Не трогай! Это на Новый год

Анастасия Градцева, 2023

Ненавижу Белова! Это из-за него мы встряли по-крупному и теперь должны собрать до 1 января немыслимую для двух студентов сумму. Я паникую, а он сияет своей невозможной улыбкой и говорит, что есть идея. Что-что ты предлагаешь, Белов? Поработать Дедом Морозом и Снегурочкой на праздниках и закрыть долг? С ума сошел? Чтобы я, гордость факультета, развлекала пьяных людей на корпоративе? Да еще и с тобой?Впрочем, ладно. Вариантов нет. Поехали. Только держи руки при себе, Белов, потому что ты мне не нравишься, понял? Ни твои широкие плечи, ни твои синие глаза. У нас деловое партнерство, и ничего больше.И… я уже говорила, что ненавижу тебя, да?

Глава первая, в которой становится понятно, почему я терпеть не могу Белова

— Белов!

— А почему сразу я? — ухмыльнулся Ярослав Белов, это ходячее синеглазое недоразумение, этот позор всего факультета и моя личная головная боль.

— А кто кроме тебя? — взвизгнула Ольга Петровна. — Повыступай мне тут еще! Что это такое, я тебя спрашиваю?

И она возмущенно ткнула пальцем в сторону большой цветастой кастрюли, бодро стоявшей посреди преподавательского стола.

— Это кастрюля, — пожав плечами, ответил Белов. По аудитории пронеслись сдавленные смешки.

— Я вижу, что кастрюля! Что в ней?

— Борщ.

Смех стал громче. Ольга Петровна сдвинула брови:

— И что кастрюля с борщом делает на моем столе, Белов?!

— Ну епта. Стоит. Вы разве сами не видите?

— Ты…ты! — кажется, Ольга Петровна была уже на пределе, ее круглое лицо стало красным, точь-в-точь, как свекла, из которой варили этот идиотский борщ. Надо было спасать ситуацию, потому что кому-то лишь бы поржать, а на носу, между прочим, зимняя сессия! И один из экзаменов нам как раз сдавать Ольге Петровне. Надо было срочно что-то придумывать, иначе никто в нашей группе ей с первого раза не сдаст.

— Простите, пожалуйста! — вскочила я, неловко поправляя очки. — Это… это на самом деле моя кастрюля. Моя и Ярослава. Там…э-э-э… суп на благотворительность! Мы после лекций поедем на кухню для бездомных и отвезем его туда.

— Допустим. Но почему вы оставили его здесь, Александра? — поджав губы, спросила она, но уже более спокойным голосом. У Ольги Петровны не было причин мне не верить — я считалась настолько круглой отличницей, что меня можно было в палате мер и весов выставлять. А еще я была ответственной старостой группы и переживала не столько за свою успеваемость, которая была идеальной, сколько за оценки всех этих идиотов, главным из которых был, несомненно, Белов, перепортивший мне уже немало крови. То, что его до сих пор не выгнали, я считала своей личной заслугой.

— Не успела отнести в студсовет, — повинилась я. — Боялась опоздать на занятие.

— Отнесите сейчас, — распорядилась Ольга Петровна, заметно смягчившись. — Белов, а ты чего сидишь как на именинах? Быстро встал и помог!

Ухмыляющийся Белов не торопясь выполз из-за парты, взял кастрюлю и вышел с ней в коридор.

Я закрыла дверь аудитории и гневно ткнула в него пальцем:

— Ты опять нарушаешь дисциплину, Белов!

Правда, у меня вышло не так грозно, как хотелось бы, потому что смотреть на нарушителя пришлось снизу вверх. Росту мне природа не отсыпала, только ума и лидерских качеств.

— Ага, — кивнул Белов рассеянно, как будто совсем меня не слушал, и тут же задумчиво спросил, глядя на кастрюлю: — И куда же тебя спрятать, моя прелесть?

— А в общежитии нельзя было оставить? — вскипела я. — Обязательно нужно было весь этот цирк устраивать?

— В общаге сожрут, — лаконично ответил Белов. — А мне второй раз от Машки борщ не перепадет.

— Почему? — против воли заинтересовалась я.

— Потому что я ее бросил.

Я вздохнула. Машку было жаль, она наверняка переживала. Видимо, в душевных страданиях и заключалась та загадочная «болезнь», из-за которой ее не было сегодня на парах. Но одновременно я думала и о том, какая Машка глупая. Ведь всем известно, что большего раздолбая и бабника, чем Ярослав Белов, у нас в универе не найти.

Пока я об этом размышляла, эти почти два метра бестолковой красоты уже двинулись в сторону лестницы.

— А ну стой, Белов! — опомнилась я. — Куда ты пошел? Студсовет вообще-то в другой стороне!

— Саня, слушай, — проникновенно сказал он, обернувшись и уставившись на меня своими невозможными синими глазами.

— Я не Саня! — привычно рявкнула я. — Саня у тебя в подъезде пиво пьет и сигареты стреляет, а я Александра.

— Ой да хорош выеживаться, Никитина, — ухмыльнулся он. — Ну какой студсовет, а? Что нам с борщом там делать? Я с ним лучше обратно в общагу пойду, буду лично караулить. Как думаешь, а если видеорегистратор от тачки в холодильник воткнуть, поможет? Или один хрен съедят?

— Какая общага, какой видеорегистратор! — не выдержала я. — Что ты несешь, Белов? Нас же Ольга Петровна обратно ждет!

— Александра, — голос Белова вдруг стал низким и хрипловатым, в нем появились пугающие меня чувственные нотки, — ну ты же очень умная у нас, правда? Самая умная и самая ответственная. Ты же придумаешь, что наврать Петровне. Я в тебя верю.

— А ты? — не сдавалась я, хотя от его тона внутри появилось странное щекочущее чувство и щекам вдруг стало жарко.

— А я дурак, что с меня взять? — весело сказал он, а потом вдруг схватил меня своей ручищей, не занятой кастрюлей, притянул к себе и чмокнул в кончик носа. — Все, красавица, я пошел.

— Но у нас потом лекция у Мирошниченко, — растерянно пролепетала я, глядя в спину удаляющемуся Белову. Нервно стянула с себя очки, а потом надела обратно. — Нельзя ее пропускать, иначе экзамен не сдашь. Хотя… Я же могу все записать, а потом дать тебе конспект. И сказать Мирошниченко, что ты к врачу ушел…

Я вдруг замолчала, осознав, что сейчас только что случилось. Белов! Меня поцеловал сам Белов! Нет, жуткий придурок, конечно, но ведь красивый! Все девчонки по нему сохнут. Неужели я ему понравилась? Это ведь он так со мной флиртовал, правда?

Я стояла посреди коридора как зачарованная, трогала кончиком пальца нос, в который Белов так внезапно меня поцеловал, блаженно улыбалась, а уровень моего интеллекта все падал и падал, приближаясь к критической отметке где-то между инфузорией-туфелькой и поклонницами Влада Бумаги.

А потом я вдруг поняла, что мне стоит сходить в студсовет хотя бы одной и для отвода глаз, пошла по дальней лестнице, по дороге завернула в туалет, а когда оттуда выходила, услышала голоса и смех.

— Яр, ну ты и придурок! Серьезно припер эту кастрюлю на пару? — спросил чей-то хриплый незнакомый голос.

— Серьёзней некуда! А ты не верил. С тебя пятихатка, бро, — весело ответил кому-то…Белов? Ну да, Белов, его голос трудно не узнать.

— Ща, ты сначала пруфы гони, я на слово верить не буду!

— Да вот фотки, я когда врал, а?

— Охренеть. И че было? Петровна тебя заживо сожрала?

— Ниче не было, — отмахнулся Белов. — Меня наша пионерка отмазала.

— Это за какие такие заслуги?

— За красивые глаза, — заржал он.

— Подкатил что ли?

— Епта, думаешь, я совсем отчаялся? Она ж холодная и скучная, как мойва в общажной морозилке. Смысл к ней яйца подкатывать — только отморозишь.

— Ахах, — захохотал второй. — В точку, бро. Яр, ну ты вот как скажешь — так хоть записывай!

Я стояла, молча вжавшись в дверь туалета. Точно, надо записать, чтобы не забыть. Не забыть о том, как легко я превратилась из умной девушки в дуру.

Голоса смолкли, видимо, ребята ушли, так что я рискнула выбраться из туалета и побежала обратно на лекцию.

«Нет, я не буду обижаться на эти недалекие оскорбления, — думала я, закипая от злости. — Много чести этому Белову! Я вообще-то выше мнения всяких идиотов и верно расставляю приоритеты, спасибо моим родителям. Да, у меня холодный аналитический ум и мной не интересуются парни, но это правильно. На первом месте у меня сейчас должна быть учеба и активная общественная работа, а всякими романтическими глупостями пусть занимаются те, кто хочет вместо карьеры сесть дома, рожать детей и варить борщи таким, как Белов! И пусть он хоть сто раз красивый и синеглазый, но придурком от этого быть не перестает!»

Прежде чем зайти в аудиторию, я сняла очки и быстро вытерла глаза рукавом. На бежевой рубашке осталось мокрое пятнышко, но это ровным счетом ничего не значило. А вот Белову я теперь даже слова не скажу. Пусть сам из своих долгов выгребает, придурок.

***

— Ах какая красота! — прищелкнула языком Ксюха, председатель студсовета, когда я покрутилась перед ней в костюме Снегурочки. — Как будто на тебя шили! А очки сможешь на линзы заменить? А то дети не поверят, что ты новогодняя волшебница. У волшебников не бывает близорукости.

— Очень даже бывает, — возразила я. — Например, Гарри Поттер.

— Хм, — задумалась Ксюха, — И правда. Но слушай, ты ж не Гарри Поттера играть будешь, а Снегурочку! А ей очки вообще никуда не уперлись. Так что там с линзами? Есть у тебя?

— У меня не такой большой минус на самом деле, — неохотно призналась я. — Могу и без очков ходить, если очень нужно.

— Нужно, — категорически заявила Ксюха. — Так, а где Шмаков шляется? Сказала же четко: репетиция в четыре! А уже половина пятого, между прочим.

— Может, он решил не торопиться, — предположила я. — Ведь костюм ему мерить не надо, он же и в прошлом году в нем был.

— Да, но текст еще не репетировали, — не сдавалась Ксюха. — Вот получит он у меня люлей!

И тут, как по заказу, открылась дверь и торжественно вошел Юрка Шмаков, студент четвертого курса, который каждый год играл у нас Деда Мороза. Снегурочки менялись, а его Ксюха никуда не отпускала, потому что найти еще одного мальчика ростом под два метра, с красивым басом и готовностью бесплатно развлекать детей было из области фантастики.

Шмаков вплыл в комнату в накинутом на плечи пуховике и гнусаво продекламировал:

— Я — веселый Дед Мороз, гость ваш новогодний!

Я рассмеялась, а вот опытная Ксюха помрачнела.

— От меня не прячьте нос, добрый я сегодня! — весело продолжал Шмаков.

— Нос, говоришь, не прятать? А что ж ты сам, дедушка Мороз, руку от нас прячешь, а? — ласково спросила Ксюха. А потом рявкнула командным голосом: — Куртку быстро снял! Ну!

Шмаков приуныл и молча сбросил с плеч необъятный пуховик.

— Черт, — тоскливо сказала Ксюха, глядя на его загипсованную правую руку, висящую на перевязи. — Это что такое, дедушка, а? С саней неудачно упал? Олени понесли?

— Олени у Санта-Клауса, — буркнул Шмаков.

— Если бы. По-моему, все олени собрались в нашем корпусе. И ты, блин, главный из них. Что с рукой, спрашиваю?

— На баскетболе упал вчера. Перелом со смещением, — сообщил Шмаков и заискивающе посмотрел на нашего председателя. — Ксющ, да что ты нервничаешь? Думаешь, не смогу с гипсом в костюм влезть?

— Не думаю, а уверена, — отрезала она. — Да даже если бы и смог, как ты это себе представляешь? На праздник придет Дед Мороз, у которого одна рука все время согнута и не двигается? Мы, знаешь ли, планируем вызывать у детей радость, а не жалость. Дебил! Не мог поосторожнее в свой баскетбол играть?

Шмаков, понурившись, молчал. Он был такой несчастный, что Ксюха даже орать на него больше не стала. Зато попросила нагнуться пониже и дала от всей души подзатыльник:

— Больно, — охнул он.

— Так тебе и надо, — мстительно сказала она. Но все-таки потом, сжалившись, вытащила из закромов новогодний подарок с конфетами и сунула ему. — Поправляйся, баскетболист хренов. С Новым, блиндь, годом тебя. Все-все, вали давай отсюда, пока я тебя не прибила.

Когда за Шмаковым закрылась дверь, Ксюха перевела на меня вопросительный взгляд:

— Ну, Александра, что будем делать? Дед твой внезапно ушел на больничный, надо теперь нового искать. Причем срочно, завтра вам уже выступать.

— Ну есть же в студсовете еще мальчики, — ляпнула я. — Кирилл Яшин, к примеру. Он же у тебя постоянно дискотеки ведет.

— Кирилл ростом вот с этот посох, — Ксюха кивнула на обмотанную мишурой палку, стоявшую в углу. — А у нас костюм на Юрку рассчитан, так что тут нужен кто-то комплекции Шмакова. Эх, и почему у нас не физкультурный вуз, а? Там они как на подбор все, а у нас кого ни возьми — рост метр в прыжке. Просто обнять и плакать. Хотя… Подожди!

«Нет!» — мысленно взвыла я, уже зная, кого вспомнила Ксюха.

— Белов!

— Нет, только не Белов.

— Почему?

— Он безответственный и неорганизованный.

— Это не проблема, — отмахнулась Ксюха. — В тебе ответственности хватит на двоих. Будешь его контролировать.

— Он неартистичный!

— Ну да, а Шмаков-то у нас прям король сцены! Александра, что ты придираешься, как будто мы Шекспира ставить решили? Это новогодний утренник, тут все просто: вышел, слова сказал, елку зажег, хоровод поводил, подарки раздал, сфотографировался и готово.

— Белов несознательный, — привела я последний аргумент. — И точно не захочет участвовать в благотворительном празднике!

— Ну конечно, захочет, — усмехнулась Ксюха. — Беру этот вопрос на себя.

— Ну конечно, хочу, — заявил через полчаса Белов, когда его притащили в студсовет. — Все зачеты в зимнюю сессию автоматом — это отличное коммерческое предложение, мне подходит.

Я с упреком посмотрела на Ксюху.

— А ты думаешь, Шмаков у меня за «спасибо» тут в халате и с бородой каждый год ходит? — прошипела она.

Я почувствовала себя идиоткой, ведь именно так я и думала. Потому что лично я согласилась быть Снегурочкой на детском празднике за спасибо. Ну и еще немножко за идею. А тут, оказывается, все продается и покупается…

— Что, Саня, зажжем завтра с тобой елочку, а? — развязно подмигнул мне Белов.

— Сколько раз тебе говорить, что я не Саня, — прошипела я. — Меня зовут Александра. Так сложно запомнить?

— Зачетный костюмчик, кстати, тебе идет! — продолжал он, как будто меня не услышал. — Я бы только юбку покороче сделал.

И тут я не выдержала.

— Я слишком скучная и холодная для того, чтобы носить короткую юбку, — ядовито сказала я. — Вот ты когда-нибудь видел мойву в мини?

Лицо Белова сменило последовательно несколько выражений: сначала оно было обескураженным, потом виноватым, а затем вдруг расплылось в широкой улыбке.

— Ого, а ты, оказывается, язва! Да еще какая! Не ожидал. Респект, Сань! Ты только поосторожнее, я ведь так и влюбиться могу. Кстати, встречный вопрос: а разве хорошим девочкам можно подслушивать чужие разговоры? Я вот думал, что нет.

— А что у вас тут такое происходит? — с любопытством спросила Ксюха, которая слушала нас с открытым ртом. — Вы мутите что ли?

— Да! — заржал Белов. — Саня — моя тайная любовь, ты разве не знала?

— Нет! — вспыхнула я. — И хватит глупости всякие говорить. Давайте уже репетировать.

Костюм на Белова сел просто отлично и смотрелся на нем даже лучше, чем на Шмакове. Тот, несмотря на высокий рост, был не очень мощного телосложения и поэтому под шубу надевал подплечники, а Белову они не понадобились — у него свои плечи имелись.

— Красавчик, — похвалила его Ксюха. — Текст успеешь до завтра выучить?

— Нет, — на голубом глазу соврал Белов и обаятельно улыбнулся. — У меня ужасная память.

Я аж задохнулась от такой наглости. И это говорит человек, который на экзамене по истории экономических учений пятнадцать секунд смотрел на шпаргалку к билету, а потом воспроизвел все преподавателю слово в слово?

— Неправда! Он может выучить! — попыталась я сдать его Ксюхе. Но та на меня недовольно зыркнула:

— Александра, ну хватит уже на него давить. Пусть говорит завтра от себя, своими словами, а все стихи и поздравления на тебе будут. В твоей-то памяти я уверена на сто процентов: кто у нас тут на красный диплом идет?

— Вот и договорились, — ослепительно улыбнулся Белов, который опять добился, чего хотел. — Так, девушки, с вами очень хорошо, но мне пора бежать.

— Завтра не опаздывать! — строго сказала я. — В восемь утра ты должен быть в детском саду номер сто восемнадцать. Как штык!

— Постараюсь, — беспечно ответил Белов, подхватывая чехол с костюмом и забирая посох. — Пока-пока, красавицы!

А когда за ним захлопнулась дверь, Ксюха мечтательно проговорила:

— Классный он, да?

— Нет, — отрезала я.

Меня грызли нехорошие предчувствия: я была уверена, что этот безалаберный придурок завтра все испортит. А отвечать придется опять мне.