Вспомни меня, если сможешь

Анастасия Привалова

Что должно произойти, чтоб спокойная размеренная жизнь вдруг резко изменилась? Может авария? Или нужно кое-что вспомнить? А лучше все сразу, тогда точно жизнь не будет, как прежде. И прошлое может не оказаться таким, каким ты его ясно помнишь. Анна очутилась в ситуации, когда вся ее жизнь оказалась ужасающим недоразумением. Почему до этого момента она не подозревала об этом? И спустя десять лет придется смириться с тем, что ты о себе ничего не знаешь? И о тех, кто тебя окружают по сей день.

Глава 2

Все происходило будто не с ней. Нет, вернее с ней, но будто через непробиваемое, прозрачное стекло. Сколько времени прошло? Неизвестно. Что с ней делали? Не помнила. Как она отрубилась? Непонятно. Ей сделали укол и все, пустота, тишина, долгожданное умиротворения. И тут девушку резко забирают в свои объятия тысяча чертей. Не успела она испугаться, как темнота рассеялась полностью, и при тусклом свете перед ней появилось большое зеркало, стоящее неряшливо прямо на полу. Ее заинтересовало свое отражения. Там был подросток, ей не более пятнадцати лет. Аня, школьница. Аня, совсем юная девушка и… беременна.

Ее взгляд с ужасом уперся на внушительный живот, ее живот. Хотя внутри бушевала буря эмоций, отражения же выглядело относительно спокойным. Милая блондиночка, маленькая, хрупкая рассматривала свою явную беременность с разных ракурсов. Окружающие предметы оставались в абсолютной тени, ей совсем не интересно было их разглядывать. Распушенные волосы волнами ниспадали на плечи, спину, они сияли молодостью и здоровьем. Молодое, здоровое лицо с ясными голубыми глазами, которые неустанно разглядывали выдающийся живот. И губы, розовые, чуть полноватые растянулись в довольной улыбке.

Это внешне, только оболочка, только картинка. Внутри, в другом мире, в другой действительности, невозможно было понять или… неважно. Там паника в ее душе просыпалась вяло, но когда родилась, то стремительно набрала обороты и словно разрушающий все на своей пути вулкан, вышла за границы и принялась сметать все на своем пути. Ведь сейчас она была в себе, сейчас в реальном и даже действительном мире. Она разинула неестественно широко рот и запищала оглушающим ультразвуком. Уши мигом заложило, с них полилась кровь, что прибавила паники, прибавила звука. Боли не было, хотя… рот значительно порвался, и из прорезей интенсивно просачивалась алая жидкость.

Светлые волосы измазались в крови, ею залился и внушительный живот несчастной. Глаза, залитые слезами, видели ужасающее отражения в зеркале, естественно это вызывало только усиления паники и ужаса. Боль хлынула в кровь, только не физическая, моральная накрыла резко и основательно. Казалось, кровь не только снаружи разрушала девушку, но и внутри началось кровотечения.

Мозг прекратил давать отчет действиям. Да и вообще происходящему. Резко и громко зеркало сначала треснуло, затем разбилось на несколько миллионов осколков. Они разлетелись по сторонам, хаотично, по всей комнате, достигая каждого уголка помещения. Достигая и ближайшей живой цели, осколки врезались ей в кожу, тут же начинала сочиться кровь из многочисленных порезов, словно животворящая жидкость стремилась покинуть неадекватное, спятившее тело. Поздно. Вдруг все замерло. Девушка затихла, осколки достигли своих целей, и в последний раз звеня стеклом, обреченно рухнули на пол.

Аня серьезно и уверенно шагнула вперед, истекая кровью, истекая жизнью. Еще шаг, еще, она шагнула в разбитое, черное нутро зеркала и исчезла. В мгновения зеркало снова налилось зеркальной поверхностью, в котором отразился весь хаус комнаты. Осколки стекла, залитые обильно алой кровью, повалянные на обычный, среднестатистический интерьер помещения.

Обратно ее вернуло на «изнанку» времени, в котором… не вытекло не грамма крови. Но и не грамма прояснения, адекватности, реальности. Время тянулось и обрывалось на полуулыбке, она замерла взглядом на своем нежном, молодом, целом личике. Затем образ становился четче и ясней. Другая, более приятная Анюта ни капельки не страшилась своей беременности, наоборот, ей это явления казалось обычным и неоспоримым. Однако никогда девушка не была беременной. Или была? Вскоре, она из прошлого перевела глаза прямо на себя в отражении целого, невредимого зеркала и успокаивающе шепнула:

— Я знаю, что ты не виноват, что у тебя такой отец. Ты не пожалеешь, что появишься на свет.

Девичьи, маленькие ладошки погладили внушительный живот. Неторопливо, с особой нежностью и смирением. Ласкающий взгляд опустился на него же и мягко проводил свои ладони до окончания действия. Тут ладони остановились, в нерешительности или даже напряжении. Голубые глаза застыли на своих же ладонях, они лежали на животе, который уже совершенно не выпячивал наружу. Обычный, плоский, пустой. Опустело и внутри самой девушки, до дна, до кондиции. Это пустота осела невидимой дымкой на все внутренности и застыла застарелой пылью. Окаменела вскоре и стала одним целым с владельцем. Одно целое, почти часть тела. Как рука или нога. Ее же не отрежешь? А если руки, ноги стали бесполезными? А если их отсутствия теперь не имеет значения? Лучше жить с этой давящей пустотой или без рук и ног?

Лучше проснуться, что она и сделала.

Анна застыла, всматриваясь в свое отражения в зеркале. Ее лицо не показывало не единой эмоции, а голубые глаза невидяще рассматривали свое парализованное тело в коляске. За спиной стоял ее муж крепко, накрепко удерживая ручки инвалидного кресла. День был в самом разгаре, света из больших светлых окон вполне хватало, чтоб оценить в полной мере свое состояния. Аня очень похудела, щеки плотно застряли в челюсти, лицо оттеняло нездоровым сероватым оттенком. Большие, голубые глаза, чистые, ясные, как весенний день теперь обрамлял мрачный, черный ободок синяков. Губы высохли и побледнели. Так все высохло и исхудало. Девушка не узнавала себя. Отражения в зеркало мало того, что было совершенно чужое, оно пугало. Первое впечатления создалось мгновенно. Первый взгляд шокировал и уже хотел вызвать немало паники и негодования, но где — то на подкорке нечто очень знакомое убедительно шепнуло: это ты. И сначала Аня не узнала себя и уже хотела испугаться, заорать. Однако она сохранила рассудок, как бы ни гуманно это было со стороны судьбы. Довольно быстро и бесслышно девушка вскоре убедила свой мозг в неизбежном. Да, это была она, это была Аня, бизнес леди с изящными, нежными чертами лица. Сложно поверить, но придется. Сложно, это отныне слово, которое будет звучать в ее голове часто. Оно тормозит, оно не нравится, однако… оно логично и своевременно.

— Это временно, — виновато шепнул Олег, всматриваясь в лицо жены в зеркале. — Я нашел хороший реабилитационный центр. Через неделю они примут тебя и тобой займутся самые лучшие специалисты.

Аня лишь молча, кивнула, все еще неотрывно разглядывая себя в зеркале. Ее лицо не излучало доверия или… недоверия. Оно не показывало ничего, это конечно волновало ее супруга еще больше.

— Аня, ты меня слышишь? — неуверенно узнал Олег и, наклонив голову в бок, всмотрелся в ее лицо внимательней и требовательней.

Его глаза сузились, густые брови легли слишком низко, придавая его симпатичному лицу резкости и некоторого нетерпения. Девушка это не видела, она застыла глазами на своем отражении, словно осталась совсем одна и может потратить, сколько захочет времени на размышления в одиночестве. «Это зеркало, — задумалась глубоко она. — Оно похоже на то, что было в ее сне….

— Это зеркало, — начала робко говорить девушка и запнулась. В ее голове ясно воспроизвелся образ из сна. Тот спокойный и умиротворенный вариант. Сердце сжалось в невыносимом, болезненном спазме. По лицу девушке побежала слеза, по этой безэмоциональной маске на нем. Бледная, тонкая кожа вдруг отказалась съеживаться под эмоциональный тон и застыла, словно гранит. Очень прочный, самый лучший в мире. Он живет, но не изменяется не под какими — то ни было факторами. По нему течет влага, однако она скатывается, перетекает на край, после этого отрывается, падает вниз и мгновенно впитывается в бежевый ковер. — Я теперь точно не смогу родить ребенка.

— Да, — обреченно выдохнул мужчина и замолк, опустив задумчивый взгляд вниз. Появилась неловкая и отравляющая тишина, однако, для кого она такова? Ведь Аня все еще разглядывает себя, и на ее лице все тоже каменное, безразличное выражения. Казалось, что буря в душе от невозможности иметь ребенка была сиюминутным помутнением у женщины. Сейчас же это забылось и стало бессмысленным. И не только…. Может последнее предложения, недавно сказанное ей же, только приснилась? — Сейчас самое главное вернуть свою жену.

— Это зеркало, — снова потерянно повторила Анюта, мимолетно зрачки глаз ее засуетились и тут же обратно остановились на своем отражении. — Я хочу, чтоб ты его выкинул.

— Почему? — непонимающе узнал Олег и остановил свой непонимающий взор на жене.

— Я была беременна…. — дрожащим голосом выговорила девушка и впервые в упор посмотрела на мужа. Тот заметно занервничал, потом сосредоточился и достойно встретил впервые за последнее время, осмысленный взгляд жены. — В этом зеркале.

— В смысле? — сухо поинтересовался мужчина. — Травма, — шепнул он еле слышно, опустив метающийся взгляд в пол и замер. Но ненадолго, вскоре тот поднял глаза и уверенней выдохнул: — У тебя была черепно — мозговая травма. Стоит посетить психотерапевта…

Аня резко убрала взгляд со своего отражения и зарыдала на взрыв, прикрывая, словно стыдясь, свое лицо сразу двумя ладонями. В тишине резко воспроизвелся оглушительный, полный сильной боли плач. Остановился он, когда в ушах у Ани послышался неожиданный и резкий звук разбивающегося стекла. Тогда она затихла и уперлась непонимающим взором на зеркало. Руки медленно сползли с ее лица, обнажая раскрасневшейся лицо и испуганные глаза. Голубые, наивные очи полные ужаса устремились вперед. Немедленно Аня схватилась за поручни своего инвалидного кресла и, нажав кнопку, подъехала к злосчастному, совершенно целому зеркалу. Сосредоточенно притронулась ладонью к его поверхности и неуверенно провела по нему рукой, попутно осматривая свои действия с нескрываемым интересом. Олег остался стоять на месте, ошарашено наблюдая за действиями жены. Аня провела очередной раз по зеркалу рукой и, встретив недоумевающий взгляд мужа в отражении, решительно вымолвила:

— Сначала надо избавиться от этого зеркала, — она по нему еще раз провела рукой, всматриваясь в свое отражения внимательней. — Это возможно сделать?

Мужчина сдвинулся с места, подошел к жене, и словно повинно склонив голову, шепнул ей прямо в ухо:

— Не думаю, что зеркало виновато, — все — таки стоял на своем супруг. — Я думаю, что стоит посетить врача и как можно быстрей. У тебя была серьезная травма мозга. Она вполне могла исказить представления реальности.

Аня тяжко выдохнула и спустя пару мгновений, кивнула. Ее взгляд обреченно опустился на пол и застыл на пушистом, бежевом ковре под ногами.

— Да, — отстранено выдохнула она. — Может ты и прав.

Одиночество иногда может и не давить вовсе, если оно привычно или долгожданно. Еще если оно вынужденно, естественно. Ане не нужно было компании, не нужно было света, ведь она же… не живая. Нет, вернее живая, но отчасти. Дверь негромко захлопнулась, женщина уперлась в нее не моргающим взглядом. Прошло немало минут, прежде чем она отвела глаза, так и не добившись экстрасенсорных способностей и возможности закрыть ее навсегда. Или вообще оставить в другом измерении, чтоб она не вела к ней. Ей жутко хотелось, чтоб ее потеряли или вовсе забыли.

Сумерки медленно осели на все участки комнаты, Аня продолжала сидеть в полной темноте и мечтать об одном: чтоб входная дверь не открылась больше никогда. Пролетали секунды, минуты, часы, однако они ничего уже не значили. Женщина не двинулась не на миллиметр, только лишь равномерное движения груди указывало, что она жива. И глаза, эти глаза так редко моргали, так редко увлажнялись. Вскоре они стали неприятно пощипывать и ей пришлось потереть их ладонями. Активно потерев их в сильном желании прекратить чувствовать боль и дискомфорт, она с усилием открыла глаза и уперлась взглядом в маленького человечка перед ней. Оно предстало перед ней, напротив, размером с десятилетнего ребенка, абсолютно голое и лысое нечто внимательно смотрящие на нее ясными голубыми глазами.

Девушка затаила дыхания, руки беспомощно опустились вниз, безумные, округлившейся глаза взирали на видения в полумраке, оно тускло светилось и отливало розовинкой.

— Кто ты? — выдохнула дрожащим голосом Аня. С ее глаз потекли две дорожки слез, они быстро скатились к скуле и обреченно бросились вниз.

Не в силах закричать, женщина продолжала заливаться слезами и упиваться своим животным страхом. Нечто грустно, не моргая, смотрело на нее.

— Вспомни, мама, вспомни, — слезливым голосом шепнуло оно, разлепив дырку, где должен сформироваться рот. Он же и сформировался, только губы не успели, и тогда в ее голове появилась шокирующая догадка. Перед ней стоял переросший, но не до конца развившейся эмбрион ребенка, а на нее смотрели ее глаза. Они долго кого — то ей напоминали и тут ее осенило. Женщина часто задышала, подняла дрожащие руки к лицу и прикрыла его раскрытыми ладонями.

— Я не твоя мама, уходи, — ответила сильно опустившимся от ужаса голосом она, уже не рассматривая нереальный реальный образ.

— Ты просто не помнишь, — снова совершенно дружелюбно заговорило существо.

Аня услышала это и почувствовала неуверенное касание к своему запястью. Ее руки медленно спустились вниз, проскользнув по раскрасневшемуся, заплаканному лицу. Неразвившейся клешня вместо руки опасливо отстранилась от нее. Аня, не дыша, внимательно проследила за уродливой конечностью. Затем наткнулась на «свои» его глаза. Пелена слез от страха и неизвестности прикрыла неприятный вид. — Мама, я тебе помогу. Ты должна встать и уйти. Далеко и не возвращаться.

— Что? — едва двигая губами, переспросила Аня.

— Я тебе помогу, не бойся, — обратно уверила ее существо и резко исчезло.

Параллельно включился свет в комнате. Пространство озарилась ослепительным светом, на мгновения ее ослепив. И когда она, наконец, смогла сосредоточиться, увидела перед собой Олега. Тот серьезно рассматривал ее в уютно, по — домашнему разодетый в фирменные синие джинсы и кашемировый, бордовый свитер.

— Ужин готов, — мягко объявил он. — Идем на кухню.

Затем он встал за спиной, и она ощутила толчок коляски в сторону двери. Мягко ее транспорт доехал до столовой и безразличный взгляд девушки уперся в красиво сервированный стол с ужином. В прямых, белоснежных тарелках красовалось немного воздушного, картофельного пюре, золотистый кусочек грудинки постной птицы и немного консервированного зеленного горошка. Еще на темно — синей скатерти стояло пара прозрачных стаканов, наполненных натуральным, апельсиновым соком. Картинка с идеальным столом с правильной, здоровой едой вдруг вызвала у нее отвращения и раздражения. Душу сковала обида, в кровь прыснула горечь отрицательных, отравляющих эмоций, что в свою очередь вызвало сильный приступ тошноты.

Она с досадой припомнила свои редкие посиделки с подругами, где получалось употребить любимой, вредной еды. Олег не знал о таких «отклонениях от нормы» и Аня была уверенна, что если бы тот это прознал, то был бы крайне разочарован в своей супруге. Ведь ее муж обожал идеальность и покорность, поэтому тот стал успешным предпринимателем и имел огромный штат сотрудников в подчинении. Конечно не без помощи Ани, которая не только помогала успешно ввести бизнес, но еще стала прямым спонсором их маленького предприятия по изготовления стройматериалов. Ее родители дали достаточно большую сумму, не требуя возврата, а только результата. И результат не заставил себя ждать, у ее мужа и, правда, обнаружились выдающийся организационные способности. Порой он готов был вывернуться на изнанку, чтоб вскоре появились ресурсы угождать своему завышенному эго и искаженному представлению единственной, правильной модели жизни.

Аня, как человек идеально прочувствующий особенности характера людей и умеющий идеально подстраиваться под них, оказалась идеальной супругой такой неординарной личности, как Олег. Очень быстро у них появился большой дом с евроремонтом. И довольно нескоро молодая супруга поняла, что ей предоставляют роль хозяйки только лишь косвенно. Это невидимый, но, несомненно, существующий список правил и техник, как должна выглядеть и находится в этом доме каждая вещь, лишь доказывал ей ее догадку. Идеальная чистота и порядок в их семейном гнездышке требовало большей тональности, чем вообще вложено в это слово. Смягчало его тиранию по поводу любого отклонения от только ему виданной нормы то, что сам Олег часто мог взять ведро, тряпку и наводить по нескольку часов порядок.

Супруга и тут легко подстроилась, уже на автомате разлаживая ложки и вилки не только отдельно, но еще точно друг на друге, чтоб их края «неряшливо» не выходили наружу. Насухо вытирая раковину, после каждого использования и поправлять жалюзи, чтоб все ребром смотрели в одном направлении. Лишний раз Анюта предпочитала не дотрагиваться до постели, чтоб долгое время не появилось даже малейшие неровности, а если глаз заметит таковые, то без устранения этой проблемы уже совесть не позволяла удалиться из комнаты.

— Приятного аппетита, — вывел ее из неприятных размышлений мягкий, но уверенный голос Олега.

Потерянный, грустный взгляд коснулся сначала приятного лица мужа, затем опустился вниз и уперся во множество блестящих столовых приборов. Как всегда, они разложены согласно этикету, ровно, и то необходимое количество, без которого, по мнению Олега невозможно было употребить пищу. Он ел же не торопясь, смакуя каждый кусочек и пережевывая еду особо тщательно, чтоб не дай бог не появились проблемы с желудочно — кишечным трактом. Еще Олег не любил лишних разговоров за употреблением пиши, поэтому, когда Аня пожелала в ответ то же самое, что недавно и он, снова улетела мозгом в размышления, не ожидая, что муж до конца трапезы проронит и слово.

— Ты чего не ешь? — неожиданно поинтересовался Олег, на мгновения задержав в руках столовые приборы.

Аня подняла глаза на его выжидающее лицо, немного растерявшись таким поворотом событий. Вдруг свет моргнул и еще, второй раз, после моментально восстановив прежнее освещения. Олег настороженно огляделся.

— Это что такое еще? — недовольно буркнул он.

— Напряжения, наверное, скакнуло, — сухо ответила Аня, хотя вопрос был задан в пустоту.

Олег перевел подозрительный взгляд на нее. Аня послушно взяла в одну руку вилку в другую ножик и принялась сосредоточенно резать грудку на кусочки. Все это под пристальным взглядом мужа, который тяжело проглотил слюну и тоже продолжил спокойно употреблять трапезу.

Спустя время они поужинали, Олег положил голову на сложенные под подбородком руки, локтями уперся в стол и с полуулыбкой выговорил:

— Теперь я узнаю свою Анюту.

Он имел ввиду ее полупустую тарелку. Аня почти всегда не притрагивалась к пюре или любому, другому гарниру, потому что наедалась мясом, салатом и особо не любила полезные, сложные углеводы.

— Да, хоть что — то осталось от нее, — вымученно шепнула женщина, расстерянно оглядывая стол.

Остановившись взглядом на стакане с соком, она легко протянула к нему руку и за мгновения осушила его. Этот напиток, насыщенный сладкими углеводами мягко опустился в живот и немного взбодрил ее.

— Я записал тебя на прием через неделю, — снова непринужденно сообщил ей муж. — Мне завтра придется выйти на работу, поэтому я позаботился о сиделке. Завтра милая женщина, по имени Людмила, прейдет за тобой ухаживать. Я навел кое — какие справки про нее, она отличная кандидатура и, несомненно, поможет тебе. Еще она ухаживала за парализованными и знает, что можно уже предпринять, чтоб начать реабилитацию.

— У нее есть медицинское образования? — язвительно поинтересовалась Аня.

— Да, — мягко ответил после непродолжительного молчания Олег. — Не волнуйся, я абы кому, тебя не доверю.

— Мне все ровно, — сквозь зубы выдавила девушка из своего будто парализованного горла.

Олег тяжело выдохнул и обреченно откинулся на спинку стула. Только сейчас Аня имела возможность рассмотреть мужа внимательней. Его губы угрожающе поджались, а суженные глаза сверлили супругу недобрым взглядом. Еще Олег ни капельки не изменился. Ни в лучшую сторону, ни в худшую. Он оставался тем же привлекательным, успешным, совершенно здоровым мужчиной. Олег любил за собой ухаживать, поэтому его тридцать пять не превышались по внешним характеристикам не йоту. Тот выглядел на свой возраст, выглядел подкаченным, поджарым мужчиной. И этим немало гордился, потому что было бы иначе, он себя бы возненавидел. И это стало бы самым ужасным в его идеальном мирке.

— Так не пойдет, Аня, — размеренно выдохнул Олег и поднялся со своего места. Он зашел за спину и неторопливо покатил коляску по кафелю вперед. — Врач дал хорошие прогнозы, но для этого необходимо не утерять оптимистичный настрой. Итак, Анюта, ты у меня всегда была сильной девочкой. Я рассчитываю до конца года тебя поставить на ноги.

— За три месяца!? — слегка опешила Аня и наткнулась глазами на дверь ванной.

Лаконичная, серая поверхность дерева на мгновения напомнила ситуацию из прошлого, как они искали эту дверь. Этим они занимались целых две недели и истратили немало бензина. В итоге взяли такую же, какая есть в каждом магазине нашего города, только из более благородного дерева. Перед глазами появилось счастливое выражения лица Олега и слегка замутило. Вспомнилась та дикая усталость, моральная и физическая, потому что тогда за рулем все время была она, ведь Олег серьезно потянул ногу на очередной тренировке в спортзале.

— Ну, я имею в виду не бегать, а шагать, — смущенно начал уточнять мужчина, открывая злосчастную дверь и бодро вкачивая Аню в ванную. — Мне кажется, если постараться, то вполне возможно.

— Посмотрим, — обреченно выдохнула она, когда Олег докатил ее до ванной и включил воду.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — хмуро заметил Олег, старательно регулируя температуру воды, ворочая кранами и периодически проверяя ее кожей ладоней. — Ты думаешь во всем, что сейчас с тобой произошло, виновен я. Я не снимаю с себя ответственности, но, к сожалению, начать усердно трудится за тебя мне не под силу.

После мужчина с легкостью поднял ее раздетую тушку, погрузил в пенную воду. Она оказалась горячей, ей стало некомфортно, однако Аня промолчала. Стойко выдерживая температуру, она с усмешкой на губах думала, что Олег, вероятно, любит такую воду и подстроил под себя температуру. Ведь, чем больше температура, тем больше микробов погибнет, тем лучше распарится кожа и эффективней отчистится. Все просто, все просто идеально, как любит ее любимый супруг.

— Не об этом я думала, — равнодушно буркнула Аня и закрыла глаза.

Она уже успела привыкнуть к воде и полуваренная даже стала кайфовать от избытка тепла в ее теле.

— Тогда о чем? — спросил тихо Олег. — Ты постоянно такая задумчивая и немногословная. Может, стоит мне все уже высказать?

Аня открыла глаза и наткнулась на серьезные, родные серые глаза мужа. Они внимательно изучали ее лицо, несомненно, примечая уродливые следы долгой комы супруги. Ей вдруг стало неловко и… стыдно. А еще страшно, ведь долго он с ней сюсюкаться не будет. Чтоб приобрести и сохранять прежний, привычный образ жизни нужна идеальная, красивая жена. Еле живой, несчастный полутруп в коляске точно на эту роль не сойдет. Олег хотел наследников и десять лет ждал. Будет ли еще ждать? Это как раз станет тем испытанием, про который говорят под венцом. «В горе и радости, — сумбурно припомнила она. — Никто, абсолютно никто не скажет у алтаря, что свое горе не может нормально пережить, а чужое и подавно, в итоге мысленно соглашается только наполовину. Где переделать обещания у алтаря на более реалистичные?»

— О том, что мне мерещится всякая чушь, — искренне призналась она. — Я думала, что вероятно у меня еще не все лекарства вышли с организма. В коме от них мне снились красочные сны, в реале же… тоже сны. Нет галлюцинации, — наконец нашлась она.

— Возможно, — охотно согласился супруг. — Тебя полгода вечно чем — то пичкали. Слушай, я забыл полотенце, пойду, возьму чистое.

Олег живо исчез из дверного проема наружу. Аня всмотрелась в пушистую, белую пену, на мгновения ее заворожили маленькие пузырьки. Она попыталась пошевелить пальцами ног. Результат невозможно было увидеть глазами под толщей воды, по ощущениям же полный ноль. Тогда сделав последнее усилия, Аня попыталась согнуть одну ногу в колене и через мгновения заметила поблескивающую кожу коленки. Это ее заметно воодушевило, глаза видели, что с одной ногой этот фокус удался, однако мозг не мог смириться с истинным чудом. Когда в ванной снова оказался Олег, Аня быстро распрямила ногу, не ощутив этого. Только физически, эмоционально же ее слегка потряхивало. Хотелось снова оказаться в одиночестве и изучить основательно возможности своего изрядно потрепанного организма.

После купания к великому сожалению Олег не оставил ее. Когда они оказались в спальни, в их общей спальни с тем дорогим роскошным покрывалом он положил ее в расстеленную постель и лег рядом.

— Спокойный ночи, — совсем тихо шепнул он, и Аня увидела его подтянутую спину, слегка прикрытую коричневой простынкой.

— Спокойной ночи, — ответила Аня, и свет в комнате окончательно погас.

Как только голова коснулась подушки, ее глаза закрылись и грубо, даже насильственно кто — то утащил ее сознание в мир сновидений. Она буквально не устояла на ногах, когда почувствовала под ногами твердый пол и тут же улетела спиной назад. Через пару шагов назад, Аня уперлась в стенку и не больно упала на задницу. Что — то с грохотом упало, послышался звук столкновения металлической посуды об кафель. Оглянувшись, девушка разглядела вокруг сумерки и большое окно, из которого лился мягкий, лунный свет в комнату. Не успела Аня прейти в себя и понять, где находится, как ее грубо схватили за воротник и приподняли над полом. Моментально стало жутко страшно, расширенные в ужасе глаза устремились на агрессора, не чувствуя опоры под ногами, в прямом и переносном смысле.

Темная, массивная, вероятно мужская фигура с яростью швырнула ее вперед, она обратно ударилась об стенку, на этот раз, наблюдая искорки в глазах от сильнейшей боли во всем теле.

— Какой друг, шлюшка!? — услышала Аня гневный мужской голос, обращающийся к ней, когда головокружения медленно отступило и сознания стало сложно и трудно проясняться. — Ты не сможешь мне изменять! — снова услышала она неадекватную и устрашающую агрессию в голосе «незнакомца» и в прямом смысле этого слова затряслась всем телом, свернувшись калачиком, поближе придвинувшись к стенке. — Я научу тебя быть моей!

Темная фигура снова двинулась на нее, она ее вовремя приметила в лунном свете и принялась отползать в сторону. Это очень сложно у нее выходило, и тогда женщина вдруг осознала, что так стесняет ее движения. Огромный, беременный живот мешал и усложнял побег от разъяренного агрессора. Инстинктивно обхватив колени трясущимися руками, она положила на них голову, чтоб дополнительно прикрыть выделяющийся живот, прекрасно понимая, куда прилетит следующий удар, и охотно соглашаясь на это. В ту же секунду ее беспощадно бьют по голове чем — то тяжелым, нехотя женщина полностью обмякла, больше не чувствуя живую преграду между коленями и животом. Больше не чувствуя ничего, кроме щемящей пустоты и тоски по ребеночку, который был. Он так близко, во сне. Анюта вспомнила ту безграничную любовь к маленькому Виктору. Последние мысли, что появились в ее голове тогда, были: его зовут Виктор. Пусть умру я, но он будет жить. Дай бог, он не будет таким, как его отец.

«Дай бог, он не будет таким, как отец, — это последняя мысль из сна не давала ее мозгу нормально функционировать весь следующий день». Муж рано утром уехал на работу, не заметив за женой ничего подозрительного. Вернее, что может быть подозрительным у человека, который неделю назад только вышел из долговременной комы? Естественно мужчина старался не нагружать супругу своей тревогой и парализующим понимаем, что теперь жизнь никогда не станет, как прежде. Его жена изменилась, внешне, внутренне. Аня, здоровая, молодая женщина по твоей вине стала очень чужой, очень странной, очень раздражающей.

Сидя в своей коляске, она смотрела в окно, где проглядывался прекрасный, летний день в самом разгаре и думала. Много думала, слава господи эта функция у нее работала прекрасно. Но почему тогда эти размышления причиняли столько боли? Миниатюрная, осунувшаяся от изнурительной комы, с еще остатками былой красоты блондинка восседала в своем инвалидном кресле и выполняла единственное доступное ей действие: она думала, вспоминала и мечтала. Но почему воспоминания начинались десять лет назад, когда ей почти тридцать?

Детство, у всех оно было. Это прошлое, которое невозможно стереть из памяти без остатка. Оно формирует, так или иначе, наше становления. Или, в зависимости от психики отдельного человека, влияет на формирования каждой личности в будущем. Аня мало, что помнит из своего детского периода. В общем, воспоминания настолько замазаны и скудны, что можно сказать, у нее нет воспоминаний о таком щепетильном отрезке жизни. Одно она знала точно, оно не было легким и не было жутко шокирующим. Проходило оно спокойно и неинтересно. Родители много работали и практически не обращали внимания на свою единственную дочь. Да если и объективно смотреть, то Аня не была проблемным ребенком. Наоборот, Анюта росла скромным, тихим цветком. Она благоухала юностью и добротой. Радовала красотой и скромностью, даже если ее часто упрекали в последнем самые родные. Похожа девочка была на отца, притом и характером и внешностью.

Мать Инга, симпатичная черноволосая женщина с пронзительными, холодными, голубыми глазами не передала дочери своей твердости и целеустремленности. И очень сожалела об этом, порой даже кричала во все горло, что ей придется тянуть свое дитя всю жизнь, как и ее отца. Вот так. Инга не любила дочь, не любила мужа, не любила себя. Она любила цели, стабильность, деньги. Последнее же оказалось очень раздутым и точно неопределенным. Почему? Да потому что не первый заработанный ею миллион, не десятый, не сотый не смог полностью оправдать это слово в ее представлении. Инге было все мало, она шагала по головам, скидывала в пропасть без особых угрызений совести любую живность, что стала на ее пути. Нечаянно или намеренно, не важно. И по сей день, беспринципная бизнес леди ненавидит всех и вся. Богатство ее не успокоило и не удовлетворило.

Уже, как пару лет Аня не общалась с родительницей вообще. Только если с отцом, которого она сильно любила и жалела. Мягкий, симпатичный мужчина стал уже совсем седой, хотя тому было не больше пятидесяти пяти. Он не смотря не на что, всю жизнь был предан тираничной жене, помогал управлять Инге в ее бизнесе, и все еще продолжал безгранично любить свою супругу. Инга из — за свойств своего отвратительного характера периодически гнобила и угнетала морально супруга, однако несмела его отпустить. Плюясь ядовитой слюной, она продолжала цепко удерживать мужчину рядом, потому что знала, что только он сможет ее выдержать. Только Геннадий сможет вовсе, и забыть об упреках и последующих обидных высказываниях, сказанных в очередном приступе беспричинного гнева. Ее Геннадий был мальчиком для словесного избиения и самым драгоценной отдушиной, когда она осознавала, что является ничтожеством, несмотря на все свое богатство и показного уважения коллег.

Теперь вы вполне можете понять, почему прошлое так спешно утилизировалось из воспоминаний Ани. Сработал инстинкт выживания и постарался подтереть, то, что уничтожало хозяина изнутри своей токсичностью. Ведь накопленные психологические проблемы, выдаваемые ей матерью, оседали невидимой дымкой на душе и знатно гробили ей психику. И сейчас ее беспокоило одно, оно сковывало душу той знакомой ледяной дымкой и душило, душило, не перекрывая дыхательные пути. Она ощущала те стальные, беспощадные руки на своем горле, как в детстве. Мать была далеко, мало того, что они не общались пару лет, до этого встречи происходили редко и Аня не позволяла матери коснуться ее сердце своим змеиным, ядовитым языком. Тогда почему эти стальные путы крепко держали ее за горло и несли по жизни? Она в ловушке, вся жизнь в ловушке и лжи? Или просто больна? Бесповоротно психически больна? Сердце терпимо, но мучительно сдавливали сомнения и боль. Анюта поморщилась все еще пялясь в окно и мимолетно задумалась еще о том, что уже вечер, а ужасающих видений еще не было. Это дополняла уверенности, что лекарства, которыми пропитан ее организм успешно выходят и отрезвляют голову. В скором времени она поймет всю трагичность и безысходность ситуации?

Девушка уставилась на свои ноги, худые, прямые палки в тонких серых штанах, сейчас они казались ей не своими. Она почти поверила, что пока находилась в коме, ей пересадили чужие, женские и максимально похожие, чтоб никто не заметил подмены. Эти бредовые мысли на мгновения показались ей логичные и вполне оправдывающие сложившейся их статус. Нижнюю часть тела невозможно пересадить так, чтоб она функционировала, как своя. Ну, по крайней мере, Аня еще не слышала о таком рывке в медицине. Медленно и достаточно доходчиво разум в конечном счете доказал неадекватность и даже нежизнеспособность ранних умозаключений. Однако это помутнения лишний раз доказало, что с сознанием женщины что — то произошло. И не важно: болезнь это или временное, побочное действия многочисленных препаратов, которые длительное время в неограниченных количествах вливали в нее. Это ее пугало. Это значительно тормозило ее восстановления.

Тот жуткий, переросший эмбрион, что явился к ней вчера, обещал ей помочь, но это был лишь плод фантазии ее не вполне здорового рассудка. Что будет дальше? Видения и кошмары изматывали ее итак ослабленный организм. Первая ночка дома не дала ей долгожданного отдыха. Более того, это ужас начался еще в больничных стенах, и одна и та же линия прорисовывалась изо дня в день. Она никогда не была беременной. Конечно, Аню тревожит, что теперь скорей всего у нее не будет детей. Однако не так значительно, чтоб на этой почве подвергаться такой психологической атаке.

Дверь вдруг резко открылась, с подносом в руках вошла чуть полноватая женщина в аляпистом, покрытым целым ворохом разносортных цветов платье ниже колен. Аня познакомилась с Людмилой еще рано утром, когда та принесла ей завтрак и помогла одеться. Она еще тогда оказалась ей не по душе. Миловидная, с усталым и не выспавшимся лицом блондинка напомнила ей одну из среднестатистических особ изнуренных тяжелой и неинтересной жизнью. Никогда Анюта не испытывала к такому виду женщин неприязни, но тем не менее, ей хватало своей трагедии, чтоб каждый день видеть женщину, которая пришла работать в богатую семью и в тайне люто ненавидит ее всем сердцем.

Той было чуть больше тридцати. Утром Аня позавтракала, затем приказала закрыть дверь и не заходить к ней до вечера. И она вызвала стойкую симпатию, потому что выполнила ее наказ без пререканий. Такая сиделка ей подходила: она помогала ей и одновременно не мешала навязчивым общением. Первый день подходил к концу, скоро вернется с работы Олег. Аня хотела обговорить с ним некоторые моменты ее реабилитации.

— Вы проголодались? — осторожно узнала Людмила, неуверенно застыв на пороге. — Я тут борща сварила. Пока горячий, поужинайте?

Аня развернулась, развернув инвалидную коляску вперед к двери.

— Спасибо, Людмила, — ответила мягко она. — Накройте стол, пожалуйста. Я сейчас приеду.

Хозяйственная сиделка беспрекословно выполнила просьбу, оставив входную дверь открытой нараспашку. Аня охотно последовала за ней, ведь она и правда, очень проголодалась и не откажется от жидкого, горячего блюда.

Вскоре Аня была вынуждена похвалить Людмилу и искренне поблагодарить. Ее варево оказалось самым лучшим, что за последнее время доводилось ей есть. Домашнее, горячее блюдо мягко легло в живот и слегка разморило Анюту. Ей захотелось лечь в кровать и подремать пару часиков. Это было не лучшей идеей, потому что только едва завечерело и сон в это время, ничего хорошего не сулил. Но бороться с внезапно охватившей ее усталостью она не могла. Людмила помогла оказаться ей в кровати и Аня отпустила ту домой, сказав, что ожидает ее возвращения уже завтра.

Глава 3

Когда Анюта открыла глаза, то наткнулась на жуткую, непроглядную темноту. Несколько минут неподвижно пролежав, она повернула голову в бок, в сторону входной двери и заметила щелку тусклого света, дверь оказалась полностью не заперта. Затем ощутив нарастающую тревогу, ее рука нащупала телефон. Через мгновения лицо женщины осветилось светом из экрана айфона, а глаза с удивлением заметили неожиданные цифры.

— 2:43, — хрипло ото сна она произнесла вслух время и потерла глаза другой рукой.

Позднее время заметно удивило ее, а рука, недавно протиравшая глаза в надежде стереть наваждения и увидеть другие цифры, коснулась противоположной стороны кровати. Пустая, прохладная простынь обожгла ее кожу, осознанием, что Олег никогда не засиживался допоздна. Он всегда ценил свой отдых и не пренебрегал им ради своего здоровья. Как мужчина утверждал соблюдения режима это несомненно было неотъемлемой частью повышенной продуктивности на весь следующий день.

Сильно захотелось выяснить причину нарушения режима, ведь ее не оставляло отравляющее предчувствия чего — то плохого. И чем дольше она лежала, тем, это ощущения интенсивней нарастало, угрожая полностью поглотить ее душу и разум. Не хотелось развития тревоги, но она даже не представляла, как самостоятельно выберется с постели и взберется на инвалидную коляску.

В следующую секунду Аня включила фонарик на айфоне и положила гаджет светом наверх. В комнате появилось достаточное освещения, одеяло откинулось в сторону. Взгляд упал на истощенные ноги, вид ей не нравился, более того, он вызывал у нее отвращения и гнев. Она сдавила зубы друг на друге и с ненавистью уставилась на свои конечности. Обратно появилось нечто похожее на отрицания реальности, ведь ее ноги не могут так выглядеть. Всю жизнь она видела стройные, здоровые, подкаченные ножки, а сейчас, что перед ней? Как они смогут восстановиться? Когда начнут выполнять свою функцию и вообще начнут ли?

Любопытство и тревога не отступала. Именно они и капелька гнева и ненависти на себя помогли ей выбраться из постели и упасть в рядом стоящее инвалидное кресло. Правда ничего не получалось с первой попытки, и даже не со второй. Приземлившись грубо, и мимо кресла Аня выругалась и с усилием взобралась на него. Часто и сбивчиво дыша, она немного отдохнула от повышенных внезапных усилий. Голова кружилась, немного побаливало бедро, на которое она грохнулась в постели недавно. Это вызвало на ее лице невольную улыбку. Это казалось одновременно чудом и признаком возможности восстановления, ведь одна нога сложно, неохотно, но слушалась ее. Она функционировала, еще Аня чувствовала боль в бедре. Ощущать хоть минимально свои ноги ей понравилось. Волна тепла от появившейся надежды прошлась по телу и немного взбодрила тела, сняв часть усталости.

Достаточно отдохнув, она вспомнила о своей цели и нажатием кнопки привела инвалидную коляску в движения. Через пару мгновений, она уже пересекала небольшой коридор и выехала в кухню, которая ослепила ее глаза своим ярким, дневным освещением пяти мощных лампочек в люстре. За столом она заметила Олега, понуро опустившего голову на однотонную скатерть и высматривая там что — то очень внимательно. Вскоре и вскрылась и причина его такого поведения, ведь рядом в прозрачном бокале виднелась коричневая, без сомнения крепленая жидкость.

— Олег! — потрясенно выдохнула Аня и сразу же наткнулась на затуманенный алкогольными парами взгляд мужа. Ее сердце гулко забилась, она едва узнала своего супруга, потому что первый раз видела того пьяным. Олег призирал алкоголиков и всегда придерживался мнения, что алкоголь, для слабых. И что она видит? Ее муж ослабел волей, потому что его идеальная, комфортная картинка разрушилась. — Ты же не пьешь.

Остекленелый взгляд хмуро остановился на ее лице. Анне даже показалось, что в глазах мужчины промелькнул стыд, но его тут же перекрыло отчаянье и… слезы. Да, его глаза повлажнели, опьяненное сознания оказалось не в силах держать маску спокойствия и смирения сложившейся ситуацией.

— Ты не видишь, что происходит? — с усилием сглотнув слюну, обреченно поинтересовался мужчина. Из его глаз никак не могли вытечь слезы, они застряли в глазницах. Аня взирала на это явления и где — то на подкорке сознания промелькнула мысль, что эти частички влаги были выдавлены специально для нее.

— Слава господи глаза остались целыми и невредимыми, — буркнула себе под нос Аня, когда отвела свои глаза в пол. — Или наоборот, — глубоко задумалась она, вспоминая свои жуткие видения.

Воцарилось молчания, Олег допил виски и громко поставил бокал обратно на стол. Ане вдруг тоже жутко захотелось выпить, только инвалидное кресло не давало ей этого сделать. Ей казалось как — то неправильно пить алкоголь, сидя в таком месте.

— Анюта, я все ровно тебя люблю, — вдруг искренне признался Олег. — Я всегда тебя любил и люблю, именно это тебя и сгубило. Как тебе не повезло оказаться тогда с подружками в клубе «Глобус».

Это признания полностью отбыло желания утопить мозг в алкогольных парах. Ей захотелось работать над собой и восстать из пепла, если она все еще такая кому — то нужна. Названный клуб никак не мог воспроизвестись в воспоминаниях, как бы она не старалась. Но сердце подсказывало, что это было место их знакомства. Однако само место и подробности не вырисовывались в памяти. Эти странности она охотно спихнула на аварию и кому.

— Я не помню никакого клуба, — робко призналась женщина. — Это место, где мы познакомились?

Серые глаза мужа вмиг протрезвели и более осознанно перевелись на нее. К ее удивлению алкогольный блеск в них потух и тот заметно задумался. По мере его размышлений лицо все бледнело и бледнело, пока не превратилось в равнодушную, холодную маску.

— Да, — наконец уверенно ответил он. — Я и сам уже забыл, как выглядел тот клуб.

Олег встал, схватил свой пустой бокал со стола и подошел к раковине, тщательно намывая его и протирая сухим, вафельным полотенцем. Белоснежная ткань терла стенки бокала до хруста, даже выпивший Олег оставался Олегом. Целых десять лет они казались всем самой счастливой, можно сказать образцовой парой. Что было до этого, Аня не могла вспомнить, как бы ни старалась. Как они познакомились? Какая у них была свадьба? Где и когда?

Хруст стенок от сосредоточенного трения бокала полотенцем продолжался. Мужчина изредка вглядывался в стенки, возвышая его на уровне глаз и неудовлетворенный результатом, продолжал упорно стараться. Аню затошнило, она поморщилась. До дурноты это действия что — то неприятно напоминало ей. За десять лет, конечно, это действия происходило не единожды, но… почему оно кажется таким знакомым и раздражающим? Ее сознания стало мутнеть, от изнуряющей тошноты и беспокойства, ее буквально вырубило.

Она оказалась в помещении, где играла громкая музыка, мелькала перед глазами цветомузыка. Аня посмотрела на себя и увидела на себе маленькое, черное платье. Находилась она за борной стойкой, на противоположной стороне от нее стоял Олег. Молодой, весьма привлекательной внешности парень в белой, классической рубашке и черных брюках. Этот деловой наряд выглядел так, словно был сшит для него или даже придуман для него. Девушка, а именно молодая Аня залюбовалась барменом. Тот тщательно протирал белым, вафельным полотенцем бокалы и пронзительным взглядом сверлил роскошную посетительницу, стоявшую напротив.

Аня же, миловидная, хрупкая блондиночка смахивала на восходящую, голливудскую звезду. Ее натуральный, роскошный блонд сверкал от разноцветных огней цветомузыки, так, что захватывало дух. А ангельское личико с голубыми, ясными глазами и аккуратненькими, розовыми губками привлекало всеобщее внимания всей мужской половины танцевального зала. Девушка не намеренно восхищала всех своей натуральной, необычной красотой и изящностью, с которой двигалась. Она словно танцевала, но не какой — то вульгарный, легкий танец, а настоящую, превосходную классику. Этот юный лебеденок заворожил парня с первого взгляда. Бармен вдруг опомнился и лучезарно улыбнулся:

— Вам налить что — нибудь выпить? — поинтересовался с особой заинтересованностью он, все еще протирая до крипа свои бокалы.

— Хватит их тереть, — с улыбкой попросила Аня. — Они уже могут годиться стеклами для микроскопа.

Парень отложил бокал в сторону и, нагнувшись, шепнул, почти в ухо девушке:

— Зато они могут годиться и для онкобольных посудой, потому что особо чистые. Я хочу угостить вас авторским коктейлем. Очень слабенький и очень вкусный, позволите?

Анюта серьезно кивнула и зацепилась взглядом на приготовлении особого коктейля парнем. Через считанные секунды загадочная, розовая водичка в красивом, стерильном бокале досталась ей. Девушка попробовала напиток и удовлетворенно хмыкнула:

— Спасибо, реально вкусный. Что там за приправа такая необычная?

— Это секрет, который есть возможность узнать только моей девушке, — многозначительно осмотрев Анюту, ответил Олег.

Аня улыбнулась, потягивая с трубочки коктейль. Подняв взгляд вверх, наткнулась на светящейся голубую табличку «Глобус».

«Встреча состоялась, — пронеслось у нее в голове мимолетно. — А секретный ингредиент коктейля манипуляция. Как можно не узнать манипуляцию?»

— Аня, — негромко позвали ее снова.

Резко женщина вернулась назад и странно посмотрела на стоящего перед ней мужа. Олег показался уже совершенно трезвым. Красивое, родное лицо вопросительно взирало на нее. «Почему та встреча оказалось роковой по его мнению? — задумалась женщина, припоминая недавний пьяный диалог супруга. — Потому что потом по его вине она попала в аварию?»

— Пойдем спать, — велел ей Олег и, встав за спиной, покатил ее коляску в сторону спальни.

Когда они вошли, то Олег уложил ее в постель и, укрыв махровой простыней, мимолетно встретился взглядом с Аней.

— Я вспомнила нашу встречу в клубе «Глобус», — тихо рассказала она и увидела в глазах мужа страх. Быстро он сменился на растерянность, тот присел рядом и заговорил:

— Это значит, что тебе становится лучше. Это был мой самый лучший день. Когда я тебя увидел, то сразу решил, что ты будешь моей женой.

— Почему ты испугался? — не сдержалась и поинтересовалась женщина, схватив крепко руками простыню, сидя в постели.

— Когда? — не понял мужчина.

— Сейчас, — незамедлительно ответила Аня. — Вроде наше знакомство было милым. Я тогда тебя тоже посчитала весьма симпатичным.

Олег поднял глаза вверх и со смущенной улыбкой объяснился:

— Я увидел время. Уже так поздно, а завтра на работу рано.

Затем, словно опомнившись, спешно принялся раздеваться. Сначала расстегнул пуговицы на запястьях, потом принялся за центральные.

— Тебе очень идут деловые костюмы, — радушно заметила Аня. — Эта рубашка, она сидит на тебе так же, как и в первую нашу встречу.

— Я знаю, — тихо ответил он, обнажая свой упругий, подтянутый торс. Белоснежная, строгая рубашка приземлилась на плечики и отправилась на полку, где обычно помешались грязные вещи. Даже выпивший Олег не уступал своим привычкам, разделся он неторопливо, каждую вещь аккуратно слаживая и помещая к грязным вещам. Он не любил свои грязные вещи небрежно слаживать в корзину для белья. Для этого у него была отдельная, прикрепленная к стене вешалка. Когда на ней собиралась более трех комплектов, тот сдавал вещи в ближайшую приличную химчистку. — Я пойду в душ, а ты ложись спать. Тебе нужно отдыхать.

— Я полгода успешно справлялась с этой задачей, — не зло усмехнулась Аня и натянула, покрыло прямо на подбородок.

— Это был другой сон, патологический, — тихо не согласился супруг, разглядывая в руках вешалку с комплектом делового костюма. — Тебе в будущем предстоит много работы. Мне нужна здоровая жена.

После этих слов, мужчина, сосредоточенно оценивая свои вещи критическим взглядом, аккуратно повесил их на вешалку и отправился в ванную комнату. Аня прикрыла глаза, до ее ушей донесся шум воды из соседней комнаты. В моменте он показался ей неприятным, она поморщилась. Убеждая себя, наконец, заснуть и прекратить фантазировать и нагнетать, Аня не шелохнулась, оставшись лежать в фигуре солдатика. Так и заснула, возвращения Олега из ванной она уже не дождалась.

Анюта разлепила глаза и обнаружила себя в позе сидя на полу, в ванной комнате. Изначально женщина не могла спросонья полностью понять, где и как оказалась в сидячем положении на белоснежном кафеле. Еще ослепительно яркий желтый свет слепил глаза, заставляя их сразу прикрыть от моментальной боли и дискомфорта. Она зажмурилась и в следующую секунду поднесла к ним руки, стараясь хоть как — то закрыться от ослепительного освещения.

Первое, что Аня поняла, когда глаза хоть примерно привыкли к свету, это, то, что инвалидной коляски рядом с ней не имелось. Еще этот ужасный, желтый свет казался ей мучительным и чужим, ведь их ванная комната всегда освещалась приятным дневным, белым освещением. Олег любил дорогие, качественные лампы. Постепенно сознания просыпалась и женщину накрыла настоящая, сильнейшая паника. «Как она сюда попала? И зачем? — принялись ее мучить своевременные вопросы». Она оглянулась и к своему утешению узнала свою ванную комнату. Тишина и полнейшее непонимания вызвали неприятный звон в ушах. Аня критически оглядела себя и с расширенными от ужаса глазами увидела на себе черное, коктейльное платье, хотя ложилась в постель в бежевой, шелковой ночной рубашке.

Взгляд опустился ниже, на тощих, болезненных ногах оказались надеты черные туфли на высоком каблуке. Дрожащими руками и часто дыша, она сняла их с ног и откинула в сторону. Воспроизвелся естественный глухой звук плотной, замшевой ткани об кафель. Аня машинально повернулась в сторону двери, отлично осведомленная о хорошей слышимости любого звука из ванной в спальню. Однако к глубочайшему разочарованию она не дождалась Олега. Тот вероятно выпив ранее алкоголь, спал очень глубоко. Судорожно выдохнув, женщина попыталась встать и к своему же удивлению все та же слабо функционирующая нога смогла справиться с этой задачей. Слабость и горизонтальное положения переносилось плохо. Ее сильно затошнило, голова резко закружилась и, кажется, не собиралась прекращать свою сумасшедшую карусель. Аня крепко схватилась за раковину двумя руками, надеясь на скорое привыкания и хоть относительное восстановления вестибулярного аппарата.

Однако долгие минуты не давали улучшения, и неестественно растягивались. Вторая нога не принимала прямое участие в стоянии, если только ненадежной подпоркой. Первая же начинала побаливать, постоянная ноющая боль заставила ее всплакнуть. Две дорожки слез полились по лицу. Стало очень противно на душе. Ее так измотали ужасающие видения и бессонные, полные шокирующих неожиданностей ночи. Они казались ей бесконечными и непреодолимыми. Вечно она будет ночами или путешествовать, или встречаться лицом к лицу с пугающими видениями и существами? Насколько ее хватит?

Она стояла и тихо плакала, в тишине ее всхлип отзывался глухим эхом. Сердце издавало тупую, тянущую боль. Она смешалось с болью в ноге. Казалось, что та сейчас не выдержит нагрузки и предательски подкосится. На раковину капали черные, с примесью туши слезы, Аня одной рукой коснулась лица, стараясь привести себя в порядок, губы ее дрожали в рыданиях. Любая краска на ее лицо не наносилась уже более полугода, однако в отражении небольшого зеркало перед ней, в слезах присутствовала много декоративной косметики. Это уже не пугало женщину, а добивало. Морально, ментально.

Вскоре боль стала невыносимой, она распространилась по всему телу. Оно буквально гудела жуткой, стойкой болью. Слабость увеличилось в стократ и головокружения, катала ее по комнате, словно в центрифуге. Воняло железом, сильно и тошнотворно. Ее вырвало в раковину. Аня понимала, что не сможет плавно опуститься на пол. Нога застыла несгибаемым костылем и не подчинялась вовсе. Она неуверенно оглянулась, чтоб осмотреть место, где недавно сидела и куда придется больно приземлиться. На белоснежном кафеле сияло кровавое пятно. Женщина изначально не поверила своему помутневшему от боли, слабости и страха зрению и еще раз выглянула себе за спину.

Ей пришлось поверить увиденному, она тут же нашла оправдания, своему стремительно ухудшаемся состоянию. У нее кровотечения, Аня серьезно истекала кровью.

— Олег! — закричала во все горло женщина, чувствуя, как молниеносно с нее уходит жизнь.

Рука едва могла удержать раковину, чтоб не рухнуть вниз и серьезно не покалечиться. Силы уходили, боль сводила с ума, по ногами безостановочно текла алая жидкость.

— Аня! — услышала она удивленный голос мужа, от неожиданности ослабила руку. Почувствовав скольжения взмокшей ладони по раковине, она вскоре упала спиной вниз. Но к счастью, приземлилась в крепкие, родные руки, и потом разрешила себе потерять сознания.

Глава 4

Глаза снова едва разлепились, снова белоснежные стены, снова это ужасная слабость и ноющая, далекая боль во всем теле. В особенности низ живота тянуло так, словно матка решила отслоиться и по микрочастицам, вместе с месячными покинуть своего хозяина. Ей требовалась помощь, требовались обезболивающие, требовалась самой как — то решать свои проблемы. Пустая палата напоминала о безысходности ситуации. Аня почему — то разозлилась на себя, на обстоятельства, на судьбу. Резко отдернула одеяла в сторону и окинула гневным взглядом свои голые ноги. Затем больничную, светлую рубашку, доходящую до колен, до истощенных, сероватых колен и, закусив губу до боли, до крови потратила большую часть сил и воли, чтоб пошевелить пальцами ног. На одной из конечностей воспроизвести в жизнь задуманное не составило труда, другая же нога долго не слушалась хозяйку, но в итоге пальцы зашевелились. После женщина опустила на пол вполне функционирующую ногу. Лицо то и дела перекашивалась от сильнейшей боли и чрезвычайных усилий. Настала очередь второй ноги, ей Аня помогала руками. Боль и слабость во второй ноге пугала и одновременно радовала, ведь до этого момента она вообще ее не чувствовала.

Когда две ноги оказались на полу, Аня кинула на них последний, неуверенный взгляд и резко полностью перенесла на них свой немногочисленный вес. Постояла немного, привыкая к слабости, боли и страху. Сердце скакало в груди, будто сумасшедшее. Казалось, грудная клетка сейчас треснет, и оно вылетит наружу, ускачет от нее подальше только лишь на панике и благодаря излишним мышечным сокрушениям, которые не скоро уже замедлят свой ритм. Дыхания сбилось, но она старалась дышать ровнее, чтоб голова не закружилась и тогда ее миссия точно предрешена на провал. Одна, действующая нога двинулась вперед. Шаг оказался слишком коротким. И более того, стопа шаркалась по плитке, не в силах оторваться от земли. У второй ноги шаг получился еще более короткий и походил просто на напряжения мышц бедра.

Вскоре голова закружилась, сильно затошнило, ее ждало неминуемое падения. Женщина расставила руки в стороны, для равновесия и чтоб ухватиться хоть за что — то. Ее ладони кто — то крепко зажал в своих и Аня наткнулась взглядом на уже знакомый, переросший эмбрион.

— Тише, тише, — зашелестел спокойный, детский голос из несформировавшийся до конца рта. — Иди…

Женщина вдруг успокоилась, неожиданно полностью доверилась ее странному другу, ведь ничего плохого тот ей не делал. Наоборот, он был всегда рядом, она чувствовала его присутствия. Она поверила, что тот хочет ей искренне помочь, поэтому вымученно улыбнулась и перенесла все свое внимания на вышагивания. Одна нога, вторая, медленно, осторожно, без паники. Боль постепенно стала отступать, казалось, это существо приняло в этом участие. Она подняла взгляд вверх и с полуулыбкой вполне сносно шла, без боли, без сомнений. Сердце женщины переполнилась благодарностью, восторгом и надеждой. Приятно было ощущать свои ноги, ощущать спокойствия и поддержку.

У самых дверей существо улыбнулась, и исчезло, перед этим нежно, и как — то грустно прошептав:

— Все будет хорошо, мама…

Аня обратно осталась совсем одна, снова ощутила пустоту и бесконечную тоску по чему — то непонятному и неизвестному.

— Мама, — шепнула хмуро женщина. По ее щеке потекла прозрачная, полная моральной боли слеза. А глаза уперлись в маленькое застекленное окошко, где она увидела мужа, общающегося с доктором. Они стояли к ней боком и довольно бурно о чем — то спорили.

— Какая я тебе мама? — спросила сама у себя Аня.

Олег неожиданно обернулся, будто почувствовав наблюдения, и не слабо удивившись, торопливо направился к ней. Аня смахнула слезу рукой, повернулась и зашагала обратно. Сильная боль и слабость вернулись к ней снова, однако женщина пересиливала себя и, глотая горькие слезы, шла обратно.

— Ты ходишь? — недоверчиво выговорил Олег, когда вошел в палату. Аня медленно села на кровать. — Тогда понятно, как ты оказалась в ванной вчера. Зачем ты всем лгала, что не чувствуешь ноги?

— Я их не чувствовала, — сухо выдавила Аня, не поднимая глаз на мужа, а рассматривая внимательно ровную, белую плитку. Она без сомнения знала, что увидит в глазах мужа осуждения, ведь тон его сквозил им предостаточно. — А теперь чувствую только боль. Хотела попросить обезболивающее.

Врач, прошмыгнув следом за Олегом, улыбнулся во весь рот.

— Я очень рад, что восстановления идет быстрее, чем только возможно, — приветливо констатировал он. — Позвоночник у вас в полном порядке, функции после комы восстанавливаются стремительно. Только я вам назначаю постельный режим, пока мы не поднимем уровень гемоглобина. Сейчас он у вас критически низок, вы можте упасть и удариться головой. Еще я после обеда назначу вам гинеколога. На кресле подниметесь к нему на пятый этаж. У вас было обширное маточное кровотечения, причина неизвестна, — врач на этих словах смирил Олега недовольным взглядом. — А пока, я назначу вам обезболивающее и вам придется полежать, до того, как уровень гемоглобина не придет в норму.

Доктор удалился из палаты, оставив супругов одних.

— Аня, ты что — то помнишь о вчерашнем происшествии? — сухо поинтересовался Олег, скрестив руки на груди. — Игорь Константинович серьезно предполагает, что мы с тобой переспали, и я был груб с тобой. Я, конечно, выпил немного вчера, но отлично помню, как мы уснули спокойно в одной кровати.

— Какой кошмар, — сухо изумилась Аня, подняла взгляд на мужа и честно ответила: — Но я сама не знаю, как так получилось.

— Надо еще попросить у доктора консультацию у психиатра, — обессилено выдохнул Олег и шумно приземлился в кресло. Затем активно потер рукой лоб, так и замер, прикрыв глаза. — Ты больна, Аня. Психически не стабильна.

Она молчала, старательно припоминая обстоятельства недавнего вечера. В палату вошла медсестра и поставила ей укол. Аня прилегла на кровать и, не моргая, рассматривала супруга.

— Кто на работе, вместо тебя? — участливо поинтересовалась она.

— Твой отец, — ответил устало Олег, освободив лицо от ширмы своих ладоней. — Им позвонил Игорь Константинович и прилетел твой отец. Он тоже совсем плох, пусть посидит в конторе лучше. Инга… — муж осекся, взглянув мельком на жену. Аня заметно занервничала, услышав имя матери. Больше двух лет они не общались и более того, до этого всю жизнь Аня была у нее в качестве вещи, которая должна ей служить и пресмыкаться. — Она приедет через три дня, потому что хочет тебя увидеть.

— Странно, — протянула задумчиво Аня и ясно увидела, как занервничал Олег. Это тоже показалось ей странным. Ведь мать никогда ее не защищала, предполагая, что если получила, значит заслужила. И ей слабо верилось, что авария, вызванная Олегом и чуть не погубившая ее, обяжет мать накинуться на непутевого зятя с обвинениями. Той было абсолютно плевать, когда одна девочка в средней школе ее периодически поколачивала. Инга была твердо уверенна, что ее бесхребетная дочь полностью заслуживает такую участь и это должно ее закалить и разозлить, превратить, наконец, в жизнеспособную особь.

Это воспоминания вернуло в душу давно запрятанную боль и разочарования. Она ясно вспомнила этот взгляд матери с усмешкой и презрением, когда Аня заливала перекисью очередную ссадину, получившую от девочки на килограмм тридцать больше нее. И только отец, втайне от матери, отыскал родителей агрессора и пригрозил, что их маленький тиран в один день может, не вернуться домой. Внушительный, черный джип и пара маминых шкафов — охранников за отдельную плату, согласившиеся побыть массовкой, убедили маргинальную чету поговорить с дочерью. Отныне она обходила Аню за километр, заставляя в будущем искать защиту исключительно у отца. Но только от внешнего мира, Ингу он боялся и сам. И смешно и страшно, но ее мать боялся даже ее ротвейлер.

Вероятно, боялся и Олег. Неосознанно и неистово. Врач знал, где искать защиту от богатого и влиятельного супруга больной. И что тот мог наговорить, знают только они вдвоем. Но все же ей слабо верилось, что мать прилетит за тысячу километров, чтоб наказать за ненавистную дочь. Инга готова была сплавить даже тринадцатилетнюю дочь куда угодно, чтоб не разочароваться результатом своего чрева. Однако Инга все же не абы, куда хотела поместить свою дочь. Мать была бы полностью спокойна, если передала бы свою обузу в чьи — ты крепкие объятья. Ей все же требовалась, чтоб Анюту кормили и выводили в люди. Олег некстати все — таки появился, потому что не подходил на кандидатуру идеального зятя знаменитой Инги Колесниковой. Но все же, уже прошло десять лет их брака. Как бы ни старалась, но Аня не могла вспомнить, как Олег добился ее руки у тираничной матушки.

Конец ознакомительного фрагмента.