Путешественница во времени. Воспоминания о будущем

Анастасия Сычёва, 2020

«Воспоминания о будущем» – фантастический роман Анастасии Сычевой, вторая книга цикла «Путешественница во времени», жанр любовное фэнтези, городское фэнтези, детективное фэнтези. Джейн выживает в аварии, но отныне ее жизнь должна кардинально измениться. Чужой мир, чужое тело, чужие люди, чужие порядки… В этой новой жизни Джейн должна найти свое место, распутать протянувшийся сквозь столетия клубок интриг, встретить старых знакомых, где каждый ведет собственную игру. Ей предстоит столкновение с новыми врагами, и главное – ее ждет новая встреча с Джеймсом…

Глава 1

В коридоре заскрипели старые половицы, и я торопливо повернула голову к окну. На всякий случай прикрыла глаза и сосредоточилась на том, чтобы дыхание было ровным и размеренным. Шаги приблизились, щёлкнула ручка, и с тихим шорохом дверь приоткрылась. Кто-то остановился на пороге, и я почувствовала на себе чужой внимательный взгляд. Должно быть, моя имитация здорового сна была достаточно убедительной, потому что через несколько секунд дверь закрылась, опять заскрипели половицы, и всё стихло.

Я вздохнула с облегчением и перевернулась на спину, бездумно уставившись в потолок. По нему местами змеились тонкие паутины трещин, пересекая расписные узоры, и их разглядывание стало моим единственным способом развлечься, поскольку вставать с кровати мне почти не разрешали. Полный человечек среднего возраста в тёмно-коричневом сюртуке и с небольшим саквояжем, которого здесь почтительно именовали «доктор», и которого я видела дважды, прописал мне постельный режим. Сказал, что с полученной травмой головы мне необходим покой. Лично я чувствовала бы себя гораздо спокойнее, если бы мне сделали МРТ перед тем, как ставить диагноз, но что-то подсказывало, что в этой реальности до изобретения томографа пройдёт ещё не один десяток лет.

В комнате было полутемно и душно — мало того, что окна были закрыты, так ещё и ставни были наглухо заперты изнутри. Предписание всё того же доктора, который уверенным тоном объявил, что уличный шум, как и свежий воздух, больной только навредят. Я пробовала осторожно возразить, но меня никто и слушать не стал, решив, что я всё ещё не пришла в себя. Кроме врача я видела только высокую худую женщину с собранными в высокий узел чёрными волосами, которая, кажется, была здесь главной, и девушку в чёрном платье до пят с белым воротничком, переднике и в белом чепце. Девушка держалась очень тихо и в разговор со мной не вступала, хотя я ей улыбалась и всячески демонстрировала дружелюбие, надеясь получить ответы на свои вопросы. Высокая женщина говорила холодным, резким голосом, отдавая кому-то распоряжения, на меня смотрела без капли сочувствия и обращалась ко мне «мисс Барнс». И, как я понимала, в доме был ещё мужчина — поскольку именно мужской голос назвал меня «Бетси», когда я только очнулась. Этим мой нынешний круг общения исчерпывался.

Я не сразу поняла, что со мной случилось. Воспоминания о том странном перекрёстке отпечатались в сознании очень отчётливо и не были похожи на сон, который стирается из памяти вскоре после пробуждения. Но случившееся было настолько нереальным, необъяснимым, что поначалу я решила, что это всё было лишь фантазией. Когда я открыла глаза, то в первый момент испытала огромное облегчение от того, что выжила, поскольку после «света в конце тоннеля» я была уверена, что моё тело так и осталось лежать в исковерканной машине. Но затем, медленно, шаг за шагом, я начала осознавать, что влипла гораздо серьёзнее, чем могло показаться. У меня несколько дней очень сильно болела голова, словно кто-то пытался проломить мне череп. Болели также руки и ноги, хотелось пить, и всё это было странно. Своё состояние после аварии я представляла себе совершенно по-другому — гораздо тяжелее. Затем я обнаружила, что украшенный росписью потолок над головой совершенно не напоминает белый больничный, что не слышно писка приборов, а в воздухе не пахнет больницей. Вместо этого был застоявшийся спёртый запах, словно помещение давно не проветривали. Рядом с кроватью почему-то горели свечи, которые вдобавок ко всему чадили, и, присмотревшись, я обнаружила, что они стояли в старинном подсвечнике. В довершение картины, люди, появившиеся вскоре рядом со мной, меньше всего походили на медперсонал. Меня о чём-то спрашивали, что-то восклицали, но голова продолжала трещать, и соображала я по-прежнему плохо, так что вскоре меня оставили в покое. Высокая женщина перед уходом бросила кому-то в коридоре: «Пошлите за доктором!», а после этого я то ли заснула, то ли потеряла сознание — не знаю.

В следующий раз я проснулась днём. Судить о времени суток было тяжело, потому что закрытые ставни не позволяли определить, день сейчас или ночь, но до меня доносился приглушённый уличный шум, да и вошедшие вскоре в комнату люди не были похожи на тех, кого только что подняли с постели. Тогда я впервые увидела доктора, хотя прежде, чем его впустить, высокая женщина убедилась, что я как следует укрыта одеялом, так что оставалась видна только голова. Доктор расспросил меня о моём самочувствии, называя меня всё так же «мисс Барнс», поговорил с высокой женщиной и удалился. Я же в тот момент была настолько потрясена тем, как сильно внезапно изменился мой голос, что не стала никому доказывать, что я вообще-то «мисс Эшфорд», отвечала односложно и в дискуссию не вступала.

Когда они ушли, и я снова осталась в полумраке, то проверила себя на наличие травм. К моему удивлению, я не нашла никаких видимых повреждений — ни переломов, ни порезов, ни искалеченных конечностей. На руках и ногах, а также на боку обнаружилось несколько ушибов, но больше ничего, что напоминало бы о той аварии.

Глаза постепенно привыкли к темноте, и я смогла разглядеть окружающую обстановку. Новым невероятным открытием для меня стало то, что внезапно я с удивительной чёткостью увидела предметы, которые раньше ни за что не смогла бы различить из-за плохого зрения. Ни очков, ни контактных линз на мне не было — я даже пальцем в глаз себе аккуратно потыкала, чтобы убедиться, что линз действительно нет — и это внезапное обретение зрения вывело меня из равновесия ещё на час. Немного успокоившись, я решила всё же разведать окружающую обстановку и быстро убедилась, что находилась не в больнице и даже не у себя дома. Более того — окружающие предметы, казалось, были взяты из какой-то давно ушедшей эпохи, и у меня возникло впечатление, будто я попала в музей. Кровать с пологом, украшенные резьбой и завитушками комод и шкаф орехового дерева, вычурный туалетный столик с круглым зеркалом, софа у изножья кровати… Решив в первый момент, что у меня галлюцинации, я протёрла глаза и обнаружила, что одета в длинную, до пят, плотную ночную рубашку, начинавшуюся сразу у горла. В душной комнате, да ещё в этом балахоне, было невыносимо жарко, но я была так ошарашена внезапной догадкой, что позабыла о дискомфорте. Не может такого быть… Это невозможно! Подобное случается только в сказках!

Когда на третий день головная боль начала отступать, я решительно откинула одеяло и с трудом поднялась на ноги. Каждое движение давалось с усилием, но я, хватаясь за окружавшие меня предметы мебели, добралась до туалетного столика и буквально упала на стул перед ним. А когда взглянула на своё отражение в зеркале, не сдержала вскрика.

Оттуда на меня смотрела та самая девушка, которую я встретила на перекрёстке, и которая исчезла в ярком свете. Абсолютная нереальность происходящего оглушала, и я почувствовала себя так, словно меня стукнули по голове пыльным мешком. Не в силах поверить, я прижала ладонь ко рту, загоняя крик обратно — и девушка в зеркале сделала то же самое, с ужасом взирая на меня. Без сомнения, это было то же самое лицо, только сейчас она — или теперь уже я? — выглядела бледной, осунувшейся и похудевшей. Давно не мытые светлые волосы свалялись и были похожи на паклю, большие синие глаза запали, под ними залегли тени, губы бантиком выглядели каким-то бесцветными. Фигуры за тканью длинной просторной ночной сорочки было не разглядеть, но мне показалось, что девушка была худенькой и тоненькой, как тростинка. На вид ей было лет восемнадцать-девятнадцать, и до болезни она, наверное, была прехорошенькой. Что же с ней произошло? Я разбилась в автокатастрофе, а с ней что случилось? Как она оказалась прикованной к постели?

Что же мы имеем? Если до этого у меня были какие-то сомнения, то после того, как я увидела себя в зеркале, они отпали. Меня забросило в другой мир, в другое тело. Не знаю, как это работает… как это получилось, но, если только я не сошла с ума, то вот результат. Что же в таких случаях полагается делать?

Фэнтези-книг о попаданцах мною в своё время было прочитано достаточно, чтобы всё же поверить в происходящее, а не списать это на помрачнение рассудка и плод воспалённого сознания. Да и учитывая всё то сверхъестественное, что наполнило мою жизнь в последний месяц, я уже была способна поверить во что угодно. Большинство книжных сюжетов о попаданцах развивалось по одному сценарию: вскоре после «перемещения» герою являлся некий маг или мудрец и сообщал, что тому каким-нибудь невнятным пророчеством суждено победить некое великое зло. Но сперва герою надо пройти обучение добыть оружие, чтобы сокрушить это самое зло, совершить подвиг, или каким-нибудь иным способом доказать, что он действительно Избранный и достоин спасти мир. Герой отправлялся в странствие, по пути обзаводился компанией верных друзей и в четырёх случаях из пяти обнаруживал у себя магический дар. В итоге он побеждал главного злодея, а сам становился королём, или архимагом, или народным героем. Если попаданец был мужчиной, то нередко он получал в качестве бонуса гарем из эльфиек, а если женщиной — то прекрасного принца на белом коне, с которым они потом жили долго и счастливо. Впрочем, в последнее время прекрасные принцы были уже не в моде, так что героини переключались на опасных и, в общем-то, отрицательных героев, которых они перевоспитывали в принцев.

Надо будет потом поискать в доме и мудреца, и злодея, и прекрасного принца. И коня.

А если серьёзно, то я совершенно не представляла, что делать дальше. Никакими особенными знаниями и необходимыми для выживания навыками я не обладала. В некоторых случаях герой в книгах получал память человека, в тело которого он вселялся, но никаких чужих воспоминаний в моём собственном сознании не всплывало. И сколько же я смогу обманывать окружающих, что я не та, за кого себя выдаю?

И… Кто мне вообще смог бы помочь? Все мои близкие… Мои родители, Тея, Шарлотта, Алекс, Мартин… Для них я так и погибла в той аварии. Как я буду дальше без них? Пусть я весьма уверенно доказывала Джеймсу, что необщительна и прекрасно справляюсь со всем самостоятельно, но ведь я никогда не оставалась одна. Моя семья и друзья всегда присутствовали в моей жизни. Пусть не всегда рядом, но они были, и я точно знала, что, если что-то случится, они помогут и поддержат! А теперь? Как я буду жить дальше? Совсем одна?..

На глаза сами собой навернулись слёзы, которые мне не удалось сдержать. Я хочу обратно! Хочу домой! Я не просила отправлять меня в другой мир!

Где-то через полчаса, когда глаза уже жгло и я наревелась почти до икоты, слёзы начали иссякать. Я неловко стёрла мокрые дорожки широкими рукавами ночной сорочки, стараясь не коситься на своё новое отражение в зеркале. Кстати… Тут я нервно дёрнулась, только сейчас сообразив, что эгоистично позабыла о ещё одном очень важном моменте.

Что произошло с Ричардом? Выжил ли он? Или тоже погиб, только ему повезло меньше, и его земной путь именно тогда и закончился? Этого я никогда не узнаю…

А мои родители? Они же с ума теперь сойдут! Каково им было, когда в Турин позвонила Тея с заявлением, что я разбилась в автокатастрофе?

В этот момент мне стало понятно, что слёзы вылились ещё не все, и снова взять себя в руки я смогла далеко не сразу. Больше всего мне хотелось залезть с головой под одеяло, чтобы весь этот незнакомый мир со своими законами остался где-то в другой реальности, которая мне лишь привиделась в страшном сне. Но, если задуматься… Выбор у меня не такой уж большой. Там, на перекрёстке, как я в итоге поступила? Ведь у меня уже был шанс закончить всё и умереть!

Именно так поступила настоящая «мисс Барнс», когда пошла дальше, к свету. Я выбрала другой путь, захотела жить. Вот он, мой второй шанс — пусть и такой… своеобразный. Не упусти его! Моё настоящее тело, тело Джейн Эшфорд, должно быть, так и погибло в той аварии; мне же дали ещё одну возможность. Пускай в другом месте, в другом мире, в другом теле… но я её не упущу. Я приспособлюсь. Научусь и выживу.

Новые впечатления, как и принятие этого решения, отняли у меня слишком много сил. Едва добравшись до кровати, я снова отключилась и проспала почти целый день.

* * *

Головная боль постепенно уходила. Через три дня разглядывание трещин и узоров на потолке мне надоело окончательно и, когда горничная принесла мне на подносе бульон на обед, я потребовала ванну. Не мыться почти целую неделю — ужас какой… Девушка исчезла, и чуть погодя вернулась в сопровождении всё той же высокой женщины, которая остановилась у кровати, буравя меня строгим, недовольным взглядом. Вблизи я рассмотрела, что она была далеко не старая, но своей сухостью напомнила мне воблу. На ней было тёмно-зелёное платье с длинными рукавами и высоким глухим воротником, к которому была приколота брошь из оникса. У меня немедленно возникла ассоциация с вредной гувернанткой. Я сделала максимально честные глаза, но ту это нисколько не впечатлило.

— Значит, вы уверены, что чувствуете себя хорошо, мисс Барнс? — и голос такой резкий, словно я перед ней в чём-то провинилась!

— Гораздо лучше. Спасибо, — прошелестела я, понятия не имея, как к ней обращаться.

Та неодобрительно покачала головой, но внезапно пошла на компромисс:

— Я пошлю за доктором Митчеллом.

— Вы очень добры.

Доктор появился через пару часов. «Гувернантка» вновь сначала тщательно проверила, чтобы я была до подбородка укрыта одеялом, и только потом пропустила уже знакомого толстячка с саквояжем.

— Как вы себя чувствуете, мисс Барнс? — спросил он, даже не пытаясь провести осмотр.

Я мысленно пожала плечами и ответила:

— Более чем сносно.

— Вызывает ли что-нибудь беспокойство? Что-нибудь болит?

Это был как раз тот момент, над которым я размышляла последние сутки. Раз мне предстоит выживать в совершенно незнакомом мире, нужно максимально упростить себе задачу. Пожалуй, стоило рискнуть. Ведь, судя по ощущениям, что бы ни произошло с настоящей мисс Барнс, больше всего пострадала её голова…

— У меня провалы в памяти, — выдавила я.

У молоденькой горничной расширились глаза, женщина в зелёном платье сохраняла бесстрастное лицо, а доктор отреагировал совершенно спокойно.

— Это не удивительно, ведь вы ушибли голову во время падения. Какого рода провалы в памяти вас беспокоят?

— Я не помню имена… — осторожно, словно пробуя зыбкую почву, начала я, пристально следя за реакцией присутствующих. — Не помню последних событий.

Доктор Митчелл смотрел на меня с самым живым интересом.

— И при этом вы чувствуете себя намного лучше?

— Да.

— Весьма любопытно, — пробормотал он, изобразив сочувственное выражение лица. — Мисс Барнс, пускай это вас не тревожит. Небольшая потеря памяти вполне ожидаема после этого несчастного случая. Полагаю, что память в скором времени вернётся. Мисс Грэм, — обратился он к вобле. — Полагаю, мисс Барнс может подняться с постели. Разумеется, она не должна волноваться и нервничать. И выходить из дома в ближайшее время я бы не советовал…

— Благодарю вас, мистер Митчелл, — вежливо отозвалась та, и доктор, слегка поклонившись мне на прощание, пожелал скорейшего выздоровления и удалился.

Ещё через час я уже нежилась в горячей ванне. На практике это оказалась бадья, которую две горничные с трудом затащили в мою комнату и ещё полчаса наполняли горячей водой, таская тяжёлые вёдра. Закончив это дело, одна ушла, а та, которую я уже запомнила, осталась в комнате, явно ожидая от меня каких-то действий. В первый момент я растерялась, поскольку в своей реальности привыкла мыться одна, но потом вспомнила, что в старые времена (а меня, похоже, забросило в параллельный мир, отстававший от нас в развитии минимум на столетие) прислуга помогала господам при водных процедурах. Потом я подумала, что тело, в общем-то, всё равно не моё, так что стесняться особо нечего, и сбросила ночную рубашку, надоевшую мне хуже горькой редьки.

Горячая вода и ощущение чистоты позволили мне вновь почувствовать вкус к жизни. Горничная помогла мне вымыть голову, потом я долго сидела у разожжённого камина и сушила волосы, потом та же девушка (во время купания я выяснила, что её зовут Сара) причесала меня. Моё отражение в зеркале после купания заметно похорошело: светлые волосы распушились и вьющимися волнами обрамляли привлекательное личико, которое слегка вернуло краски. В этот момент я подумала, что, пожалуй, всё складывается не так уж и плохо. По крайней мере, я попала в тело девушки из привилегированного сословия, что позволяет мне сидеть на месте и ничего не делать, пока всю работу за меня выполняют слуги.

Затем начался процесс одевания, в котором я почти не участвовала, поскольку та же Сара помогала мне одеться. Вот на этом этапе я подумала, что не так уж мне и повезло с обретением нового тела. Увидев собственными глазами количество одежды, которую на меня вознамерились надеть, я потеряла дар речи и только молча глазела на происходящее.

Сперва шла лёгкая сорочка без рукавов. Поверх неё надевался корсет, на который я уставилась, как на средневековое орудие пытки, поскольку была наслышана о том, какие травмы женскому организму он наносил. Чтобы горничная зашнуровала его, мне пришлось ухватиться за столбик полога кровати и терпеливо перенести экзекуцию, после которой дышать мне удавалось неглубоко и с трудом. Я немедленно почувствовала себя героиней Киры Найтли в фильме «Пираты Карибского моря». Потом шла ещё одна сорочка — приталенная, потом странного вида подкладка, которую мне закрепили сзади ниже талии, потом нижняя юбка… В итоге, когда на меня наконец-то надели весь наряд целиком, я обнаружила на себе чёрное строгое платье с турнюром, которые носили у нас конце девятнадцатого — начале двадцатого века. Что ж, по крайней мере, меня не занесло в дремучее средневековье, где меня вполне могли бы сжечь на костре как ведьму. И на том спасибо.

Голова кружилась от недостатка воздуха, двигаться под несколькими слоями ткани было тяжело, да и весило всё платье целиком килограммов десять. Пожалуй, теперь я могла представить себе, почему дамы раньше обязательно носили с собой нюхательные соли и по любому поводу падали в обморок. Это была не блажь, а настоящая жизненная необходимость…

Впрочем, оглядев себя в зеркало, я констатировала, что выгляжу не так уж и плохо. Ношение корсета меня по-прежнему смущало… Но зато с уверенностью можно сказать, что в своём родном двадцать первом веке о такой тонкой талии я могла только мечтать.

Пока я ходила взад-вперёд по комнате, привыкая к собственной неповоротливости и стараясь найти нормальный ритм дыхания, в комнату снова зашла мисс Грэм. На меня она смотрела по-прежнему недружелюбно, но мне показалось, что она относилась к той породе людей, которые в принципе очень редко бывают чем-то довольны. В руке она держала распечатанное письмо, а на её поясе я только сейчас заметила связку ключей.

— Ваш кузен будет очень рад услышать, что вам лучше, — чопорно сообщила она. — А ваш жених прислал письмо, в котором осведомляется о вашем здоровье. Полагаю, я могу ему ответить, что опасность миновала, и свадьбу можно не переносить?

Она кивнула на лист бумаги в руках, а я ощутила острое желание изобразить умирающего лебедя и объявить, что я ещё слишком слаба для подобных новостей. Так у меня, оказывается, ещё и жених имеется?

— Ж-жених?.. — переспросила я, стараясь говорить как можно равнодушнее.

Но от мисс Грэм мой растерянный вид не укрылся, и мне показалось, что она лишь в последний миг спрятала саркастическую усмешку:

— Вы и его не помните?

Я промолчала, а она продолжила, причём на секунду мне почудилась в её голосе неприкрытая ирония:

— Рекомендую вспомнить. Весь Лондон ждёт вашей свадьбы, как самого значительного события в этом сезоне.

В этот момент в коридоре раздался какой-то шум и звон. Как выяснилось, одна из горничных позабыла в коридоре ведро, в котором носила горячую воду, а сейчас в темноте кто-то налетел на него, не заметив. На лице «гувернантки» на секунду отразилось раздражение, и она устремилась к дверям, оставив распечатанное письмо на туалетном столике.

Не обращая ни малейшего внимания на её гневный голос, доносившийся из коридора, я торопливо схватила письмо. Слова расплывались перед глазами, не желая складываться в предложения, так что в итоге я смогла разглядеть лишь дату вверху страницы.

«10 мая» — было написано там. — «1885 год».