря даже на заключение между МНР и СССР военного союза и размещение на территории МНР советских войск, японские военные круги продолжали совершать набеги на пограничные районы МНР. Планируя крупное столкновение с советско-монгольскими войсками в 1939 г., как и во времена хасанских событий, Япония вновь прибегла к требованию удовлетворения ее ничем не обоснованных территориальных притязаний.

Существует достаточно свидетельств того, что халхин-гольские события были тщательно спланированной акцией. Непосредственно подготовкой вооруженной провокации занимались командированные в марте 1939 г. в Квантунскую армию из оперативного управления генштаба полковник Тэрада Масао и подполковник Хаттори Такусиро. В районе намечавшихся военных действий была сосредоточена 23-я дивизия, офицеры штаба которой считались «специалистами по Советскому Союзу и Красной Армии». Сам командир 23-й дивизии генерал-лейтенант Комацубара Матитаро слыл знатоком «психологии красных», так как до этого был военным атташе в Москве.

К концу апреля подготовка к проведению операции была завершена. Оставалось лишь спровоцировать начало военных боевых действий. И это тоже было продумано. 25 апреля командующий Квантунской армией генерал Уэда Кэнкити направил командирам пограничных частей «Инструкцию по разрешению конфликтов на границе Маньчжоу-Го и СССР». Согласно этой инструкции, командиры передовых частей и подразделений должны были «самостоятельно определять линию прохождения границы и указывать ее частям первого эшелона». При вооруженных столкновениях надлежало «в любом случае, независимо от масштабов конфликта и его места, добиваться победы», для чего «решительно нападать и принуждать советские войска к капитуляции». При этом разрешалось «вторгаться на советскую территорию или сознательно вовлекать советские войска на территорию Маньчжоу-Го». В инструкции указывалось, что «все прежние указания отменяются».

Содержание инструкции вело к неизбежному столкновению на границе. Очевидно, что самостоятельно издать подобную провоцирующую войну с СССР инструкцию командующий Квантунской армией не мог. Существуют указания на то, что эта разработанная в Токио инструкция докладывалась императору и получила его одобрение.

Первая победа полководца

Японские стратеги полагали, что, действуя на расстоянии 800 км от ближайшей железнодорожной станции, советские войска не смогут быстро организовать подвоз подкреплений и материальное обеспечение частей. С другой стороны, Квантунская армия, планировавшая действия в районе, отстоявшем на 150–200 км от железной дороги, заранее подготовила базы снабжения. В докладе командования Квантунской армии генштабу указывалось, что Советскому Союзу для ведения боевых действий в Монголии придется «затратить усилий в десять раз больше, чем японской армии».

Временно стабилизировав положение на китайском фронте, японское командование перебросило часть войск из Китая в Маньчжурию для усиления подготовки к столкновению с СССР. Близ западных границ МНР формировалась японская 6-я армия. В случае успешного развития операции она должна была попытаться через территорию МНР выйти в тыл Дальневосточной армии, перерезав Транссибирскую железнодорожную магистраль.

Получив вышеуказанную инструкцию, командир 23-й дивизии Комацубара лично провел рекогносцировку и необходимые приготовления. 12 мая он отправил усиленную двумя ротами разведгруппу под командованием подполковника Адзума Аодзо к границе с задачей «отбросить пограничные подразделения монгольской армии за реку». Монгольские пограничники оказали сопротивление, что было использовано как повод для расширения конфликта. На следующий день японцы ввели в бой пехотный полк, поддержанный авиацией, и, оттеснив пограничные заставы Монгольской народно-революционной армии, вышли к реке Халхин-Гол. Но 15 мая они были выбиты с монгольской территории.

Одновременно с расширением боевых действий на западном направлении осуществлялась концентрация в Восточной Маньчжурии главных сил Квантунской армии, которая приводилась в боевую готовность на случай получения приказа о вторжении в Уссурийскую, Хабаровскую и Амурскую области. Существовал план «молниеносного захвата» советских городов — Хабаровска, Благовещенска, Куйбышевки.

19 мая 1939 г. советское правительство заявило Японии протест против грубого нарушения границы МНР и потребовало прекратить агрессивные действия японо-маньчжурских войск. Тогда нарком иностранных дел СССР В.М. Молотов заявил японскому послу Того Сигэнори для передачи в Токио: «…Я должен предупредить, что всякому терпению есть предел, и прошу посла передать японскому правительству, чтобы больше этого не было. Так будет лучше в интересах самого же японского правительства… Имеется бесспорный факт, что японо-маньчжурские части нарушили границу МНР и открыли военные действия, что это нападение на территорию МНР совершили японо-маньчжурские войска и самолеты. Мы с этим мириться не будем. Нельзя испытывать терпение монгольского правительства и думать, что это будет проходить безнаказанно. Мое заявление находится в полном соответствии с пактом о взаимопомощи между СССР и МНР».

По приказу из Москвы к монгольской границе направлялись советские войска, в том числе 11-я танковая бригада. Однако японское командование упорно продолжало осуществлять план операции.

28 мая части японской 23-й дивизии после бомбовых ударов авиации перешли в наступление. Понеся потери, советско-монгольские войска вынуждены были отойти к реке Халхин-Гол. 30 мая японский генеральный штаб направил командованию Квантунской армии следующую телеграмму: «Поздравляем с блестящим военным успехом в действиях вашей армии в районе Номонхан». В тот же день генштаб отдал распоряжение о включении в состав Квантунской армии 1-го авиационного соединения (180 самолетов) и запросил о дополнительных нуждах армии в войсках и военных материалах.

Для советского правительства сложилась тревожная обстановка, требовавшая незамедлительных ответственных решений. Хотя анализ ситуации на Дальнем Востоке свидетельствовал о том, что в данный момент японское руководство едва ли было готово развязать большую войну против СССР, по данным разведки, Токио направил командованию Квантунской армии новые инструкции «продолжать в расширенном масштабе военные действия у Буин-Нур (МНР)».

В Кремле было решено, не допуская перерастания халхин-гольских событий в войну, преподать японцам чувствительный урок. 1 июня в Москву срочно был вызван заместитель командующего войсками Белорусского военного округа Г.К. Жуков, которому было предложено незамедлительно вылететь в район Халхин-Гола. О том, как оценивались советским командованием столкновения с японцами, Г.К. Жуков рассказывал в своих мемуарах «Воспоминания и размышления»:

«Войдя в кабинет, я отрапортовал наркому о прибытии. К.Е. Ворошилов, справившись о здоровье, сказал:

— Японские войска внезапно вторглись в пределы дружественной нам Монголии, которую Советское правительство договором от 12 марта 1936 года обязалось защитить от всякой внешней агрессии. Вот карта района вторжения с обстановкой на 30 мая.

Я подошел к карте.

— Вот здесь, — указал нарком, — длительное время проводились мелкие провокационные налеты на монгольских пограничников, а вот здесь японские войска в составе группы войск Хайларского гарнизона вторглись на территорию МНР и напали на монгольские пограничные части, прикрывавшие участок местности восточнее реки Халхин-Гол.

— Думаю, — продолжал нарком, — это затеяна серьезная военная авантюра. Во всяком случае, на этом дело не кончится… Можете ли вы вылететь туда немедленно и, если потребуется, принять на себя командование войсками?

— Готов вылететь сию же минуту».

В ходе июньских боев японская группировка вторжения вновь была отброшена в район государственной границы МНР. Этому предшествовали сражения в воздухе советской и японской авиации. В воздушных боях с 22 по 28 июня японцы потеряли 90 самолетов. Потери советской авиации составили 38 машин. Столь серьезные авиационные сражения явились поводом для Москвы дать 26 июня по радио первое официальное сообщение ТАСС о событиях в районе реки Халхин-Гол.

В начале июля силами крупной группировки войск (38 тысяч солдат и офицеров, 310 орудий, 135 танков, 225 самолетов) командованием Квантунской армии была предпринята попытка захватить на западном берегу реки Халхин-Гол оперативный плацдарм для последующих действий. Эта группировка превосходила советско-монгольские войска по живой силе в 3 раза, по числу артиллерийских орудий — в 3 раза, по противотанковым орудиям — в 6 раз, по кавалерии — в 4 с половиной раза, по самолетам — почти в 3 раза. В состав группировки были введены свежие силы. Получившие приказ на проведение «решающего наступления» войсковые группы под командованием генерал-лейтенанта Ясуока Масаоми и генерал-майора Кобаяси Коити должны были окружить советско-монгольские войска и уничтожить их.

Начавшееся 2 июля сражение по названию района боевых действий получило наименование Баин-Цаганское. В этом сражении проявился полководческий талант впоследствии прославленного советского маршала Г.К. Жукова. Против имевшей большое численное превосходство японской группировки были использованы части 11-й танковой бригады и бомбардировочная авиация, в результате действий которых ударная группировка генерала Кобаяси была прижата к реке и разгромлена. Лишь за одни сутки боев потери японской армии составили 3,5 тысячи солдат и офицеров. Всего же в ходе четырехдневного Баин-Цаганского сражения японцы потеряли почти все танки, значительную часть артиллерии, 45 самолетов и около 10 тысяч человек убитыми и ранеными.

18 июля всеми силами 23-й дивизии, включая резервы, была предпринята попытка перейти еще раз в наступление. В бой были брошены пехота, артиллерия, танки, бронемашины, кавалерия, авиация. За четыре дня кровопролитных боев потери японской стороны составили еще 5 с половиной тысяч убитыми и ранеными. В ходе июльских воздушных боев было уничтожено 116 японских самолетов.

Г.К. Жуков так описывал эти бои:

«…Японцы были ошеломлены стремительным ударом танковой бригады, притихли в своих противотанковых лунках и только через 10 минут открыли артиллерийский огонь по нашим танкам. От огня противника загорелось несколько танков, и это, видимо, как-то подбодрило японцев. Они значительно усилили артиллерийский и пулеметный огонь. На поле боя уже горело до 15 наших танков. Но никакая сила и огонь врага не могли остановить боевого порыва наших славных танкистов…

Японцы отбивались от наших атак отчаянно. Но грозная лавина танков, бронемашин и пехоты все дальше и дальше продвигалась вперед, ломая и громя все, что попадало под гусеницы танков, огонь артиллерии, под удар пехоты.

Японцы бросили всю свою авиацию против атакующих наших войск, но ее встретила и атаковала наша авиация. Бой с неослабевающей силой продолжался всю ночь. Утром, подбросив за ночь свежие силы, японцы попытались перейти в наступление, но эта их попытка была немедленно подавлена».

Поражение в Баин-Цаганском сражении вынудило командование Квантунской армии перейти к обороне. В то же время велась подготовка к еще одному «решающему наступлению», необходимость которого диктовалась не только военными целями, но в значительной степени и политическими соображениями. Следовало как можно скорее восстановить пошатнувшийся престиж Японии и ее вооруженных сил в глазах западных держав, пристально следивших за развитием халхин-гольских сражений и все больше убеждавшихся в том, что Японии вести серьезную войну один на один против СССР не под силу. Поэтому премьер-министр и военный министр Японии потребовали «скорейшего наступления, окружения и уничтожения противника».

В течение августа японская 6-я армия, усиленная частями, сформированными из китайцев, готовилась к наступлению. Для «генерального наступления» было сосредоточено 75 тысяч человек, 500 орудий, 182 танка, более 300 самолетов. Считалось, что поскольку в результате проведенных мероприятий достигнуто тройное превосходство в силах над советско-монгольскими войсками, противник в этих условиях займет оборонительную позицию. Однако возглавивший группировку японских войск генерал Комацубара и его штаб не смогли определить подлинные оперативные замыслы советского командования, которые состояли в подготовке контрнаступления с целью разгрома противостоящего противника.

Из донесений разведки стало известно, что командующий противостоящей советско-монгольским войскам 6-й армией генерал Риппо Огису и его штаб запланировали начало наступления на 24 августа. Вступивший в должность командующего сформированной 15 июля 1939 г. 1-й армейской группой комкор Жуков решил нанести неожиданный упреждающий удар до начала японского наступления. С целью дезинформации противника был разработан целый комплекс мероприятий по сокрытию подготовки к наступлению и созданию у японцев представления о переходе советско-монгольских войск к длительной обороне. Сложность предстоящей операции состояла, кроме всего прочего, в том, чтобы разгромить противника на ограниченном пространстве, не вторгаясь глубоко на территорию Маньчжоу-Го. На этот счет имелось строгое указание. Ознакомившись с первоначальным планом наступательной операции, Сталин заявил генштабистам: «Вы хотите развязать большую войну в Монголии. Противник в ответ на ваши обходы бросит дополнительные силы. Очаг борьбы неминуемо расширится, и (конфликт) примет затяжной характер, а мы будем втянуты в продолжительную войну».

Подготовка операции потребовала огромных усилий по снабжению войск боеприпасами, горюче-смазочными материалами, продовольствием. Для перевозки грузов на расстояние 1300–1400 км было использовано свыше 4 тысяч грузовых машин и 375 автоцистерн, прибывших в Монголию из Советского Союза.

К началу наступательной операции созданная в кратчайшие сроки советско-монгольская группировка превосходила японцев по танкам почти в 3 раза, а по самолетам — в 1,7 раза. Это позволяло Жукову планировать сковывание противника с фронта и нанесение сильных фланговых ударов с целью окружить и уничтожить его в ограниченном районе между государственной границей МНР и рекой Халхин-Гол.

Как отмечается в посвященной халхин-гольским событиям литературе, в этой операции «Жуков впервые в мировой военной практике использовал танковые и механизированные части для решения оперативных задач в качестве основной ударной силы фланговых группировок, совершавших маневр на окружение».

Наступление советско-монгольских войск было намечено на воскресное утро 20 августа. О том, как оно начиналось, рассказал сам командующий Жуков:

«6 ч. 15 м.

Наша артиллерия открыла внезапный и мощный огонь по зенитной артиллерии и зенитным пулеметам противника. Отдельные орудия дымовыми снарядами обстреляли цели, которые должна была бомбить наша бомбардировочная авиация.

В районе реки Халхин-Гол все больше и больше нарастал гул моторов подходившей авиации. В воздух поднялись 153 бомбардировщика и 100 истребителей. Их удары были весьма мощными и вызвали подъем у бойцов и командиров.

8 ч. 45 м.

Артиллерия и минометы всех калибров начали огневой налет по целям противника, доведя его до пределов своих технических возможностей. В это же время наша авиация нанесла удар по тылам противника. По всем телефонным проводам и радиостанциям была передана установленным кодом команда — через 15 минут начать общую атаку.

9 ч. 00 м.

Когда наша авиация штурмовала противника, бомбила его артиллерию, в воздух взвились красные ракеты, обозначавшие начало движения войск в атаку. Атакующие части, прикрываемые артиллерийским огнем, стремительно ринулись вперед.

Удар нашей авиацией и артиллерией был настолько мощным и удачным, что противник был морально и физически подавлен и не мог в течение первых полутора часов открыть ответный артиллерийский огонь. Наблюдательные пункты, связь и огневые позиции японской артиллерии были разбиты…»

Оправившись от первого удара, японские войска вели 21 и 22 августа упорные оборонительные бои. Однако вскоре они приобрели очаговый характер. Попытки японцев контратаковать были безуспешны. К 28 августа японская группировка была подавлена и окружена. Началась ликвидация войск противника.

К утру 31 августа территория МНР была полностью очищена от японских войск. Важно отметить, что буквально за несколько дней боев была практически полностью уничтожена хорошо обученная и вооруженная, имевшая трехлетний опыт войны в Китае японская отдельная армия. Это был первый несомненный успех в будущем прославленного полководца Маршала Советского Союза Г.К. Жукова.

В японской исторической литературе халхин-гольские события упорно именуются «инцидентом» или «пограничным конфликтом». При этом ответственность за начало необъявленной войны на территории МНР нередко возлагается на Советский Союз. Так, в «Официальной истории войны в Великой Восточной Азии» вопреки фактам утверждается, что якобы «Советский Союз искал момента для нанесения удара по японской армии, чтобы лишить ее надежд на победу и сосредоточить все внимание на Европе… СССР хорошо знал, что занятое войной в Китае японское правительство придерживалось курса на недопущение расширения пограничных конфликтов». Для «обоснования» подобной концепции официальные японские историки прибегают к ставшим традиционными в японской историографии утверждениям о «чрезвычайной слабости Квантунской армии», «решительном превосходстве Красной Армии», «агрессивности коммунистической России» и т. д.

Не нужно быть большим стратегом, чтобы прийти к очевидному выводу о том, что халхин-гольские события создавали для Советского Союза опасность вовлечения в войну на два фронта — западном и восточном. Стремясь избежать этого, Москва последовательно проводила курс на нормализацию советско-японских отношений, недопущение вооруженных конфликтов.

Большинство современных японских историков и публицистов под давлением фактов не могут принять вышеизложенную концепцию. Но немало среди них и таких исследователей, которые, признавая ответственность японской стороны за развязывание локальной войны, в то же время пытаются занимать апологетическую позицию в отношении тогдашнего центрального военно-политического руководства Японии. На страницах исторических работ и книг журналистов-политологов широкое распространение получили утверждения о том, что якобы «ответственность за расширение номонханского инцидента несут вышедшие из подчинения генерального штаба генералы и офицеры Квантунской армии». Получается, что Квантунская армия в течение четырех месяцев вела ожесточенные сражения вопреки приказам генштаба и императорской ставки. Это, конечно же, абсурд.

Квантунская армия действовала с согласия и одобрения военного министерства и генерального штаба армии, предоставивших ей свободу действий. Когда военный министр Итагаки получил информацию о расширении конфликта, он заявил: «Пусть Квантунская армия действует по своему усмотрению». Едва ли без согласования с центром можно было пригласить в район боевых действий военных атташе Германии и Италии и иностранных корреспондентов. Как отмечается в японской «Истории войны на Тихом океане», вместо отдачи приказа о прекращении боевых действий «ставка… планировала посылку в Квантунскую армию еще двух хорошо вооруженных дивизий и других подкреплений. Для этого были отобраны лучшие дивизии с китайского фронта… Они сосредоточивались в районе Номонхан». Трудно не согласиться с мнением японского исследователя Симада Тосихико, который писал: «Поскольку Советский Союз всегда был потенциальным противником Японии, она никогда не отказывалась от замыслов ведения боевых действий в Сибири. Следовательно, действия Квантунской армии в номонханских событиях, как и во многих других инцидентах, которые начинала эта армия, лишь опережали запланированные акции центрального руководства сухопутной армии».

О том, что события в МНР в районе реки Халхин-Гол являли собой отнюдь не инцидент, а ожесточенные сражения и должны рассматриваться как локальная война, свидетельствуют понесенные сторонами потери живой силы. По официальным советским данным, японцы потеряли за время боев с мая по сентябрь 1939 г. более 61 тысячи убитыми, ранеными и пленными. Потери советско-монгольских войск составили около 18,5 тысяч ранеными и убитыми. Японские авторы приводят другие цифры потерь принимавших участие в сражениях частей Квантунской армии — 18 тысяч солдат и офицеров. При этом признается, что потери 23-й дивизии за период боевых действий составили 76 % участвовавших в боях военнослужащих. Обращается внимание на то, что потери в номонханских событиях значительно превосходили потери японской армии в других наиболее кровопролитных сражениях — 28 % в битве под Мукденом во время японско-русской войны и 34 % — в битве за остров Гуадалканал в войне на Тихом океане. Принимая это во внимание, некоторые японские авторы называют номонханские сражения «второй японско-русской войной».

«Предательство» Гитлера

Военное поражение на Халхин-Голе сопровождалось поражением политическим. 23 августа 1939 г. в Москве был подписан советско-германский пакт о ненападении. Поступившее в дни мощного контрнаступления советско-монгольских войск сообщение о заключении между Москвой и Берлином этого договора привел японское руководство в сильное замешательство. Рихард Зорге так характеризовал сложившуюся в Токио обстановку:

«Переговоры о заключении договора о ненападении с Германией вызвали огромную сенсацию и оппозицию Германии.

Возможна отставка правительства после того, как будут установлены подробности заключения договора. Немецкий посол Отт также удивлен происшедшим.

Большинство членов правительства думают о расторжении Антикоминтерновского пакта с Германией.

Торговая и финансовая группы почти что договорились с Англией и Америкой.

Другие группы, примыкающие к полковнику Хасимото и к генералу Угаки, стоят за заключение договора о ненападении с СССР и изгнание Англии из Китая.

Нарастает внутриполитический кризис».

О том же сообщал в Москву 24 августа и временный поверенный в делах СССР в Японии: «Известие о заключении пакта о ненападении между СССР и Германией произвело здесь ошеломляющее впечатление, приведя в растерянность особенно военщину и фашистский лагерь…»

Неожиданный политический маневр Германии был воспринят Токио как вероломство, нарушение положений направленного против СССР Антикоминтерновского пакта. 26 августа японское правительство дало указание своему послу в Берлине генералу Осима Хироси вручить гитлеровскому руководству протест по поводу подписания германо-советского пакта о ненападении, охарактеризовав его как «противоречащий секретному соглашению, приложенному к Антикоминтерновскому пакту». Однако прогермански настроенный посол счел возможным задержать передачу официального дипломатического протеста.

Считая, что в условиях начавшейся 1 сентября 1939 г. нападением Германии на Польшу Второй мировой войны Японии не следовало портить отношения с немецким союзником, Осима стремился принизить значение дипломатического демарша Токио. Сообщая лишь 18 сентября о направленном японском протесте, он сказал статс-секретарю германского министерства иностранных дел Эрнсту фон Вейцзекеру: «Как вам известно, в конце августа я отказался выразить резкий протест, как мне это поручило сделать японское правительство. Но я не мог действовать наперекор этому предписанию, поэтому я только телеграфировал, что последовал приказу, и ждал конца польской кампании. Я полагал, что этот шаг тогда не будет так важен…»

Перспективы развития Второй мировой войны были неясны, ибо несмотря на вступление в войну против Германии Великобритании и Франции, боевые действия в Западной Европе еще по сути дела не велись. В обстановке военного и политического поражения возглавлявшийся Хиранума Киитиро кабинет министров вынужден был сложить с себя полномочия. Ему на смену пришло правительство во главе с генералом в отставке Абэ Нобуюки, которое 4 сентября заявило о невмешательстве в войну в Европе. Вслед за этим 13 сентября был опубликован правительственный документ «Основы политики государства», в котором указывалось: «Основу политики составляет урегулирование китайского инцидента. Во внешней политике необходимо, твердо занимая самостоятельную позицию, действовать в соответствии со сложной международной обстановкой… Внутри страны сосредоточить внимание на завершении военных приготовлений и мобилизации для войны всей мощи государства».

15 сентября 1939 г. было подписано соглашение между Советским Союзом, МНР и Японией о прекращении военных действий на монгольско-маньчжурской границе. Была достигнута договоренность о переговорах по демаркации пограничной линии размежевания МНР и Маньчжоу-Го.

В Токио понимали, что в настоящий момент Японии не под силу военное соперничество с СССР один на один. Было очевидно и то, что основной союзник Японии — Германия намерена в течение определенного периода поддерживать мирные отношения с Москвой. Такие отношения с соседом на севере были выгодны и для Токио, по крайней мере, на период войны в Китае и укрепления мощи армии и флота. Поэтому было решено предпринять дипломатические шаги, призванные создать впечатление нормализации японо-советских отношений на длительную перспективу. Получало распространение мнение о целесообразности заключить с СССР аналогичный германо-советскому пакт о ненападении. При этом японское руководство, убедившись во время хасанских и халхин-гольских событий в стремлении Москвы избежать вовлечения в большую войну с Японией, в действительности не опасалось советского нападения.

Заключить пакт о ненападении с Советским Союзом побуждала японцев и Германия. При этом германские лидеры были готовы выступить в роли посредника между Москвой и Токио. В ходе советско-германских переговоров о заключении пакта о ненападении нарком иностранных дел Молотов поставил вопрос: готова ли Германия оказать воздействие на Японию ради улучшения советско-японских отношений и разрешения пограничных конфликтов? На встрече со Сталиным министр иностранных дел Германии Иоахим фон Риббентроп заверил его, что германо-японские связи «не имеют антирусской основы, и Германия, конечно же, внесет ценный вклад в разрешение дальневосточных проблем». Сталин предупредил собеседника: «Мы желаем улучшения отношений с Японией. Однако есть предел нашему терпению в отношении японских провокаций. Если Япония хочет войны, она ее получит. Советский Союз этого не боится. Он к такой войне готов. Но если Япония хочет мира, это было бы хорошо. Мы подумаем, как Германия могла бы помочь нормализации советско-японских отношений. Однако мы не хотели бы, чтобы у Японии сложилось впечатление, что это инициатива советской стороны».

Обсуждение этого вопроса было продолжено уже после достигнутого перемирия в боях на Халхин-Голе во время беседы Риббентропа со Сталиным и Молотовым в Москве 28 сентября 1939 г. Из германской записи беседы:

«…Г-н министр (Риббентроп) предложил Сталину, чтобы после окончания переговоров было опубликовано совместное заявление Молотова и немецкого имперского министра иностранных дел, в котором бы указывалось на подписанные договоры и под конец содержался какой-то жест в сторону Японии в пользу компромисса между Советским Союзом и Японией. Г-н министр обосновал свое предложение, сославшись на недавно полученную от немецкого посла в Токио телеграмму, в которой указывается, что определенные, преимущественно военные, круги в Японии хотели бы компромисса с Советским Союзом. В этом они наталкиваются на сопротивление со стороны определенных придворных, экономических и политических кругов и нуждаются в поддержке с нашей стороны в их устремлениях.

Г-н Сталин ответил, что он полностью одобряет намерения г-на министра, однако считает непригодным предложенный им путь из следующих соображений: премьер-министр Абэ до сих пор не проявил никакого желания достичь компромисса между Советским Союзом и Японией. Каждый шаг Советского Союза в этом направлении с японской стороны истолковывается как признак слабости и попрошайничество. Он попросил бы господина имперского министра иностранных дел не обижаться на него, если он скажет, что он, Сталин, лучше знает азиатов, чем г-н фон Риббентроп. У этих людей особая ментальность, на них можно действовать только силой. В августовские дни, приблизительно во время первого визита г-на Риббентропа в Москву, японский посол Того прибежал и просил перемирия. В то же время японцы на монгольской границе предприняли атаку на советскую территорию силами двухсот самолетов, которая была отбита с огромными потерями для японцев и потерпела неудачу. Вслед за этим Советское правительство, не сообщая ни о чем в газетах, предприняло действия, в ходе которых была окружена группа японских войск, причем было убито почти 25 тысяч человек. Только после этого японцы заключили перемирие с Советским Союзом. Теперь они занимаются тем, что откапывают тела погибших и перевозят их в Японию. После того как уже вывезли пять тысяч трупов, они поняли, что зарвались, и, кажется, от своего замысла отказались».

Из этих высказываний Сталина ясно, что он был готов к переговорам с японцами о пакте о ненападении и был заинтересован в подобном соглашении, но ждал, когда об этом попросит японское правительство. Понимая это, германское руководство продолжило работу с японцами в этом направлении. Однако Германия при этом была отнюдь не бескорыстна.

Временная нормализация советско-японских отношений на период войны с западными державами была выгодна Берлину. В этом случае Японию легче было побуждать к действиям против Великобритании на Дальнем Востоке. По расчетам Гитлера, нападение японцев на дальневосточные владения Великобритании могло бы нейтрализовать последнюю. «Оказавшись в сложной обстановке в Западной Европе, в Средиземноморье и на Дальнем Востоке, Великобритания не будет воевать», — заявлял он. На встречах с японским послом Осимой Риббентроп говорил: «Я думаю, лучшей политикой для нас было бы заключить японо-германо-советский пакт о ненападении и затем выступить против Великобритании. Если это удастся, Япония сможет беспрепятственно распространить свою мощь в Восточной Азии, двигаться в южном направлении, где находятся ее жизненные интересы». Осима с энтузиазмом поддерживал такую политику.

Однако несмотря на испытанный в августе дипломатический шок и вызванные им призывы последовать в политике в отношении СССР за Германией, японское правительство продолжало колебаться, небезосновательно опасаясь, что заключение японо-советского пакта о ненападении вызовет недовольство и подозрительность со стороны западных держав. В то же время в Токио понимали значение посредничества Германии в урегулировании японо-советских отношений. Японская газета «Мияко» писала: «Если будет необходимо, Япония заключит с СССР договор о ненападении и будет иметь возможность двигаться на юг, не чувствуя стеснений со стороны других государств».

Для демонстрации своего намерения нормализовать отношения с СССР японское правительство сочло целесообразным сначала начать переговоры о заключении между двумя государствами ряда торгово-экономических соглашений. 4 октября посол Японии в СССР Того передал советскому правительству предложения об установлении режима наибольшего благоприятствования в торговле и мореплавании, а также проект соглашения о торговле. 13 ноября представители МИД Японии официально заявили о желании Токио заключить рыболовную конвенцию и торговый договор. Эти мероприятия рассматривались как реализация политики временного «превращения врага на севере в друга».

Однако факты и документы свидетельствуют о том, что потрясшее официальный Токио поражение на Халхин-Голе не только не заставило японское руководство отказаться от планов войны с СССР, но, наоборот, побудило внести серьезные коррективы в программы подготовки к такой войне. В сентябре 1939 г. имевший большое влияние на политику государства принц Коноэ Фумимаро заявил германскому послу Отту: «Японии потребуется еще два года, чтобы достигнуть уровня техники, вооружения и механизации, который показали советские войска в боях в районе Номонхан».

О необходимости сделать не политические, а лишь военно-технические выводы из поражения в халхин-гольских сражениях в Японии говорили открыто. Так, ведущая газета страны «Асахи» писала вскоре после разгрома японских войск в Монголии: «Наши военные власти должны вынести из этих событий поучительный урок о том, что впредь военные приготовления необходимо доводить до совершенства… Нужно максимально насытить сухопутные войска моторизованными частями. В этом кроется глубочайший смысл произошедшего… Нам нужно твердо усвоить уроки Номонхана. Необходимо должным образом и всеми силами готовиться к обороне страны не только морально, но и материально. Сейчас мы остро ощутили эту насущную потребность».

В декабре 1939 г. в Японии был принят «Пересмотренный план наращивания мощи сухопутных сил». Генералитет японской армии продолжал исходить из того, что, несмотря на заключение германо-советского пакта о ненападении, война в Европе на определенном этапе вовлечет в свою орбиту и Советский Союз. Готовясь к такому развитию обстановки, в Токио считали необходимым «максимально ограничить военные действия в Китае, сократить число находящихся там войск. Мобилизовать бюджетные и материальные ресурсы и расширить подготовку к войне против Советского Союза». Для высвобождения необходимых для войны против СССР сил планировалось сократить японские войска в Китае с 850 тысяч до 500 тысяч. При этом предусматривалось ограничиться оккупацией лишь районов Северного Китая, Внутренней Монголии, а также городов Нанкин и Шанхай.

Военное министерство и генеральный штаб приняли решение довести число пехотных дивизий империи до 65, авиационных эскадрилий до 160, резко увеличить количество бронетанковых частей. На китайском фронте должны были действовать 20 дивизий, остальные надлежало разместить в Маньчжурии и готовить их к операциям против Красной Армии.

Демонстрация стремления нормализовать отношения с Москвой преследовала достижение главной цели японской политики — изолировать Советский Союз от Китая. В согласованном 28 декабря 1939 г. между министром иностранных дел Номура Китисабуро, военным министром Хата Синроку и военно-морским министром Ёсида Дзэнго документе «Основные принципы политического курса в отношении иностранных государств» по поводу Советского Союза говорилось: «Необходимым предварительным условием заключения пакта о ненападении должно быть официальное признание прекращения советской помощи Китаю».

Токио имел все основания считать, что именно советская помощь являлась одним из важных препятствий, не позволявших японским войскам покорить Китай. К сентябрю 1939 г. из СССР в Китай была поставлена очередная партия вооружения — 250 орудий, 4400 пулеметов, 500 тысяч снарядов, 150 млн патронов. Только с июля по сентябрь в Китай были направлены 459 советских военных летчиков, которые принимали активное участие в сражениях на фронтах японо-китайской войны. О роли советской помощи в этой войне лидер китайской компартии Мао Цзэдун писал в 1940-м г.: «Если Китай хочет стать независимым, то он никак не может обойтись без помощи социалистического государства и международного пролетариата… Это особенно относится к помощи Советского Союза, которая является необходимым условием завоевания окончательной победы в войне против японских захватчиков».

Позиция Советского Союза в отношении помощи Китаю вызывала сильное раздражение японских правящих кругов, особенно военных. Хотя после разгрома на Халхин-Голе они не могли продолжать провоцировать конфликты на советской границе, многие противились даже временной нормализации отношений с Москвой. Военный министр Хата в интервью корреспонденту газеты «Асахи» заявил в декабре 1939 г., что причиной неудач Японии является отсутствие у народа бдительности в отношении работы «красного дьявола».

Виновные за развязывание кровопролитных номонханских сражений были наказаны лишь для проформы и продолжали оказывать большое влияние на определение политики в отношении СССР. Бывший старший офицер императорской армии Хаяси Сабуро писал после войны: «…Большинство сотрудников первого (оперативного) отдела штаба Квантунской армии, которые сыграли главную роль в инциденте в районе Номонхан и должны были нести ответственность за него, были лишь переведены на хлебные места, а спустя некоторое время почему-то очутились в центре и к тому же на важных постах… Когда сторонники позитивной политики совершали ошибки, управление кадров смотрело на это сквозь пальцы. Если их и наказывали, то только для вида…»

Дипломатические маневры Японии не могли скрыть истинных намерений японского руководства, связанных с политикой в отношении северного соседа. По вине Токио советско-японские отношения осенью — зимой 1939 г. оставались напряженными. Японское правительство активно подключилось к поднятой в США, Великобритании и Франции шумной антисоветской кампании в связи с советско-финляндским конфликтом. Военный министр Хата заявил тогда в японском парламенте: «Понесенные потери являются действительно громадным уроком для нашей армии… Мы уже приступили к осуществлению соответствующих мероприятий… Кровь, пролитая па полях Номонхана, не останется напрасно пролитой кровью».

В Токио понимали, что советско-финляндский конфликт и последовавшие за этим мероприятия правительств Великобритании, Франции и США, в частности исключение СССР из Лиги Наций, были направлены на то, чтобы вместо войны с Германией начать войну против Советского Союза. Это усилило позиции сторонников непримиримой политики в отношении СССР. Японские военные круги стали открыто выступать против самой идеи пакта о ненападении с СССР, заявляя, что она «подрывает идеологические основы Японии». В качестве платы за участие в антисоветском «крестовом походе» политические и военные лидеры этой страны небезосновательно рассчитывали на дальнейшие серьезные уступки западных держав в Восточной Азии, в первую очередь в Китае.

В декабре 1939 г. правительство США попыталось получить от МИД Японии официальное подтверждение того, что пакт о ненападении не входит в японскую программу переговоров с СССР. В Токио учитывали беспокойство правительств западных государств, которое те испытывали, наблюдая за признаками нормализации японо-советских отношений. Хотя японское руководство было заинтересовано в политике шантажа крупных держав мира перспективой японо-советского сближения, оно в то же время стремилось поддерживать их надежды на очередное столкновение Японии с СССР. Советско-финляндский конфликт предоставил возможность подтвердить эти надежды. Отнюдь не случайно в январе 1940 г. японский министр иностранных дел Арита Хатиро вновь стал выступать с воинственными призывами к «борьбе с Коминтерном».

Зимой 1939–1940 г. японское командование демонстративно форсировало подготовку к походу на север: росла численность Квантунской армии, дивизии оснащались новейшим вооружением. Готовясь к боевым действиям против Советского Союза, в целях повышения маневренности войск в условиях тайги, бездорожья и глубокого снега, командование отдало приказ о подготовке для Квантунской армии 9 тысяч саней для транспортировки на них тяжелых пулеметов и легких орудий. В результате проведенных мероприятий в течение 1940 г. число дивизий Квантунской армии увеличилось с 9 до 11, крупных отрядов вдоль границы в укрепленных районах — с 8 до 13, авиаполков (включая расположенные в Корее) — с18 до 22.

Японские военные историки признают, что «во время советско-финляндского конфликта японский генеральный штаб проявлял к нему большой интерес». В конце осени 1939 г. он разработал очередной оперативно-стратегический план войны с СССР. Цель наступательных операций состояла в «разгроме русской армии, дислоцировавшейся на Дальнем Востоке, и захвате территорий к востоку от населенного пункта Рухлово и Большого Хингана» с последующей оккупацией Забайкалья, Северного Сахалина и Камчатки.

Однако замыслам организовать новый вооруженный поход против СССР не суждено было осуществиться. Финляндия потерпела поражение, 12 марта 1940 г. был заключен советско-финляндский мирный договор.

Советское правительство отчетливо сознавало, что в Японии сохраняют влияние силы, враждебно настроенные против СССР. Справившись с растерянностью, вызванной заключением германо-советского пакта о ненападении, японские лидеры продолжали уповать на союз с агрессивными государствами Европы. Министр иностранных дел Арита подчеркивал: «Антикоминтерновский блок не распался, сохранив в себе такие силы, как Япония, Италия, Маньчжурия и Испания… Да и сама Германия не отказалась от этого союза». Правильно оценив подлинные цели Германии при заключении пакта с СССР, Арита, со своей стороны, не спешил связывать Токио каким то ни было обязательствами в отношении Советского Союза. 16 января 1940 г. он заявил: «Полное урегулирование пограничных проблем будет равнозначно пакту о ненападении. Заключение же такого пакта — дело отдаленного будущего и не очень полезное».

Было ясно, что японский генералитет не смирится с поражением и будет искать возможности для реванша. Поэтому с трибуны сессии Верховного Совета СССР (март-апрель 1940 г.) прозвучало предупреждение: «В Японии должны, наконец, понять, что Советский Союз ни в коем случае не допустит нарушения его интересов. Только при таком понимании советско-японских отношений они могут развиваться удовлетворительно».

Оглавление

Из серии: Военные тайны XX века

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги «Кантокуэн» – «Барбаросса» по-японски. Почему Япония не напала на СССР предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я