Поцелуй Тьмы

Анастасия

Вы когда-нибудь любили? Так сильно, что ваша любовь ничего не требовала взамен, лишь бы только знать, что вы живете под одним небом. А что, если бы вам пришлось выбрать: безопасность всего человечества, может, даже целой Вселенной, или ваша любовь. Что бы вы принесли в жертву? Смогли бы вы убить свое душевное спокойствие? Нечестный моральный выбор, верно? Но от этого не убежишь, не спасешься. Выбрать придется. Смогли бы вы убить свою любовь, даже если бы она была самой порочной и злой?

Часть первая

Посвящается всем жителям нашего маленького домика планета Земля, отправной колыбели в долгое и увлекательное путешествие — жизнь.

Вы сможете.

Хотелось бы выразить благодарность всем, кто верил в меня и ждал продолжение с нетерпением. Спасибо мам, пап.

Спасибо, девочки (вы поймете)

Отдельное СПАСИБИЩЕ Институту Культуры, который счел мои таланты недостаточными. Благодаря вам, ребятки, я пишу куда быстрее.

И вот мы снова встретились, друг мой. Я знаю, тебе не терпится узнать, что же будет дальше, но, прошу тебя, подожди еще немного. То, что я скажу тебе, очень важно. Насколько ты знаешь, Ребекка сейчас умирает прямо на руках у Антихриста. Если бы не он, и не Тьма внутри него, все было бы не так плохо. Понимаешь ли, Тьма начала жадно пожирать остатки света и этот процесс неконтролируемый и необратимый, друг мой. Но не все так однозначно. Тьма является причиной болезни, но, в то же время, она ее лечение.

Сейчас Ребекка погибает. Помни, что она достаточно сильна, и она ни за что не сдастся. Но что, если ей придется убить? И не просто человека, не просто Дьявола, нет.

Она должна убить свою любовь.

Отпусти меня, уйти мне позволь,

Страдания мои успокой.

Поверь мне, ни к чему эта боль,

Наполняющая сердце тоской.

Словно пепел наша любовь

Будет сдута в небытие

И будет собрана вновь,

Отравляя, подобно змее.

Мой голос нежный ты лучше забудь,

А я буду помнить глаз твоих синь.

Костер нам этот нужно задуть.

Любовь, проклятая, сгинь, сгинь!..

Другая жизнь

Когда боль исчезла, я удивилась так, что снова смогла ухватиться за ускользающие нити сознания. Мои пальцы сжались, нащупав холодную материю, покрывающую мое тело.

Глаза не хотели открываться, словно веки мои срослись. Я лежала не в тишине. Что-то рядом со мной безудержно пищало и гудело, ужасно меня раздражая.

Я хотела покоя и тишины, боль вымотала меня слишком сильно.

Что, если это и есть конец? Я теперь в пустоте. Лучше исчезнуть.

Но пустота ли это?

Вскоре, я почувствовала, что я дышу, но что-то мешало дыханию, словно в моей гортани находился какой-то предмет. Он не просто мешал мне дышать, он сам вдувал в меня воздух.

Что за чертовщина?

Я поняла, что начинаю задыхаться, потому что я дышала невпопад этому странному предмету. Я начала извиваться, и мои ноги запутались в чем-то.

Мне стало страшно, и я попыталась закричать, но из-за этого начала задыхаться еще больше. Легкие сжались настолько, что я, наконец, смогла открыть глаза.

Гудение усилилось, а в глаза мне ударил яркий белый свет, и мне пришлось зажмуриться.

Где я, черт побери?

Я начала чувствовать свои руки, и потянулась ими к горлу. Мои пальцы нащупали что-то наподобие маски на моем лице. Я поспешила ее сорвать, но она не поддалась так легко. Сделав усилие, я вытащила из горла длинную трубку.

Дышать сразу же стало легче, и я, наконец, смогла понять, где я нахожусь.

Я сидела на больничной кровати. Ко мне был подключен аппарат, измеряющий мое давление, пульс и черт знает что еще.

Что я здесь делаю? Я выжила? Антихрист доставил меня в больницу?

Я сорвала с себя провода и присоски, и аппарат громко запищал. Я резко встала на ноги, и тут же свалилась на пол, потому что ноги меня почему-то не слушались.

Я отчего-то их не чувствовала. Посмотрев вниз, я обнаружила, что они на месте. Я прислушалась к своему телу, а потом с трудом заставила себя сдвинуть онемевшую ногу с места.

Черт, сама я не встану.

— Исти! — попыталась громко позвать я, но вышел только жалкий хрип.

Я только сейчас заметила, что в коридоре, за пределами моей палаты, шумно.

Внезапно дверь в палату распахнулась, наполнившись людьми в белых халатах. Они засуетились вокруг меня, подняли, усадили на кровать и начали осмотр.

— Голову держит, зрачок реагирует на свет, — мужчина в маске посветил фонариком мне в глаза, и я, сморщившись, отвернулась.

— Конечности реагируют на прикосновения, — сказал другой, постучав молоточком по моим коленкам. — Нервная система в порядке, но я бы отправил ее на МРТ с индикатором.

— Черт, она сидит! Это она убрала трубки? Как такое возможно?

— Просто взяла и убрала… — сказала я, ничего не понимая.

Теперь мой голос тоже приходил в норму, но звучал грубо и неестественно.

Одна медсестра тут же лишилась чувств, а остальные уставились на меня, будто бы я только что сообщила, что у меня две головы или призналась, что купаюсь в крови младенцев.

— Эй, вы чего? — спросила я, попытавшись встать.

Меня тут же посадили назад. Врачи несколько секунд обменивались долгими, ничего не понимающими взглядами, а потом обратились ко мне.

— Ты знаешь, как тебя зовут?

— Да, — спокойно ответила я. — Ребекка Алексис Кондор.

— Ага, — кивнул врач, стягивая маску с лица. — Сколько тебе лет?

На бейджике его халата было написано, что он — Декстер Морин.

— Мне шестнадцать, мистер Морин.

— Ты… кто-нибудь сейчас обращался ко мне по имени? — врач беспомощно оглядел своих коллег.

— Никто не называл вашего имени. Я прочитала его на бейджике, — пояснила я.

— Так, — врач старался оставаться спокойным, но голос его дрожал. — Ты умеешь читать?

— И писать. Как и практически любой человек моего возраста. Не вижу в этом ничего необычного, — я тоже старалась казаться спокойной, но сама начинала нервничать.

Что за шутки?

— Ага… — Морин стер со лба внезапно выступивший пот. — Кто-нибудь, принесите мне валиум…

Врач помассировал виски, внимательно разглядывая меня.

— Но зачем ей успокоительное? — несмело спросил молодой медбрат. — Она вполне спокойна… пока что…

— Валиум нужен мне, мне, идиот! — врач отошел к стене и сел на пол. — Так, крошка. Так, что еще ты знаешь?

— Я не понимаю сути вашего вопроса… — мне даже стало как-то стыдно.

Они все почему-то очень удивлены, и ждут от меня чего-то. А я даже не знаю, чего!

— Какой формы наша планета? — пронзительные темные глаза смотрели на меня испытующе.

— П-ф-ф… круглая, конечно! Сплюснутая по полюсам… — несмело добавила я.

Я уже даже в этом не была уверена.

— Сколько будет восемь умножить на семь?

— Пятьдесят шесть. С меня хватит, я больше не буду отвечать на эти глупые вопросы! — разозлилась я.

— Хочешь сложные? Будут тебе сложные! Но если ты ответишь, то мне точно понадобится доза матамфетамина. Что ж, скажи мне, Ребекка, на какой вопрос нельзя ответить «нет»?

Он все еще буравил меня взглядом. Что он пытался увидеть? Мой страх? Я его и не скрываю. Почти.

— Теоретически, ни на какой… — начала я. — Но… точно! Если спросить человека, жив ли он, он либо ничего не ответит, либо скажет «да». Или… человек не может ответить ни «да», ни «нет», на вопрос, который просто не задали…

Я нервно смотрела по сторонам, отвечая, попутно теребя одеяло.

— О, а вот и мои таблеточки… — с упоением пропел врач. — Так, сразу после МРТ отправьте ее к психологу… а лучше сразу к нему.

— Да что не так? Я неправильно отвечаю на ваши вопросы? — к горлу подступил комок. Моя психика не готова к такому повороту событий.

— Нет, проблема как раз в том, что ты отвечаешь правильно, хотя в принципе, ничего не должна отвечать.

Это что, шутка такая?

— Это еще почему? — возмутилась я.

Что произошло, после того, как я уничтожила Люцифера? Неужели мое состояние было настолько критическим? Все, что я помню — это всепоглощающая боль и отчаянный шепот Исти.

Кажется, я до сих пор слышу, как он шепчет мое имя.

Но где же он, черт побери?

— Ну, куколка, начнем с того, что ты все это время была в коме…

— И что? Разве люди теряют все свои навыки из-за этого?

— Ну, тебе, фактически, нечего было терять. Ты пролежала в почти шестнадцать лет. И я, откровенно говоря, не понимаю, какого дьявола тут творится, — я вздрогнула.

— Что вы имеете в виду? Я отлично помню, как я жила… Здесь я оказалась после того, как победила Люцифера. Наверное, Исти принес меня сюда… вы что-то напутали.

— Детка, я уже пятнадцать с лишним лет твой врач, и все это время я почти каждый день пытался вывести тебя из этого состояния, причины которого нам до сих пор неизвестны. Три месяца назад мы собирались отключить тебя от аппарата, поддерживающего в тебе жизненные процессы. Но потом мы смогли зафиксировать мозговую активность, и решили подождать… и вот, во что это все вылилось. Друзья, я, наверное, сплю, — он беспомощно посмотрел на коллег.

— Но как такое возможно? Нет-нет, тут какая-то ошибка. Я Ребекка Алексис, чтоб его, Кондор, и я спасла этот проклятый мир от Дьявола ровно через день после своего шестнадцатилетия… — затараторила я, но без особой уверенности.

— Ты все время была здесь. Другое дело — это то, что рисовал твой умирающий мозг. Это удивительные процессы, и мы должны их изучить. Но сегодня отдыхай. Твоя семья уже вызвана сюда. Постарайся не пугать их. Так, а я ухожу домой. Разгребайте здесь все сами. Завтра утром буду.

И врач ушел, массируя виски. Остальной медперсонал тоже поплелся за ним. Осталась только симпатичная медсестра. Я сначала избегала встречи взглядами с ней, но потом я посмотрела ей прямо в лицо, и угадала в нем что-то до боли знакомое.

— Хоуп? — полушепотом спросила я.

— Да, как видишь, на бейджике все написано, — устало сказала она, будто бы всех удивляло ее имя.

Я перевела взгляд на табличку, а медсестра измеряла мое давление.

«Хоуп Своровски».

— Чего это у тебя вдруг пульс так подскочил? — удивилась женщина.

— Ничего, просто вспомнила кое-кого, — но я сама чувствовала, как внутри меня все встрепенулось и забурлило.

— Интересно, кого?

— Одну женщину, которая спасла мне жизнь когда-то. Ее за это убили, — я выжидающе посмотрела на Хоуп.

Она замерла на полсекунды.

— Ну, это все тебе просто привиделось, Бекки. Полежи немного, а я пока схожу за шприцом. Нужно взять твою кровь на анализ. Есть хочешь?

— Нет, вроде. Но мне бы не помешало, — согласилась я.

Медсестра вышла, оставив меня наедине с убивающими мыслями. Я согнула ноги в коленях и положила на них свою голову. Мне хотелось плакать, но слез словно не было.

Я совершенно не понимаю, что происходит. Неужели это все мне действительно привиделось? Неужели ничего не было?

Но почему тогда мои чувства какие-то притупленные? Даже, кажется, что во сне, при условии, что это действительно был сон, я была более живой.

Хоуп вернулась с подносом, на котором лежали фрукты и мюсли.

— Так, сначала я возьму кровь, а потом ты поешь, хорошо?

— Ага, — я отвернулась, чтобы не видеть шприц, который вот-вот проткнет мою вену.

Хоуп затянула ремешок на моем предплечье.

— Сжимай и разжимай кулак.

Я начала работать кулаком. В глазах уже потемнело, а руку мне даже не укололи. Я всегда боялась крови. И это несмотря на то, что видела я ее слишком часто.

— Все, молодец, — сказала Хоуп, наклеивая пластырь.

— Как все? Я даже не почувствовала! — не поверила я.

— Ну, это же моя работа. Я стараюсь делать ее качественно. Все, теперь можешь поесть. Твоя мама едет из другого конца города, но это не проблема. Она скоро будет.

— Только мама? А папа?

— Твой папа мертв. Прости, — Хоуп поправила мои волосы.

Совсем как тогда. В детстве.

— Ничего страшного. Я не переживаю, — поспешила заверить я.

— Мама! — в дверь палаты просунулась голова с кудрявыми черными волосами.

— Исти, мама занята. Что-то срочное? — устало спросила женщина.

Исти? Но это точно девочка…

ЧТО ПРОИСХОДИТ?

— Ребекка снова с нами? Можно мне с ней поздороваться? — попросила девочка.

Хоуп кивнула.

На вид ребенку было около двенадцати лет. Ее сходство с Антихристом если не поражало, то явно сбивало с толку.

Она обняла меня.

— Меня зовут Исти, — девочка лучезарно улыбнулась, а я немножко дернулась. Улыбка, совсем, как у Антихриста.

Я думала, мне послышалось, что женщина назвала ее именно так.

— А какое твое полное имя? — осторожно спросила я.

— Кристина. Но мама называет меня так в честь моего старшего брата, который умер. У него было два имени, — я с нескрываемым удивлением посмотрела на девочку. — Ты помнишь мой голос? Я часто разговаривала с тобой.

— Я… — я даже не знала, что сказать, поэтому покачала головой.

— Жаль. Я читала тебе «Хоббита». Помнишь Бильбо Беггинса?

— Вне всяких сомнений! Я и сама не раз читала эту книгу… — я запнулась. — Ну, там, у себя в голове…

А что, если мне известна эта история не потому, что тот мир был настоящим, а потому, что я ее слышала?

— Исти, пойдем, Ребекке нужно отдохнуть, — Хоуп мягко взяла дочь за плечо.

Девочка уткнулась носом маме в грудь, обняв ее. Потом она чмокнула меня на прощание.

— Если что-то понадобится — зови, — Хоуп и ее дочь ушли из палаты.

Меня тут же начало душить отчаяние. Мой разум словно раскололся на миллионы частей. Я так запуталась, что мне хотелось вернуться назад, к той Тьме, с которой хотя бы все было ясно. Эта тьма наполняла меня, рядом с ней я никогда не была пустой.

В любом случае, если я начну думать над этим всем, я просто могу сойти с ума. Надо отвлечь себя. Только вот чем?

Поесть что ли?

Я начала есть, но вкуса пищи не чувствовала. Совершенно.

Может, мои вкусовые рецепторы еще не пришли в норму?

Но ведь и боли от укола я тоже не почувствовала!

Я отложила тарелку в сторону, и посмотрела на пластырь, закрывающий место прокола. Обычно, после взятия крови из вены у меня остаются синяки, правда, ненадолго, но сейчас ничего такого не видно.

Я отклеила пластырь. Под ним ничего не было. Пусто.

Может, я просто исцелилась? Вполне вероятно, ведь так происходило всегда.

Значит, кто-то пытается меня обмануть?

А как же тот факт, что все, кто живет в этом мире, умерли в том, а те, кто жил в моем мире, наоборот, мертвы здесь?

Надо проверить кое-что еще.

Я снова попыталась встать с кровати, и на этот раз удачно. Все, что мне сейчас нужно — это зеркало. Я, конечно, могла просто посмотреть вниз, но я так боялась того, что увижу (или не увижу) там, где всегда была моя метка.

Я ведь совсем забыла про нее, когда могла привести ее, как пример доказательства того, что я не просто человек.

Я настолько привыкла к этой силе внутри себя, что теперь ни за что на свете не готова с ней расстаться.

Я нашла зеркало в уборной. Что-то было не так с моим лицом, руками, больничной одеждой. Я вроде бы видела все это четко, но… Черт возьми, что-то было не так! Но что?

Я потянулась к левому плечику сорочки и опустила его, закрыв глаза. Я сделала еще несколько глубоких вдохов, прежде чем открыла их снова.

Я еле сдержала отчаянный вопль. Моя метка, ее не было! Вместо нее было большое родимое пятно с размытыми очертаниями, немножко напоминающими лучи солнышка, которое было под ключицами.

Не помню, как я оказалась на полу, задыхаясь от удушливых рыданий.

Спокойно. Неужели я пытаюсь себя уговорить? Ведь я на самом деле оказалась в ужасной ситуации. Я застряла здесь, я абсолютно уверена в том, что этот мир нереален. Наверное…

Как только я начала понемногу успокаиваться, я вдруг вспомнила, что в этом мире Исти мертв, его здесь не существует, и меня накрыло еще сильнее прежнего.

А что, если мама с папой тоже здесь?

Это подало мне надежду. Нужно будет непременно увидеться с ними.

Я вернулась к своей кровати, но садиться на нее я не стала. Вместо этого начала ходить вокруг.

Если метки моей нет, и, допустим, магии в этом мире не существует, то почему тогда от укола на моей руке не осталось следа?

Я обвела палату глазами, в поиске чего-нибудь острого. Пора бы уже проверить мою теорию на практике, верно?

— Бекки? — это был голос Исти.

Он тоже здесь? Но тогда это значит, что он мертв?

Я повернулась, но никого не увидела. Мне ведь точно не показалось! А что, если это прозвучало в моей голове?

Я села на кровать, спрятав голову в коленях.

Через некоторое время я услышала шаги. Они приближались, а потом затихли возле меня. Я подняла голову и увидела Эшли. Ее щеки были мокрыми от слез, она просто молча смотрела на меня, боясь даже дотронуться.

— Привет, — сказала я.

— Привет, — ответила женщина. — Я твоя мама.

— Я знаю. Видела тебя раньше.

Эшли несмело протянула руку к моей щеке. Я не шевелилась. Она медленно щупала мое лицо, волосы и даже руки.

— У тебя мои глаза.

Да, это так. Прямо сейчас я словно смотрела на себя, только сильно постаревшую. Когда я видела Эшли в последний раз, она была гораздо моложе. Теперь же волосы покрыла паутинка седины, на руках отчетливо было видно вены и сухожилия, а вокруг глаз и рта лежали глубокие морщины.

А глаза! Точно, как и мои, карие, только немного тусклые, обрамленные густыми черными ресницами.

Только вот это Эшли Бог создал такой, чтобы мы были похожи. Он даже немного перестарался. Хотя вот родинки над губой, как у меня, у нее нет… на этом наши отличия, похоже, и заканчиваются.

— Ты все это время жила одна?

— Не совсем. У меня есть старшая дочь, Элизабет. Она не смогла сейчас приехать. Начальник не отпустил ее с работы.

— А папа? Что с ним? — поинтересовалась я.

— Он мертв. Его здесь нет, — подавленно ответила Эшли.

Какой исчерпывающий ответ!

Что-то явно не так. Душа Эрика превратилась во тьму внутри Люцифера, его душа погибла, поэтому он не здесь. А Лиззи? Неужели и она мертва? Я была так поглощена убийством Дьявола, что не заметила, что Элизабет больше не с нами?

— Я знала, что если каждый день буду приезжать и разговаривать с тобой, то это поможет твоему развитию не стоять на месте.

— Я очень сомневаюсь, что это могло помочь… — возразила я. — Тут дело в чем-то другом.

— Это уже не имеет значения, — Эшли, наконец, обняла меня.

Я тоже обняла ее, уткнувшись носом в ее шею. Она совсем не пахла, и это меня смутило, даже напугало.

Как живой человек может ничем не пахнуть?

Чем дальше, тем больше этот мир кажется мне ненастоящим. Неужели так оно и есть на самом деле? Как тогда выбраться отсюда?

Эшли пробыла со мной еще несколько часов. За это время она рассказала, как она постепенно распродала все имущество, работала с Лиззи на двух работах, потому что мое лечение было очень дорогим. Теперь они жили на окраине города в небольшом доме.

— Все, мне пора. Я сегодня работаю в ночную смену. Я отправлю к тебе Элизабет утром, — Эшли обняла меня еще раз и ушла.

Окон в моей палате не было, но на стене висели большие часы. Если верить им, то сейчас было семь вечера. Казалось, время бежит здесь стремительным галопом, но при этом складывалось впечатление, что оно стоит на месте.

Да и вообще все здесь начинало выглядеть и вести себя по-другому, стоило к этому присмотреться.

Перед самым отбоем ко мне в палату зашли, чтобы выключить свет. Мне укололи какой-то успокаивающий укол, чтобы я быстрее заснула.

Дверь палаты закрылась, и здесь стало совсем темно, только тоненькая полоска света пробивалась из-под нее.

На ночь ко мне снова подключили аппарат с присосками, но он жутко гудел и мешал мне уснуть. Вообще-то, мне даже не хотелось спать. Совсем.

Неужели успокоительное не подействовало?

Я привстала с кровати и отключила аппарат, потом сняла присоски со своего тела и начала ходить по комнате.

В любом случае, мне нужно немного подождать, чтобы сделать кое-что. Нужно, чтобы медсестры, находящиеся на посту, заснули.

Минут через десять бесцельного метания по комнате у меня возникло ощущение, что эта проклятая стрелка часов не двигается с места!

Мои глаза уже привыкли к темноте, и я решила проверить еще одну свою теорию. Ведь так не бывает, чтобы младенец становился полноценным человеком после комы, размером в жизнь.

Я наклонилась возле самого порога и присмотрелась к свету, находящемуся под ним. Не исключено, что он кажется мне расплывчатым из-за того, что мои глаза после темноты слезятся на свету.

Я внимательно осмотрела пол. Он выглядел как настоящий. Я видела маленькие, тонкие прожилки линолеума и пыль, местами покрывающую его.

Интересно… значит, я все-таки не сплю?

Еще слишком рано делать выводы. Я еще не проверила кое-что, что будет ключевым в этом деле.

Я встала и медленно нажала на дверную ручку. Дверь бесшумно открылась, и я выскользнула в коридор. Медицинский пост был пуст, но я слышала голоса, доносящиеся откуда-то издалека. Возможно, медицинский персонал сейчас в сестринской комнате смотрит телевизор? Главное, чтобы они не увидели меня.

Я осторожно шла мимо других палат, постоянно прислушиваясь. Вскоре я нашла то, что искала — процедурный кабинет.

Я подергала за ручку двери, но кабинет оказался закрыт. Черт! Конечно, ключи наверняка у старшей медсестры или кого-нибудь еще…

А что, если они на посту?

Я вернулась назад. В это же время кто-то начал идти по коридору в мою сторону. Бежать назад в палату было уже поздно, поэтому я спряталась под стойку поста. И как раз вовремя.

— Так, где же я его оставила? — две ноги в белых штанах появились прямо перед моим носом. — А вот же он. Целых три пропущенных?

Так, видимо, она пришла сюда за телефоном. Но когда же она, наконец, уйдет?

Мне еще пришлось выслушать ее разговор с кем-то по телефону.

Когда она ушла, я медленно вылезла из своего укрытия. Где же могут быть ключи?

Я осмотрела поверхность стола. Здесь было все, кроме того, что мне нужно. Я уже собиралась уйти к себе в палату ни с чем, как заметила на стене гвоздик, на котором висели ключи. Не веря своей удаче, я схватила их и почти бегом направилась к процедурному кабинету.

Я почти сразу нашла нужный ключ и вошла, плотно закрыв за собой дверь. Здесь было окно, свет которого неплохо освещал комнату, и я не удержалась от того, чтобы выглянуть наружу.

Территория больницы находилась недалеко от большого парка. По периметру горели желтые фонари, чей свет рассеивался из-за тумана. Какая сейчас была пора года, понять было невозможно. Все было зеленым, как летом и печальным, как осенью.

Так, мне надо бы поторопиться, а то вдруг им понадобятся ключи? Я открыла ближайший шкафчик и быстро пробежалась глазами по его содержимому. На одной из полок я нашла то, что мне было нужно — скальпель.

Он был завернут в коричневую бумагу, и я крепко сжала сверток в руке, машинально спрятав за спину.

Я осмотрела комнату еще раз в поисках того, что еще могло бы мне пригодиться. Если что-то пойдет не так и моя теория опровергнется, то мне точно понадобится бинт или пластырь.

Взяв все, что мне нужно я закрыла дверь и на цыпочках пошла к посту, оставила там ключи и вернулась в палату.

От этой небольшой вылазки мне даже ненадолго стало веселее. Глазам снова понадобилось время, чтобы привыкнуть к темноте, поэтому сейчас я просто сидела на высокой кровати и болтала ногами.

Собравшись с духом, я пошла в ванную, благо, там можно было включить свет. Я старалась избегать зеркало, потому что мне было тошно смотреть на себя. Я не могла видеть этих глаз, этих волос, этих ключиц с карикатурой на метку в виде этого ужасного, мерзкого родимого пятна! Я даже не подозревала, как сильно прижилась ко мне эта моя особенность.

И правда, складывалось впечатление, что я не могу жить без нее. Без нее внутри меня царил беспорядок, и я чувствовала себя пустой.

Мне хотелось поскорее разобраться с этим недоразумением и как-нибудь исправить сложившуюся ситуацию. Поэтому я освободила скальпель от бумаги и взяла его обеими, уже трясущимися, руками.

Где сделать надрез так, чтобы если что его никто не заметил? Разве что на пятке…

А почему бы и нет? Пятки мне уж точно никто проверять не будет. К тому же, если я окажусь права…

Я села на пол и положила пятку левой ноги на колено правой. Глубоко вдохнув и закрыв глаза, я нажала лезвием на кожу, но ничего не почувствовала. Ничего, кроме давления.

Никакой боли.

Я открыла глаза и удивленно уставилась на целую кожу. Я повторила то же самое, только глаз не закрывала и нажала еще сильнее. Ничего. Кожа осталась целой и невредимой.

Я права! Я, черт возьми, права!!!

Этот мир ненастоящий и мне осталось только придумать, как мне вернуться назад!

М-да… всего ничего…

Сложное решение

Я просидела до утра, так и не уснув, и мне до сих пор не хотелось спать. Это и служило еще одним доказательством ненастоящести происходящего.

Но все вокруг выглядело вполне реальным и это немного сбивало меня с толку. В этом мире все было продумано до мелочей, кроме самих существ, населяющих его. Ну, или кроме меня самой. Тут уж, с какой стороны посмотреть.

Осталось только понять, знают ли об этом другие.

Поэтому я решила поговорить с Лиззи, которая вот-вот должна была приехать ко мне. Если она здесь относительно недавно, может, она помнит, что случилось или хотя бы может все это объяснить.

Я прогуляла завтрак, потому что есть не хотелось, но Хоуп заботливо отложила мою порцию и принесла мне ее в палату.

— Неужели у тебя совсем нет аппетита? — в очередной раз удивилась она.

— Не знаю, просто не хочу и все, — я непроизвольно пожала плечами.

— Нужно съесть хоть что-нибудь. Чуть-чуть. Заставь себя. Пойми, тебе нужно поддерживать свой организм.

— Эта еда безвкусная! — выпалила я.

— Ну, другой здесь не готовят. Ты бы могла попросить сестру привезти тебе что-нибудь домашнее…

— Нет, я имела в виду, что вообще не чувствую вкуса, — призналась я.

— Я думаю, это пройдет, — Хоуп потрепала меня по макушке и ушла.

Я вздохнула и легла на спину, скрестив руки на груди. Я лежала с закрытыми глазами, но даже через час меня не начала окутывать хотя бы сонливость. Мой мозг продолжал усиленно работать.

Это даже раздражало. Мне хотелось отключить все мысли и чувства хотя бы на время. Я еще никогда не чувствовала себя такой пустой и ненужной. С каждой мыслью об Антихристе мое сердце ускоряло бег, а дыхание учащалось.

Я чувствовала его присутствие. Ночью я даже слышала, как он шепотом назвал мое имя. Но я не обрадовалась, потому что на самом деле его здесь не было, он был где-то там, в мире, до которого мне никогда не добраться.

— Ребекка? — Хоуп снова пришла ко мне. — Ребекка, пойдем, я отведу тебя на занятия. Тебе нужно разработать мышцы…

Хоуп выкатила из-за двери большое инвалидное кресло. От одного взгляда на него мне стало страшно. И даже тошно.

— Я могу ходить! — уверенно заверила я.

— Если кто-нибудь увидит это, в нашем кардиологическом отделении точно прибавится пациентов. Не стоит.

Поборов страх, я встала с постели и опустилась на холодную седушку кресла. Хоуп выкатила меня из палаты, и мы поехали к большому лифту. Я предпочитала не обращать внимания на свои ощущения, но у меня это плохо получалось.

По большей части я чувствовала себя ничтожной и беспомощной и со всех сил вжималась в спинку кресла.

Я почувствовала себя очень маленькой.

Мы остановились возле кабинета электрических процедур. Хоуп постучала в дверь, и ее открыла пожилая женщина приятной наружности.

— Номер? — натянуто улыбнувшись, спросила она.

— Пятьдесят три.

— Пусть подождет еще пять минут. У меня пациент на ее месте, пришел немного раньше назначенного.

По истечении времени, инвалидное кресло, к моему большому счастью, было оставлено за дверью, а мне помогли войти в кабинет. Хотя в помощи я, конечно, не нуждалась.

Кабинки были отгорожены тоненькими шторками и меня завели в одну из них.

— Ложись на спину, — я легла, и медсестра положила на мои ноги влажные салфетки. — Сейчас я подам ток, скажешь, когда почувствуешь.

Я не почувствовала, но кивнула через некоторое время. Теперь мне оставалось только ждать, разглядывая потолок.

— Эй, ты недавно тут? — послышался мужской голос из-за соседней шторки.

— Ну, как сказать. Вроде бы почти шестнадцать лет.

— Что?! — шторка тут же отодвинулась, и за ней показался симпатичный парень примерно моего возраста.

Он показался мне знакомым.

— Врачи говорят, я все это время была в коме, — объяснила я.

— Но как ты тогда… — на его лице отразилось недоверие.

— Сама не знаю. Я просто могу делать это все, — я пожала плечами.

— Это… интересно, — только и выдавил он.

— Лично я не верю им. Хотя бы потому, что такое невозможно.

Возможно, я только больше сбила парня с толку. Ну, в этом вся я…

— Ладно, я Дмитрий, кстати, — парень протянул мне руку, и я пожала ее.

— Ребекка. А ты тут с чем? — поинтересовалась я.

— С кошмарами, — помрачнел Дмитрий. — Мне порою снятся такие сны, что этот мир перестает казаться реальным.

— Вот как? Мне, если честно, тоже кажется, что этот мир ненастоящий.

Дима как-то странно на меня посмотрел.

— Ну, ты не перегибай палку. Мне просто кажется… я ведь здесь, я существую и провожу большую часть своей жизни именно тут, а мои кошмары — просто сны.

— А что тебе снится? — как можно вежливей поинтересовалась я.

— Я не знаю, как это описать, но… мне снится мужчина с длинными черными волосами, его глаза тоже черные, чуть ли не пустые… Я почему-то лежу, и мои конечности непроизвольно двигаются, а потом… этот мужчина перерезает мое горло ножом. И я уже вижу себя со стороны, но… это не я. Это ребенок. Совсем маленький. Около месяца от роду. В таком вот духе.

— Как твоя фамилия?

Мне перехватило дыхание. Если я права…

— Сойка. Дмитрий Сойка.

Я даже забыла, как дышать, в комнате вдруг закончился воздух, но я, тем не менее, радостно улыбнулась.

— Твои родители здесь? — спросила я в предвкушении.

— Они приезжают каждый день, но… прости, я ничего не понимаю, — Дима неловко улыбнулся.

— Тебе и не нужно… это мое, личное. Впрочем, какая разница? — спросила я саму себя. — Все это время, которое я была в коме здесь, я существовала и жила в другом мире, и я все это помню. Так вот, в том мире твои родители были моими приемными родителями, а тебя убили в тот день, когда я родилась… Все сходится!

Мне хотелось подскочить на ноги и метаться по комнате, как возбужденное животное в клетке.

— Ого… подожди, как ты могла видеть это все?

— Потому что этот мир ненастоящий! Теперь я точно это знаю. Это место — что-то вроде места передержки душ или места, где души проживают жизнь, отличную от той, которую прожили на Земле…

— Тебя еще не водили с этим к психологу? — немного помедлив, спросил парень.

Я холодно посмотрела на него, думая, что ответить. Конечно, он ведь не захочет верить в то, что живет в ненастоящем мире.

— Должны. И я скажу ему то же самое! Кто-то ведь должен, как и я, понимать, что все это — иллюзия! — разгорячилась я.

— Тише-тише, — шикнул Дима. — Тебя ведь услышат и точно закроют в какой-нибудь психушке…

— Да, ты прав, в психиатрической больнице у меня точно ничего не выйдет… — согласилась я.

— Не выйдет чего? — парень с подозрением посмотрел на меня.

— Это не имеет значения. Главное, что я начинаю кое-что понимать!

— Пожалуйста, не делай глупостей! — взволнованно прошептал Дима.

— Не переживай за меня. Со мной все будет хорошо, — заверила я, посмотрев в его большие голубые глаза.

Когда процедура закончилась, медсестра сказала, что меня уже ждет психолог и попросила Диму меня проводить. Я послушно села в инвалидную коляску, которую мы вскоре оставили за ближайшим углом.

— А сколько ты здесь уже? — поинтересовалась я.

— Раз в полгода я прохожу обследование в течение двух недель.

— И как? Помогает?

— Пока я нахожусь здесь — да. Я попросту не вижу снов. Но стоит мне вернуться домой, как… как все начинается снова. Тебе просто не передать это чувство, когда тебе кажется, что ты умираешь, каждую ночь, и начинаешь думать о том, как мало ты успел сделать…

Я хмыкнула. Действительно, я ведь не в курсе, каково это, когда умираешь и не можешь ничего предпринять! Многим везет умереть во сне, без боли и страданий, но я…

Секундочку, я что, умерла?

Я остановилась, и Дима удивленно уставился на меня.

— Все хорошо? — осторожно спросил он.

— Да-да, все в порядке, пойдем, — я шла, словно во сне.

Перед глазами все начало расплываться, и я только и слышала, что шум крови в своей голове.

В одно мгновение меня окутала та самая боль, и я прислонилась к стене, тихонько застонав. Мир перед глазами куда-то поплыл, отчего у меня еще и закружилась голова.

Но потом все закончилось, и я увидела Димино лицо в нескольких сантиметрах от моего.

— Что-то мне подсказывает, что ты далеко не в порядке! — Дима помог мне встать. — Что это было?

Я промолчала. Что бы я ему ответила? Что снова начала умирать? Что связь с тем миром еще не утеряна? Я даже сама не знаю, что думать на этот счет.

— Так, сама ты до палаты не пойдешь. Я подожду тебя здесь и провожу, — твердо заявил Дима.

— А мы что, уже пришли? — я осмотрелась.

Я стояла прямо напротив кабинета психолога. Что ж, с Богом. Главное, не дать ему прочистить мне мозги и не дать понять, что я знаю главную тайну этого мира.

Я робко постучала в дверь и, постояв мгновение в нерешительности, вошла.

— Здравствуйте, — прочистив горло, поздоровалась я.

— Номер?

— Э… — я напрягла память. — Пятьдесят три, вроде.

— Хорошо, присаживайтесь.

Мужчина, наконец, оторвался от бумаг и посмотрел на меня поверх очков.

— Ты Ребекка, так?

— Да.

— Возраст?

— Можно подумать, вам еще не доложили все обо мне! — не выдержала я.

— Так, психоз на ранней стадии… — пробормотал доктор.

— Ничего подобного! Со мной все в порядке! Мы просто могли бы перейти к делу, вместо того, чтобы заниматься ерундой!

Психолог ничего не сказал, а лишь опустил голову и стал что-то записывать. Ну и пусть. Пускай пишет, что хочет. Что мне с того? Все равно меня не будет здесь уже очень скоро. По крайней мере, я на это надеюсь.

— Что тебе снилось, Ребекка?

— А разве мне должно было что-то сниться? — усмехнулась я.

— Раз ты можешь говорить, делать логические выводы и попросту сидеть и ходить, значит, пока твое тело было здесь в практически безжизненном состоянии, твой мозг бодрствовал где-то еще. Это интересно не только с научной точки зрения, но и с психологической. Пожалуйста, ответь на мой вопрос, — спокойно попросил врач.

Как ему удается оставаться таким спокойным?

— А что, если я не хочу? — я гордо вскинула подбородок.

— Ты должна, — его невозмутимость только больше раздувает во мне ярость.

— Ладно. Я скажу вам правду. За правду меня не упекут в палату с мягкими белыми стенами?

— Нет. Все, что ты скажешь здесь, останется в этих стенах.

— Ладно, сами напросились, — я глубоко вздохнула. — Начнем с того, что я — Вселенная извне. Я свет, который покрывала Тьма, и мне было хорошо в ее объятиях, несмотря на то, что она убивала меня. По крайней мере, мне так сказали… точнее, показали. Лично я считаю, что, пока я нахожусь рядом с Тьмой, — она безобидна.

Потом пришел Бог, он сделал из Света, то есть из меня, души, но у него осталось еще очень много. Какую-то часть он оставил себе, чтобы и дальше расширять границы космоса, а из того, что осталось, он сделал меня. Потом я, по наивности и глупости, выпустила Люцифера из его клетки, и он начал убивать. Я была отправлена на Землю, чтобы исправить свою ошибку. Что в итоге? Я убила Люцифера, но он оказался не тем, кого я должна была опасаться.

Там остался его сын, Антихрист. Он и является той Тьмой. Но он самый лучший человек, которого я когда-либо встречала. Без меня он может погибнуть. Он не сможет справиться со своей сущностью, а я, как назло, застряла здесь! — я учащенно дышала, чувствуя, как во мне вновь просыпается отчаяние.

— Вот как? — брови мужчины удивленно поползли вверх, даже карандаш вывалился из его пальцев.

— Да, именно так! — я смотрела на него исподлобья.

— То есть, из всего выходит, что ты считаешь тот мир настоящим? — он снова взял карандаш и приготовился к записыванию.

— Мне не остается ничего другого. Я провела там шестнадцать лет, — тихо сказала я.

— Не беспокойся. Того мира точно не существует. Я сумею тебе помочь.

Я скептически посмотрела на него.

— Для начала, мне нужно, чтобы ты рассказала мне все. Только тогда я смогу придумать способ…

— Я не скажу вам ни словом больше! Лучше вы скажите мне, как выбраться отсюда!

— Детка, все мы настоящие, и единственное место, куда мы можем уйти — это небытие.

— Значит, я должна умереть! — обрадовалась я.

— Нет. Нет! Я совсем не это имел в виду! — испугался мужчина.

Неужели я смогла развеять его спокойствие?

— Успокойтесь. Я шучу. Это все шутки. Простите меня, пожалуйста, просто вы меня так разозлили, что я решила вас разыграть. Не обращайте на это внимания, — отмахнулась я.

Видимо, следовало сто раз подумать, прежде чем говорить…

Но разве я когда-нибудь, хоть когда-нибудь так делала?

— Т-ты?

— Да, я вас обманула, — теперь я оставалась спокойной.

— Но я все равно не понимаю… — начал психолог.

На его столе зазвонил телефон. Врач снял трубку.

— Да-да, она уже у меня… да… Что?! Ладно, я поговорю с ней.

Он положил трубку и как-то странно на меня посмотрел.

— Говоришь, ты пошутила?

— Ну, да. Не мог же мне сниться такой бред. Я вообще не помню, что мне снилось, — соврала я.

— Допустим, — доктор встал из-за кресла и подошел ко мне. — Как ты тогда объяснишь пятна крови в ванной и на полу палаты? Они как раз ведут к твоей кровати. И простынь тоже вымазана в кровь, будто бы ты истекала ею.

Я замерла. Крови же не было! Моя нога была целой! Ведь, правда? Я ведь не сошла с ума? Да?

— Ну… знаете… вышла ночью в туалет и… — я почувствовала, как вспыхнули не только щеки, но и уши. Что ж, может, это мне и на руку? — Женские дела…

Я никогда не врала о таком, и сейчас чувствовала себя очень нелевко.

— Ага… допустим. Хочешь сказать, что несколько лет была тишь да гладь, а тут вдруг все встало на свои места? Почему тогда ты сейчас так спокойно сидишь?

— Отчего нет? Я же ведь вдруг очнулась… почему мое тело не может по-быстренькому вернуться к естественным… эм… природным процессам?

— И каковы ощущения? — какие к черту ощущения?

Я ничего об этом не знаю! Мое тело не такое, как у других женщин, оно не запрограммированно на продолжение рода. Оно здесь исключительно для того, чтобы умереть. Оно было создано для этого там, в том мире.

— Ну, знаете, живот болит…

— Не забывай, что ты говоришь с высококвалифицированным психотерапевтом. Я вижу, что ты врешь. К тому же, мне известно кое-что еще. Сегодня санитарка меняла постельное белье в твоей палате. Она нашла под твоим матрасом скальпель, вымазанный кровью. Как ты это объяснишь?

Внутри меня все похолодело. Я видела, что скальпель был чист! Как?

— Откуда я знаю, что он там делал?! — мой голос повысился на несколько тональностей. — Если вы забыли, я только вчера проснулась. Мало ли что могло происходить, пока меня тут не было?

— Да? А почему в процедурном кабинете не досчитались инвентаря?

— Это была не я! — я посмотрела мужчине прямо в глаза и не отводила взгляда, пока он не сдался.

— Ладно, считай, что я тебе поверил. Мы еще вернемся к этому разговору. Но руки ты мне все равно покажешь.

Я вытянула руки вперед и покрутила ими перед его лицом.

— Это что? — он указал на точечку на моей вене, которую окружал темно-фиолетовый синяк.

Мой мозг словно бы отключился на несколько мгновений. Откуда это? Вчера здесь ничего не было!

Неужели я действительно схожу с ума?

— У меня вчера брали кровь… — пробормотала я. — Или вы решили, что я уже успела уколоться какой-нибудь наркотой?!

Я с яростью посмотрела на доктора.

— Ладно. Ты можешь идти. Завтра придешь в это же время, хорошо?

— Хорошо, — отрешенно согласилась я и встала со стула.

Перед выходом я еще раз окинула комнату прощальным взглядом. Нет-нет, сюда я точно больше не вернусь!

Я даже забыла, что Дима ждет меня, и поэтому была приятно удивлена. Мне не хотелось оставаться одной. Я до смерти боялась своих мыслей и чувств.

Хотя мне в любом случае следует разобраться со всем более тщательно, прежде чем я приму окончательное решение…

— Ну, и о чем вы говорили? — Дима предложил мне свой локоть, и я взяла его под руку.

— Задал мне тысячу глупых вопросов…

— Да, понимаю. Он все время спрашивает одно и то же. Будто бы пытается найти предел твоей уравновешенности.

Дима довел меня прямо до палаты. Медсестры немного повозмущались, что я без инвалидной коляски, но быстро успокоились.

— Мои родители будут здесь в шесть. Я могу зайти за тобой, если ты еще не передумала.

— Не передумала. Буду ждать, — я тепло улыбнулась ему.

Я вошла в палату и замерла. На моей кровати сидела Элизабет. Она подняла ко мне полные слез глаза.

Я подошла к ней и крепко обняла. Еще никогда я не любила ее так, как любила сейчас.

— Выходит, ты теперь здесь… — проглотив ком в горле, сказала я.

Значит, она все-таки мертва… и как я не уследила за этим? Почему я теряю всех, кого люблю? Я исполнила предназначение, я принесла себя в жертву? Так за какие грехи я обречена страдать теперь?!

— Бекки, что ты имеешь в виду? Я всегда здесь была.

Она не помнит? Видимо, да. Не стоит ее мучить… она и так настрадалась.

— Бекки, зачем? — она всхлипнула.

— Что? Я не понимаю…

— Зачем ты пыталась себя убить? — немного помолчав, спросила она.

— Я не пыталась этого сделать! — но я попытаюсь…

Мне стало стыдно. Я еще никогда в жизни не чувствовала себя так скверно.

— Но зачем тебе тогда понадобился скальпель? А вся та кровь? Медсестры сказали, ее было очень много!

— Я… — я не знала, что ей ответить.

Я села на кровать рядом с Лиззи и попыталась стянуть носок с левой ноги. Попыталась, потому что сразу у меня не вышло. Носок был пропитан кровью и присох к стопе. Только теперь я почувствовала пульсирующую боль.

— Ч-что это? — Элизабет испуганно отпрянула.

— Видимо, последствия от соприкосновения скальпеля с кожей, судя по всему.

— Но зачем? Боже, я зову медсестру…

— Сядь, — я схватила ее за талию и с силой усадила рядом с собой. — Не надо никого звать. Я просто проверяла, могу ли я чувствовать боль. Я не чувствовала ее, поэтому провела лезвием по ноге слишком сильно.

— А сейчас тебе больно?

— По правде говоря, больно стало только тогда, когда увидела кровь.

— Обязательно скажи об этом врачу!

Я покорно кивнула. Сейчас лучше во всем с ней соглашаться.

— Я привезла тебе покушать. Вот, еда из кафе быстрого питания. Думаю, тебе понравится.

— Хорошо, я потом поем, — я не хотела есть в присутствии Элизабет, пожирающей меня взглядом.

— Ох, мне до сих пор не верится! — Элизабет нежно потрепала меня по щекам. — Это точно чудо! Благословение свыше! Это же так удивительно!

Элизабет обняла меня, и я уткнулась носом ей в плечо. Ее мягкие волосы приятно щекотали мои щеки.

Если я смогу вырваться из этого мира, я больше никогда ее не увижу. Это так странно. Я полюбила ее, будто бы она по-настоящему была моей сестрой. Я с трудом сдерживала тяжелые рыдания, сдавившие все в моей груди.

Элизабет выпрямила спину, и я заметила округлость в области живота.

— Ты беременна? — теперь я пожирала ее глазами.

Лиззи, отчего-то, смутилась.

— Ну, да. Мы с Дмитрием так долго пытались и… это девочки. Их двое, — щеки Элизабет залил румянец. — Я еще не окончательно решила, но, думаю, это будут Дора и Венни. От Пандоры и Венеры. Может, немного странно, но…

— Лиззи! Все замечательно, все просто чудесно! — я снова обняла сестру.

Значит, ни Лиззи, ни Эшли не останутся одни. Эшли станет бабушкой, а Лиззи мамой.

У меня как гора с плеч свалилась. Мне будет легче оставить их.

* * *

Дима зашел за мной немного раньше, аргументируя это тем, что он устроит родителям сюрприз. Я откровенно его не понимала. Сомневаюсь, что они обрадуются мне, незнакомке. Мне просто очень хотелось взглянуть на них в последний раз.

Он был в палате с другими парнями и мальчишками, которые играли в карты.

— О, Сойка бабу привел! — загоготали двое, находившиеся ближе всего к двери.

— Не называй ее так! Ребекка, пойдем-ка лучше в коридор, — Дима схватил меня за руку и потащил наружу.

Мы сели на небольшой диван и стали ждать.

— Смотри, это они? — Дима указал на фигуры, которые я заметила задолго до него.

— Да, — выдохнула я.

Внутри меня все словно вытянулось в струну, которая тут же лопнет, даже если ветер просто дунет в ее сторону.

Вот они! Интересно, а мама все еще пахнет розами и шоколадом? А папа сигарой? Такой терпкой, с ментолом. Еще все время хочется чихать…

Я закрыла глаза и втянула носом воздух. Он, запах, был таким родным, что мне даже не хотелось его выдыхать.

В один момент мне показалось, что я вот-вот задохнусь от счастья. Я еле удерживала себя на месте. Мне хотелось подбежать к ним и не выпускать из своих объятий, мне хотелось, чтобы, как в детстве, папа закружил меня по комнате и засмеялся вместе со мной. Боже, как же я скучала по его басовитому смеху.

Но я продолжала сидеть, нервно теребя хлопчатобумажную ткань сорочки.

Дима встал и невыносимо медленно подошел к родителям. Он крепко обнял маму, и я была уверена, что он сейчас уткнется носом в ее белокурые волосы, чтобы насладиться их запахом, но он этого не сделал. Обняв ее, он пожал папе руку, а тот похлопал его по плечу. Дима стал между родителями и сказал им что-то очень тихо, а потом пожал плечами.

И тут они посмотрели на меня. У меня не получилось прочитать эмоции в их взглядах — чувств было слишком много. Все во мне испугано замерло, я бы даже закрыла глаза, но я не могла сделать это. Я даже моргать не могла, я лишь жадно вглядывалась в каждую мелочь на их лицах.

— Вы что, ее знаете? — также ничего не понимая, Дима хлопал глазами. — То есть вы… она… Черт, возьми! Вы что, ее помните?! Что происходит?…

Его вопрос остался без ответа.

Первым очнулся папа, он как-то неуклюже подошел и встал на колени рядом со мной, крепко обняв. Рядом тут же появилась мама, пытавшаяся подавить рыдания, что у нее плохо получалось. А вот папа себя не сдерживал. Да и я тоже.

— Бекки, Бекки, это правда ты?

Я не могла говорить. Мое горло сдавило так, что я не могла выдавить и звука. А еще мне кружилась голова. Я просто забыла дышать.

Может ли мое сердце разорваться? Сейчас оно болит так, словно это вот-вот произойдет. Как жалко, что у меня только две руки! Как жалко, что они такие крохотные, такие слабые, они не могут обнимать так, чтобы каждый понимал, как сильно я его люблю!

Немного придя в себя, я не смогла удержать в себе вопрос, мучивший меня уже более пяти минут.

— Как так получилось, что вы меня помните?

— О, детка, мы… — мама вопросительно посмотрела на папу.

— Говори, чего уж тут…

— Своровский убил нас, но здесь… эм… это место, в котором тебе дают прожить жизнь по другому сценарию. Как видишь, в этом мире Дима жив, но его тоже мучают воспоминания, несмотря на то, что он тогда был младенцем. А мы… нам дали выбор. Нам позволили помнить тебя. Понимаешь, здесь прошло шестнадцать долгих лет без тебя, но с нашим сыном. И, признаться, я постоянно чувствовала себя пустой.

— Да, со мной тоже было так. Тебя чертовски не хватало, малышка, — папа потрепал меня по голове.

— Постой-ка… раз ты здесь… ты умерла, Бекки? — мама испугалась, не смотря на то, что я теперь могла быть с ними вместе.

— Я не знаю. Если, как вы говорите, здесь все, кто умер в том мире, то, наверное, я тоже умерла. Но Эйрин говорила мне, что моя душа погибнет тоже…

— О, какой ужас! — мама снова обняла меня.

— И вы молчали все это время?! — разозлился Дима. — Я считал себя ненормальным!

— Сынок, — мама похлопала по пустому месту рядом с собой, приглашая Диму сесть. — Мы и сами запутались. Столько лет прошло. Мы не знали, что будет лучше для тебя.

— Пап? Можно я спрошу кое-что? — я прилегла на папино плечо.

— О чем угодно, Бекки.

— После вашей… после вашей смерти я прожила еще полтора месяца. За это время я кое-что узнала. Папа, это правда, что твоя коллекция ножей особенная?

— Ну, да… к чему ты клонишь?

— Мне сказали, что ты знал об этом мире чуть больше остальных.

— Да, я был… э… просвещенным человеком, — папа кашлянул.

— Ты когда-нибудь убивал чудовищ, для которых были предназначены ножи?

— Сергей, о чем она говорит? — встрепенулась мама.

— Пока я не женился на тебе я выискивал монстров, вроде вампиров и прочей нечисти. Поверьте, их в том мире было предостаточно.

— А в этом мире? Здесь есть монстры?

— Нет, милая. Этот мир для них не предназначен. Для них существует чистилище. Своеобразный рай монстров.

— Я думала, чистилище, это место, где души замаливают свои грехи… — я нахмурилась.

— Это мнение католиков. Мир устроен гораздо проще и в то же время гораздо сложнее, чем многие люди считают, — возразил папа.

— А что насчет твоего любимого ножа? Того, на котором написано…

— «Uno tantum error». «Достаточно одной ошибки» — вот как это переводится с латыни.

— Да, пап, я знаю. Ты много раз говорил мне об этом. Мне сказали, что этот нож может убить даже Бога, что он может убить… все.

— Это правда. Этот нож передавался из поколения в поколение уже много столетий, как и все мои знания о сверхъестественных существах, — папа пожал плечами.

— Ох, Бекки, расскажи нам все, что было с тобой! — почти умоляла мама.

— Э… — стоит ли так их расстраивать? В этой истории почти нет ничего, кроме боли. — А давайте завтра? А то я немного устала…

Конечно, я врала. Я просто не хотела об этом говорить. Но и уходить я не хотела.

Но прощаться пришлось. Здесь время вело себя странно, и было уже достаточно поздно. Родители с Димой проводили меня к палате, в которой меня ждала Кристина и уже остывшая овсяная каша, которую наверняка принесла Хоуп.

— Привет, Исти. Ты что-то хотела? — девочка сидела на моей постели и заплетала свои черные волосы в косу.

— Нам нужно поговорить, Ребекка. Это очень важно, — не глядя на меня, сказала девочка.

Я медленно подошла и села рядом. Что-то было такое в ее голосе, от чего мою кожу покрыли мурашки.

— Что-то случилось? — спросила я, с трудом скрыв волнение в голосе.

— Нет. Но это временно, — вздохнула девочка. — Ребекка, ты здесь уже слишком долго. Тебе пора уходить.

— О чем ты? Меня что, собираются выписать? — это же вроде бы хорошая новость, чего она тогда такая грустная и серьезная?

— Нет-нет. Речь не об этом. Я тоже в курсе всего происходящего. Этот мир настолько ненастоящий, что меня от него уже тошнит. Я не чувствую запахов и вкуса пищи, я не сплю. Я вообще не понимаю, почему я здесь, я ведь умерла еще до того, как родилась… За что мне все это?

— То есть ты знаешь, что твой отец Дьявол? — осторожно спросила я.

— Конечно. И я иногда его чувствую, — только теперь она посмотрела мне прямо в глаза.

— А сейчас? Сейчас ты его чувствуешь? — внутри меня все напряглось.

— Я не могу дать однозначного ответа. Ты хочешь знать, жив ли он? На этот вопрос я отвечу утвердительно, — спокойно заявила Кристина.

— Что?! — закричала я, встав на ноги.

Мое сердце бешено забилось и воздух со свистом выходил из легких.

— Спокойно, — Исти приподняла ладони и тоже встала. — Я же не сказала, что он так же силен.

— Н-но…

— Тише! Сейчас разговор совершенно не об этом! У него больше нет ни оболочки, ни крупицы тьмы. Он больше не угроза!

Я села, пытаясь успокоить дыхание. Он утратил силы… тогда что он теперь? Дух? Снова ангел? Да нет, бред какой-то…

А если нет?

— Ладно, — согласилась я. — Но почему ты знаешь обо всем этом?

— Достаточно начать с того, что я не человеческое существо. Мне здесь не место. Я, черт возьми, нефилим…

— Не ругайся! Ты же маленькая… — неуверенно добавила я.

— Ребекка, мне уже двенадцать! — Исти вздохнула, закатив глаза.

Надо же. Действительно, двеннадцать — это уже нормальный такой срок…

— Но все это не имеет значения. С тех пор, как я начала осознавать себя, я поняла, что этот мир не может быть настоящим. Мама тоже догадывается, но никогда не скажет об этом напрямую.

— Но я все еще не понимаю, откуда ты знаешь об этом…

— Я умею читать мысли. Наверное, досталось от папы. Но сейчас не об этом. Маме постоянно снятся сны о той жизни, и они такие живые и настоящие, что этот мир тускнеет по сравнению с ним. Иногда эти сны повторяются. Я спрашивала маму об этом, о моем отце, о брате и даже о тебе, но она молчит. А мне достаточно ее мыслей, даже если они состоят из фрагментов памяти и эмоций.

— То есть ты читаешь мысли своей матери? — возмутилась я.

— О, черт, Ребекка! Тебя удивляет только это? Ты — древнейшее существо этого мира, неужели тебя беспокоят такие мелочи?

— Но разве не в мелочах вся прелесть жизни? — тихонько спросила я.

— Серьезно? Нужно мыслить масштабнее… — девочка закатила глаза.

— Ты пришла поговорить об этом? — вздохнув, спросила я.

— Нет, конечно, нет. Я хотела… Ребекка? Пообещай, что выслушаешь меня.

— Ты меня пугаешь.

Мне ужасно хотелось встать и начать ходить по комнате, но я изо всех сил сдерживала себя.

— Ребекка, этот мир начинает рушиться из-за того, что ты в него не веришь. Из-за тебя он может погибнуть. Да-да, сейчас я буду много говорить, но ты послушай, хорошо? Я постараюсь рассказывать все по порядку. Тебе ни к чему знать что-либо еще об этом мире, кроме того, что он требует веры. Веры существа, которое еще настоящее и живо. Существа, которое верит в свое существование. Если ты не веришь, этот мир начинает разрушаться, тебе больше не за что зацепиться. Ты тонешь, Ребекка. Ты умираешь, только совсем, безвозвратно.

Все это происходит внутри твоей головы. Защитная реакция организма. Ты умираешь в агонии, тебе очень больно, и это нормально, что твой мозг отключился от тела, чтобы не чувствовать эту боль. И единственное место, куда ты могла попасть, кроме твоих умирающих воспоминаний — это сюда. Здесь людям дают прожить жизнь, отличную от первой, жизнь «Если бы я родился в другой стране…» и так далее. Здесь все «если бы» становятся реальностью.

Но ты здесь лишняя. Ты попала сюда случайно и тебе как можно скорее нужно вернуться назад. Так сказал мне Бог.

— Но почему он не сказал мне об этом лично? — возмутилась я.

— Откуда я знаю? Может, у него нашлись дела поважнее? — девочка посмотрела на меня грустными глазами. — Ты настолько лишняя, что этот мир не может под тебя подстроиться. Эффект от скальпеля появился только через несколько часов и миру пришлось подстраивать события под тебя. Как только ты исчезнешь, он сможет найти сценарий объяснения. Он просто сотрет тебя у всех из памяти.

— Даже у тебя?

— Возможно. Может, только из-за твоего появления здесь вся моя прошлая жизнь и все мои воспоминания перевернулись? Я думаю, все вернется на свои места. Ты просто помогла мне вспомнить и почувствовать. Я бы рада избавиться от этого знания. Некоторых вещей лучше не знать.

— Я не хочу уходить. Это значит снова вернуться к той боли, ведь так? Я ее не вынесу! Ты просто не представляешь, каково это, когда внутри тебя все будто бы рвется на части, и в каждую клеточку врезается что-то острое и раскаленное, больше любой звезды. Мне даже начало казаться, что я расплавлюсь. Я… я не хочу… я боюсь боли, — я умоляюще посмотрела на Исти.

— Ребекка… — сочувственно протянула она. — Ты должна. Т-там мой братик. Мой бедный, потерянный, никому не нужный братик. У него есть только ты. Он уже охрип, вспотел, пытаясь привести тебя в чувства. Он никогда в жизни так не плакал, а мне невыносимо больно слышать его крики, наполненные отчаянием. Как будто бы он не знал, что твоя смерть неизбежна. А может поэтому ему сейчас так больно? Потому что он знал и отпустил тебя?

Но он не отпускает, верно? Неужели ты не слышишь? — по щеке Кристины скатилась слеза.

Она смотрела куда-то в пространство, будто бы слушая.

На самом деле, я ведь сама не раз слышала, как он зовет меня, как он умоляет меня не сдаваться, но я блокировала его голос, потому что его боль была для меня невыносимой.

Я отпустила себя, будто бы сняла рыцарский шлем со своей головы, ведь именно он отгораживал меня от настоящего мира.

Я услышала… шепот. Я даже почувствовала, как его дыхание коснулось моей щеки. А потом на нее упало несколько капель, и я была готова поклясться, что это его слезы.

Для меня мужские слезы всегда были чем-то сверхъестественным и даже святым, потому что, если плачет мужчина, значит ему по-настоящему больно.

— Чувствуешь, да? — Исти стерла слезы с моих щек.

Ее руки показались мне невероятно большими. Она сама вдруг стала больше меня. Я удивленно уставилась на нее.

— Пойдем, если зеркало все еще здесь, я покажу тебе кое-что.

Я посмотрела на пол, который вдруг оказался невероятно далеко от моих крошечных ног. Я посмотрела на свои руки, такие маленькие, словно руки ребенка.

— Что это, черт возьми, такое? — мой голос был гораздо тоньше и выше обычного.

Он был детским.

— Ты отсоединяешься от этого мира. Он больше не поддерживает иллюзию твоего взрослого тела. Теперь ты выглядишь так, как выглядела первоначально, до того, как под тебя было подстроено человеческое тело. Пойдем, сама увидишь.

Кристина помогла мне встать с кровати. Теперь она была значительно выше меня. Так странно было чувствовать себя такой маленькой, но я чувствовала себя комфортно.

Кристине пришлось приподнять меня, чтобы я смогла увидеть свое лицо в зеркале. Глаза казались гораздо больше, носик был маленьким и аккуратным, брови были гораздо толще, чем я привыкла их видеть.

Но это все же была я. Маленькая я, лет семи с виду.

— У меня больше нет оболочки?

— Да. Чем больше ты тут, тем меньше связывает тебя с тобой самой, с Землей и жизнью. С существованием и небытием. Подумай, чего тебе хочется больше, еще раз заглянуть Исти в глаза или просто исчезнуть?

Она права. Черт возьми, она права, но теперь, когда я встретилась с родителями, я не хочу уходить. И будь я проклята за это!

— Но я не хочу уходить. Как я могу уйти теперь, когда я снова рядом с мамой и папой? Их же ведь нет в реальности. Я их больше никогда не увижу…

— Помни про Исти, Бекки. Да уж, все было бы проще, если бы ты приняла факт их смерти еще там, но… ты так яро отказывалась в это верить, а теперь…

— Хорошо, как мне вернуться? — я окончательно смирилась и старалась не обращать внимания на ноющее сердце. — А мне нельзя провести здесь еще хотя бы денек?

— Нет, это слишком рискованно. Твоя агония не будет длиться вечно. Часики тикают, Ребекка. Пойдем, я знаю, как вернуть тебя.

Кристина протянула мне руку. Я взяла ее, и мы несмело заспешили по коридорам, стараясь избегать рабочий персонал.

Я еле успевала за ней, ее шаги казались большими, и на один ее шаг приходилось несколько моих. И как я могла забыть, каково это, быть такой маленькой?

Это даже забавно. Любой, кто меня видит, задерживает на мне взгляд и даже приветливо улыбается. И почему я всегда так стремилась вырасти? Быть маленькой действительно здорово.

Кристина свернула в какой-то коридорчик, ведущий к лестнице. Мы начали подниматься вверх, но я не стала справшивать зачем. Я уже и сама начала догадываться, что последует за этим подьёмом.

Падение.

Теперь мы стояли на крыше, а вокруг нас был густой туман. Ветер свистел в моих волосах, растрепывая их еще больше.

Я очень боялась отпустить ту ниточку, на которой держалось все мое самообладание. Я чувствовала тупую боль по всему телу, и я знала, что она будет в тысячи раз сильнее, когда я вернусь.

Голова не болела, но внутри нее была какая-то каша, мешающая мне думать. Я была здесь, но в то же время меня тут не было.

Воздух, который я вдыхала, жег мои легкие. Он был словно раскаленный метал и из-за этого у меня во рту был привкус крови.

— Ну, что? Ты готова?

— Да, — сдавленно пропищала я. — Мне нужно спрыгнуть, да?

— Именно так. Пойдем, — Кристина потянула меня к краю крыши.

В моих ушах шумело, и я слышала каждый удар своего сердца, которое былось в сумасшедшем темпе, порхая, словно калибри.

— Смотри туда, — Кристина протянула руку и обвела ею горизонт. — Там ничего нет, верно? Этот мир разрушается. Но ты не можешь умереть здесь, совершая суицид. Многие правила, естественно, тебя не касаются. Ты просто исчезнешь отсюда.

— Это как на ромашковом поле. Я должна была прыгнуть в бездну, чтобы очнуться и снова оказаться в своем теле.

— Но тогда ты была в коме. А сейчас ты умираешь.

— Тогда я тоже умирала, с той лишь разницей, что было ранено мое тело, а теперь… теперь мне кажется, что не только мое тело страдет, моя душа, она тоже гаснет. Может, ты отправишься со мной? — неожиданно даже для самой себя спросила я.

— Нет! — Исти испугалась. — Что тогда? У меня там нет тела, и я стану просто духом. Да и вообще, у меня нет гарантий, что я просто не исчезну.

— Жаль. Я думаю, Исти был бы очень рад встрече с тобой. Я обязательно расскажу ему о тебе, — пообещала я.

— Ребекка. Все, чего я хочу — это просто спасения для него. В мире нет ужаснее и хуже существа, чем он, но в то же время ты не найдешь кого-либо, с таким же добрым сердцем. Пожалуйста, Ребекка. Я умоляю тебя. Спаси моего брата.

Я не ответила ничего. Что я могла ответить? В чем я могла поклясться? Я не уверена ни в чем, абсолютно ни в чем. Но я сама знала, что Исти и мухи не обидит и он, как никто другой, заслуживает спасения.

А еще я знала, что сделаю все, что будет в моих силах.

Я буду мужественно терпеть эту боль, пока она не исчезнет. Черт, даже если она не исчезнет.

Я вернусь к нему и спасу его. Потому что я его люблю.

* * *

Я подошла к краю крыши и посмотрела вниз. Дорога была так далеко, что у меня закружилась голова. Я смотрела вниз и боролась со страхом, окутавшим меня, словно одеяло.

Я не боялась падения. Я боялась боли, которая последует за ним.

Я развернулась к краю спиной и представила бездну, которая затянет меня, убаюкает, хотя бы на время подарит покой и тишину. Я представила бездну, забирающую мою боль. Бездну, которая вернет меня к жизни.

Я плавно развела руки в стороны и сделала глубокий вздох. На выдохе я просто шагнула назад, а мое сердце на время осталось там, на крыше, рядом с Кристиной.

Потом меня окутала тьма.

Боль и еще парочка проблем

Я знала, что моя спина не столкнется с асфальтом. Вместо этого меня начало окутывать что-то мягкое и нежное. Последним, что я увидела и запомнила — была Кристина.

Она встала на коленки возле самого края крыши и почти полностью наклонилась вниз. В какой-то момент мне даже показалось, что она упадет вслед за мной.

Я видела ее испуганные синие глаза, окаймленные черными, пушистыми ресницами, совсем, как у Исти. Мне подумалось тогда, что она словно его близнец, запоздавший на несколько лет. Как жаль, что им не суждено встретиться.

Я будто привязалась к этой девочке. Она сейчас была такой встревоженной и потерянной, что мне вдруг захотелось прижать ее к себе и хоть как-нибудь утешить.

Но это было невозможно.

Теперь же я обратилась к своим ощущениям. Все вокруг было похоже на черную, теплую воду, мягкую, словно бархат. И я погружалась все глубже и глубже.

А потом у меня перехватило дыхание от боли, и мне захотелось разорвать всю одежду на себе, мне хотелось хотя бы пошевелиться, ведь я надеялась загасить пламя, бушующее сильнее всего в области сердца и метки.

Теперь сердце билось так быстро, что я не слышала его ударов. А потом они просто прекратились, приостановились ненадолго, взяв передышку.

И с первым же тяжелым ударом сердца мне удалось вдохнуть внутрь раскаленный донельзя воздух, отчего мои веки распахнулись, но я ничего не видела. Вместе с этим внутри меня зародилась волна, создавшая толчок, который меня пробудил.

Я увидела дым, перекрывший небо и солнце. Теперь это было обычное, весеннее и холодное солнце. Но я все еще помнила небо, которое будто налили кровью, и Черноту, что была вместо Солнца.

С какой же болью мне давался каждый вдох! Я попыталась пошевелиться, и только потом почувствовала, что лежу не на земле. Подо мной кто-то был. Я долго лежала, в ожидании, когда боль, наконец, хоть немного утихнет.

Конец ознакомительного фрагмента.