Корона двух королей

Анастасия Соболевская, 2020

Главным событием в жизни юношей королевства Ангенор является тавромахия – поединок с бешеным шестирогим быком. Победитель получает деньги, славу и право присоединиться к элитной части армии – королевским кирасирам. Но наследники трона проходят обряд с иной целью – показать, что они достойны носить альмандиновую корону – венец воинов. Смерть единственного наследника престола во время обряда приводит к ожесточенной борьбе за корону между его отцом – королем Осе, дядей Теабраном и принцессой Вечерой – старшей кузиной, которую считают виновной в гибели принца. Пестрое полотно Хроник наполнено кровавыми битвами, дворцовыми интригами, предательством и жестокостью. Короли, наследники, северные правители самраты, графы южных земель, дикие горные племена – их всех объединит желание обладать той самой альмандиновой короной.

Глава 5

Легат Королевских кирасиров

Когда почтовый сокол сбросил на голову Согейра письмо, легат перевязывал рану. Тройное лезвие Железной лапы оставило глубокий порез на его ноге — он с трудом остановил кровотечение, но кровь всё ещё проступала сквозь свежие повязки.

— Что за глупая птица?! — Он потряс головой и поднял свёрток. Глупая птица громко крикнула, села на груду сожжённого мусора у стены и начала чистить перья.

— Что это, отец? — спросил Альвгред, засовывая за пояс Железную лапу, которую он отобрал у баладжера и оставил себе как трофей.

— Сообщение от короля, — ответил Согейр, разворачивая свёрток.

— И что же хочет наш Тумтабард?

— Я просил тебя не называть его так. — Легат грозно посмотрел на сына.

— Но он же Тумтабард, Пустой Камзол. Он единственный из династии Роксбургов, кто не участвовал в тавромахии, и… Хорошо, не буду.

— Услышу снова, что ты зовёшь короля Тумтабардом, привяжу тебя к столбу без штанов и отстегаю перед всеми солдатами.

Молодой человек пристыженно потупил взгляд.

— Так чего он хочет?

— Вызывает нас в Паденброг.

— То есть тебя и меня? Правда?

— Сам почитай. — Согейр протянул сыну письмо.

— Ох! Король зовёт нас на частную аудиенцию!

— Надеюсь, тебе стыдно.

Альвгред прикусил губу.

— Но Вильхейм? Нам же нужно ещё сжечь тела, очистить сажу, унести раненых…

— Боюсь, что остальным придётся справляться без нас. Готовься.

— Но твоя рана…

— Не страшно.

— Но она ещё кровоточит.

— Железная лапа ранила меня не в первый раз. Я потерплю.

Альвгред помог отцу встать.

— Что же, мы отбили очередную атаку, — тихо произнёс Согейр, оборачиваясь на кирасиров, которые переносили тела Волков ночей в кучу у стены.

— Теперь Соляная башня может быть спокойна до следующего полнолуния.

В народе замок Вильхейм часто называли Соляной башней, потому что стоял он в «кармане» между холмами и служил охраной шахт, где рабочие добывали глыбы соли, очищали их и отправляли в помол перед тем, как развезти по рынкам Ангенора.

Разбойничьи налёты бывали в Вильхейме не редкостью, а потому крепость охранял целый взвод вооружённых кирасиров. И если военным отрядам уже было не привыкать ловить близ башни мелкие шайки местных разбойников или воришек из ближайших деревень, то настоящей проблемой были баладжеры, «племя грязной крови».

Когда-то эти люди жили в Ангеноре повсюду: цыгане, бродяги, воры, нищие — как крысы, они плодились в самых тёмных закоулках. Кормились они, как говорится, с острия ножа, пока король Эссегрид не приказал переловить их и выгнать из городов. Объединившись в огромную толпу, они покинули Ангенор и отправились в глубину Диких гор, где продолжали грабежи и убийства. Кирасиры называли их — Волки ночей. Накануне каждого полнолуния они нападали на Вильхейм огромной разнузданной толпой, неся с собой пламя и смерть. Грязная кожа, дикие глаза, сверкающие в ночи, волосы, измазанные глиной, волчья шкура вместо кирасы, браслеты из костей и зубов… душа даже самых смелых кирасиров уходила в пятки при виде этого племени диких головорезов.

Страшные, странные люди. Они всегда атаковали толпой и оставляли после себя огонь и изуродованные Железными лапами трупы. Было несложно догадаться, зачем Б’аджу, королю баладжеров, понадобилось совершать набеги — соль была дорогой, дорогой настолько, что иногда заменяла деньги, и неважно, что Б’адж был дикарём — он прекрасно знал, что такое торговля и золото.

И в этот раз Волки ночей, отродье Чарны, появились ровно в полночь с горящими факелами и, громко вопя нечеловеческими голосами, подожгли одну из вышек, с помощью которых рабочим под землю доставляли воду и еду. Как и много раз до этого, ни одного дикаря поймать не удалось, да и получись это у кирасиров — эти нелюди предпочтут разодрать Лапой вены себе на шее и истечь кровью, чем гнить в клетке у врага.

Только одно не мог уяснить легат — куда баладжеры свозили награбленное? Ни одного всадника на волке никогда не видели в Мраморной долине, как не видели их и на рынках у Алого утёса или в Кантамбрии. Но где-то же они должны были сбывать награбленное? Не свозили же они всё в горы, в свою Псарню, чтобы просто сидеть на тюках с солью? Или они увозили всё за пределы Диких гор? Но куда? Там же только голая холодная пустыня, по которой ледяной ветер гоняет чёрные пески. «Проклятые дикари, — вздыхал Согейр. — Волчье отродье».

Очередное нападение было отбито, очередная битва выиграна, но сколько их ещё предстояло? А в том, что они будут, легат не сомневался. И что пугало Согейра больше всего — он был уверен, что рано или поздно его кирасиры добровольно сложат оружие и откажутся защищать собственность короля.

«Тумтабард» — сын легата был далеко не единственным, кто называл Осе этим оскорбительным словом в противовес значению его имени «великий воин». В отряде Согейра среди всадников всё чаще слышались нелицеприятные высказывания в адрес короны, которые, сродни призывам к измене, резали легату ухо. Согейр всеми силами давил крамолу в зачатке, но яд недовольства, однажды проникший в умы воинов, распространялся среди остальных, как зараза, а казнь повстанцев всё только усугубила.

Так, легат пехоты лучников Гаал был вынужден провести обряд децимации, когда один из его людей проговорился в таверне о подготовке бунта против короны. Он разделил своих лучников на группы по десять человек и в каждой группе провёл жеребьёвку, когда каждый из них вытаскивал разноцветные камни из мешочка. Те, кому достался чёрный агат, были казнены оставшимися девятью солдатами. И вот теперь желание свергнуть короля отравляло умы людей в отряде Согейра, и он очень боялся, что когда-нибудь ему придётся совершить децимацию самому.

Легат не был слепым и видел, что Осе слаб и единственное, на что он способен, — выслать на поле боя отряд воинов, которых никогда бы не повёл сам. Но, в отличие от многих, Согейр видел и другую его сторону. Эдгар Роксбург был воюющим королём, Осе же был королём мира, который оказался в условиях войны. Согейр знал обоих достаточно долго, чтобы перестать судить о них по публичным выходам и поступкам. Осе всегда жил в тени Эдгара и не собирался занимать престол. Однажды Согейр спросил его, почему он не хочет изучать карты, как брат, учиться биться на мечах, сидеть в седле, предпочитая вместо этого читать книги по астрономии и стихи? А Осе ответил:

— Я короне не нужен. У неё есть Эдгар.

И до некоторых пор это была единственная правда, в которую верил Согейр, пока ему не открылась настоящая причина, по которой Осе не стремился занять трон, но легат хранил её в тайне, даже когда ему от всей души хотелось защитить короля от словесных атак кирасиров.

На склоне у берега Руны Альвгред устроил с отцом гонку — кто быстрее доскачет до излучины — и молодость победила, пребывая в твёрдой уверенности, что опыт никогда не знал такой уловки, как поддавки.

Бык Согейра, дымчатая, покрытая шрамами туша которого переливалась на солнце чернёным серебром, лишь снисходительно помотал головой на приказ своего погонщика не гнать в полную силу. Его звали Ревущий, потому что его голос мог перебить собой звук нескольких горниз. Он был одним из самых старых боевых быков. В мирное время эти могучие звери доживали до семидесяти-восьмидесяти лет, возраст же Ревущего составлял около тридцати с половиной, и по меркам боевых быков это был почтенный возраст. Ревущий был одним из лучших быков: бесстрашным и преданным своему хозяину, много раз спасавшим ему жизнь на поле брани. Они были как одно целое, как когда-то король Эдгар с его Сумраком.

Альвгред гордился тем, что король попросил его вместе с отцом прибыть в замок, потому как Осе редко обращался к кому-то кроме предводителей отрядов, и всё время спрашивал отца, что же королю понадобилось от него.

Парню шёл девятнадцатый год, и он уже три года гордо носил звание Королевского кирасира. Пылкий и смелый юноша, он с детства не давал покоя родителям. Энергия била в нём ключом, а желание быть похожим на отца порой заслоняло собой здравый смысл, потому Согейр не удивился заявлению сына, что в шестнадцать лет он выйдет на арену Туренсворда. Его бык был рыжим и хитрым. На арене он постоянно пытался обмануть мальчишку и зацепить его рогами за спину — Альвгред сразу понял, что не ошибся, выбрав себе именно этого зверя. Его хитрость распаляла азарт юноши, а сила — желание победить. Тогда, на тавромахии, бык лишил Альвгреда мизинца на правой ноге, и тот сразу вернул долг порванным бычьим ухом.

Глядя на сына, Согейр во всех его жестах узнавал себя. И пусть Альвгред унаследовал черты лица от матери, легат был этому только рад. Его жена, Ниливия, леди Ревущего холма, иногда шутила, что отец Согейра вытесал из гранита и лицо сына, да отшлифовать поленился. Согейру не нравилась своя внешность, хотя к сорока годам он начал относиться к ней намного спокойнее. Влахос не отставал от Нилы и также шутил, что Согейр больше похож на дикую кошку, чем на человека, и всё время предлагал ему надеть свою змеиную маску, чтобы не распугивать народ. Согейра действительно выделяли из толпы непривычные для Ангенора черты лица, которые достались ему от матери-касарийки. Немного удлинённое лицо, рысьи глаза, высокие скулы и резко очерченный рот одновременно соединялись как в довольно непривлекательное, так и в удивительно любопытное лицо. Нила часто говорила, что влюбилась в Согейра, увидев его верхом на быке, когда солнце уже клонилось к закату и на грубом лице воина вырисовывались красивые тени. А вот его младшая дочка Имадея, Има, его любимая стрекозка, унаследовала отцовские глаза.

В паре лиг от Паденброга они остановились на небольшой привал, чтобы набрать воды из реки и умыться.

Согейр устал и очень хотел пить, а ещё — смыть с себя пыль, пот и остатки запёкшейся крови. Но ещё больше он хотел спать, и если не проспать у себя дома беспробудно до самого вечера под бочком у Нилы, то, по крайней мере, завалиться куда-нибудь на траву и просто побыть в тишине.

— Ты видел этого младшего Элбота? Этого жениха Ясны? Ты его знаешь? — спросил Альвгред, окуная в прозрачную воду прибитый дорожной пылью щит с зарубками по ободку. Их на его щите было всего девять, за каждое отражённое нападение дикарей на Соляную башню, но Альвгред надеялся, что когда-нибудь их будет тридцать две, как у Марция, или того больше — около сорока, как у отца.

— Роланда? Да, я его видел, — ответил Согейр, садясь на траву и давая ветру высушить мокрое лицо. — Год назад, ещё до смерти наследника, он вместе с графом и графиней Алого утёса гостил в Туренсворде. Хороший парень. Немного крупноват для своего возраста, но мне он понравился. В нём есть сила, которая нужна королям. Помню, с Вечерой они не поладили. — Согейр усмехнулся. — Кстати, он будет участвовать в тавромахии в этом году.

— Значит, он, по крайней мере, смелый, если не побоялся поссориться с принцессой. Воздадим хвалу Хакону, он и против быка выстоит.

Его взъерошенные угольно-чёрные, как у матери, волосы трепал ветер, а тёмно-миндальные щёки пылали от жары. Резко очерченные касарийские губы пересекал шрам, который ему достался во время тавромахии и которым парень гордился не меньше, чем другие гордились личной похвалой короля. Тёмно-серые, скорее, даже чёрные, как у матери, глаза сверкали из-под густых красивых бровей.

— Как знать? — Согейр пожал плечами и с серьёзным видом посмотрел на сына. — Возможно, если судьба не будет благосклонна к тому, кто носит на гербе голову вепря, королю придётся искать юному графу замену. Например, кого-то из военной семьи, возможно, уже прошедшего обряд. Сына того, кому король доверяет.

Альвгред оторвался от протирания своего щита с выгравированным изображением шестирогой бычьей головы и уставился на отца.

— Что?

— Ты меня понял.

Между отцом и сыном повисло неловкое молчание.

— Ты думаешь, что в этом случае король женит на Ясне меня?! — В голосе юноши послышался какой-то ребячий испуг.

— Это возможно, — Согейр продолжал говорить спокойным тоном и отгонять травинкой пчелу. — Ты сын военного, прошёл обряд, и у тебя нет невесты. Я не удивлюсь, если Осе вызвал нас ради этого договора.

— Но король не может так поступить! — возмутился Альвгред, всем своим видом давая понять, что в корне не согласен с таким положением дел.

— Король может всё, — категорично ответил Согейр.

— Он найдёт ей другого графа.

— Ты по крови своей бабушки родня касарийскому самрату, — заметил легат. — А это получше, чем сын любого графа. Даже не стань ты кирасиром, придворные бы так же кланялись тебе, как сейчас. Не вижу ни одной причины, по которой на руке принцессы Ясны не может оказаться твой венчальный браслет.

— Но я не хочу, — не унимался Альвгред. — Я её даже не люблю!

— Когда я женился на твоей матери, я тоже её не любил. Но нас сосватал король, и я женился.

— Но я её совсем не люблю!

— Уж конечно, она же не Вечера.

Альвгред чуть сквозь землю не провалился из-за этого замечания.

Происхождение Согейра и его близость к венценосной семье позволило Альвгреду и королевским детям вырасти вместе. Они часто играли на заднем дворе за Ласской башней, когда принц и принцессы не учились выездке, а Альвгред не изучал премудрости ближнего боя. Часто с подачи Кирана они кидались сливами в саду или сидели на крыше конюшни, поедая вишни, пока стражники не сгоняли их оттуда. Когда дети подросли, почти ничего не изменилось, разве что юноша начал замечать красоту королевских дочерей. И если при виде Вечеры сердце юного воина начинало стучать чуть быстрее, то Ясна никогда не вызывала в нём похожие чувства. Он никогда не видел в этой девушке женщину, с которой у него когда-нибудь могли бы родиться дети.

— Она мне как сестра, — настойчиво заявил он.

— Ясна тебе не сестра, а дочь твоего короля. Сыновья многих графов бились за её руку.

— Я не бился. Я на ней не женюсь, — настаивал юноша.

Согейра позабавило смятение храброго в бою, но вмиг растерявшего всю свою молодецкую удаль сына, и он решил прекратить его страдания. Когда на его грубом лице появилась улыбка, Альвгред всё понял и брызнул в отца горстью воды, и они засмеялись вместе.

— На самом деле я не думаю, что тебе грозит этот брак, — признался Согейр.

— Тогда зачем король меня зовёт?

— Я не знаю.

И они продолжили путь.

Подходя к тронному залу, кирасиры встретили Влахоса.

— О, мои друзья, — поприветствовал он воинов. — Я думал, вы прибудете не ранее, чем завтра.

— Ты всё ещё недооцениваешь ангенорских быков. — Согейр ответил на дружеское рукопожатие. — Они гораздо быстрее скакунов Ровенны.

— Но также менее изящны и более прожорливы.

Согейр усмехнулся.

— Как вы? — спросил Влахос. — Слышал, на вас снова напали Волки ночей.

— Да, — ответил легат. — Но мы были готовы. Баладжеры убили пятерых, ещё двоих загрызли волки.

— Дикари удивительно постоянны.

— Мы вернём им долг в следующее полнолуние.

— Не сомневаюсь.

— Ты знаешь, зачем мы понадобились королю? — поинтересовался Альвгред, памятуя о том, что редкая новость не долетает до уха Влахоса первой.

— Если вы оба здесь, то, скорее всего, знаю. — Хитрая ухмылка скользнула по тонким губам.

— Наверное, что-то важное, иначе король дождался бы смены караула.

— О, ты даже не представляешь насколько, мой юный друг. И тебя, между прочим, это касается в первую очередь.

— Может быть, он хочет назначить меня легатом? — Славное лицо Альвгреда озарила догадка. — Я же прав? — Его чёрные глаза засветились честолюбивой надеждой. — В отряде, который мы сменили в Вильхейме, в прошлом месяце потеряли командира. Может быть, король хочет назначить вместо него меня?

— Это вполне возможно, — согласился Согейр. — В твоём возрасте меня назначили легатом. Я бы не удивился решению Осе показать тебе, каково это — быть военачальником.

— И будем мы самым старшим и младшим легатами во всём Ангеноре, — засмеялся юноша.

— Ты что же, считаешь меня старым? — в шутку нахмурился Согейр.

— Да, о, согбенный старик, — ответил сын, почтительно поклонившись отцу.

— И почему я в детстве тебя не порол?

— Боюсь, что с назначением придётся повременить, Альвгред, — прервал их разговор низкий голос командира Ловчих. — Дело немного в другом.

— Нет? — заметно сник молодой воин — ему так хотелось поскорее встать на одну ступень вместе с отцом. — Тогда в чём же?

— Какой бы ни была причина, обиженным ты не останешься, — заверил его Влахос. — Если хочешь, могу поделиться частью новости.

— Хочу, — ответил сгоравший от любопытства Альвгред.

Влахос осмотрелся по сторонам — двое слуг у дверей тронного зала поняли его приказ без слов и быстро исчезли за поворотом, но он всё равно заговорил тише.

— Эти несколько дней мы часто общались с королём, — сказал он тоном заговорщика. — Он возвращает принцессу.

— Как?! — в один голос воскликнули отец и сын. — Откуда ты знаешь?

— Птичка на хвосте принесла. Говорит, что видела принцессу в сопровождении нескольких слуг, движущуюся в сторону озера Веверн.

Согейр и Альвгред переглянулись.

— И этой птичке можно доверять?

— Её слова подтвердил король.

Для кирасиров эта новость прозвучала как гром среди ясного неба.

— Значит, это правда?! — воспрял духом Альвгред. — Тогда почему?.. Почему об этом никому не известно? Такая новость не осталась бы незамеченной.

— Потому что эта новость пока только между нами. — Влахос сделал паузу. — Пока. Король приказал мне молчать. Надеюсь, вы меня не подведёте? Я решил, что вы должны знать. И только вы.

— Но как же королева? — не мог унять вспыхнувшее в груди волнение Согейр. — Она должна знать.

— Думаю, что король сам хочет ей сказать, всё-таки это их семейное дело. Вечеры не было при дворе целый год. Ещё пара часов ничего не решат.

Воины были вынуждены признать его правду.

Душу Согейра будто отпустила удушающая хватка данных королеве обещаний выпросить у Осе помилование для принцессы.

— Ты думаешь, король нас вызвал из-за этого? — поинтересовался Альвгред.

— Более чем. Вы оба имеете к этому возвращению самое прямое отношение.

— И что это значит? — не понимал юный воин.

— На моих устах — печать, мой юный друг, — не спешил раскрывать карты Влахос. — Должен же король сам донести до вас некоторые вести.

В тронном зале их уже ожидали.

За то время, что воины провели в крепости, здесь ничего не изменилось. Натёртая до блеска холодная белизна мрамора всё так же слепила глаза, сквозь огромные витражные окна всё так же светило солнце и отбрасывало на пол разноцветные блики. С ажурного потолка свисали две кованые свечные люстры, которые зажигали только вечером. Справа, почти во всю длину стены, тянулся занавес из тяжёлого бордового бархата, за которым прятался балкон. Дальняя стена сразу за троном была выложена мозаикой в виде карты Ангенора от пола до потолка, состоящей из самых разных пород драгоценных и полудрагоценных камней. Паденброг обозначала альмандиновая бычья голова, за которой рябили чёрно-белые агатовые полосы скалистой Долины королей. Долина Гирифор была выложена изумрудами и авантюринами, Касария сверкала алмазами и лунным камнем, Кантамбрия и Шеной отличались друг от друга только оттенком аметистов, а Мраморная долина пестрела тремя породами мрамора. Все реки были выложены сапфирами, а леса — дроблёным малахитом, крупные замки обозначались большими гранёными самородками, те, что поменьше, помечали небольшие кабошоны, руины — чёрный гагат. Моря и заливы, окружающие Ангенор со всех сторон, сияли нежным аквамариновым блеском. На создание этой карты у архитектора ушло пять лет, и масштаб проведённой работы поистине восхищал. Перед картой на трёхступенчатом постаменте на троне из обсидиана сидел король.

Худой от природы Осе носил уплотнённый бордовый камзол с золотыми застёжками и надевал высокие кожаные сапоги с лисьим мехом, чтобы визуально придать своей фигуре внушительность. Он почти никогда не расставался с перчатками из выделанной лосиной кожи — ему всегда было холодно среди камня. В свои сорок шесть он выглядел моложе Согейра, с которым они были одногодками, и уже давно перестал держаться на троне так, будто занимал его не по праву. На голове короля сияла тяжёлая альмандиновая корона.

По легенде, богиня Беркана, желая сделать подарок своему мужу Хакону, нашла на дне озера Веверн цельный кусок альмандина и попросила своего брата, бога-ремесленника Эгиля, изваять из него корону. Эгиль любил работать с камнем и с радостью принялся за дело. Он вложил в него всё своё мастерство и любовь к самоцветам, чтобы угодить богу войны. Ровно через семь дней кропотливого труда на вершине одной из Звенящих скал Хакону преподнесли драгоценный подарок, который засиял огненно-алыми переливами в лучах полуденного солнца.

— В этой короне кровь быка, бегущего в бой! — воскликнул Хакон, глядя на то, как струящийся сквозь призму алых граней свет создаёт ощущение бурлящей внутри короны крови. — У неё есть душа! Она жива!

Он носил её много веков, прежде чем настала эпоха ангенорских королей, когда богам пришло время уйти в горы и оставить земли в руках достойного преемника. Таковым они посчитали Ардо Роксбурга, который доблестью и храбростью доказал, что сможет защитить свой народ, когда боги уйдут на покой.

— Эта корона — живое создание, она душа и сердце Ангенора. Отныне она будет впору любому королю. И на чьей голове она ни окажется, она никогда не ранит того, кто её достоин, — молвил Хакон и вручил корону воину. Ардо принял дар и пообещал, что отныне альмандиновая корона не покинет Ангенор никогда. С тех пор все Роксбурги носили её, бурлящую огнём бычьего сердца, как символ своей силы и отваги, и будут носить до возвращения богов.

Тяжёлая корона давила на голову Осе, и ему не терпелось поскорее её снять.

Кирасиры приблизились к нему на почтенное расстояние и преклонили колено. Рана легата с новой силой заныла под повязкой, но он не позволил боли завалить его на пол, как тушу раненого животного.

— Мой король, — поприветствовал легат Осе. Альвгред учтиво поклонился.

Осе кивнул.

— Подойдите.

Всадники повиновались.

— Оставим пустые разговоры, — начал король. — Полагаю, вы в курсе того, что произошло в Приграничье?

— Мы слышали, — кивнул Согейр. — Воины графа Корбела перешли всякие границы.

— В том и проблема, что это мы с вами знаем, кто за этим стоит, но те двое, что выжили, опознали в нападавших Ловчих.

— Как? — воскликнул Согейр.

— Я был удивлён не меньше твоего, — скривил губы король. — Кто-то задался целью совершить провокацию, и это ему удалось. Сегодня утром я получил письма из Шеноя и Эвдона. Графиня замка Виа де Монте и постул острова обвинили меня в низости и подлости, потому что я мщу Корбелу за его политические взгляды кровью невинных людей, а не действую с помощью дипломатии, к которой прибегал ранее.

— Теперь люди называют предательство политическими взглядами? — с горечью возмутился легат. — С тех пор, как вы заняли трон, ангенорцы не развязали ни одной войны. С чего бы нам сейчас начинать, это не приходило в их светлые головы?

Король нервно махнул рукой.

— Ты же знаешь, каковы наши отношения с обоими правителями. Стоит ли удивляться тому, что они не думают, а бросаются обвинениями, как комками грязи.

Согейр знал, а потому не был удивлён.

Эвдон и Шеной были камнем преткновения для последних королей. Шеной являлся западной частью Кантамбрии, богатой автономной части Ангенора, которая после смерти главы семьи Монтонари и нескольких лет сомнительной политики его сына Эрнана потеряла былую политическую силу. Дело было в том, что эвдонские деньги текли в Кантамбрию через Шеной благодаря торговле, и она подверглась опасности из-за того, что Эрнан Монтонари возобновил незаконную перевозку эвдонцев в трюмах своих торговых кораблей.

Этот акт потакания беженцам постул Эвдона, Пелегр Даимах, рассматривал как плевок в лицо своим законам, а Шеной, искренне считавший себя центром Кантамбрии, который, по какой-то исторической несправедливости, был вынужден кормить ленивую восточную провинцию, поспешил принять сторону торгового компаньона. Таким образом, данный конфликт послужил прекрасным поводом к объявлению о разделении Шеноя и Кантамбрии. Так на территории южных земель в одночасье всё полетело в тартарары, и в любой момент на смену дипломатическим переговорам могли прийти военные действия.

Сам граф Монтонари прекрасно знал, что аграрный Шеной едва ли пойдёт на него с мечами и пиками, потому что вся военная мощь, к его счастью, была сосредоточена на территории Альгарды, но король Ангенора не разделял его убеждения. Осе боялся войны, особенно войны на два фронта, и всеми силами пытался найти выход. Казалось бы, выход очевиден — нужно признать суверенитет Шеноя, лишить Монтонари титула и объявить кантамбрийцев воинами короля, но проблема заключалась в том, что даже лишившись власти на бумаге, Эрнан Монтонари своих людей королю не отдаст, а отнятые силой, его солдаты попросту сложат оружие.

«Монтонари выдрессировал своё войско как псов». И именно по этой причине своего правителя солдаты не бросят, просто потому что не бросят, какой бы занозой он ни был. Никто не выполняет приказы так, как кантамбрийцы. Осе в жизни не видел настолько дисциплинированного и преданного своему предводителю войска, и это обстоятельство являлось настоящей головной болью.

— Что мы должны сделать? — Согейр решительно выступил вперёд. Альвгред промолчал и предпочёл остаться позади отца.

— Судя, по всему, наши северные границы слишком слабо охраняются, они находятся от Паденброга чересчур далеко. Сегодня мне сообщили, что небольшое войско с алыми плащами, как у Ловчих, было замечено у северо-западной границы. Думаю, что после бойни в Негерде оно двинется на юго-восток и укроется в Эмронских холмах. Если сейчас мы соберём солдат и отправим навстречу, то сможем перехватить их на краю Приграничья.

Легат Королевских кирасиров подошёл к пёстрой карте ангенорского королевства. Эмронские холмы на северо-западе от Паденброга обозначались серым агатом, который огибал сапфировый приток Руны, Чистый ручей.

— В Приграничье подходящая местность для боя, — согласился Согейр, сверяя свои воспоминания с картой. — На холмы часто опускается туман. Если наши войска займут нужную позицию, — он указал рукой на небольшую часть пёстрой яшмы близ серого агата, — если поможет погода, мы окажемся невидимыми для войска Теабрана и сможем напасть.

— Их нужно разбить, — сказал король. — И я был бы рад сказать, что пленные мне не нужны, но они могут обладать информацией. Как насчёт людей Ила́рха?

— Они покинули Вильхейм по вашему приказу ещё две недели назад и сейчас находятся в Ласской башне. Думаю, вы можете направить их на северо-запад.

— Тогда передай этому мятежнику мой приказ выдвигаться как можно быстрее.

— Слушаюсь, мой король, — кланяясь, ответил легат.

— Но эта дорога прилегает к землям у Столпов, — заметил Альвгред и подошёл к отцу. — Почему бы присягнувшим альмандиновой короне касарийцам самим не следить за своими землями?

— Дорога прилегает к Столпам, но не проходит через них, — исправил сына Согейр. — Они могли пройти южнее, к тому же, если они были одеты, как Ловчие, едва ли дозорным пришло бы в голову поднимать тревогу.

— Согласен с твоим отцом, — кивнул король. — Плюс ко всему, то, что это не наши солдаты, выяснилось только после того, как Влахос принёс в Туренсворд доказательство — клинок из железного колчедана, который никак не мог оказаться в руках королевских солдат.

Король указал взглядом на резной столик в углу у занавеса, на котором лежал сверток с касарийским филигранным клинком. Согейр взял его в руки и провёл пальцем по лезвию.

— Колчедан, без сомнений, — глухо сказал он и отложил оружие. — Так, значит, Тонгейр заключил союз с Теабраном? А как же нейтралитет, которого самрат обещал придерживаться?

— Между Касарией и Ангенором сложились сложные отношения, легат, — ответил Осе. — Но пока не доказана личная причастность Тонгейра к торговле оружием между Касарией и самозванцем, я не могу выдвигать какие-то обвинения лично против него. Отчасти именно поэтому я и велел вам обоим прибыть в замок: нам нужно мириться с вашей роднёй.

— Едва ли Тонгейр считает нас родственниками, — усомнился Согейр. — Вам же рассказывали, как Ютгейр обошёлся с моей матерью?

— Рассказывали. И тем не менее твой дед принял золотой дар моего отца. А это говорит о том, что никому из людей не чужда алчность. Будь самрат так горд, как о нём говорят, он бы не принял это золото, а значит, и к нему можно найти свой подход. Пришло время нам с Касарией стать друзьями, и мы это сделаем.

— У Касарии нет друзей, кроме самой Касарии, — ответил Согейр так, будто сам наполовину касарийцем не был. — Ни один человек из моего рода, из Таш-Харана или Кривого рога, даже не ответил на приглашение на мою свадьбу, а я потомок этих людей. Что же говорить, если дело касается всего Ангенора?

Король поджал губы.

— Ты женился на знатной даме, Согейр, но совсем другое дело — королевская свадьба.

— Прошу прощения?

— Я вижу только один способ наладить наши отношения с Касарией — породнить два наших рода.

Мужчины перевели взгляд на Альвгреда, который от неожиданности выпрямился как струнка.

— Боюсь, что касарийской крови в Альвгреде течёт ещё меньше, чем во мне, — сказал Согейр. — К тому же брак его матери и отца был признан недействительным.

— Потому что в тот момент это было правильным решением. Но брак твоих родителей пусть и тайно, но был совершён по законам Ангенора, совершён архонтом, а значит, он полностью законен. Пусть твой сын подойдёт, — произнёс король.

Альвгред выступил вперёд. Осе встал с трона и подошёл к юноше.

— Да, я помню, как ты прошёл обряд. — Он положил ладонь на плечо юноши. — Ты выбрал себе того рыжего быка. Как его звали?

— Лис, — ответил Альвгред, как ему показалось, спокойно, но от острого слуха Согейра не ускользнуло волнение в голосе сына.

— Необычное имя для быка.

— Он умный и хитрый. У него лисья душа.

— Сколько тебе лет?

— Девятнадцать, мой король.

— У тебя есть невеста?

Согейр молча стоял в стороне и наблюдал за вспотевшим лицом сына.

— Нет, мой король.

Осе одобрительно кивнул.

— Тогда ею станет моя племянница Вечера.

Альвгреду впервые довелось испытать достаточно большой спектр противоречивых эмоций, от ужаса до облегчения, за несколько секунд.

— Что-что? — Его лицо вытянулось от удивления.

— Этой зимой Вечере исполнилось восемнадцать, — стараясь казаться невозмутимым, продолжил король. — По законам Ангенора она может выйти замуж, что в нашем положении оказалось очень удачным стечением обстоятельств. И я решил, что её избранником станешь ты. Ты молод, храбр, свободен, и в тебе течёт кровь сыновей трона Касарии. Ты согласен?

Альвгред молча смотрел на короля.

— Что же ты молчишь? Или венчальный браслет напугал тебя больше, чем кровожадные Волки ночей?

— Мой король, — выступил перед сыном Согейр, — не будет ли эта свадьба значить, что Вечера и Альвгред станут первыми в очереди на престол?

— Временно, — ответил Осе и вернулся на трон. — Моя племянница и твой сын будут носить титулы кронпринца и кронпринцессы до того момента, как принцесса Ясна выйдет замуж за Роланда. Тогда эти титулы перейдут к ним как к прямым наследникам ныне здравствующего короля.

— А сын? Он лишится этого титула.

— Никогда не подозревал тебя в честолюбии, Согейр.

— Я не честолюбив, мой король, — возразил легат, — чего нельзя сказать о моём дяде. Вы знаете, почему на гербе Касарии изображён медведь? Этот зверь не знает пощады, как и Тонгейр. И вы хотите раздразнить его короной и отнять её у него?

— А на гербе Ангенора изображен шестирогий бык, — резко ответил король. — А этот зверь не племенная корова, а умный и жестокий противник. Взамен титула кронпринца Альвгред получит титул Протектора наследников трона, как Эрнан Монтонари, — третий по значимости титул Ангенора после короля и наследника. Я всё предусмотрел. Многие графы убили бы за возможность примерить на себя этот титул, как тебе известно.

Осе назидательно изогнул бровь, намекая на неуместность сомнений в предложенном титуле.

— Я очень надеюсь, что Тонгейр разделяет вашу уверенность.

— Ты не доверяешь решению короля?

— Я опасаюсь за сына. Тонгейра в кадерхане не зря кличут Свирепым.

— А ещё его кличут Безнаследным. Кто займёт трон Касарии после него? Его жена? Эта забитая калека Меганира? Или его полоумные дочки? Тонгейр не дурак, и я больше чем уверен, что он следит за каждым шагом Альвгреда. Он его кровь. — Король перевёл дыхание и продолжил. — У нас были шпионы на севере, но теперь нас всюду окружает предательство и обман. Нам нужны наши люди в северных землях и нужны вооружённые до зубов и заинтересованные в службе только нам, иначе Теабран будет и дальше совершать свои подлые маневры у меня под носом, а мы ничего не сможем сделать, просто потому что будем разбираться с южанами. Я каждый день молю богов, чтобы у Виттории-Лары хватило благоразумия и она не решила в один прекрасный день отделить Шеной от Кантамбрии силой. Тогда Монтонари будут вынуждены кинуть все свои войска к Расколу, и что останется нам? Кирасиры, орудия, кучка эвдонцев да горстка лучников! Ангенор богатое королевство, но воевать на двух фронтах даже мы не можем себе позволить. От Тонгейра зависит судьба Ангенора, и если так, то Альвгред будет кронпринцем! Кто знает, может быть, эта война и продлится всего два года? В любом случае моя племянница уже на пути в Паденброг и будет здесь со дня на день. Свадьба состоится в следующем месяце. Готовьтесь!

Обладай Согейр хотя бы толикой тщеславия, он был бы счастлив ухватиться за предоставленную возможность породниться с королевской семьей, но он слишком хорошо знал изнанку предлагаемых благ. Другой бы на его месте обрадовался, что его сын станет наследником, но Согейр со свойственной ему осмотрительностью услышал, что его сын станет мишенью Теабрана, а возможно, ещё и Тонгейра, когда тот узнает, что задумал король.

Возможно, война с Теабраном и продлится всего пару лет, но всё это время его сын будет самозванцу как кость в горле. И беда легата заключалась в том, что на это предложение ни он, ни Альвгред не могли ответить отказом.

— Мы с радостью принимаем предложение, мой король, — ответил Согейр.

— Да, мой король, — подтвердил Альвгред, и они оба склонили головы перед Осе.

— Я рад это слышать. Теперь я бы хотел ненадолго остаться с твоим сыном наедине. Нам нужно обсудить некоторые вопросы относительно Вечеры и свадьбы.

Когда Согейр уже подходил к выходу, Осе его окликнул.

— Я попрошу тебя об одном одолжении — расскажи королеве о принятом решении.

Согейр пообещал исполнить просьбу и вышел.