Хождение в пятую власть

Анатолий Агарков

Давайте посчитаем – нет ошибки? Власть первая в стране – политическая (Генсек, Политбюро, ЦК, парткомы).Вторая власть – законодательная (Верховный Совет, Советы на местах) Третья власть – исполнительная (Совет Министров, исполкомы на местах).Четвертая – судебная (Верховный суд, суды нижних инстанций).Пресса должна быть пятой властью, но куда-то мусора запропастились: должна же быть правоохранительная власть? Или им не надо власти? – они ее и так имеют.

3

Карьера моя взяла в карьер — боюсь, как бы шею аллюрами не свернуть.

Едва ли освоившись на новом месте, Кукаркин затребовал к себе Селезневу. И вот уже я — и о заведующего отделом сельского хозяйства. Впрочем, зарплаты мне это не добавило: по-прежнему числился радиоорганизатором, сидел на своем месте сотрудника в кабинете сельхозотдела и исполнял обязанности его заведующего. Но, оказывается, и Лена до моего прихода была как пакетик кофе — три в одном. А настоящим завотделом была Татьяна Зюзина, которая теперь в декрете. Нужное дело!

Новая должность давала свободу выбора тем материалов. И я задумался….

В дверь постучали. Вошел мой двойной тезка, и даже родственник, который Михайлович. Он решительно пожал мою руку и уселся на Ленин стул.

— А где?

Я заметил, как мгновенно потеплел взгляд директора Сельхозтехники на мой ответ:

— Селезневой нет, и больше не будет.

Анатолий Михайлович выложил на стол мятую-перемятую — немало, видать, потетешкался — нашу газету.

— Я по поводу статьи «А что за лозунгом».

И тут все стало на свои места. Напрасны были ядовитые замечания Лены — мол, проглотил обиду-де мой родственник и утерся. Вот он, здесь — ничего не глотал, улыбается. А застал бы автора — поджал губы, наклонил голову, как бульдог, готовый вцепиться в задницу — и не жди сочувствия, конопатая!

— Чуток припозднились.

— Потрясающе! — выдохнул родственник, на мгновение увлекшись какими-то внутренними видениями, потом вернулся в реальный мир. — Я принес материал в газету.

К мятой газете на стол выложил мятую же тетрадь.

— О чем? — я отодвинул стул, скрестил руки на груди и закинул ногу на ногу.

— Все о том же, — кивнул Анатолий Михайлович, — о чем в статье у Селезневой.

При ближайшем рассмотрении оказалось не столь уж о том. Это вообще не статья для газеты, а план технического перевооружения Сельхозтехники — мол, стеллажи с запчастями, и контейнеры, вызываемые нажатием кнопки. Я с трудом давил зевоту.

Стряхнув сонливость, предложил:

— Оставляйте. Я сделаю из этого материал для газеты.

Однако родственник мой уперся:

— А разве это — не материал?

— Вы не беспокойтесь — подпись будет ваша. И гонорар.

Анатолий Михайлович глянул на записи и мрачно ухмыльнулся:

— Я бы хотел взглянуть под чем будет стоять моя подпись.

— Всенепременно.

После высочайшего визита директора райсельхозтехники вернулся к прерванным раздумьям — выбору темы. Чем успешно занимался вплоть до обеда. Уходя, глянул на себя в зеркало — отраженная ухмылка была лишена малейших признаков сочувствия.

Тема выбрана!

Это будет Увельский пищекомбинат — структурное подразделение Увельского райпотребсоюза. Серьезное предприятие. Летом 1973 года перед поступлением на ДПА я работал там два месяца — и на всю жизнь негативные впечатления.

Вернуться туда с удостоверением журналиста…. О-го-го! Дай Бог встретить моих притеснителей! Я ведь думал, думал долго об этом, а теперь имею возможность.

Пообедал, спустил на пол кота, уютно устроившегося на коленях, снял с брюк несколько прилепившихся шерстинок — все! журналист (мститель?) Агарков к бою и походу готов!

Так как там поживает Увельский пищекомбинат?

Вообще-то комбинат поживал плохо.

— Воруют и пьют, — вздохнула мастер виноразливочного цеха Клавдия Петровна. Казалось, она голосом ласкает детей неразумных — своих рабочих.

— Вы не против — я пообщаюсь?

Ага! Вот и кладовщица Платушина — жива, курилка! Сколько ж крови моей она выпила! Открывшаяся возможность сравнять счет мгновенно согрела душу. Будешь ты у меня, толстомясая, главным обличителем недостатков — ведь каждый играет, как умеет!

— Мне кажется у вас отличное чувство юмора — поднимем настроение нашим читателям?

Не ведая о моем коварстве, она пригласила в бытовую комнату, налила чаю.

Следом женщины собрались.

— Рабочие, говорите, тырят? А начальство?

— А те не воруют — так берут.

— Коммунизм, стало быть, у вас тут?

— Пока нет.

— А когда будет?

Кладовщица, прежде чем ответить, предпочла отхлебнуть глоток чаю.

— Когда настанет подходящее время, которое пока что еще не пришло.

— А кто-то пытается эту ситуацию как-то изменить?

— Кому-то надо….

— Попробуй только — получишь горбатых….

Кстати, «горбатые» — статья 33 трудового кодекса, предусматривающая увольнение нарушителя дисциплины по инициативе администрации.

Народ разговорился — успевай только слушать. Ой, какие они ядовитые! Кто мог бы подумать! Я даже голову склонил, пряча ухмылку. Набрал в грудь побольше воздуха и строчил, строчил, строчил….

Помнишь, толстомясая, как мы с твоим мужем катали двухсотлитровые бочки с грибами в подвал? Ему приезжие дали червонец, а мне…. Ты сказала — не надо, убогий, мол, обойдется!

— А что собственно здесь происходит? — в бытовку вошла девушка в белом халате. — Вы кто?

Я представился.

— И что вы здесь делаете?

— Осуществляю задание редакции.

— А вы что осуществляете? — обратилась она к собравшимся женщинам. — Не кажется вам, что это не осторожно — быть откровенными с посторонним человеком, пробравшимся сюда с определенной целью?

Захваченная врасплох Платушина откинулась на спинку стула и сердито сверкнула на меня глазами.

— Газета — орган райкома партии; наша задача — бороться с недостатками, — кротко напомнил я.

— А смотрите так, будто ведете следствие — и все пишите, пишите…. Кстати, предъявите-ка ваше удостоверение.

Она выжидательно замолчала.

Я подал документ и светски поинтересовался, заметив обручальное кольцо:

— А сестры у вас нет?

— Нет. Зачем вы спрашиваете?

— Как всегда, — вздохнул я. — Все прекрасные женщины уже замужем.

— Сомневаюсь, что здесь подходящее место для выслушивания подобных шуточек.

Похоже, тема уходит из нужного русла. Черт! Что ж, впредь наука.

С арктическим холодом в голосе девушка в белом халате заявила кладовщице:

— Я буду вам чрезвычайно признательна, Валентина Васильевна, если вы впредь не станете повторять такие инсинуации. Никогда.

У кладовщицы от изумления живот колыхнулся сам собой, а ледяные серые глаза красавицы вдруг сделались похожими на два оружейных дула.

Платушина открыла рот — и медленно закрыла. Читалась на ее лице: да что тут, к чертовой матери, творится?! и как от такой пигалицы может исходить столь чудовищная угроза? в институтах учат, надо полагать.

— Это всего лишь шутка, Аня — ни о чем всерьез мы не говорили.

— И не очень смешная! — девушка потерла запястья и нахмурилась, глядя куда-то вдаль. На скуле заиграл желвак. Она подняла голову и взглянула на меня. — Идемте, товарищ журналист, в мой кабинет.

— Господи, боже мой, Анечка, — всполошилась Платушина, — я ведь не имела в виду,… что ты на самом деле?

— Тем не менее, — резко перебила та, — все, что происходит в коллективе, относится к грифам «секретно» и «после прочтения, сжечь». Из чего следует, что если «в органе райкома партии» появится статья с обвинениями против нас, вы не сможете убедить руководство в своей невиновности. Подумайте о вытекающих из этого последствиях — будьте любезны. Особенно если… ну, все зависит от темы статьи.

Кладовщица озадаченно пожевала губу, переваривая услышанное. Затем просияла:

— Но… ведь товарищ корреспондент не будет писать о нас плохо. А что плохого о нас писать? А если… мы скажем, ничего не говорили — все сам придумал товарищ….

О себе напомнил:

— Агарков. Газета призвана вскрывать недостатки, указывать пути их устранения.

Платушина неловко поерзала широченным задом и начала медленное отползание в сторону.

— Да что вы вскрыли? Все — бабьи сплетни.

Ответом послужило лишь короткое пожатие плечами и неопределенный жест — я поднялся и пошел вслед за Аней, поджидавшей меня в дверях.

Похоже, девушка в белом халате становится просто удручающе дипломатична.

Ну, посмотрим, кто кого.

В кабинете с табличкой «Технолог производства».

Оторвавшись от созерцания моих кроссовок, хозяйка подняла голову.

— Я знаю, что у меня нет права просить об этом…. Тем не менее — о чем вы будете писать?

И криво улыбнулась — видать, через силу.

Черт бы побрал ее улыбку! Она меня обезоружила. Понимает ли, насколько опасен для руководителей предприятия мой визит? Наверное, да — и это опасение льстило мне куда больше, чем я рисковал показать. Но ей самой-то чего бояться? Уж я постараюсь, чтоб ее роль была наиболее позитивной.

— Ладно, — вздохнул, — скажу: впечатление негативное. Может быть, вы сможете показать позитивную сторону производственной деятельности вашего коллектива.

Я расслабился, готовясь слушать — она напряглась.

— Вот о чем я вас попрошу — не писать о людях с чужих слов: поговорили с Платушиной, о ней и пишите. Или обо мне — я отвечу на все ваши вопросы.

— Слово репортера, — снизошел я, выдержав хорошую паузу.

После этого расслабился полностью и даже почти развеселился. В последующие полчаса Анна рассказывала мне о делах производственных, перемежая информацию дифирамбами в адрес руководства. Лишь одно хуже субъективной критики безграмотного демоса — это еще более субъективная похвала грамотного специалиста. Совершенно очевидно, что сегодня технолог Аня ни на шаг не отпустит меня от себя — она даже не пожелала прерваться, когда после обеденного перерыва вновь из цеха донесся стук и бряк. Когда же она принялась излагать планы пищекомбината по техническому перевооружению производства, сослался на дела в редакции и удрал.

И только топая на работу, вдруг понял, что остался в дураках. Есть фамилии, есть недостатки, но я не выяснил их причины и, значит, не смогу указать путь к устранению. Раздраженно нахмурился — статья не слагалась. Все не так! И Аня тому причиной — действительно хороша дивчина! Мне следовало опасаться ее обаяния и следовать цели, с которой пришел, а я допустил ошибку. И еще — она вытянула из меня слово не критиковать начальство; просто выдавила его с упрямой прямолинейной решимостью — принудила фактически дать обет. Что делать?

Решение пришло, когда перешагивал со ступеньки на ступеньки, поднимаясь в редакцию. Я аж присвистнул. Тема получалась очень партийной. Да это же высшая справедливость — накормить этих пищеделов блюдом, приготовленным по собственному рецепту!

Конец ознакомительного фрагмента.