Цион

Анастасия Евлахова, 2023

Тесса – добропорядочная гражданка Циона. Она не интересуется, почему город изолирован, а власти следят за каждым жителем. Тесса лишь украдкой любуется его позолоченными высотками – наследием старой империи, о которой все молчат. Тесса мечтает работать на Цион. А Цион вознаграждает преданность. За свои семнадцать лет Тесса накопила столько поощрительных баллов, что скоро весь город будет заклеен плакатами с ее изображением. Но все ломается, когда ее мать умирает при странных обстоятельствах. Тесса начинает терять баллы, а в ее жизни появляется незнакомец, живущий вне законов Циона. Вспыхнувшее чувство ведет Тессу за пределы города. Быть может, Цион – это тюрьма, за стенами которой скрываются настоящие жизнь и любовь?

Глава 4. Отбор

Я НИКОГДА РАНЬШЕ не бывала на востоке Циона, в фабричной зоне. Сюда ходило довольно много электробусов со всех концов города: здесь, на линиях химико-фармацевтического комбината, в цеху по сборке электроники, на перерабатывающем заводе работала большая часть жителей Циона. Но станция электробусов размещалась чуть раньше, на последней улице, той самой нужной мне улице ли’Крон.

Здания складов, невысокие, совсем непохожие на золоченые башни центра, смотрели отсюда своими закопченными стеклами на фабрики — на все эти металлические конструкции, которые сплетали свои этажи и переходы в гигантскую паутину. Чуть дальше, за узлами мостков, ведших к фабрикам, поблескивал купол водоочистного сооружения, рядом — купол солнечной накопительной станции.

В это время, когда смены уже давным-давно начались, на улице было безлюдно. Ветер гнал по бетонной мостовой кусок полиэтилена, грохотали в отдалении цеха, в нос ударял запах паленой резины. И почему министерство вызвало меня сюда?

Дом десять по ли’Крон когда-то был, вероятно, одним из складов, но над дверями кирпичного здания с гигантскими, в три этажа, окнами теперь висела вывеска: «Павильон № 1». На ступенях перед ним курил мужчина. Его костюм, чистый и гладкий, казался слишком аккуратным для этой темной пустой улицы, пропахшей горелой резиной.

— Ты на отбор? Давай быстрее, уже начинают.

Мужчина затянулся, оглядывая меня с головы до ног.

— На отбор? Но я получила сообщение из министерства…

— Ну и чего ждешь?

Я помялась.

— Передумала? Ну смотри.

Мужчина усмехнулся, бросил окурок на землю, раздавил его носком ботинка, и начищенная кожа сверкнула на солнце. Такая обувь стоит не одну сотню. А разрешение на курение, да и сами сигареты — вообще неизвестно сколько.

Я бросила быстрый взгляд на вывеску. Павильон № 1 соседствовал с павильонами № 3 и 5 — здания смотрели на улицу одинаковыми темными окнами. Неужели это и есть те самые павильоны, в которых снимали немногие фильмы, что выходили иногда в центральном кинотеатре? Больших помещений в Ционе было очень мало, и съемки были вынуждены проводить на окраине. Где именно, я не знала, но сейчас ответ напрашивался сам собой. Но не в кино же меня приглашали сниматься! Да и при чем здесь министерство просвещения?

Мужчина скрылся за дверями, а я все стояла у ступеней, не зная даже, который час. Комм не работал, добиралась я сюда пешком: без браслета я даже зайти в электробус не смогла бы и действительно могла опоздать. Хотя обычно, конечно, я себе ничего такого не позволяла. Не поверну же я назад? За неявку могут и оштрафовать.

Я толкнула дверь, и фабричные шумы остались позади. Глаза не сразу привыкли к полумраку. В небольшой передней было пусто и черно: выкрашенные темной краской стены, черные бархатные драпировки и окна, затянутые такими же черными жалюзи. За драпировками угадывался проход, оттуда же доносились приглушенные голоса, но дорогу мне преградил турникет с мигающим сканером.

Я приложила комм, но турникет, конечно, не среагировал. Только мигала красная лампочка на сканере. Я сжала холодную металлическую пластину, преграждавшую мне путь, и бессильно огляделась. В передней было все так же пусто. Тот мужчина, которого я встретила на ступенях, давно исчез в павильоне. У него, конечно, комм работал.

Если бы не приглашение министерства, первым делом с утра я побежала бы в ремонтную мастерскую. Я никогда там не бывала: единственная на весь Цион мастерская на ла’Валл пользовалась дурной славой, потому что в норме браслеты ломаться не должны. И разрядиться до нуля они тоже не могут, вернее, не могут у добропорядочного гражданина. Коммы заряжаются от солнечных панелек, вделанных в браслеты, и неработающий комм может означать только одно: его хозяин не проводит положенного минимума на свежем воздухе. А это, в свою очередь, указывает на пренебрежение к собственному здоровью.

Что, если я увижу штраф, когда разберусь наконец со своим коммом? Первый за шесть лет… Я опустила взгляд на турникет. Не приложив работающий комм к сканеру, я не отмечу свой приход. Как я потом докажу, что не проигнорировала приглашение министерства? Но перелезть через сам турникет ничего не стоило. Правда, перескакивать через заграждения в Ционе не принято…

Я погладила металл турникета и зачем-то одернула подол. Я надела стандартное серое платье с круглым белым воротничком, но серьезности и спокойствия, которое такая одежда должна была сообщать, больше не чувствовала. Штраф за неявку или возможность объясниться? За нарушение общественного порядка — а прыжки через турникет, конечно, именно нарушением общественного порядка и являются — меня вряд ли кто-то оштрафует. Здесь же никого. Вот терминал подери, как так выходит? Никогда я не нарушала одних правил для того, чтобы следовать другим правилам.

Я перекинула ногу через турникет и перебралась на другую сторону. Высвободила зацепившийся подол и оправила платье. Проверила, что юбка сзади не задралась, и огладила волосы. Утром в приютской ванной для девушек я привела себя в порядок по привычной схеме: пока никто не проснулся. Душ я принять все равно не смогла, счетчик запускался только по команде комма. К счастью, вода из раковины текла без всяких счетчиков, но только ледяная. Но мне было не привыкать. Я ополоснула лицо, а потом, стоя перед мутноватым зеркалом в свете болезненно-желтой лампочки, расчесалась и уложила волосы в свободный низкий пучок.

Вытянуть несколько вьющихся прядок из пучка, чтобы они свободно обрамляли лицо, — и изгиб губ удивительно сочетается с линией скул, а светло-зеленые глаза кажутся еще зеленее… Такую прическу любила делать и мама, а меня, и без того похожую на нее как две капли воды, с такими волосами было бы от нее в молодости и не отличить. Я шмыгнула носом. Нет, нельзя думать про маму.

Я замерла перед портьерами, а потом, откинув полу, шагнула вперед. С утра у меня было слишком много времени на размышления. Прошлая я потратила бы эти два часа до выхода на подготовку к экзаменам. Первый уже на следующей неделе, и эти выходные — отличный шанс пробежаться по основным темам. Но, очевидно, «прошлая я» осталась в комнате на девятнадцатом этаже имперской высотки на авеню ли’Фош.

Зал за портьерами тонул в том же полумраке, что и передняя. Но мои глаза сразу разобрали ряды занятых стульев, а далеко впереди в пятне света — женскую фигуру.

–…Выражает благодарность всем, кто сегодня откликнулся на наше приглашение. Министерство зачислит вам за вашу явку по десять баллов в самое ближайшее время.

Голос у женщины был мягкий, но прохладный — почти такой же прохладный, как ее льдисто-голубое платье с переливом, какой бывает у натурального шелка. Сколько же стоит это платье?..

Я пошарила глазами в поисках свободного места, но все было заполнено до отказа. Пара свободных стульев виднелась в первом ряду, но привлекать к себе внимание мне не хотелось: так мое опоздание становилось еще очевиднее. Поэтому я просто встала в углу за последним рядом.

В полумраке было трудно разобрать, но приглашенные казались девушками и парнями примерно моего возраста. Ни старше, ни младше: все, как и я, скорее всего, выпускники перед Распределением. И все взгляды прикованы к женщине в голубом.

–…А теперь несколько слов о том, зачем вы здесь, — продолжала женщина. — Во-первых, представлюсь. Меня зовут Вия ла’Гарда, и я возглавляю отдел внутренних коммуникаций в министерстве просвещения Циона.

Ее голос легко, без всяких динамиков и усилителей, разносился по всему помещению. Было ли дело в удачной акустике или в гробовой тишине, которую хранил зал? Я все пыталась рассмотреть место, куда я попала, но ничего, кроме черных портьер, которые окружали ряды стульев, и женщины, в круге света не видела.

— Во-вторых, уверена, каждый из вас осознает всю важность потенциально возложенной на вас миссии…

Я принялась снова бессильно шарить взглядом по залу. Я не осознавала важность возложенной на меня миссии. Осознавали ли ее другие?

–…И я очень хорошо это понимаю. Уверена, многие из вас с детства мечтали увидеть свои снимки на плакатах Циона.

Я вздрогнула и уставилась на женщину в голубом, назвавшуюся Вией ла’Гардой. Плакаты… Отбор… Съемочный павильон… Внутренние коммуникации и министерство просвещения…

Терминал побери! Неужели меня пригласили на отбор для съемок на плакаты? Ведь именно министерство просвещения занимается уличными плакатами… И не только теми, на которых горбятся фигуры обнуленных. Конечно, сейчас речь о тех, где девушка в фартуке улыбается на общей кухне, которая сверкает хромом, женщина огромными синими ножницами обстригает округлый бок снежно-белой овце, девочка с ямочками на щеках бросает заплатанную блузку в приемник терминала по переработке, а румяный парень демонстрирует на своем комме сообщение о зачислении тысячи баллов…

— И дело, конечно, не только в вознаграждении, которое получат те, кого мы выберем, — продолжала ла’Гарда, а на губах ее играла все такая же прохладная, вежливая улыбка. — Напоминаю, что этом году вознаграждение составит тысячу баллов.

По залу прокатились вздохи.

— Но важно понимать, — ла’Гарда повысила голос, — что достойный соискатель мотивирует себя другим. Плакаты поднимают дух и помогают не забывать о самом важном. Они напоминают о ценностях. Служат путеводными звездами. И каждому из вас, уверена, хотелось стать одной из таких звезд.

Только сейчас я заметила, как перебирают складки своих черных юбок девушки, как сжимают зубы парни, одетые в отглаженные костюмы. Бледные лица, полные решимости взгляды, продуманная строгая одежда… Здесь все и каждый мечтал оказаться на плакатах. А я — со своим сломанным коммом — даже не предполагала, куда пришла.

Горячая кровь прилила к щекам. Если бы я знала! Я бы подготовилась. Я бы продумала речь о том, как важно мне увидеть себя на плакатах, как почетно мне было бы представлять ценности Циона. Я бы оделась в белую блузку с черной юбкой, пригладила бы волосы…

— История от нас ускользает, — продолжала ла’Гарда, сделав два шага перед первым рядом слушателей, а потом еще два назад. Ее движения были сдержанными, неторопливыми, как и сама речь. — Прошлое теряется в тумане. Темные века, Средневековье, век технического прогресса… Былое отступает. Ваши учебники уже едва ли помнят про империю, которая рухнула всего полтора века назад. Но Великая гражданская война не только уничтожила архивы, которые империя хранила на таких ненадежных виртуальных носителях. Да, война наложила лапу на саму историю. Но она сделала и кое-что похуже. Она породила тетру и поставила под угрозу существование человеческой цивилизации. Осталось ли нам что-то, если прошлое стирается, а будущее туманно? Да, конечно. Настоящее. А настоящее — это Цион. Наш мир. Небольшой и безопасный мир, который стал нашим ковчегом в океане тетры. Как вы знаете, когда-то, конечно, существовали и другие города, которые изолировались после войны по примеру Циона. Но связь с ними давно утеряна. И все, что мы сейчас можем, — это смотреть внутрь себя. Внутрь своей души. Воспитывать в себе добропорядочность, законопослушность, честность и трудолюбие. Если Цион — последний оплот человеческой цивилизации, то он должен нести это звание с честью. И помочь ему можете вы.

Я стояла затаив дыхание и пришла в себя, только когда ла’Гарда замолчала. Ее невысокий вкрадчивый голос, кажется, проникал прямо под череп, и, оглянувшись, я поняла, что так было и с другими. Девушки и парни сидели не шелохнувшись.

— Именно поэтому, — тише и еще медленнее заговорила ла’Гарда, — я возлагаю на наше сегодняшнее собрание большие надежды. Я очень хочу отыскать сегодня среди вас тех самых.

Она обвела зал взглядом, а потом сложила ладони и улыбнулась:

— А теперь приступим к нашей основной части. Мой помощник будет вызывать вас по одному. Пожалуйста, сохраняйте тишину и ждите своей очереди в этом зале.

Ла’Гарда развернулась и исчезла за драпировками, а на ее место вышел мужчина — тот, которого я встретила у входа. Сверившись с порто-визором, он объявил:

— Лия ла’Нура.

Вокруг заволновались. По проходу уже бежала девушка с темными волосами, зачесанными в плотный узел на затылке. Девушка скрылась за драпировками, мужчина тоже. По залу потянулись шепотки, но несмелые. Большая часть приглашенных сидела напряженно выпрямившись.

На каждого приглашенного уходило по несколько минут, но время тянулось мучительно и места освобождались медленно. Вызывали не по алфавиту, и мое имя могло прозвучать в любой момент. Кто-то вставал с места, разминался и снова садился. Кто-то делал круг по залу.

— А ты во всю эту хренотень веришь? — прозвучал вдруг голос прямо у меня над ухом.

Я не заметила, как один из парней подошел ко мне. Я так и стояла, не чуя под собой ног, но теперь подумала, что и мне стоит пройтись. Кто знает, что от меня потребуется на отборе? Вряд ли затекшие ноги мне помогут.

— В эту хренотень? — переспросила я.

Большая часть приглашенных заметно нервничала, этот же парень — растрепанная косая челка и насмешливый взгляд — явно забавлялся.

— Ну да. Про нашу миссию и вот это все. Они же просто промывают нам мозги. Чтобы мы были послушными котиками. И чтобы, смотря на плакаты, другие тоже такими котиками становились.

Я пожала плечами:

— Не вижу ничего плохого в том, чтобы быть, как ты выразился, послушными котиками.

Бравада парня мне не понравилась. Это же просто показуха. И ради чего? Чтобы впечатлить девчонок? Нет уж, меня таким точно не возьмешь.

— Она очень правильно сказала одно. — Парень наклонился ко мне и понизил голос. — Будущего у нас и правда нет. Перерабатывать до бесконечности нельзя. А чипы для коммов кончатся. Их же не могут у нас делать. Ты знала? Это все остатки империи. А лекарства? Они тоже на веточках не растут. Вот когда пережуем это ее «туманное прошлое», тогда запоем совсем по-другому. Тетра или нет — все равно придется выйти за стены и послать наш любимый сладенький Цион к черту.

Я сделала шаг в сторону:

— Не понимаю, зачем ты мне все это говоришь. Кажется, я ясно дала понять: твою позицию я не разделяю. И попрошу рядом со мной не сквернословить. Я с радостью подам на тебя жалобу.

Выйти за стены… Сыворотка могла вылечить тетру, но долгого иммунитета не давала. Даже если забрать с собой весь запас сыворотки, никакой жизни за стенами не устроишь. Разве что вывезти и ученых, и их лаборатории. Но если бы это было возможно! Вряд ли синтезирование сыворотки от тетры возможно в походной палатке…

— Ага-ага, — парень усмехнулся. — Не разделяешь… Поэтому ты и приперлась сюда в чем была и даже волосы не убрала.

Я спешно заправила прядки за уши и огладила складки платья.

— Ты ошибаешься. Мой вид ни о чем таком не говорит.

— Ну смотри.

Парень хмыкнул и отошел. Я смотрела ему в спину, снова и снова лихорадочно заправляя выбившиеся волоски за уши.

Может, когда-то Цион и умрет. Но точно не при мне. И я за свою жизнь точно сделаю все, чтобы Цион, а вместе с ним и я жили хорошо и у всех нас была надежда и цель. И сейчас я докажу этим людям в министерстве, что, какое бы простое на мне ни было платье, я достойнее остальных претендентов в тысячу раз.

Парень исчез в толпе, опустившись на свое место с краю зала, а в моей голове все звучал его голос: «Послать наш любимый сладенький Цион к черту…» Я зажмурилась, силясь выкинуть эту дурацкую фразу из головы, но теперь перед моими глазами появился тот парень, с которым я столкнулась вчера в переулке. Одетый в неприметно-серое, с неприметным же, хотя и хорошо очерченным лицом… Кем он был? Складной ножик говорил о том, что уж он точно послал Цион к черту.

Я ущипнула себя за руку и невольно охнула. Вышло больнее, чем раньше, да и вообще в последнее время я, кажется, перебарщивала с телесными наказаниями. Но как быть, если в голове такой бардак? Сейчас — в голове, через секунду — на языке…

Я вдохнула поглубже. У того парня из переулка и правда было симпатичное лицо. Высокие скулы, прямой нос и светлая, будто выцветшая прядка, спадавшая на глаза, — от всего этого замирало сердце. Но я все правильно сейчас сказала: альтернативные взгляды я не разделяю. Моя жизнь — Цион. А Цион — это его правила. Уж кто-кто, а я по этим правилам играть умею. И маме мое лицо на плакатах понравилось бы. Правда, она его не увидит…

В зале снова появился мужчина с порто-визором:

— Тесса ла’Дор!

Как я прошла по проходу, я даже не запомнила. Сердце колотилось так сильно, что я только его и слышала. Мужчина легко, очень равнодушно мне улыбнулся и кивнул на проход меж драпировками, где исчезали все предыдущие претенденты. Может, он меня не узнал. А может, это было и неважно. Я шагнула за занавеску.

Большую часть второго зала занимало круглое, ярко освещенное возвышение. По сторонам от него громоздились софиты и съемочная техника. Я пыталась выхватить взглядом объективы, ручки, штативы — все это стоило целое состояние, но министерство, конечно, могло себе все это позволить. И мужчина, куривший на ступеньках такую дорогую для Циона сигарету, очевидно, тоже занимал в министерстве не последний пост.

— Сюда.

Ко мне шагнула ла’Гарда. Она указывала на круг света, но я не могла отвести взгляда от ее идеальных, будто пластиковых ногтей.

— Ну? — поторопила она меня. — Нужно понять, как ты смотришься в кадре.

Я подняла взгляд. Прямая челка и идеально ровная, параллельная ей линия каре. Глаза подведены тончайшей чертой, и кончик стрелки остро смотрит из-под ресниц. Голубое платье и правда, скорее всего, из натурального шелка, хотя я видела шелк в своей жизни нечасто. Вия ла’Гарда казалась совершенной, так что дух захватывало.

— Солнышко мое нежное, — ла’Гарда прикрыла на мгновение глаза и тут же открыла, — мы не можем тебя ждать вечность. Будь так любезна, встань в круг.

Я опомнилась и поднялась на возвышение. Свет ослепил меня, и я инстинктивно заслонилась рукой.

— Посмотри в объектив, будь так добра.

В голосе ла’Гарды не было тепла, и вежливость ее звучала скорее раздраженно. Но я сделала, как она просила, и, умоляя про себя собственные глаза не слезиться, уставилась туда, где блестело округлое стекло объектива.

— Ох, ну ради всего святого…

Ла’Гарда вступила на возвышение вслед за мной, дернула за плечи и заставила выпрямиться. «Ради всего святого» — как легко это слетело с ее языка.

— Не горбись. Да что с тобой такое? Это не плаха, в конце-то концов.

Я старалась не сутулиться, но в безжалостном ярком свете больше всего мне хотелось сжаться и обхватить себя руками. Ла’Гарда отступила, прищурившись, снова подошла, развернула меня боком и приказала:

— Живот втяни. И зад тоже. Ну держи же спину!

Она сошла с возвышения, оставив меня гадать, как одновременно втянуть и зад, и живот.

— Делайте снимки. А ты… — Ла’Гарда сверилась с порто-визором в руках мужчины. — Ты, Тесса, сделай одолжение и встань как следует. Ты как будто и не хотела сюда приходить.

Я распрямилась:

— Нет, что вы, я очень…

Ла’Гарда вскинула руку:

— Молчать.

Я почувствовала, что краснею, и машинально обняла себя за плечи. Волосы выбились из-за ушей. Послышались щелчки камер, и я попыталась выпрямиться. Краем глаза я видела свои снимки, которые тут же выводились на экраны визоров по краям зала.

— Вот эту, эту. И эту тоже. — Ла’Гарда кивала техникам, указывая на фотографии.

Снимки, видимо, сразу же отсылали ей на порто-визор: я увидела несколько кадров, которые ла’Гарда тут же уменьшила, прикладывая к какому-то документу.

— Черты симметричные, равноценные. Овал лица очерченный, четкий. Губы не слишком пухлые, но изгиб решительный, графичный, — перечислял мужчина, рассматривая одну из моих фотографий на визоре. — Нос аккуратный. Глаза зеленые.

Ла’Гарда прищурилась, заглядывая мне в глаза.

— Даже слишком зеленые. Очень красиво. Можно было бы подумать… — Она запнулась, обрывая себя же улыбкой. — Но нет, конечно. Все свое, все натуральное, правда же? — Она подцепила пальцем прядь моих волос. — Ты же их не завиваешь?

Я осторожно мотнула головой.

— Мне нравится твой образ. Очень нежный. Очень невинный, даже наивный. Думаю, на такой типаж найдется… отличная роль. В ней что-то есть, да? — Ла’Гарда обернулась к мужчине.

— Посмотрите на ее баллы. — Вместо ответа он протянул ла’Гарде свой порто-визор.

— Сколько? Ничего себе. — Она развернулась ко мне с улыбкой. — Восемь тысяч четыреста девяносто баллов. А ты целеустремленная, да?

Я куснула губу:

— Но у меня должно быть восемь тысяч пятьсот сорок три балла…

— Ну, милая… Может, сегодня утром у тебя столько и было. Но ты, я смотрю, почему-то даже не отметилась на входе. И комм твой…

Ла’Гарда подхватила прохладными пальцами мое запястье и провела по экрану моего браслета.

— Сел? Ну да, ты бледновата. С таким цветом лица свежий воздух нужен как… воздух.

Она мягко, но без особого дружелюбия улыбнулась своей собственной шутке, а я мучительно подсчитывала цифры. Как с меня сняли пятьдесят три балла, за что? Неужели это все простой выключенного комма, который в норме должен быть включен всегда?

— Разберись, — бросила она мне, кивнув на браслет.

Да уж разберусь… Я сжала руки в кулаки. Так за пару дней у меня не останется ни балла.

— Смотрите, — позвал ла’Гарду мужчина. — На нее уже разместили ставку.

Какую еще ставку?

— Покажи.

Ла’Гарда взяла порто-визор из его рук и огладила экран:

— Но я выслала ее дело всего минуту назад. И уже?.. Неплохо. Я бы даже сказала, очень неплохо. Так. А это что?

Она двигала какие-то строки на порто-визоре, но мне было ничего не разглядеть.

— Приютская, значит. Так. А тут что?..

Ла’Гарда задержала взгляд на одной из строк, потом обернулась ко мне:

— Где твой отец, солнце?

Я распрямилась:

— У меня его нет.

— Я вижу. — Она качнула порто-визором. — В твоем личном деле пробел. Так не бывает. Если бы твоя мать нагуляла тебя без брака, ей пришлось бы от тебя избавиться.

Я стиснула зубы. Да какое ла’Гарде дело? Неужели для съемки на плакаты все это важно?

— Мой отец умер от тетры. Мне не было и года.

— Ах, умер от тетры. Интересно.

Ничего интересного я в этом не находила, но ла’Гарда отвернулась и вопросов больше не задавала.

— На нее еще две ставки, — объявил мужчина.

— Покажи. Да чтоб тебя… А это уже любопытно. Неужели сиротки и обездоленные снова в моде? Странно. Я думала, слезовыжималками уже никого не удивишь. Или дело в баллах? Да, баллы, конечно, очень неплохие… А что, если подогреть интерес еще немного? Поднимем архивные версии ее дела… — Ла’Гарда отвернулась и прошлась вперед-назад. — Да-да, отличная идея… Покопаемся в архиве… Отца нужно найти. А если нет, подашь ее на срочное удочерение. Срочное, понял?

Помощник кивнул.

— Приютская брошенка — это очень трогательно, но новая семья — это еще лучше… Да-да, именно так. Срочно найдем ей новую семью. Тогда и цена возрастет.

Ла’Гарда ходила по залу. «Приютская брошенка», «сиротка», «слезодавилка»… Какого терминала? А цена — какая еще цена? Цена чего?

Сверкнула линзой повернутая камера, и я поняла, что на меня уже никто не смотрит.

— Прошу прощения, — сказала я вежливо, но очень твердо. — Я бы не хотела, чтобы вы всем этим занимались. Я пришла на отбор и совершенно не нуждаюсь в помощи. Мне не нужна новая семья.

Еще позавчера я ждала выздоровления мамы и мечтала о том, как мы переедем в комнату получше. Вчера я ночевала на койке в спальне среди других сирот. А что сегодня? Новая семья еще до прощания со старой, и все это для того, чтобы «подогреть» какой-то там интерес? Какого терминала они вообще творят?

Ла’Гарда развернулась ко мне, и, прежде чем она могла бы что-то сказать, я осторожно добавила:

— Я очень благодарна за то, что вы рассмотрели мою кандидатуру. Но я не очень понимаю, как связаны моя потенциальная роль и мое семейное положение…

Ла’Гарда чуть наклонила голову набок, и мне вдруг стало холодно.

— Милое мое солнышко…

Она подошла и при мне развернула на визоре мое личное дело. Нажала на какую-то кнопку, и счет на экране мигнул.

— Минус пятьдесят баллов.

— Но…

Не сводя с меня взгляда, она нажала на еще одну кнопку, и счетчик мигнул снова.

— Еще сто. Хочешь поспорить? У тебя неплохие баллы, и потому ты здесь. Но что будет дальше, зависит не от них. Ты шла на десять тысяч до Распределения? Могу скинуть сразу тысячу. Ни у кого из нас здесь уже нет выбора. Дело решенное. Под твои истерики тут подстраиваться не будут. Поняла?

Я закрыла рот и машинально кивнула. Сто пятьдесят баллов штрафа на пустом месте… «Истерики»… Я же старалась звучать как никогда вежливо!

— Молодец. А теперь свободна.

Ла’Гарда, махнув рукой, отвернулась, а потом, не оборачиваясь, бросила:

— С тобой свяжутся. И почини свой комм. Не явишься или опоздаешь на съемку — обнулю.