Студенты. Книга 1

Анатолий Аргунов, 2008

«Роман Анатолия Аргунова рассказывает о жизни ученого и врача. Лежа на больничной койке, он вспоминает о прошлом – учебе, любви, дружбе, карьере, переосмысливает некоторые поступки и события. Роман во многом перекликается с судьбой автора. Жизнь студентов, о которой пишет автор, прослеживается с конца 60-х годов ХХ века и продолжается в настоящих поколениях – студентах XXI века. Века нанотехнологий, новых открытий во всех сферах человеческого бытия. Но студент – во все времена студент. Переживания и поступки героев, отраженные в этой книге, будут интересны и нынешнему поколению студентов и читателей. Все они поступили в один из лучших медицинских институтов страны – во Второй Ленинградский. Тайная мечта Саввы стала явью. Он ещё не верил, что стал студентом, что будет жить в большом красивом городе, учиться у самых знаменитых профессоров и даже жить на территории института…»

Глава 2. Утраченные иллюзии

Господи! Неужели это было на самом деле? Со мной? Неужели сорок пять лет пролетели как один день? Мысли Саввы наконец-то прояснились, отошли от школьных воспоминаний, и он вновь увидел перед собой здание библиотеки, у которого стоял и плакал. Найдя платок, он вытер слёзы и медленно стал ходить вперёд-назад по дорожке около здания ректората. Собственно, здесь Савва Николаевич оказался неспроста. Его привела сюда забота о судьбе внука — младшего Мартынова, Дениса. Он в этом году окончил школу и, к удивлению деда, решил пойти в медицину. Ни сын, ни дочка медиками не стали, а тут внук решил осчастливить — стать врачом. Из разговора с внуком Савва Николаевич понял, что Дениска хотел бы учиться в том же институте, что и дед. Савва Николаевич, к этому времени известный в стране учёный, мог бы без труда пристроить внука куда-нибудь поближе к себе: в свой университет, например, где он заведовал кафедрой. Но внук решил иначе.

— Хочу учиться и жить в Питере. Хочу как ты — всё сам.

Дед, конечно, обрадовался, но решил всё же подстраховать Дениса. И вот он здесь, около своей alma mater, ждёт прихода ректора Широкова Владимира Александровича, с которым по телефону была согласована встреча.

Ректор появился неожиданно. Они обнялись и поздоровались.

— Здравствуйте, Владимир Александрович.

— Здравствуйте, Савва Николаевич. Какими судьбами? — спросил ректор.

Немолодой седовласый мужчина, немного старше Саввы Николаевича, пригласил его к себе в ректорат.

— Да вот, решил вас, Владимир Александрович, и alma mater навестить, — отшутился Савва Николаевич.

На звонок ректора двери открылись и охранник, строгий человек с выправкой бывшего военного, чётко доложил:

— Никаких происшествий за время моего дежурства не замечено.

И тут же встал в сторону, пропуская ректора с гостем.

— Ладно, ладно тебе со своим официозом, — поморщился ректор, здороваясь за руку с охранником. — Знакомься и запомни. Это мой старый и добрый знакомый, Савва Николаевич Мартынов. Пропускай всегда и без доклада. Понял?

— Так точно, — по-военному ответил охранник.

— Ну вот и ладненько.

Савва Николаевич также поздоровался за руку с охранником и ещё раз представился:

— Савва Николаевич.

— Рудольф Оскарович Шварц, — ответил охранник, пропуская шефа и его товарища вперёд.

По широкой мраморной лестнице с витиеватыми чугунными перилами они поднялись на второй этаж и оказались в небольшой, но уютной приёмной ректората. Справа дверь ректора, слева — его заместителя. Тут же стол секретаря и чуть поодаль, за перегородкой пост дежурного охранника.

— Вообще-то охрана вся по периметру академии, здесь только старший охранник. Он оперативно решает все проблемы, возникшие у наружной охраны, — пояснил ректор, пропуская Савву Николаевича к себе в кабинет. — Человек он надёжный, воевал в горячих точках, несколько раз был ранен, имеет награды. В звании полковника вышел в отставку. Без работы маялся год-другой, потом как-то попался мне на глаза, разговорились и я пригласил его к себе. Вот уже пятый год работает. А у меня гора с плеч свалилась. Сами понимаете: тысячи студентов, тысячи больных, сотни преподавателей. Получается целая армия.

Владимир Александрович рассказывал все это Савве Николаевичу, чтобы хоть как-то заполнить паузу между моментом встречи и деловым разговором. В том, что Савва Николаевич приехал не просто так, сомнений у ректора даже не возникало. Но он никак не мог догадаться, что же именно привело сюда уважаемого им ученого, крупного руководителя целой службы здравоохранения одной из северных областей России.

— Да, забот у вас хватает, — согласился Савва Николаевич. — Когда я учился здесь, не думал об этом. Считал, что всё идёт само по себе.

— Как? — удивился Владимир Александрович, усаживаясь в кресло около длинного стола, заваленного книгами и журналами. — Вы учились здесь?

— Да. И я не только учился, но и жил здесь рядом, напротив вас, в нынешней библиотеке, целый год. Там тогда было общежитие для старшекурсников на пятьдесят или шестьдесят мест. Вот там нам, первокурсникам, выделили одну комнату на чёртову дюжину.

— Вот не знал, Савва Николаевич, что вы выпускник нашей Академии и тем более что жили на её территории.

— Да… Было дело, — со вздохом подтвердил слова ректора Савва Николаевич. — Правда, тогда это был институт, а не академия.

— А чего такие тяжкие вздохи?

— Да время летит, словно секундная стрелка на циферблате, круг за кругом. Вроде бы и не замечаешь, а потом бах! Смотришь, а время-то твоё подходит к концу.

— Савва Николаевич, давайте не будем о грустном. Я сейчас кофейку соображу. Или вам лучше чаю? — чтобы хоть как-то отвлечь гостя от грустных мыслей предложил ректор.

Он позвонил охраннику, попросил помочь с посудой.

— Секретаря сегодня нет — выходной день. Вот с Рудольфом Оскаровичем и хозяйствуем в её отсутствие, — пошутил Владимир Александрович.

На столе перед Саввой Николаевичем появились большая конфетница, чашки из старого китайского фарфора, заварник, чай в пакетиках, а также две или три банки редких сортов кофе.

Садясь напротив, Владимир Александрович показал на выставленные приборы и радушно улыбнулся:

— Выбирайте, что подходит. Извините, что без должного порядка. Алла Христофоровна, мой секретарь, сделала бы лучше. Но что есть — от всей души.

Щёлкнул выключатель электрочайника.

— Ну вот, и чай вскипел. С чего начнём? С кофе или чая? — спросил Владимир Александрович, подняв глаза на Савву Николаевича.

— Да всё равно. Что нальёте, то и буду пить.

— А тогда начнём, пожалуй, с коньячка. Не возражаете?

— Нет, конечно. За встречу не грех и коньячком побаловаться.

— Вот и чудненько. У меня где-то бутылочка настоящего французского завалялась.

И Владимир Александрович, несмотря на свой внушительный вес и возраст, легко поднялся и подошёл к двери шкафчика, достал пузатую бутылку и пару хрустальных бокалов. Затем сел на место, разлил ароматный напиток. Чокнулись.

— Ну, за встречу, — произнес Владимир Александрович традиционный в таких случаях тост.

— За встречу, — согласился Савва Николаевич.

Они оба разом выпили, смакуя аромат напитка из лучших сортов винограда, отжатого на Лазурном Берегу Франции и пролежавшего в дубовых бочках с десяток лет, а потом разлитого в пузатые бутылки под всемирно известной маркой «Наполеон».

— Да!.. Напиток богов, — отметил Савва Николаевич, наслаждаясь букетом вкуса и запаха.

Выпив, оба с удовольствием закусили ломтиками лимона, заботливо нарезанного охранником.

— Савва Николаевич, что же вас всё-таки привело сюда? Не только же ностальгия? — спросил как можно мягче, чтобы ненароком не обидеть собеседника, Владимир Александрович.

— Вы правы.

Савва Николаевич ослабил узел галстука, расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и, как бы почувствовав свободу, просто ответил:

— Внук хочет учиться в вашем, то есть нашем, институте.

— Хочет — значит будет, — просто и без всяких лишних расспросов ответил Владимир Александрович.

Савва Николаевич удовлетворенно мотнул головой. Другого ответа он и не ожидал.

— Вы знаете, Владимир Александрович, Денис, мой старший внук, парень неплохой. Звёзд с неба не хватает, учился в школе стабильно. Хорошист, как сейчас говорят. В медицину вроде не собирался, играл себе на скрипочке, конкурсы серьёзные выигрывал. И тут на тебе, как снег на голову: хочу, дед, в твоём институте учиться. Врачом хочу быть! Понимаете, Владимир Александрович? Никто из детей не захотел в медицину идти — ни сын, ни дочка. Я уж и мечтать бросил, особенно когда и внук другим занялся: музыкой, пением… А тут, весной, уже в апреле где-то, и огорошил меня.

Владимир Александрович разлил коньяк по бокалам.

— Ну что ж. За продолжение династии Мартыновых! — предложил он новый тост и, подняв бокал, чокнулся с Саввой Николаевичем.

— Хорошо бы, Владимир Александрович, чтобы ваши слова да Богу в уши.

— Давайте-давайте, первый шаг сделан. Главное — желание, всё остальное приложится, — засмеялся Владимир Александрович, с удовольствием выпивая терпкий коньяк.

Савва Николаевич на этот раз опрокинул всю рюмку в рот, не раздумывая.

— Не скажите, Владимир Александрович. Сейчас высшее образование не такое уж доступное, как в наши годы, — продолжил мысль Савва Николаевич.

— Это верно. Но кто хочет, тот своего добьётся. Так всегда было и всегда будет, — ответил ректор, откинувшись на спинку кресла. — Вот у нас: конкурс огромный, четыре-пять человек на место. Кажется, и гранит науки твёрдый, и почти в каждом областном городе теперь свой медицинский факультет или институт есть, а едут всё равно к нам. Спросил абитуриентов — почему? Знаете, что они мне ответили? — и, не дожидаясь реплики Саввы Николаевича, Владимир Александрович с удовольствием ответил себе сам: — Знаний хотим и перспективы! Это раньше наше поколение по призванию в вузы шло, а теперь не только за знаниями, но и за хорошей перспективой на будущее. Жизнь, Савва Николаевич, меняется. Не знаю, к лучшему ли, но меняется всё на глазах. Рыночные отношения, как сейчас принято говорить, вытесняют иногда здравый смысл.

И он стал задумчиво смотреть в окно, как будто там, за окном, кто-то мог дать ему ответ «почему так?».

Савва Николаевич осторожно поставил бокал на стол и тоже на какое-то время затих, внимательно рассматривая лицо Владимира Александровича. Ему показалось, что тот сейчас находится в своих мыслях где-то далеко-далеко, в их тяжёлой, но такой прекрасной юности. Тогда они оба были полны сил и энергии и их не смущали проблемы перестройки, смена идеалов. Главное — не менялось направление их жизни. Перспективы были вполне предсказуемы: институт, женитьба, семья, работа, дом, машина, а если кому-то повезёт — учёная степень и почёт. А если ты ещё был награждён от природы талантом, то всенародная любовь была обеспечена, и неважно, жил ли ты в крупном городе или маленьком районном центре.

Владимир Александрович наконец выпрямился и как-то грустно сказал:

— Мой сын тоже не захотел в медицину, а внуков Бог пока не дал.

Савва Николаевич тактично промолчал, зная по себе, что любое бестактное вмешательство в личные проблемы чревато если и не разрывом отношений, то, по крайней мере, холодок в них обязательно появится.

— Вы знаете, Савва Николаевич, у меня один сын. Юрист, тридцать пять лет. Сын долгожданный, можно сказать выстраданный. Жене поставили диагноз: «бесплодие», и она пять-семь лет безуспешно лечилась. Потом случайно пошла в институт Отто, там консультировал известный вам профессор Аничков Викентий Леонидович. Он диагноз безошибочно поставил. Пролечилась и через год родила. Сын рос нормальным парнем, в школе отличник, любил математику, физмат закончил. Ну, а тут, сами знаете, нагрянула перестройка. Понятно, что жить так было больше нельзя, но то, что взамен появилось — абсурд. Ларёчники и лавочники к власти пришли, и идеология лавочников насаждаться стала. Секс, порнография, наркотики… Гитлер не смог нас одолеть в войну, а тут без боя почти что сдались. Сын попал в плохую компанию. Да что говорить…

Тут Владимир Александрович тяжело вздохнул, словно груз скинул с плеч.

— Было дело. Едва спасли парня. Слава Богу, всё уже позади. Сейчас он у меня бизнесмен.

Савва Николаевич во время монолога не проронил ни слова. Да, собственно, и что было говорить? Всё и так до боли ему было знакомо. Собственный сын рос в то же время и с лихвой хватил трудностей переходного периода. Когда в обществе деньги значили больше, чем жизнь. Слава богу, ему повезло — сын удержался, не угодил в трясину. И удержала его, как ни странно, ранняя любовь. Савва Николаевич, даже сам не замечая того, невольно улыбнулся.

Владимир Александрович, заметив улыбку на лице гостя, понял её по-своему — мол, подбодряет.

— Не будем о грустном. Давайте-ка ещё по рюмочке, и поедем ко мне обедать домой.

В это время зазвонил мобильный телефон. Владимир Александрович посмотрел на собеседника:

— Ваш или мой?

— Кажется, ваш, — ответил Савва Николаевич, шаря по карманам в поисках телефона.

— Алло, алло! — уже заговорил Владимир Александрович. — А… Это ты, Люсёк. А мы тут в кабинете чаёвничаем… Ну конечно, без женской помощи… Как дела? Чего звонишь?.. А, понятно, понятно, — и Владимир Александрович на целых пять минут замолчал, слушая, что говорит ему Люсёк, лишь иногда вставляя односложно, — понятно… Понятно… Хорошо Люсёк, я понял. Ты возьми, набери телефон Игоря Петровича Сорокина — он должен будет подъехать к трём часам с бригадой грузчиков. Пусть всё потихонечку переносят, перевозят — вещи, холодильник, технику, а потом всё остальное. В общем, командуйте без меня. Пока. Извините, Савва Николаевич, переезжаем, — как бы прояснил ситуацию Владимир Александрович. — Всю жизнь прожил на Марата, в центре города, но дом поставили на капремонт, вот мы и решили перебраться. Не знаю, вернёмся ли на старое место. Скорее всего, нет. Привлёк знакомых, подобрали подходящую квартиру на Петроградской. Вот теперь вещи перевозим. Хотел сам, но не могу оторваться от дел — самое горячее время: приём документов, потом экзамены, слёзы и просьбы родителей, жалобы. С работы иногда ухожу после восьми вечера. Раньше не получается.

Савва Николаевич согласно покивал головой:

— Это точно! Аврал сейчас во всех вузах. В нашем тоже, говорят, конкурс больше четырех человек на место. Очень понимаю вас, хотя сам ни в каких комиссиях не участвую, но общая атмосфера затягивает, как только войдёшь в институт.

— Вот-вот, именно затягивает, как водоворот, — со смехом повторил Владимир Александрович. — Ведь теперь как — все обо всех всё знают: кто и сколько берёт за хорошую отметку. Не то, что раньше. Ну, были протеже, но единицы. Теперь всё решают деньги. И что интересно — сделать ничего нельзя. Система срабатывает. Я пытался и так, и сяк с ней бороться. Но тщетно. И начинается всё на стадии репетиторства. Репетитор, как правило, наш преподаватель, начинает готовить своего клиента за год до экзаменов. Естественно, за деньги и довольно приличные. Ну, а потом и вовсе выводит на вступительный экзамен через нужных экзаменаторов. Все жить хотят. На зарплату ноги протянешь, вот и берут. При этом поймать с поличным почти невозможно. Все шито-крыто. Каждый год меняю председателя и состав экзаменационной комиссии, а толку никакого. Всех преподавателей не сменишь.

— Да… — протянул понимающе Савва Николаевич, откинувшись на спинку кресла. — Везде одно и то же. Вы думаете у нас на периферии лучше? То же самое. Правда, методы другие. У нас берут якобы пожертвования на ремонтные работы, покупку техники и всё в этом духе. А кто сколько взял, можно лишь догадываться. Вот времена пошли… Владимир Александрович, а может, мы сами виноваты, что так пошло дело? Вот я к вам приехал просить за внука, потом ещё кто-то, и так дело расширяется на всех уровнях.

— Да бросьте вы, Савва Николаевич, ерунду-то, извините, говорить. Я вот вашего внука считаю особенным случаем, протеже, так сказать, по сословию врачебному. Это всегда было и всегда будет. Кроме того, я же не собираюсь зачислять внука без экзаменов. Сдавать будет как все. Я лишь дам команду проследить, чтобы не завалили. А как сдаст, такой и будет результат. Не сдают часто не потому, что не знают, а от волнения или от напора экзаменатора. Хоть какого вундеркинда завалят, если захотят. Вот и весь секрет моего участия. Да я даже каждому профессору на кафедре лимит на своего, можно сказать, протеже установил, чтобы хоть какой-то порядок в этом вопросе навести. Да где там! Нет, Савва Николаевич, живём мы в другое время, и методы другие. Поэтому приходится приспосабливаться, если хочешь выжить.

— Это верно, — в очередной раз согласился Савва Николаевич. — Я вот, к радости многих моих коллег могу отказаться от участия в экзаменах, а вам невозможно — положение обязывает. Сочувствую! А давайте, Владимир Александрович, ещё по одной рюмке. Да мне пора и честь знать. Тем более дел у вас невпроворот. И дома, судя по всему, напряжёнка. Не хочу ваше время отнимать.

Владимир Александрович разлил ароматный коньяк по бокалам:

— Всех дел всё равно не переделаешь, а с коллегами так задушевно не часто поговоришь, — грустно заметил он и предложил: — Давайте за новую встречу поднимем этот бокал!

— Согласен, — ответил Савва Николаевич.

— Вот и чýдно.

Они чокнулись и молча выпили.

— Теперь до августа. Жду вас здесь в это же время. Надеюсь, выпьем за нового студента Мартынова-младшего, — уже серьёзно напутствовал Владимир Александрович своего коллегу.

Они обнялись, и, попрощавшись, Савва Николаевич вышёл из кабинета ректора. На улице ветер приятно охладил разгоряченного коньяком и беседой Савву Николаевича. Он ещё раз посмотрел на окна своего бывшего общежития, грустно улыбнулся и зашагал к машине. «Прошлого не вернуть», — подумалось ему в эту минуту.