Я кажусь снаружи, а живу внутри

Анастасия Н.

Героиня книги приезжает в город, жизнь в котором выглядит идеально. Она гостит у бабушки, ходит на концерты, знакомиться с местными жителями и предается детским воспоминаниям. Но именно благодаря воспоминаниям она понимает, что во всем этом идеальном мирке что-то не так.

IV. Тихо, как в библиотеке

Здание библиотеки казалось очень вызывающим. Оно было выстроено по квадрату, с внутренним двором. Второй этаж, он же последний, высочился на арочных колоннах первого. Хотя первый — сложно было назвать этажом, поскольку пользовались им лишь летом и назывался он летним. Здесь стояло достаточно много стульев, столов, кресел, скамеек, были даже диваны. Место было популярным. Люди всех возрастов, умостившись на облюбованных местах, предавались просвещению. Что касается второго этажа — то это собственно и была библиотека. Колонны первого этажа протягивались до крыши второго, сгибались к середине и смыкались с параллельной колонной. Окна выпуклые и также изогнутые к центру крыши были опоясаны красивым кованым каркасом. На каркасах внизу окна висели круглые, слегка удлиненные, с острыми концами и в такой же заостренной оправе, уличные фонари. С внутренней стороны на крыше стояли солнечные батареи. В углах здания размещались вакуумные прозрачные лифты. Поднявшись на второй этаж, я попала в один сплошной, цельный, огромный читальный зал. Возле каждой колонны, с внутренней стороны здания стояли стеллажи с книгами. Вторая — внешняя сторона зала была выделена для столов, столиков, стульев, кресел, диванчиков и прочей библиотечной мебели. Негласно зал был разделен на зоны. В северном крыле по средам и пятницам собирались любители рукоделия, вечер четверга был посвящен любителям истории. Во вторник и субботу с утра южное крыло принимало самых юных читателей, собственно говоря, для того, чтобы показать что же такое книга и естественно научить читать, в восточном крыле часто проводились выставки художников, местных и приезжих, юных и опытных. В общем, всю неделю, все утро, весь день и весь вечер библиотека неустанно просвещала жителей города.

Я же как раз зашла в восточное крыло, где проходила выставка того самого Михаила Федоровича, которым так возмущалась моя бабушка. Что ж, хочу о нем сказать одно. Он очень любит музыку. Как вышло так, что человек, обладающий прекрасным вкусом в музыке, был лишен способностей в ней, я не знаю. Но то, что он мог ее отобразить в полотнах, я с уверенностью утверждаю. В зале не было ни одного полотна без музыканта либо инструмента. Я свято верю, что музыка в эмоциях. И здесь излита их оглушающая часть. Пианист, в порыве поднявший руку и еще удерживающий клавишу другой, был совершенно поглощен инструментом и совершенно отсутствовал в том времени и пространстве, в котором находились его слушатели. Спина с изящною рукой скрипача и десятки лиц покоренных слушателей, в каждом выражалась нота той струны, за которую зацепил музыкант. Беспечный цыган со своей спутницей — гитарой, веселил свой народ, а более себя и вся музыка выплеснулась безудержным танцем красавиц цыганок взмыв в воздух подолы верхних юбок. Задумчивость одинокого саксофониста, спокойно игравшего свою душевную историю закату, слегка прикрыв глаза, он свесил ноги с камня в море, солнце ласково коснулось его саксофона и согрело ему веки. Арфистка, одиноко сидевшая за инструментом у высокого распахнутого окна на заре. Их было множество. В зале было выставлено лишь около пятидесяти полотен. И вот я наткнулась на самого Михаила Федоровича.

— Доброе утро! Как приятно встретить столь юную особу на моей выставке! Как находите мои картины?

— О, они великолепны! Я бы не смогла и подумать, какое множество решений музыки возможно отобразить на полотнах!

Конец ознакомительного фрагмента.