Лорды с Болотен-стрит

Анатолий Агарков

Только не говорите, что Вы все знаете про футбол. Нет, Вы не все знаете про футбол! А знаете ли Вы, что настоящий экстрасенс из любого мальчишки в пять минут сделает настоящего футболиста? Уж поверьте на слово, коль не видели…

2

На месяц нас хватило. Месяц мы отзанимались усердно, как того требовал играющий тренер Сашка Ломовцев. Он вернулся в команду, как только поставили ворота и разметили поле.

Мы вставали по утрам на пробежку и чесали до самого леса. Физику качали — отжимались, катались друг на дружке, у девчонок скакалку отобрали.

Дед Калмыков подарил два столба и железяку — мы вкопали турник рядом с футбольным полем. Болтались на нём, как сосиски, пытаясь подтянуться. Но кое у кого получалось, неплохо даже.

Работали с мячом. Наша бедная трёхклинка не знала покоя с самого рассвета до темноты. И, конечно, играли, играли каждый вечер, до полного изнеможения, до грачей темноты. Поделились на равные по силам команды и пластались совершенно бескомпромиссно.

Появились болельщики. Собирались у кромки поля и стар, и мал. Борис Борисыч Калмыков ничего не смыслил в футболе, но страстно переживал за двух своих сыновей, волею судьбы попавших в соперничающие команды.

Что дальше?

А дальше предстоял нам первый официальный матч. Сестра Ломана Нина, окончив пединститут, устроилась на лето директором в пионерский лагерь «Чайка». Она и пригласила нас сыграть с их футбольной командой. И ещё пообещала накормить обедом. Это вместо приза, наверное, так как в своей победе мы не сомневались. Потому и силы не берегли, а экономили на мороженое деньги, выданные дома на проезд.

Утренний воздух был ещё влажный, но тёплый и свежий. На чистом небе плавилось яркое летнее солнце. Окрест дороги было удивительно красиво, уютно и мирно. Даже пыль в кюветах сверкала росой. Леса, меж которыми петляла дорога, манили прохладой.

Мы в полном составе (с двумя запасными) бодро вышагивали навстречу славе. Мимо проносились машины — все стремились на озеро Подборное искупаться, отдохнуть, повидаться с любимым чадом, укрепляющим здоровье в пионерском лагере. Выходной — это понятно. Пыль с каждым разом поднималась всё выше и оседала всё медленнее.

— Может, нам по парам разбиться — глядишь, кого и подвезут.

— И какая мы после этого команда, если каждый за себя?

— Кто был там, может, знает — полдороги прошли или ещё нет?

— Да нет ещё — полдороги будет в Копанцево.

— Сань, нас там покормят?

— Обещали.

— Андрюха, а после игры-то искупаемся?

— А что нам делать до вечера? Отыграем и в озеро. Праздник, народу полно.

— Зрителей будет, хоть отбавляй.

— Заметь, все против нас болеть будут — кабы не опрофаниться.

— Цыц! Такие разговоры перед игрой… Язык оторву и собакам выброшу.

— Пионеров сделаем, куда потом?

— В Англию, на чемпионат.

— Играть? Смотреть?

— До Англии доехать денег не хватит.

— Сыграем пару матчей на интерес.

— На футболе много не заработаешь. Богатым надо родиться.

— Вот в Англии лорды «пузырь» со скуки гоняют — им не надо думать, чего похавать.

— Мы тоже лорды. Чем хуже?

— Ага, лорды с Болотен-стрит.

— Далеко ещё? А может, пробежимся немножко, для разминочки, пока нет жары.

Сашка Ломовцев оглядел растянувшуюся колонну:

— Трусцой… вперёд… марш!

Мы побежали. Тут же притормозил грузовик. Из кабины:

— Эй, спортсмены, подвезти?

— Ну, конечно.

Вот ведь как бывает в жизни. Шли по дороге и оглядывались с надеждой на каждую проходящую машину. Никто не тормозил — видно, принимали нас за банду подростков, идущую на праздник затевать драки и прочие хулиганские забавы. Стоило только намекнуть, что мы спортсмены — и, пожалуйста, всенародная любовь и уважение.

Спасибо, вернём долги красивой игрой.

В кузове грузовика мигом пролетели остаток пути. Мелькнул вековой бор из мачтовых сосен, с тёмными голубовато-зелёными кронами где-то под облаками. И вот он, долгожданный берег озера, заполненный толпами народа — купающегося, загорающего, играющего в мячи, жующего, пьющего и стоящего в очереди за закусками, напитками, мороженым.

На высокой, наспех сколоченной эстраде играли музыканты. Репродукторы, как и разноцветные флажки, украшавшие каждый столб, создавали атмосферу всеобщего веселья и праздника. Озеро заманчиво сверкало солнечными бликами и манило прохладой. Жди, родное, мы скоро — сначала в лагерь пионерчиков трепать.

О наших будущих соперниках чуточку подробнее — они того стоят. Дело в том, что на берегу озера Подборное ютились два пионерских лагеря — «Восход» для сельской детворы и «Чайка», городской ребячий пансионат (если можно так выразиться). Вот эти самые «чайковцы» с мячом на «ты», потому что в городе в любом дворе — спортивная площадка, при каждом ЖЭКе — футбольный клуб.

Зелёный штакетник закончился высокими металлическими воротами с вывеской в форме спасательного круга «Пионерский лагерь „Чайка“. Добро пожаловать!»

Девушка лет двадцати в чёрной юбке, белой рубашке с алым галстуком окинула нас тревожным взглядом:

— Что вам, мальчики?

— Мы футболисты, играть приехали. Вообще-то, нас Нина Михайловна приглашала.

— Ой! — обрадовалась девушка. — Да, да, мы вас ждём. Проходите, стадион вон там. Я сейчас физрука найду.

Мы степенно прошлись усыпанной песком дорожкой, и расселись на лавках трибуны футбольного поля. Крепкий парень в спортивной форме вскоре появился и всем без исключения пожал руку. Начало вроде ничего.

Потом пришла давешняя девушка, и они заспорили. Ей не хотелось нарушать установленный порядок праздника, а он утверждал, что играть надо немедленно или поздно вечером. В пекло гонять футбол мало удовольствия для спортсменов, и для болельщиков не рай на трибунах.

Спорили они долго, горячо. Наконец, парень уступил. И нас повели обедать.

Повара звали Роза Васильевна. Характер у неё был добрый, а обед отменный — борщ, мясо с картошкой и компот. Кто хотел, просил добавки.

— Жаль, что это всего лишь обед, а не победный банкет, — посетовал Андрей Шиляев.

А Колыбеля не изменил своёму репертуару:

— Мама, Васильевну люблю.

Мама, за Васильевну пойду.

Для меня у ней найдётся всё, что естся, всё, что пьётся

Вот за это я её люблю.

Дородная повариха оглушительно хохотала, прижав пухлые ладони к высокой груди.

После сверх сытного обеда пошли купаться. Потом загорали. Лёгкий бриз — прохладный, ароматный — освежал мокрое тело. Солнечные блики играли в волнах, кругами расходящихся от купающихся и играющих в воде людей. Мы лежали в раскалённом песке. И не было сил не только играть в футбол, но и думать о нём. А может, ну его на фик? У людей-то праздник — праздник жизни.

— Пойдём, что-то покажу, — Вовка Грицай потянул за локоть.

Неподалёку нацмен, коренастый и волосатый, жарил на мангале сардельки. Вовка встал в трёх шагах и принялся смотреть на его работу хмуро и внимательно, неотвязно.

Мангальщик раз бросил беспокойный взгляд чёрных, как уголь, глаз, другой.

— Чаго тыбе, малчик? Праходы.

Мальчик и бровью не повёл. Нацмен торопливо сунул Вовке горячую сардельку, обёрнув её в капустный лист, и подтолкнул прочь, взявшись волосатой рукой за плечо.

— На. Иды, пожалста, гулай.

Вовка откусил сардельку, сунул мне:

— Хочешь?

— Куда? — я похлопал себя по тугому животу.

Вовка тоже не хотел и скормил остатки резвящемуся пёсику.

Возле нас расположилось загорать семейство — он толстый и в очках, она молодая, очень красивая, спортивная, грациозная женщина, и маленькая дочка их, которая, уронив в воду большой разноцветный мяч, тут же расплакалась. Я достал ей потерю, а она взяла меня за руку и подвела к своим.

Мама в открытом чёрном купальнике поднялась навстречу, взяла меня за подбородок, заглянула в глаза:

— А ты мне нравишься.

Я вспыхнул, отвёл взгляд и понял, что влюбился. Чтобы что-то сказать, буркнул:

— Меня Толей зовут. Мы в футбол приехали играть. В три часа на стадионе пионерлагеря. Приходите болеть.

— Обязательно придём, — сказала женщина и наперегонки с дочерью побежала за мячом.

Её муж жевал, сидя у самобранки. Поправил очки лоснящейся пятернёй:

— Говоришь, в футбол?

Он пошарил вокруг глазами, дотянулся толстой лапой до другого мяча, поменьше, наверное, для игры в водное поло.

— Футбол, говоришь?

Он бросил мяч, но не мне, а почему-то Сашке Ломовцеву.

Наш мастер ловко принял его на ногу и начал жонглировать. Я бы, конечно, опозорился, а Ломян на такие штуки горазд. Он долго держал мяч в воздухе — вокруг уже начали собираться зеваки, кто-то принялся считать вслух. Сашка поймал мяч руками и раскланялся. Зрители зааплодировали.

— Да ты, брат, талант, — сказал довольный толстяк.

Высокий мужчина со строгим худым лицом, пронизывающим взглядом зелёных глаз и тяжкой гривой пшеничных волос, заплетённых сзади в косичку, усмехнувшись, сказал:

— Так может каждый.

— И ты? — закряхтел толстяк. Сил ему хватало только на то, чтобы поворачиваться с боку на бок.

— И я, и вы, и этот мальчик…

— Мальчик, ты умеешь мячом жонглировать?

Я пожал плечами:

— Умею немножко, но не так…

Толстяк рассмеялся:

— Если б победы давались одним оптимизмом. Спорим на трёшку — он и минуты не продержит мяч в воздухе.

— У меня нет столько, — испугался я.

— Это заметно, — сказал мужчина с косичкой. — Но не важно. Я ставлю червонец за то, что этот паренёк в два счёта научится владеть мячом не хуже первого.

— Бред конечно, но хотелось бы попытку посмотреть, — зевнул толстяк.

— Нет ничего проще. Мальчик, хочешь научиться жонглировать мячом, как цирковой артист?

Я кивнул.

— Тогда успокойся, — сказал мужчина с косичкой. — Освободи свой разум от всех ненужных мыслей. Загляни в центр своего сознания и постарайся остаться там.

Следуя его указаниям, я расслабил мышцы спины и ног, повертел головой, пошевелил пальцами, сделал три глубоких вздоха и стал ждать.

— Готов?

— Готов.

— Жонглирование — это бесконечная серия отдельных повторяющихся движений. Закрой глаза. Отличная ориентация во времени и пространстве — основное условие. Думай о том, где ты находишься, определи своё место во вселенной.

Я представил себе Землю в виде глобуса, висящего в мировом пространстве. Повращал, узнавая очертания материков и океанов. Нашёл точку на земной поверхности и устремился к ней душой. Мир разом сузился до песчаного берега лесного озера.

— Представь, что вокруг тебя хрустальная посуда — мяч упадёт, и останутся только осколки. А теперь отбрось эту мысль напрочь, забудь её вместе со страхом уронить мяч. Ты его не уронишь — он будет скакать столько, сколько захочешь. Всё понял? А ну!

Мяч перелетел из рук мужчины с косичкой на мою ногу и запрыгал передо мной, как привязанный. Я не понимал, как это происходило, но жонглировал красивее Ломяна — меняя ноги: левой, правой, левой, правой — легко, непринуждённо.

Остановился, когда мне захлопали все зрители, и наши ребята тоже. Стоял беспомощный, чувствуя, как пылают мои щёки, и боялся одного — команды: «а ну-ка, повтори». Вряд ли смог бы. Я ведь даже не понимал, как это получилось.

— Гипнотический трюк, — предположил толстяк. — Или шарлатанство. Вы заранее сговорились разыграть публику, а пацана подсунули тренированного.

Тем не менее, он покряхтел, повозился в вещах и протянул гипнотизеру десять рублей.

— Гипноз? Ну, если только самую малость. Я просто помог парню избавиться от страха перед неудачей и сосредоточиться на задуманном.

Лицо его оставалось строгим, даже мрачноватым — «мефистофелевским», сказала бы наша «русачка».

— В каждом человеке кроится масса всевозможных талантов, но комплексы, увы, комплексы закрепощают душу мятущуюся и не дают их проявить.

— Мистика, — отмахнулся толстяк то ли от мухи, то ли от собеседника. — Вам бы с вашим талантом банки брать, а не детишек забавлять.

Их спор меня совсем не увлекал. Я стоял, прислушиваясь к самому себе, всё ещё не в состоянии понять, как это у меня получилось. Руки мелко дрожали, в ушах стоял гул далёкого прибоя. И всё. Последствия сошедшей благодати? Или вдохновения?

— Эй, Пеле, пошли, — окликнули меня — Уже пора.

А что? Может, и Пеле. Вот попрошу гипнотизёра, он меня заколдует — и айда лови, вынимай мячи из сетки. Надо только от комплексов избавиться.

Репродукторы по всему побережью объявили, что на стадионе пионерского лагеря начинается футбольный матч между спортсменами «Чайки» и сельской командой из Увелки. То, что мы из Увелки понятно, но почему сельская — тогда уж поселковая. Но было подчёркнуто диктором — именно, сельская.

И народ повалил — закрывали машины, сворачивали самобранки и спешили в «Чайку». Скамейки стадиона все заполнились.

Мы переодевались за воротами. Подошёл физрук.

— У вас нет что ли единой формы? Тогда играйте — голый торс. Хоть не по правилам, ну так, путать не будем.

Голышом так голышом, нашим легче — жара африканская.

Вовка успел побывать в соседнем лагере «Восход», где отдыхал самый маленький Грицай — Серёжка. Вести он принес неутешительные — наши соперники здорово играют, восходовцам по двадцать «банок» вколачивали, и никаких шансов.

Мы приуныли. Не зря народ валит — над деревней потешиться. Может сбежать? Да, поздно уже — сами ведь назвались. Да и обед надо отрабатывать. Играем!

Пионеры в красивой сиреневой форме уже разминались у противоположных ворот. Пора и нам на поле.

— Постойте, ребята, — подошёл человек с косичкой. — Вас уже раздели? И на трибунах веселятся, пророчат разгром. Попробую помочь. Ну-ка сели в круг. Закройте глаза и слушайте только меня. Ничего на свете нет, только вы, ваше сильное, неутомимое тело, которому будет послушен мяч. Напрягли всю волю, сжали в кулак. Замерли до остановки сердца. Всё, пошли. Кто голкипер?

С поля уже свистел судья-физрук. Все пошли к центральному кругу, так и не размявшись. Я задержался — было интересно, что он скажет старшему Калмыкову, стоявшему у нас на воротах. А он ничего не сказал — заставил закрыть глаза, и положил ладонь на Борькин лоб. Так они замерли на целую минуту.

Судья вторично просвистел, приглашая команды к построению.

Под дружное ликование трибун игра началась. Пионеры накатывались на нас лавина за лавиной, организуя атаки большими силами. Мы же наоборот, огрызались короткими и яростными контратаками. Здесь блистал индивидуальным мастерством Сашка Ломовцев, раз за разом взламывая защиту соперника и врываясь в их штрафную. И удары были хороши, вот результата пока не было.

Минут двадцать прошло, и болельщики засвистели, заулюлюкали, требуя от любимцев гола. А пионеры начали нас уважать — поставили к Ломану опеку, потом ещё одного игрока.

Конец ознакомительного фрагмента.