Лето приключений. Настоящий друг не позволит тебе совершать глупости в одиночку

Анатолий Агарков

Мальчишки любят играть в индейцев. Мальчишки любят играть в пиратов. Еще мальчишки любят приключения, которые с ними случаются в лесу и поле, на болоте и озере, в заброшенной церкви. Но больше всего на свете мальчишки любят искать клады… И ведь находят…

2

Ещё в прошлом году решил завязать с футболом — была тому причина. Когда зону в Троицке выиграли, Пельмень, пива натрескавшись, трепался в электричке — на финал поедем. Команда мы, говорил, что надо — прославимся в областном масштабе, и на Союз замахнёмся. Я дома тоже не молчал — расхвастался перед родными, перед друзьями. И всё ждал — ну, когда же, когда?

В августе Рыжен пропал куда-то, вдруг появляется — расфуфыренный такой, важный, бахвальствующий без конца. Ездили они на область, не плохо показались — все матчи выиграли и лишь один, финальный, проиграли. И то — очень спорно. Столкнулись Ваня Готовцев с соперником бестолковками — челябинский-то финалист только шишку почесал, а наш, как упал в беспамятстве, таким и унесли с поля на носилках.

Когда грузили в «неотложку», скривился врач:

— Доигрались, стервецы. До похоронки доигрались.

Наши-то и струсили. Играть надо, а они на поле не идут — смерти боятся. Никакими силами не заставишь. Организаторы бузят — долой команду с турнира! Потом остыли, прослезились — травма-то серьёзной оказалась. У Ивана черепушка треснула, и «крыша» поехала. Дурачком, короче, стал, инвалидом — ни в школу, ни (позднее) на работу, никуда не надо стало ходить. В футбол, понятно, не играл уже, но любить не перестал. До сей поры болеет — ходит по кромке поля, кричит на все игровые ситуации:

— «Злак» (в наши годы — «Урожай», потом «Луч») — чемпион; «Спартак» (или «Динамо», или «Торпедо», или…. кто бы там к нам не приехал) — кал!

Это не констатация фактов, это его, Вани Готовцева, мнение — увельских в чемпионы, а приезжих в сортир.

Отвлёкся. Вернули увельскую команду в турнир, только в последнем матче засчитали техническое поражение 0:2 (а счёт-то по нолям был в момент столкновения). Посчитали, оказалось — заняла наша районная команда второе место в области и первое среди сельских команд. А меня там не было. Рыжен был, а меня не взяли. Обидно. В Троицке я ж неплохо отыграл — гол забил. Рыжен ни одного, и в области не отличился — а форсит, куда деваться, будто всю игру команде сделал. Потом их, сельских чемпионов, по областному телевидению показали в программе «Сельские огни», что по вторникам выходит. Как Рыжен от гордости не лопнул — загадка природы. Степенным стал, рассудительным, на нас свысока поглядывал — сермяжина, мол. О футболе судил с видом знатока, о его звёздах — будто вчера с ними пивасик брудершафил.

Сил терпеть такого задаваку не осталось, и я решил завязать с футболом — отныне и навсегда! Раз такие хвастуны приживаются — мне там не место. Рыбак ещё раньше бросил секцию — совсем закурился, теперь и я не пойду. Буду в шахматы играть или в кружок «Умелые руки» запишусь, «Кройки и шитья» — всё больше пользы, чем от футбола. Профессионалом мне не стать, так стоит ли напрягаться — ноги, голову ломать?

А тут как бы ни в первый день наступивших каникул Рыжен прибегает:

— Тезка, помощь нужна!

В очередной раз влюбился мой сосед и одноклассник, футбольная знаменитость.

Девушка была прелестна без преувеличений. Училась в параллельном классе, жила неподалёку и звалась Татьяной. Правду сказать, приметил я её ещё раньше Рыжена и влюбился раньше. Только чувства мои чувствами и остались: такой я растяпа — не умею в любви своего добиваться. А случилось это так. Я учился в классе лучше всех мальчишек, а Надя Ухабова вообще лучше всех — за это она в Артек ездила, а мне только грамоту дали, как победителю в районной математической олимпиаде. И нас некоторые учителя сравнивать стали, чтобы возбудить здоровое соперничество. Но куда ей до моих успехов в математике, а мне до её в русском — на том и примирились мы меж собой.

Только Надюха зовёт меня к себе домой:

— Помоги задачки решить.

Пришёл, помог — она мне чаю с мёдом. Вкусный мёд, а больше не приду, думаю. И она это чувствует — суетится, не знает, чем угодить. Тут её подружка и соседка заглядывает — эта самая Таня. Хорошенькая такая, скромная. Последнюю черту давно приметил. Её старшие братья, родной и двоюродный, не последние люди в Октябрьской ватаге — могли по слову сестры всю школу на уши поставить. А она ходила и взгляд прятала, будто стыдилась хулиганистых братьев.

Таня с нами чаю попила, задачки посмотрела, как решили, литературы немножко коснулись, и…. пошло, поехало. Надюха хитрая, видит, что я подружкой увлёкся, зазывает к себе и добавляет — Таня придёт. И Таня приходила каждый раз — наверное, я ей тоже понравился. Две четверти встречались на явочной квартире, а потом, в преддверье новогодних каникул, заспорили.

— Все мальчишки — хвастунишки и трусишки, — утверждает Надежда.

И Тонька, сестра её младшая, вторит. Таня молчит, но, видимо, соглашается. Разговор катился к тому, чтобы мне на кладбище ночью одному….

Я:

— Дождёмся лета — и ночи потемней, и жмурикам потеплей.

Может и отбился бы, но Тонька, малолетний изувер, другое удумала:

— Пиходи на площадь к ёлке.

День назначила и час — девчонки её поддержали. Вам это свиданием покажется, а я-то знал, о чём идёт речь. У ёлки на площади все увельские ватаги пересекались — дня не проходило без потасовки. Прийти туда одному, одинаково, что партизану в гестапо заглянуть за куревом или за спичками — мол, холодно в лесу, окажите милость.

Согласился прийти и не пришёл. Не то чтоб сильно испугался — ну, отлупили бы, так не привыкать, а могло и пронести. Честно — забыл, заигрался. А девчонки помнили и приходили, а потом, после каникул, ну меня шпынять. Тонька, конечно, а Надя простила и опять в гости зовёт. Таня взгляд свой прелестный прячет и не здоровается. Так и не состоялась наша любовь, а могла бы.

Теперь Рыжен на неё глаз скосил и меня зовёт за компанию. Пошёл, сам не понимаю зачем. Сели на скамеечку под её окнами. Рыжен гитару щиплет — та, бедная, воет, и приятель ей вторит:

— А на дворе стояла жгучая метель,

А мы с цыганкою помяли всю постель.

А тары-бары, шуры-муры до утра,

А ночь прошла, и расставаться нам пора.

До утра мы не выдержали, но до первых петухов отсеренадили честно. Не вышла к нам Татьяна. И никто не вышел, а могли бы. Например, её хулиганистые братья — так бы нам накостыляли…. Рыжен с тем умыслом и позвал меня — одному-то больше достанется, а на двоих расклад половинный.

Не успокоился приятель мой, с другой стороны к сердцу красавицы подступает. Предложил её меньшим братьям — родному и двоюродному — в футбол сыграть на Танин поцелуй. Те не поняли его и согласились. Они думали, что если проиграют, то не будут препятствовать встречам Рыжена с их сестрой. Это даже льстило. Это как будто он у них разрешения добивался. А Рыжен — уж я-то его давно знаю — совсем другое имел ввиду, договариваясь о футбольном поединке. Проигравшие братовья, по его версии, должны были держать строптивицу за руки, когда он своим мокрогубым ртом…. в её прелестные губки. А может, и не дошло бы до насилия — взглянет на него, виртуоза кожаного мяча, красавица и растает её неприступное сердце….

Договорившись о поединке, Рыжен примчался ко мне:

— Выручай, Толян.

Я уже навсегда завязал с футболом, а тут опять «за рыбу деньги».

— Ладно, — говорю, — выручу.

Приходим вдвоём в назначенный день в назначенный час в назначенное место. Соперники уже поджидают. Их трое, и прошу запомнить имена — пригодятся. По возрастающей — Вовка Евдокимов родной брат виновницы баталии, Витька Серый двоюродный брат оной же, и Вовка Нуждин наш одноклассник и сосед выше перечисленных. В болельщиках известные уже дамы, причём Тонька Ухабова активно болеет за меня:

— Впиёд, Агаыч!

Забыл сказать — буковка «р» у неё не получалась, а в остальном — премиленькая девчонка. Надя за Нуждасика болеет — они с ползункового возраста дружат. А Таня глазки свои прелестные долу опустила и сидит изваянием, как датская русалочка — скамеек-то не предусмотрели.

Пометили ворота кепками, пожали руки соперникам, и баталия началась. Рыжен туда, Рыжен сюда — в полубутсах, что в прошлом году с турнира привёз — везде успеть хочет, мастерством блеснуть. Схватил мяч в руки у своих ворот — соперники горячатся, пендаль требуют. Рыжен спорить не стал, в «рамку» встал и пендаль пропустил. Забеспокоился, вспомнив, что в зарок поставил. Чего только не предлагал на кон за Танин поцелуй, но родственники не загорались. Потом Вовка Нуждин спросил:

— Ружьё есть? У нас хорёк под крыльцом завёлся — убить надо.

Ружья у Рыжена не было, а у моего отца было. И Рыжен пообещал его, не согласовав этот вопрос со мной. Теперь забеспокоился — проигрывать-то нельзя. Поставил меня в ворота, а сам ринулся вперёд. Надо сказать, игра была предрешена — пусть их трое, так мы-то профи: секция, турниры своё слово сказали. Мы с Рыженом с мячом на «ты» — у ребят ни техники, ни физики, ни смекалки. Рыжен их один по полю таскает, я с Тонькой репьём перекидываюсь, а счёт уж за десяток перевалил — в нашу пользу.

Игра закончилась, пришло время расплаты. Для Тани. Она, бедная, ничего и не подозревала.

Рыжен к братовьям:

— Ну?

Те плечами пожимают:

— Вон сидит — иди, проси, чего хочешь.

Рыжену наглости не занимать — пошёл «на арапа». Смотрю в его потную спину и думаю — я-то за что напрягался, мне что, тоже с ним целоваться, или с Тонькой, или с Надькой? Рыжен, тем временем, к девчонкам подсел, Таню по коленке погладил, а она ему — бац по роже. Рыжен её за плечи и на спину повалил, мурлом своим в лицо целит. Таня отбивается. Братовья сидят, будто их это не касается. Девчонки бросились на помощь, навалились на Рыжена — писк, визг — колошматят.

Противно стало — поднялся и домой пошёл. Всех кляну — себя, Рыжена, Таню за что-то, а больше футбол — ведь зарекался же. Шёл, не оглядываясь, а за моей спиной события развивались динамично. Таня вырвалась от насильника и домой. На её слёзы выскочил старший из двоюродных братьев — Юрка Серый. Рыжен, тем временем, хохотал, как от щекотки, отбиваясь от сестёр Ухабовых. Увидел угрозу и задал стрекача. Мимо пропылил в полном молчании. Да я бы и не побежал — хоть он зазавись. Не оглянулся даже полюбопытствовать — от кого это он. А зря. Сильнейший пинок напрочь выстегнул мою левую ногу. Нет, не оторвал, не сломал — а именно, выстегнул, будто не стало у меня вдруг ноги. Сел в траву — боли не чувствую, конечности тоже. Мимо Серый за Рыженом вскачь, а я смотрю на свою левую и не узнаю — будто чужая. В коленке не сгибается. Кед стянул, пальцами пошевелить — они не шевелятся.

Бог мой, что случилось?

На ногу встать не могу — на четвереньках к дому ближайшему подполз, на лавочку взобрался, сижу, жду, когда отпустит. Время идёт, не отпускает. Неблагодарно выдрал палку из забора приютившего меня строения и как тот король с войны домой.

Нога вернулась ко мне среди ночи, вместе с болью — гнуться начала, вставать стало возможно. Утром повертелся перед зеркалом — обнаружил под ягодицей синее пятно, и всё. Хромота прошла через пару дней, но судороги, видимо от повреждённых мышечных нервов, остались на всю жизнь. Стоит только потянуться, особенно со сна, и готово — нога деревенеет, мышцы наливаются болью…. Словом — судорога пришла.

Два дня думал, как Юрке Серому отомстить. Ничего путного не придумал, решил Витьке, брату его меньшему, морду набить — зуб за зуб. Прихожу. Они, троица неразлучная, лежат на том же месте, где их оставил в злополучный день.

— Вот, скотина, ему лишь бы подраться, — Юрку осуждают, мне сочувствуют.

И отлегло от сердца — ну, не кровожадный я мужик.

Тут Нуждасик со своей проблемой:

— Толик, ружьё надо — хорёк под крыльцом живёт, всех достал. Главное, своих кур не трогает, а соседским проходу не даёт, будто различать умеет.

— Нас спалить грозятся, — добавил сокрушённо.

— Хорошо, я поговорю с отцом.

— А украсть не можешь?

— Украсть не могу.

Отцу рассказал о Вовкиной беде, и он обещал помочь. Но помощь затянулась, а хорёк лютует. Тогда Нуждасик достал на стройке карбиду и сделал бомбу. Мы ему все помогали. Бомбу сунули под крыльцо, и бегом со двора. Она рванула — думали, дом разнесёт, но и крыльцо устояло. Ждали результатов — думали, хорёк испугается и убежит в другое место или помер уже от разрыва сердца. Ни то и ни другое — душит, гад, курей и всё соседских.

Тут мужики собрались — Вовки Нуждина отец, конечно, хозяин жилища, Евдокимовский батя с огромной овчаркой на цепи, другие. Отец пришёл с ружьём. Своротили крыльцо, начали нору копать. Нас, пацанов, со двора турнули — мало ли чего. Слышим за воротами — собака заливается, мужики матерятся. Потом всё разом стихло, выносят хорька дохлого — Нуждин-старший кайлом его убил. Он маленький такой, меньше суслика, а они — с ружьём, кайлом, собакой и целой толпой. Ну, блин, богатыри…