Тайна чудесных кукол

Анастасия Евлахова, 2021

На Выставку чудес свезли диковины со всего света, и Инга мечтает на нее попасть. Но дочке королевского кукольника нельзя покидать дворец… разве что в чрезвычайных случаях. Например, если механическая кукла загадочным образом ожила и сбежала из отцовского тайника! Почему кукла так похожа на человека? И как вернуть ее обратно, не поставив на уши всю столицу?

Глава 5. Выставка чудес

У входа в ледяной дворец уже выводил энергичную песню и приплясывал в такт шарманщик. На его плече, свернув хвост спиралью, сидела причудливая зверушка с носом-клювом. Живая занавесь из густых лиан отделяла улицу от павильона, и, чтобы войти внутрь, пришлось откинуть лозы рукой. Гладкие, налитые соком листочки оставили на пальцах липкий нектар с терпким, сладким ароматом.

Внутри было жарко, влажно и шумно. Дворец уже успел наполниться первыми гостями — скорее всего, самыми высокопоставленными, для которых, Инга видела, открывали отдельный вход. Наверное, и госпожа Мак-Ош должна была пройти там, но… Не прошла. Вслед за Ингой, обходя эксцентричную «даму» стороной, потекли и другие посетители из тех, кто наблюдал сцену на мосту, но скоро и они позабыли о происшествии.

Толпы гостей переходили от стенда к стенду, разномастные и разноцветные. Были здесь и щеголи в полосатых сюртуках, и студенты в пиджаках с протертыми локтями; рядом с разодетыми дамами в бантах толкались простые горожанки в цветочных платьях; чистенькие детишки в матросках носились наперегонки с ребятами в растянутых свитерках с чужого плеча. На Выставку, очевидно, приглашали очень разную публику, но как именно проходил этот отбор, оставалось загадкой. Она старалась не спускать глаз с ожившей куклы, но вокруг было столько всего, что не смотреть по сторонам тоже не удавалось.

Посетители задерживались у фонтана, чтобы ополоснуть лица и подставить ладони под брызги, останавливались на верхних галереях, припадали к перилам, рассматривали сверху экспонаты, толкали друг друга локтями…

Стенды, обставленные диковинами, витрины и стойки тянулись в обе стороны. У самого входа встречала гигантская голова буйвола, отлитая из металла. Глаза у нее сверкали драгоценными камнями, рога — позолотой. Прямо за ней тянулась вереница женских скульптур, выделанных из тонкого чистого стекла. Дальше — охотничьи трофеи: чучела саблезубых волков, рога серебристых оленей, когти медведей-исполинов. Блестели шелка в рулонах и драпировках, переливался перламутром южный фарфор, аппетитными красками горели на блюдах экзотические фрукты.

Чуть поодаль, в огромном загоне из крепких бревен, томились чешуйчатые Касмарские слоны. Их разместили у самых окон, потому что вонь они распространяли нестерпимую; зато роста они были такого огромного и нрава такого дружелюбного, что от детишек не было отбоя. Они толкались в очереди, с вожделением глядя, как гигант поднимает на хоботе очередного счастливца и сажает себе на голову, прямо меж ушей. Чуть дальше — промышленные громадины, источавшие крепкий масляный дух, и таблички: «Шелкомотальная машина» и «Жаккардовый станок». Музыкальные шкатулки, горы разноцветного сахара, специи, инкрустированные ружья, заспиртованные в огромных банках эмбрионы…

Инга едва успевала восхищаться: таких чудес она еще не видала нигде. Послы и мастера выглядели чуть ли не курьезнее тех артефактов, достижений инженерной мысли и произведений искусства, которые они привезли с собой. Бледные и темнокожие, с лицами выпуклыми, как гомерические барельефы, и плоскими, как тарелки, остроносые, будто птицы, и совсем без губ — они казались пришельцами из чужих миров.

Мастер у стенда с цветными коврами был задрапирован в пестрые одежды до самых глаз. Узкая полоска кожи, открытая взглядам, переливалась сиреневым. Мужчина у соседней витрины щеголял голыми икрами и был закутан в одну-единственную тигровую шкуру. Женщина — подумать только! — в мужских брюках демонстрировала оснащенные моторчиками велосипеды.

— А, вот и ты!

Из толпы вынырнул как ни в чем не бывало Франц. Лицо его выражало неподдельный восторг.

— Видела поющих круссонов? Это что-то! А пузырьковые вафли пробовала? В том ряду раздают, пойдем скорее!

— Франц, помоги, — взмолилась Инга. — Надо бы ее увести, и поаккуратнее…

Принц глянул на куклу и нахмурился.

— А я уже совсем про нее забыл. Тут столько всего… Может, подождем? Она вроде и не буйная совсем. — Он хмыкнул. — Если не трогать. Лучше осмотримся, пройдемся…

Инга взмахнула свободной рукой. Ну вот! А все болтал про шпионов, про то, как они «сцапают куклу в два счета»… Тут принц вдруг охнул, нахлобучил кепку пониже и нырнул за драпировки ближайшего стенда. Инга потянулась к нему, но куклу из виду не выпускала.

— Ты чего? — шепнула она Францу.

— Там мой отец. Вон там.

Он указал на стойку с узорными вазами, и Инга не сразу разглядела за спинами гвардейцев — телохранителей короля.

Затянутый в парадный бело-золотой мундир, он наклонился над стендом с какими-то ростками. Те волновались, как водоросли на мелководье, будто силились ухватить Его Величество за бакенбарды. Рядом, придерживая закрытый зонтик, стояла королева: невысокая бледная женщина очень хрупкого телосложения. На ней было платье из алого шелка, обшитое кружевами, и шляпка с перьями в тон. Вид у нее был откровенно скучающий.

— Мама не любит мероприятия, — шепотом пояснил принц, выглядывая из-за драпировки. — Но открытие — это важно.

Инга слышала, что со здоровьем у Ее Величества не ладилось и жаркие дни она проводила в закрытой спальне, приложив ко лбу холодный компресс. Здесь же, в залах Ледяного дворца, несмотря на название, было душно, как в оранжерее.

— А вот этого типа она терпеть не может.

Франц указал на старика в красном министерском сюртуке. Тот держался по левую руку от короля и, старательно копируя жесты Его Величества, разглядывал живые водоросли.

— Министр иностранных дел. Фон Шефер. Говорят, что он дурак и подлиза, — скривился принц.

Министр Ингу интересовал мало.

— А вон идет кардинал Верниц. — Франц продолжал шептать из-за занавески. — Тоже неприятный тип…

Кардинал, одетый в сутану цвета перезрелой сливы, был таким тощим, что казалось, будто его раскатали в одной из гигантских машин, что громоздились в дальней части павильона. Взгляд у него был голодный, и шагал он, высоко вскидывая ноги, как механический петух, у которого кончался завод.

За ним проходил военный с пышными желтыми усами и бочкообразным пузом, которое едва умещалось под мундиром.

— А это генерал Рихтер, — бормотал принц. — Если я ему попадусь на глаза, то пиши пропало…

Генерала Инга тоже рассматривать совершенно не хотела, но внимание привлекла витрина за его спиной. На другой стороне, чуть не уткнувшись носом в стекло, стоял сгорбленный, одетый во все темное человек. Он делал вид, что рассматривает разноцветные камни, разложенные на бархате, но так и блестел глазами из-под котелка.

У Инги волосы на голове зашевелились. Горбун! Неужели это он, тот самый горбун, о котором судачили горничные? Но кто пустил его на Выставку, кто выписал ему приглашение? Или он, как и принц, свою карточку попросту украл?

Мимо, держась за ленточку, пробежали малыши в бурых платьицах, и человек в черном исчез. Кукла вдруг сплюнула, глядя куда-то в сторону:

— Вот ты где…

Инга не сразу разобрала, о чем говорила кукла. Но, быстро оглядевшись, поняла и на секунду невольно замерла. У стенда, разукрашенного цветными флажками, над механической балериной склонялся отец. Сколько же Инга потратила вечеров на эту пачку! Балерина развернулась, вскинув тонкие ручки, изогнулась, привстала на одной ноге и закружилась. Девушки, окружившие стайкой чудесную куклу, так и ахнули.

За спиной балерины тряс бубенчиками на колпаке, кланялся и жонглировал шут. Над этим механизмом отец провозился три месяца — шут упорно ронял мячики. Фокусник вынимал из цилиндра то белого кролика, то красного. Кролики тоже двигались: морщили носы и шевелили ушами. Инга их обшивала шерстью.

Вокруг прыгали и танцевали куклы помельче, а в самом центре отведенного отцу пространства возвышался клавесин. Зевак у стенда толпилось и без того выше всякой меры, но музыка привлекала издалека. А завидев, кто играет замысловатую мелодию, прохожие застывали как околдованные.

Длинноусого композитора отец делал больше года. И все это время в мастерской торчал клавесин — не этот, узорный и лакированный, а попроще. Но каждое утро начиналось с музыки, и музыкой же заканчивались вечера. Отец настраивал мелодии по такту, и кукольный композитор выводил одни и те же пассажи по сотне раз.

Композитор вскидывал локти, пальцы замирали над клавишами, убегали в верхние октавы, взлетали, падали аккордом в басах — казалось, репертуар у него неисчерпаем. Движения не повторялись, и создавалось впечатление, что играет живой человек. Инга, конечно, знала, что композитор умеет играть всего десять пьес, но за год соседства с этой куклой ей вполне хватило и десятка.

Отцовский стенд выглядел великолепно. На нем выставили всего лишь несколько образцов, а самое главное выступление, с Лидией, должно было состояться куда позже. Наверное, на той самой круглой сцене, которая сейчас пустует в конце главного прохода… Вот она, заслуженная слава ее отца. Нельзя такому мастеру просидеть всю жизнь под замком короля: весь мир должен знать не только его работы, но и его самого… Но отцу Выставка, кажется, не доставляла никакой радости. Он метался между куклами, подправляя то одно, то другое, и поминутно оглядывался, будто кого-то очень сильно боялся.

Встряхнувшись, Инга зашарила взглядом по толпе. Кукла, которую она оживила… Где она? Только что стояла рядом, а потом как в воду канула… У лотка со сладостями остановилось чинное семейство. Мужчина с накрученными усами что-то шептал взволнованной, разрумяненной жене, а близняшки в одинаковых платьицах толкались, выбирая конфеты. Прямо над их головами, на верхней галерее, завязалась потасовка, и близняшки, задрав головы, синхронно и радостно взвыли, словно сирены.

И под этот вой, будто под музыку, угрожающе сверкнул в толпе металл, а вслед за ним мелькнула и белая спина.

— О нет! — выдохнула Инга.

Да это нож! Откуда его взяла кукла? Где она его прятала? Инга метнулась следом, но ее оттерли в сторону носильщики с тележкой, нагруженной гомонящими пахучими клетками под темной материей. За клетками, далеко впереди, вдруг вскинулась в воздух рука балерины, которую подправлял отец, но ни его самого, ни разъяренной куклы, которая так хотела его отыскать, Инга уже не видела.

Неужели отец боялся именно куклы? Из-за нее так тревожно оглядывался и вздрагивал? А потом Инга напоролась взглядом на горбуна. Застыв посреди прохода, он смотрел в спину исчезнувшей кукле с такой яростью, что Инга только моргнула. Этот черный горбатый господин и без того казался жутким, но от ненависти его лицо превратилось в такую уродливую гримасу, что Ингу передернуло.

Этот горбун знает куклу? И не просто знает, он ее почему-то ненавидит! А может, это ее он выжидал и выискивал, шныряя по городу и пугая глупых горничных? Но эта кукла хранилась в тайнике, нигде не выступала и в город попасть никак не могла… Так, может, именно поэтому отец ее и прятал: в ней было что-то очень ценное?

Инга выдохнула. Шквал этих догадок чуть не сбил ее с ног, но, пока она приходила в себя, горбуна уже захлестнула толпа. Инга обернулась. У куклы нож… Нужно ее остановить! Остальное потом… Инга глянула на драпировки, но Франца уже и след простыл. Куда он исчез, почему — разбираться времени не было. Ясно, что Франц ей не помощник. Болтать он горазд, но принц есть принц. Франц сбежал на Выставку ради собственного развлечения — вот и все, что ему тут нужно.

Инга отскочила в сторону, чтобы обогнуть пахучие клетки, едва не опрокинула стойку с синими розами и бросилась вперед по проходу, уставленному манекенами в расшитых одеждах. Толпа нарастала и ширилась, а отцовский стенд будто бы только удалялся. На секунду ее оттеснила группка хохочущих студентов, и Инга споткнулась. На ковры падать было не больно, но колени она все же ушибла. Поднимаясь, она огляделась и ужаснулась. Люди на мгновение расступились, и она увидела стенд. Опрокинув балерину навзничь, какие-то люди в серых сюртуках хватали ее отца под руки. Кто они? На королевскую гвардию совсем не похожи… Что все это значит?

В следующую секунду толпа снова перестроилась. На земле мелькнули белые юбки куклы: она обо что-то зацепилась носком туфли, рухнула навзничь, и в давке ее тут же принялись топтать ногами. Блеснул и отлетел в сторону нож, — кукла еще тянула за ним руку, но толпа ее безжалостно давила, не давая пошевелиться. К ней уже спешил гвардеец, и Инга выдохнула: спасать он ее собирается или нет, но к отцу он ее уже не пустит. Гвардеец крупный и сильный, не под стать Инге, которая только и могла, что повиснуть у куклы на руке.

Потом людская масса опять колыхнулась, и теперь Инга увидела горбуна. Застыв где стоял, он с ужасом на лице хлопал себя ладонями по карманам, будто вдруг осознал, что забыл что-то очень важное. Забыл — или это что-то у него украли? Может, это у него вытащила кинжал кукла? Но как, в какой момент?.. Инга уже ничего не понимала.

— А вот и я. — Под руку Ингу подхватил принц — появился как из ниоткуда. — Двигаем отсюда, и побыстрее. Там за мной гвардейцы уже навострились.

Да где же этот принц таких словечек-то набрался? Какая разница! Инга вытянула шею. Двое в сером, которые схватили было кукольника, вдруг бросили ее отца и метнулись прямо на нее. А Инга им зачем?..

— Ну чего застыла-то? Скорее!

Принц встряхнул ее и потянул за собой. Инга успела только увидеть жуткое, искаженное ненавистью лицо горбуна, который тоже обернулся в ее сторону, и она поняла: что бы здесь ни происходило, нужно бежать. Из-за поворота, словно по волшебству, показалась беседка. Закрытая, глухая, под темным куполом. Что внутри — не понять, но лучшего укрытия и не придумаешь. В эту минуту из беседки выходил какой-то господин: кабинка освободилась.

— Сюда! — Франц рванул Ингу за собой.

На ходу она обернулась. Гвардейцы надвигались слева — прочесывали толпу, и вместе с этим слышались женский визг и детский плач. Справа протискивались двое в сером. Ни те ни другие еще, кажется, не заметили беглецов. Мелькнула табличка — Инга успела разобрать слово «Аттракцион», — и принц затащил ее внутрь.

Когда дверь за их спинами захлопнулась, Инга невольно вцепилась в принца обеими руками. В ушах звенело.

Конец ознакомительного фрагмента.