Растяпа. Экспансия

Анатолий Агарков, 2023

Судьба давала мне шансы где-нибудь в чем-нибудь отличиться – грех жаловаться.Я мог бы:– остаться мичманом в погранфлоте и служить на Ханке;– сделать карьеру профсоюзного деятеля в ЧПИ;– выйти на Станкомаше в большие начальники;– стать профессиональным журналистом;– втереться в партийную номенклатуру;– замутить собственный бизнес…Но, увы. Старость, пенсия, одиночество – итог жизни. Даже жилья нет собственного. И кто я после этого? Вот-вот…Но грех жаловаться – жизнь прожита замечательная! В этом Вы сейчас сами убедитесь…

2

Мне часто снится один и тот же сон — будто студент я и совершенно неготовый иду сдавать экзамен по физике. Почему по физике, сам не знаю. На самом деле курс её и экзамены в сессиях сдал хорошо. Труднее далась электротехника, на которую пошел сразу же после свадьбы, и, чувствуя сумбур в голове, посидел-посидел немного, тупо уставившись в билет, а потом встал, положил его на стол преподавателя и забрал свою зачетку. Единственный «неуд» за шесть лет обучения. Я его, конечно же, пересдал потом… а снилась все-таки физика. Иду на экзамен, краснею и вздрагиваю, чувствую, что ничего не помню, но иду дальше на что-то надеясь. К чему такой сон теперь, когда прошли годы и десятилетия? Почему меня так волнует какой-то экзамен по физике?

Институт и все, что с ним связано, теперь далеки от меня. Однако сон заставлял краснеть и вздрагивать, как будто это происходило наяву. Были в моей прошлой жизни, как и у всякого человека, куда более дурные поступки, чем двойка на экзамене в сессию. Поступки, за которые совесть должна была мучить. Но она прохлаждалась, а вот сон доставал. Похоже, кошмары — такие раны, которые никогда не затягиваются и определяют настроение после сна. Но заботы и работа делали свое дело. Час за часом последствия кошмара улетучивались, и жизнь заполнялась событиями.

Между тем пришла осень — теплая, красочная, покрывшая леса и долины серебром паутинок. Эта прекрасная пора не только радовала людей, животных и природу, но и сопутствовала моему литературному перенастрою — я закончил работу над сборником рассказов о своем детстве и теперь размышлял о дальнейшем пути творчества: продолжать ли свою биографию в художественных образах или заняться сочинительством чего-то отвлеченного, но более популярного в читательской среде? Так что, несмотря на ограниченный круг интересов — коммерция, литература, заботы о маме и хозяйстве — жизнь была чрезвычайно наполнена.

Бабье лето долго держалось. Потом подошло ненастье, и три дня подряд лил мелкий, холодный, нудный дождь. Похолодало, пришла настоящая осень. Посыпалась листва с деревьев…

В первый же день после ненастья, одевшись гораздо теплее чем прежде, поехал в Челябинск, переполненный планами и предложениями.

Прежде всего съездил к ребятам, которые меняют камуфляж на все, что придется. Но оказалось, что из мною предложенного их теперь ничто не интересует. Это было очень досадно — спецодежда у меня хорошо расходилась. Мой лепший друг с бандитской рожей, сияя так же, как ушедшие дни бабьего лета, сидел за компьютером, играя в какие-то стрелялки с догонялками — поговорить со мной ему не было времени. На все мои вопросы либо отмахивался, либо буркал не пойми что. Так и ушел я, не солоно хлебавши.

Побывал еще в двух адресах, но везде видел все тот же безнадежный и унылый вид. Вид этот говорил: ничего не будет, если Бог не даст. Ничто так не огорчало, как подобный настрой партнеров. Что-то непонятное творится в деловом мире. Может пора кончать с неликвидами и заняться чем-нибудь новым?

Не зная, что с этим делать и как исправить хотя бы свое настроение, бойкой иноходью отправился в ООО «Сантехлит» к Чернову — может, Виктор Анатольевич займет оптимизма? Чем ближе подходил, тем веселее становилось на душе — все-таки с Черновым хорошо работать или общаться: он сам по жизни трудоголик и других заражает этим вирусом. Смотреть, как прекрасно идут дела в возглавляемой им фирме, одно удовольствие.

В «предбаннике» менеджеры заняты привычным делом, и по прежней привычке я со всеми за руку поздоровался.

— На месте начальник?

— В кабинете.

— Один?

— Проходи.

Я постучался, дверь приоткрыл и спросил с порога:

— Виктор Анатольевич, разрешите войти?

Чернов улыбнулся мне навстречу:

— О, Анатолий, заходи-заходи…

Когда вошел и притворил дверь, хозяин кабинета предложил стул и чаю.

— Над чем теперь трудишься?

— Как говорят свободные женщины — в активном поиске новой темы.

— А хочешь подкину?

— Буду обязан, — и приготовился слушать.

Мне было всегда приятно, что время от времени Генеральный директор ООО «Сантехлит» подкидывает мне идеи — может быть, не всегда для исполнения, а скорее на критику, но тем не менее. Так что же сейчас? Прихлебывая чай, ожидал в нетерпении.

Чернов спросил:

— Помнишь базу? Ты собирался щебень туда возить — откуда, если не секрет?

— Из карьера Увельского завода ЖБИ. Впрочем, не обязательно. Есть еще брошенный карьер Увельского ДРСУч — может быть, и оттуда: он даже ближе к месту событий.

— А почему его бросили — истощился?

— Да нет. Потому что самого ДРСУч не стало. Все машины его теперь трудятся в еманжелинском ООО «Сельхозпром».

— Ну а другие, так сказать, перспективные места для открытия щебенчатого карьера в Увельском районе есть?

— Да полным полно! Ведь с правого берега реки Увельки начинается Уральский хребет. Так что…

— Ты не хочешь для себя открыть кладовую земли?

— Нет денег на это, Виктор Анатольевич.

— А со мной? У меня есть средства.

— С вами всегда «за». Только давайте начистоту — какую роль вы для меня готовите? Для компанейства я безденежный, на побегушки душа не лежит… Так какую?

— Уж больно конкретный ты, Анатолий. Медведь еще в берлоге спит, а ты пытаешься что-то на нем себе застолбить. Так не делаются дела — впопыхах. А на ветер слов не люблю бросать, чтобы потом не краснеть за них. Что же делать? — я так сотворен.

— Ну, хорошо. Жду ваших указаний, а там будь что будет.

— Так ты найди мне перспективное месторождение, куда можно было с возвратом вложить деньги.

— Хоть я не геолог, но постараюсь. Как говорится, ищи наслаждение не в открытии истины, а в её поиске.

Чернов даже руку мне протянул для пожатия, одобряя такой экспромт.

— Интересно мне, Виктор Анатольевич, вы в коммерции собаку съели, а теперь хотите производство затеять. Не боитесь деньги потерять?

— Э, брат, ты не все знаешь о моем бизнесе. А ведомо ли тебе, что все цементные заводы России мне должны? Я поставляю им дробильные шары, которые выпускает мое предприятие. А еще есть у меня в Еманжелинске цех металлообработки — восемнадцать рабочих и двое служащих: бухгалтер с начальником. Этот цех выпускает продукции больше, чем весь завод, у которого я купил его. Там сотни рабочих, только в конторе больше людей, чем в моем цехе, а обороты меньше, чем у меня — жрут, чтобы срать: вот такая у них организация труда.

— Впечатляет, — восхитился я. — И в чем секрет успеха? Почему у вас цех работает лучше целого завода.

— А никакого секрета нет. Просто надо считать… банально считать, что почем и почему… и норму времени и расценки… и платить, конечно, по труду.

О, господи, пожалуй, у Чернова я был бы неплохим начальником цеха. Интересно, сколько он ему платит?

— Ну, так что? — вернулся к прежней теме Виктор Анатольевич.

— Договорились. Еду искать площадку для щебенчатого карьера в Увельском районе.

В конце той же недели, точнее — в субботу, встретил нужного мне человека в общественной бане поселка. Симпатичный и статный Валерий Иванович Сапрыкин, главный геолог народного предприятия «ЧРУ» (Челябинское Рудоуправление) с тазом в руке подошел и крепко хлопнул меня по плечу.

— Привет, Анатолий!

Всполоснув лицо от пены, сердито открыл глаза, но тотчас же и просиял:

— Вот ты-то мне и нужен, приятель.

— Какие проблемы? — он уселся рядом со мной на двуместную лавку.

— Помнишь, у нашего ДРСУч был карьер возле Кабанки? — там щебенку они добывали.

— Не щебенку, а бутовый камень, — поправил Валерий Иванович.

— В чем разница?

— Щебенка — материал строительный, а бутовый камень только на забутовку дороги или площадки годится. В горной породе разница…

Сапрыкин был замечательным человеком — и поговорить, и выпить. Работу свою хорошо знал и исполнял — за то уважали. А я любил его потому, что Валерий Иванович одинаково был приветлив и в годы моей работы в райкоме партии, и потом — в период злобных гонений со стороны власть имущих. Еще в кабинете Чернова решил — мне обязательно надо поговорить с главным геологом ЧРУ. Он один может мне рассказать за весь район — что и где хранится в недрах его. Кроме того, я был уверен, что Валерий Иванович сам не лишен предпринимательского духа, хоть и работает всю жизнь на одном и том же предприятии. Для него, думаю я, свое дело — не шутка и не забава.

Как удачно мы пересеклись в совершенно раскрепощенной обстановке!

— Значит, бутовый камень… Ладно, пропустим.

— А ты что и где собираешься строить?

— Хочу щебенчатый карьер в Увельском районе открыть. Не подскажешь — где самое место?

— Кар — ер? Ни фига себе! Деньги немалые. Разбогател?

— Не моя тема.

— Зачем же впрягаешься?

— Попросили. Хороший мужик.

— Не Васильев? — подозрительно покосился Валерий Иванович.

— Нет. А что, подъезжал?

Сапрыкин промолчал, отчаянно скребя голову в пене шампуня.

Я заценил молчание как ответ и перенастроился.

— Слушай, Валерий Иванович, есть в Челябинске один деловар, который хочет вложить собственные средства в добывающую промышленность. Ты не поможешь ему? Я его хорошо знаю и давно с ним марьяжу. Но даже в этом случае голову за него в заклад не положу. Давай сделаем так — я вас сведу, а ты сам определишь, как на этом деле можно тебе заработать. Ты можешь, он хочет — поторгуйтесь. А я вас сведу и только…

И разговор перешел на возможности каждого из нас заработать на теме нового карьера. Мы еще поговорили о том же после бани в пивбаре за столиком — не скоро разошлись по домам. Но прежде пришли к выводу, что за один показ месторождения гранитного щебня Чернов и рубля не даст — а если пообещает, то наверняка забудет. Не стал я спорить и убеждать Валерия Ивановича за честность Генерального директора ООО «Сантехлит», просто сказал:

— Сделай это для меня, а я в долгу не останусь.

— Я это сделаю для России! — пафосно сказал Сапрыкин.

Передал наш диалог Чернову в Челябинске.

— Бесценный человек! — оценил Виктор Анатольевич. — Таких теперь мало.

Был ненастный день, дождь шел все утро и достал меня, когда я с Локомотивной шел в «Сантехлит». Хорошо было теперь сидеть продрогшему в теплом кабинете его Генерального директора, попивая чаек. Мы обговаривали условия встречи Чернова с главным геологом ЧРУ. Подробности её были следующие…

День выбран рабочий. Время послеобеденное. Место моего ожидания машины с Черновым — стоянка перед Администрацией района. Когда Виктор Анатольевич подъедет, я перейду дорогу, зайду в здание конторы ЧРУ, поднимусь на второй этаж в кабинет отдела Главного геолога и вызову Сапрыкина. Валерий Иванович удерет с работы. Мы едем к месту будущего карьера — это где-то за Красноселкой. Потом нас возвращают в поселок Увельский.

— Когда Бог дает крест, он дает и силу нести его, — с досадой прокомментировал Чернов только что поступивший звонок телефона, на который он отвечал. — Часто удивляешься, к чему так меняется наша жизнь…

— Наверное, к порядку. Новый президент внушает доверие.

— Президент новый, а челядь старая!

— Да уж… Но не от скуки ли ваша воркотня, Виктор Анатольевич?

— Разумеется от скуки. Такая скука, приятель, что не знаешь, куда сунуть руки.

— Как может скучать Генеральный директор такого предприятия, как ООО «Сантехлит»? Так много интересного теперь в стране — столько разору, хоть даром бери то, что стоило когда-то миллионы и миллиарды.

— Да все это я знаю: дело не в том, что и как произвести, а кому и как продать — вот в чем вопрос времени. Депрессия началась…

— Нет, но как хотите, шевеление все же присутствует — к примеру, «Злак» у нас процветает, и «Агроснаб», и санаторий «Урал», и ЧРУ на плаву…

— И все? А сколько закрылось, ты не считал? Порасхватали в приватизацию предприятия твои, ни на что не годные, партайгеноссе, разорили и бросили.

— Да, но а те, кто дружит с головой, сейчас в фаворе. Я вон смотрю: весь Челябинск пестрит новыми именами — Голованов, Никитин, Видгоф…

— Конечно, есть деловые люди. Но сколько времени даром упущено. А время — деньги, не забывай…

— Какое время? Мы живы-здоровы и, слава Богу. Будем работать — на жизнь заработаем. За Западом не угнаться? А зачем нам гоняться? Лично я не люблю тараканьих бегов. У них своя жизнь, у нас своя. Они по правилам живут, а мы по сердцу…

Сегодня Чернов не похож на себя — ни хуже, ни лучше, но не похож на обычного, делового. Но мне кажется теперь, что и весь окружающий мир изменился. Я как бы очнулся — смотрю и многое не узнаю из бывшего. Особенно в большом городе все быстро меняется. По моему убеждению, самая лучшая жизнь теперь была деревенская. Возвращаясь из своих вояжей, я был рад, что у меня есть свой дом и мама в нем. Он был не только местом жизни — то есть сосредоточием радостей, страданий, труда и отдыха — но и противоядием испорченности, которой захлестнула город западная культура. Жизнь свою в поселке нашем (в административном официозе звучит, как сельское поселение) принимал с удовольствием и осознанием своей пользы.

Чернов тоже считал себя сельским жителем. Но для меня деревня прежде всего — поприще для труда, для него же — место отдыха, где можно жить, ничего не делая. Кроме того, и отношение к людям у нас разнилось. Виктор Анатольевич считал, что знает и любит простой русский народ. Он умел беседовать с мужиками, не притворяясь и не ломаясь перед ними. Для меня простой русский народ — не обобщенное понятие, а конкретные люди — соседи, участники труда, когда я их нанимал для такелажных работ, и когда они меня подводили, выпросив аванс и напившись. Короче, я не млел в восхищенье от силы, кротости, справедливости этих людей, а чаще негодовал от их беспечности, неряшливости, пьянства, лжи…

На вопрос: люблю ли я русский народ, даже не знаю, что ответить. Ну, может быть так — для беззаветной любви я слишком хорошо его знаю. А можно и так — я люблю самого себя, но я же русский человек, значит, я люблю русский народ. Ну, а как добрый человек, я вообще люблю всех людей на планете.

Стало быть вопрос этот не уместен — люблю ли я русский народ? Как же я его могу не любить, если я и есть русский народ. Мне нечем себя противопоставить ему.

Знаю ли я людей лучше Чернова? Постоянно наблюдая и узнавая всякого рода новых соотечественников, пытаюсь понять их и объяснить — как живут, чем живут, что от них можно ждать? Порой, замечая в них новые черты или поступки, изменял об уже известных мне прежнее суждение и составлял новое.

Чернов напротив — оценивал людей с точки зрения личной полезности и мог беззастенчивого хапугу поставить выше порядочной бестолочи. В его методическом уме ясно сложились критерии выбора — в город рвутся беззастенчивые искатели наживы, в селе остаются стыдливые и порядочные. Он любил русского мужика, сидя у себя в кабинете.

В жаркие споры мы не пускались, но разногласия по теме существовали. Причем, у Чернова в этом вопросе сформировалось четкое суждение. Я же часто попадался на противоречиях самому себе.

Для Виктора Анатольевича я, наверное, представлялся славным малым с определенным запасом порядочности, но с умом хотя и довольно ясным, но не далеким и не практичным. Со снисходительностью старшего брата он иногда брался объяснять мне значение вещей, в которых я разбирался лучше его, но не находил удовольствия спорить с ним. Как можно объяснить человеку основы мироздания, если он только что-то читал и не думал об этом?

Я смотрел на Генерального директора ООО «Сантехлит», как на человека практического ума, больших организаторских и выдающихся коммерческих способностей. Но в глубине души считал его особью средней грамотности и узкой направленности, неспособной к душевному росту. И кстати, чем ближе я узнавал его, тем более замечал в нем зависимость от животной похоти. Именно похоти, а не желания любить. Хотя в его окружении, да и он сам, меньше всего говорили о женщинах.

Ну и поскольку Чернов для меня был непростым собеседником, а деловым и даже порой работодателем, мне было просто неловко пускаться с ним в споры. Потому что победи я в нем, встречный ехидный вопрос напрашивался сам собой — если ты такой умный, то почему бедный? И не поспоришь…

М-да… Но Чернов в тот день был не похож на себя. Может, дождь за окном тому причина?

— А знаешь, я о тебе думал, — сказал Виктор Анатольевич. — Ты ведь бывший райкомовский деятель и газетчик… всему району наверняка известен. К тому же неглупый малый. Может, тебе лучше заняться политикой, а не коммерцией? Если порядочные люди будут уклоняться от власти, кто же тогда в ней останется? Бог знает кто. А я бы помог деньгами на выборах, если потребуются.

— Ты Клипу знаешь? Никогда и нигде не встречал? Жаль… — тихо и неохотно ответил я. — В 96-м году он зарубился в выборы на Главу района, а я был в его команде. Мы проиграли гонку, хотя по популярности в народе Сергей Борисович на голову меня выше. Так что не пойдут впрок ваши деньги.

— Я, признаться, не понимаю — в чем здесь сложность? Вложил средства, сделал пиар-кампанию и садись в любое кресло.

— У Генерального директора санатория «Урал» Селянина Алексея Борисовича и деньги были, и желание — все равно проиграл. Тут другие силы включаются…

— Проиграл и скис, а где же твое самолюбие?

— Проиграл не свои выборы и не скис, — сказал, задетый за живое словами Чернова. — Я так понимаю вхождение во власть — к тебе приходят люди и долго упрашивают: ну стань во главе нас, ты нам нужен. Знаете, как меня уговаривали перейти из газеты в райком — не с первого захода сломали. А ходить и просить, как та баба на сцене: «Ну, возьмите меня» — не мое это.

— Ну ты и тип! — воскликнул хозяин кабинета, тоже задетый за живое. — Да никогда народ ни к кому не пойдет — всегда кандидаты ходят в народ. Ведь его надо убедить, что у тебя кроме желания править людьми имеются и способности.

— Обладание властью, если вам хочется это знать, не считаю чрезвычайно важным делом — не забирает оно меня.

— Но, послушай, — нахмурив свое красивое умное лицо, сказал Чернов, — однако есть границы всему. Это очень хорошо быть чудаком и искренним человеком, не любя фальши. Но нельзя же народ, который ты любишь, отдавать проходимцам. Если у тебя есть надежды, обязательно надо бороться за власть.

И Виктор Анатольевич стал развивать такую мысль — если я глуп настолько, что не знаю как распорядиться властью, то у меня есть он, который и деньги на выборы даст, и будет советовать как поступать после победы. А я почувствовал, что мне остается только покориться наезду Чернова и надеяться, что до следующих выборов Главы Увельского района его желание побороться за этот пост иссякнет само.

Чтобы что-то ответить, ну или хотя бы частично остудить энтузиазм Генерального директора ООО «Сантехлит» буркнул безразличным тоном:

— Не верю я, что у власти можно остаться порядочным человеком.

Виктора Анатольевича на минуту удивило это неожиданное воззрение на дело, но он тотчас же составил новой атаки план.

— Тебя никто и не заставляет. Политика — это бизнес. Очень хороший бизнес. Ты думаешь, я тебя уговариваю за твою порядочность или из любви к Увельскому району?

— Я думаю, вы напрасно потратите деньги.

— Это еще вопрос. Риск, конечно, есть, но потом… Ты представляешь — целый район с огромным бюджетом! Это и поставки, закупки, программы разные… строительство… и прочее-прочее… все непременно окупится и немалой старицей.

— Знаете, Виктор Анатольевич, если вы хотите вложиться и заработать, то я найду для вас человека, который вам нужен. Он популярный и толковый… А сейчас помогает Гартунгу побеждать на выборах в Государственную Думу.

— Ладно, — нахмурившись, согласился Чернов, — время есть еще подумать и решить. Толковый, говоришь, твой человек?

— Прирожденный политик. Знаете, он однажды убедил руководство Дома Политпросвещения при Челябинском обкоме партии выдать мне красный диплом университета марксизма-ленинизма, хотя в зачетке была одна тройка.

Довод оказался убедительней, чем я ожидал.

— Он твой друг? — очень заинтересовано спросил Чернов.

— И достаточно близкий. С ним у вас будет шанс выиграть выборы в Увельском районе.

— Ну, положим, — в раздумье сказал Чернов. — А он сам захочет этого?

— Наверняка. Власть он любит, а наш район — его родина, там у него живут мама, сестра, младший брат и много-много друзей. С таким кандидатом ваша кампания пройдет на «ура!»

— Ну, тогда надо с ним встретиться.

— Я не знаю, где он сейчас — с Гартунгом в Москве или здесь, в Челябинске. Я поищу и, если удастся найти, спрошу его мнение по поводу вашей идеи…

И добавил, переведя дух:

— А вот с ним бы я поработал в Увельской Администрации.

После этого заявления, Чернов говорил так, будто прорвало плотину его слов. Смысл его патетической речи сводился к следующему — только тот народ имеет будущность, которым правят умные люди.

— Что же касается утверждения, что каждый народ достоин своего правительства, то, извини меня — это русская лень и тупость, которые, я уверен, скоро пройдут.

Я молчал, но чувствовал, что сам загораюсь идеей Чернова — действительно, посадить Кожевникова Пал Иваныча на трон Увельский, и откроется необозримый фронт работ для блага людей и себя лично. Возвращаясь домой, всю дорогу думал — нужны новые идеи, а то мой характер решительно портится от одних неликвидов.

Думы эти и анализ нашего разговора в очередной раз отредактировали мое мнение о Чернове — он мне стал ближе. И когда встретились с ним, а потом сидели в машине, поджидая оповещенного Сапрыкина, я разговорился с Генеральным директором ООО «Сантехлит» не по поводу будущего карьера, а о делах домашних своих — рассказал Виктору Анатольевичу все события и обстоятельства, которые могли заинтересовать его, а он принял в разговоре живейшее участие. Опять почувствовал близость с ним и невольно улыбался от нежности, которую испытывал в тот момент к этому человеку.

Когда пришел Валерий Иванович, Чернов уступил ему свое место рядом с водителем.

— Веди, Сусанин.

И Сапрыкин привел подсказками машину на большое плато между Красноселкой и Подгорным. Огромное пространство девственной прерии местами блестело проплешинами скальной породы в вечерних косых лучах солнца. Стальной блеск гранита тут и там намекал на несметные богатства, прикрытые дикой травой и редкими мелкими кустами серебристого лоха. Все это было совершенно ново и создавало замечательное впечатление.

Очнувшись от него, стал воображать — где будет рудник, где камнедробительная техника стоять, а где контора нового предприятия, в которой, возможно, мне придется работать.

— Ну что, Виктор Анатольевич, впечатляет?

— Не очень, — Чернов был чем-то недоволен.

— Что не так? — спросил я его.

— А вот смотри, — Генеральный директор ООО «Сантехлит» указал в даль рукой. — Там что?

— Красноселка.

— А там?

— Берег реки.

— А там?

— Высоковольтная линия передачи электроэнергии.

— А это?

— Метки газопровода «Бухара — Урал».

— Вот именно! Нам не дадут здесь взрывать. А экскаватором гранит не достать — это не глина, — сказал Чернов и укоризненно посмотрел на Валерия Ивановича.

Сапрыкин сконфузился и на вопрос Виктора Анатольевича: «Еще что-то можете показать?» отрицательно боднул головой воздух.

Солнце зашло за лес. Роса пала, а над гладью реки поднимался туман.

Чернов не спешил с отъездом. Он спустился к воде, пробивающей здесь русло между синих гранитных скал, зачерпнул в пригоршню, омыл лицо. Водитель машины отправился собирать грибы-шампиньоны — огромные, разбухшие, постаревшие в жухлой траве. В миг полный пакет набрал:

— Хозяйке гостинец — вот удивится!

Неприкаянными себя чувствовали мы с Сапрыкиным. Вернувшись в Увелку и попрощавшись с гостями, почувствовали с Валерием Ивановичем обоюдное и острое желание выпить.

В следующий раз я приехал в «Сантехлит» для исполнения самой естественной для поддержания деловых отношений задачи — о себе напомнить.

Чернов, по своему обыкновению, был рад моему визиту. Ну а я рядом с ним быстро пришел в веселое расположение духа. Может, чтобы похвастаться, может, чтобы развлечь меня, Виктор Анатольевич поведал о своей новой затее — столовой в многоэтажном соседнем офисе. Новаторство заключалось в том, что сотрудники ООО «Сантехлит» питались в нем по талонам. Затрат на обед по ним выходило гораздо меньше, чем за наличку.

— Этот стимул заставляет крутиться быстрей, — прокомментировал новшество сам Чернов. — А то утром отправишь по делу сотрудника, до завтра не жди с ответом — тысячи причин найдут оправдаться: и ждать долго пришлось в чужом офисе нужное лицо, и пробки на дорогах задержали, и машины у всех вдруг ломаются… А сейчас к обеду все собираются — в два раза выше производительность: поскольку я их заново по делам рассылаю.

Ну и ну… Мне завидно стало тому веселью, с которым рассказывал Генеральный директор о его игре на меркантильных чувствах своих подчиненных. Но я ничего не мог добавить к теме и должен был сидеть и слушать, попивая чаек. Нет, право, как порой весело бывает работать в коллективе — да еще с таким начальником! Чувство тоски за свое одиночество охватило душу мою.

Виктор Анатольевич продолжал:

— И ты знаешь, никто не обижается — ни зла нет за мою хитрость, ни раскаяния за то, что раньше меня обманывали. Сейчас, если кто не возвращается к дешевым обедам, наказывает себя сам — никому не обидно: ни мне, ни им…

Я любовался Черновым и завидовал тому, с какой изящной легкостью он решает неподъемные для меня вопросы управления коллективом. И тогда мне впервые ясно пришла в голову мысль, почему общаясь со мной, хорошо принимая меня, а, стало быть, уважая, Виктор Анатольевич ни разу не предложил мне работу в «Сантехлите». Я ему интересен только в Увелке. Значит, и мне надо придумать, чем может быть полезен для меня Чернов в Челябинске. Пора… пора уже открывать собственное легальное предприятие — лучше всего завязанное на ООО «Сантехлит». Ведь Чернов мне верит и запросто даст кредит. Так может, филиал его открыть?

Ну, так что же я сделаю? Как я сделаю это? — задавал себе вопросы, утверждаясь в мыслях о филиале ООО «Сантехлит» в нашей Увелке или Южноуральске, где несомненно покупателей больше. Ответом вырисовывались три направления.

Во-первых, мне надо отказаться от возни с неликвидами. Это предполагаемое отречение даже удовольствие доставляло и казалось простым и легким.

Во-вторых, предложить Чернову открыть филиал ООО «Сантехлит» в Южноуральске или Увелке. Ясно чувствовал, что по этому поводу Виктор Анатольевич не будет против. А для меня выход из подполья и его руководство обещали удовлетворение, успокоение и достоинство, отсутствие которых теперь болезненно ощущалось.

В-третьих, когда и как сделать этот переход от старой жизни к новой? — в этом вопросе ничего ясного мне пока не представлялось. У меня было несколько отлаженных маршрутов поставок и надежных партнеров, разрыв с которыми — ножом по живому. Как не крути, ясного ответа не находилось.

Что делать? Видимо, прежде бизнеса надо поменять взгляды на жизнь.

Ладно, оставим кабинет Чернова — там я ответа не нашел. Приехал домой, поужинав, лег спать. Потом «час Пикуля» и пробежка в лес.

Было еще темно, но наступала пасмурная минута, предшествующая рассвету, когда небо из края в край забито свинцовыми облаками. Чуть продрогший от холода, бежал легкой трусцой, внимательно глядя себе под ноги. Потом мрачный лес и догоняющий меня рассвет. Мой вопрос лиственнице и обратный к опушке путь — так называемая, Тропа Мудрости.

Только встал на неё и глубоко вздохнул, как все тревоги мои вдруг разом исчезли. С отвращением вспомнил свои планы открыть филиал «Сантехлита». Я сижу в кабинете Чернова, небрежно положив ногу на ногу, пью чай и веду на равных беседу с Генеральным директором лишь до тех пор, пока я от него независим. Стоит попасть в кабалу и все — финита ля комедия: согнутая спина, спрятанные глаза, противный голос: «чего-с изволите?» Лучше быть голодным, но свободным волком, чем сытым, но зависимым от кого-то псом…

Остался позади утренний лес, вокруг пустующее поле, впереди далекая околица поселка и я — одинокий, чужой всему в родной степи рысцой бегу от столба к столбу. На небе, в недосягаемой вышине, свершилась уже таинственная перемена — солнца не видно, но было светлым-светло. Наступило утро…

Нет — сказал я себе — как ни хороша жизнь свободная, простая и трудовая, мне надо измениться. Хотя бы ради детей…

Новое решение принесло чувство облегчения человека, выдернувшего долго болевший зуб. Надо все еще раз обдумать, не бросаться фразами «голодный волк лучше сытой собаки», а найти наилучший выход из создавшегося положения. И я найду его! Неужели я совсем отвык подчиняться? Служебная деятельность мне представлялась ярмом, и сама мысль о ней раздражала. А успокаивали мысли о детях — надо, значит надо, все ради них…

После ненастья последних дней наступила предзимняя погода. Солнце скрывали тучи, дождя или снега не было, но в воздухе было холодно, и берега покрылись ледком.

Подстать неустойчивой погоде положение нерешительности и неясности определяло мое состояние в тот период. Чтобы избавиться от него решил навести порядок во всех коммерческих и прежде всего финансовых делах — кто кому и сколько должен? Достал договоры, расписки, накладные и занялся подсчетом своих активов. Кредитов практически не оказалось, и я не без внутренней гордости стал суммировать дебиторскую задолженность.

Суммарно, если все сложить, выходило целое состояние. Но дело в том, что долги долгам рознь, поэтому, подбивая итоги финансовой деятельности, разделил всех должников на три группы.

К первой относились долги, которые мне обещаны денежными средствами. Если в лицах:

— это владелица хлебопекарни и пельменной в Еманжелинке за муку;

— это один ответственный человек в колхозе «Рассвет», который за черный нал сбывал молочную продукцию фирмы «Камелла»; мне его подсказал Саня Готовцев, сам не справляясь с потребностями «черного рынка»; знал бы Григорий Васильевич Очеретный об этой схеме, в гробу перевернулся;

— это несколько магазинов Южноуральска и Увелки, реализующих сданные мною товары широкого потребления.

Ко второй относились бартерные долги предприятий, фирм или юридических лиц с ликвидными товарами. Тут список большой и наиболее значимые из него:

— «Урал-цемент» за услуги отделу снабжения;

— санаторий «Урал» за всякую всячину;

— Строительное Управление «Южуралэнергострой» за цемент;

— ЮЗСК или Южноуральский завод ЖБИ за цемент тоже;

— ну и другие… список большой.

К последней группе относились должники с неликвидными товарами. О них и думать нечего — если найдется у кого интерес, то уж тогда… А так собирать эту дребедень, чтобы обнулить задолженности, выйдет себе дороже.

Подбив все итоги, задумался.

Жизнь мою хоть и нельзя назвать счастливой (сказывалось отсутствие любимой женщины), но была вполне уютной для тела и комфортной для души. Ибо в ней главенствовал свод правил, определяющих что можно делать и что нельзя. И я старался не выходить из этого круга, чтобы не мучить себя сомнениями и упреками.

Теперь все это надо порушить или переделать под новый вид бизнеса. И я задумался. Вопрос о том, затевать филиал «Сантехлита» или нет, привел к другому, затаенному интересу всей жизни.

Дело в том, что с детских лет, наблюдая за моими успехами в школе, отец постоянно твердил: «Выучишься — начальником будешь». И эта мантра впиталась в кровь, не считая собственного честолюбия. Окончив институт, я попытался пробиться в начальники, но характера не хватило. На производстве же надо ругаться, чтобы чего-то добиться или тебя заметили. А я не любитель давить на глотку. Поставив крест на заводской карьере, решил стать профессиональным журналистом — чтобы глаголом жечь сердца людей. А тут — бах! — райком. Работа без криков и ругани, больше головой, чем спиной и задом, и при власти… но сколько грязи, Бог мой! Я бежал из аппарата сломя голову, но любил повторять всуе: «Кто попробовал каши райкомовской — на всю жизнь остался начальником». И это правда! Почти все бывшие «партийные тунеядцы» обласканы новой властью — точнее, приласкались к ней.

А что же я? Независимый и самостоятельный, я был никому ненужный и незаконный предприниматель, которому бардак в стране предоставлял возможность быть независимым сколько ему угодно. Все эти фразы про «свободу голодного волка» лишь лозунги. В душе мне очень хотелось вершить дела, которые мне по силам. А по силам мне было создавать новые законы устройства общества. Не орать, не громить, не терзать население ради его же блага, а создавать условия, чтобы все крутилось и все работали, как у меня когда-то в студсовете.

Не обязательно это будет политика. Можно взять мастерскую, цех, завод… В примеры — Чернова. Ведь не даром же мне была дарована Судьбой встреча с ним. Мне захотелось еще раз попробовать выйти «в люди» и «показать себя».

Приняв решение, почувствовал прилив душевных сил — то твердое, спокойное и радостное состояние духа, которое всегда приходило после уяснения своего положения. Все было чисто и ясно, как и сальдо моих счетов — дебита с кредитом.

Итак, моя ставка — Чернов. Виктор Анатольевич — гений коммерции, успешно осваивает производство, а теперь решил прорваться к власти, какой бы она ни была — федеральной, областной, районной… все в зависимости от обстоятельств. Вряд ли он выставится кандидатом куда-то, но ему нужны свои люди во властных структурах. И ради этой идеи он готов тратиться.

На создание собственной партии вряд ли у него денег хватит, но вот создать нечто масонской ложи, думаю, ему по силам. Вольные каменщики современной России мне представляются таким образом — круг людей из различных сфер, объединенных авторитетом лидера и желанием чего-то добиться в жизни общими усилиями. Программа, задачи, цели — все честь по чести. Заседание ложи — в сауне с выпивкой и девчатами…

Собирать перспективных людей. И тех, кто уже у власти, и кого можно купить или деньгами, или лаской. И чтобы им держаться вместе, надо выдумать направление, сочтя суммарные возможности.

Ложа не будет ставить целью свержение власти, но проникновение в неё на всех уровнях. Её сила в коллективном уме, обдумывании и принятии решения. Покровительствовать всегда и всюду своим братьям по духу.

То, что новый наш Президент — бывший сотрудник Конторы и наверняка будет знать все обо всех, не меняет сути. Члены ложи не борются с властью, они в неё проникают. А проникнув и укрепив свои позиции, будут трудиться на благо России!

Как вам такая диспозиция, Виктор Анатольевич?

Гожусь я в Ликурги?