Верный

Анастасия Горкина

Владелец захудалого трактира «Синие ели» Федор Константинович Крушин обзаводится псом по кличке «Верный». Одинокий вдовец неожиданно для себя привязывается к бездомной собаке. Хозяин питейного заведения славится своим скверным и неуживчивым характером. После смерти любимой жены жизнь становится для него тяжким бременем, и даже присутствие сына Виктора не скрашивает его тоску и одиночество. Сможет ли пес изменить мир Крушина и окружающих его людей в лучшую сторону?

Глава II. Пес и обитатели «Синих елей»

Это было единственным местом, где Крушину было легко. Он еще был слишком молод для личных трагедий, но именно тогда умерла молодая и горячо любимая жена Ирина. Виктор с двух лет рос без материнской ласки. Крушину не раз говорили друзья: «Женился бы ты, Федор. Пацану мамка нужна», но в ответ всегда получали одно и то же. Не мог Федор Константинович предать свое сердце. Хотя жена и лежала уже в земле, не мог он пойти на измену. Федор Константинович, еще будучи ребенком, считал это кладбище нищенским: никаких оградок, надгробные плиты в окружении заботливого общества сорняков давно помечены птицами. Поэтому Крушин похоронил жену в отдалении. Ее могила располагалась между двумя разросшимися ясенями. Тут и невысокий заборчик, и лавочка своя, и могилка прибрана, правда, весной ее немного перекашивает. Каждый год второго апреля Федор Константинович приходит сюда с букетом желтых хризантем. Он знает, жене они всегда нравились. Цветы мягко коснулись могилки, а лицо Крушина слегка осветила слабая улыбка.

— Здравствуй, родная. — Мужчина огляделся: рядом никого не было, лишь вдалеке виднелись фигуры человека с собакой. — Зря я с ним так, — вспомнил Крушин ссору с сыном. — Зря ведь?

Глядя на надгробие жены, он всегда спрашивал совета, зная, что Ирина обязательно подаст знак хоть каким-нибудь способом.

— Ох, Ириша, — продолжил Крушин. — Витя стал таким невыносимым. Наверное, в этом есть моя вина. Он злится, потому что я с ним груб. Нет, а с кем я не груб?! Скажи мне, Ириш, с кем я не груб сегодня? Сейчас так сложно найти кого-то по душе, на всю жизнь… Нет, нет, родная, я не про женщин думаю. Ты для меня одна и навсегда, помнишь? Витя, конечно, для меня всё в этом мире, но вот я для него чужой. Зеленый ведь еще стервец, а уже жизни учит… Трудно мне без тебя, Ириша. Трудно и тяжко. Перегорело уже все внутри. Никому не нужен здесь. Может, я к тебе переберусь, Ириша? Как ты на это смотришь?

Речь Крушина прервал порыв ветра, от которого цветы бросило на землю. Федор Константинович молниеносно упал на колени и стал собирать хризантемы, успокаивающе бормоча:

— Ладно, ладно, Ириша. Ты не ругайся. Знаешь ведь, что я от скуки смертной по тебе это говорю. — Положив букет на могилу и поправив пару раз, еле дотрагиваясь до нежных лепестков, Крушин поднял голову и увидел прохожего с собакой.

Это был взрослый статный мужчина, и хотя в его глазах читалось высокомерие, рваная и застиранная одежда говорила о нищете и безысходности. Про обувку и говорить нечего, просто потому, что ее не наблюдалось. Лицо его изрезано так, словно незнакомец поддался грубой шлифовке, причем оттесал его явный новичок, а не мастер.

— Жена? — простужено прохрипел нежданный гость.

— Сколько? — вопросом на вопрос ответил Крушин.

— Что «сколько»? — мужчина в недоумении выпучил глаза.

— Так, оборванец, давай сразу договоримся. Не дави на жалость. По тебе понятно, что на водку клянчишь. Зачем же обмениваться ненужными любезностями? Просто скажи, сколько тебе для счастья надо, и разойдемся без войны и мира.

Незнакомец обошел могилу и встал за спиной Крушина. Он долго изучал надгробную надпись, потом вернулся на прежнее место и сказал:

— Мне для счастья… надо даром.

Федор Константинович счел оборванца психом и решил не продолжать разговор. Когда тишина уже стала давить на обоих, проходимец вновь заговорил:

— Молчание никогда не вознаграждается.

Крушин тяжело вздохнул и с непринужденным видом ответил:

— Как можно перечить человеку, который молчит?

— Еще как можно, — рассмеялся незнакомец.

— Молчание — золото, — не отступал Крушин. Он неотрывно глядел вдаль, а собеседника слушал не так уж внимательно.

— Да что вы? Правда? Никогда не замечал. Если только то золото, которое люди бросают в море или фонтаны, чтобы вернуться.

— Возможно, — устало сказал Федор Константинович и поднялся.

— Нет, подождите, — пробормотал прохожий, выставляя руки в протесте. — Вы же не услышали моей просьбы.

— Так говори или проваливай! — закричал Крушин. — Мне осточертело с тобой беседы беседовать.

— Я хочу, чтобы вы взяли мою собаку, — спокойно сказал незнакомец.

— Жалкое отрепье! — Федор Константинович терял терпение. — Ты хочешь, чтобы я взял твою собаку?!

— Да, — спокойно подтвердил мужчина.

Взгляд хозяина трактира обратился к предмету разговора: собака поскуливала и терлась о ноги прохожего. Величественный вид: густая коричнево-рыжая шерсть, кожа свисает на голове и шее глубокими складками, большие карие глаза чуть отливают краснотой, висячие уши, покрытые короткой бархатистой шерстью, длинный толстый хвост, крепкие лапы.

— Породистая псина, — заметил Крушин.

— Чистая линия.

— Откуда у бродяги такая роскошь? Тебе бы с дворнягой хлеб делить, а тут такой король на привязи.

— Он сменил тысячу хозяев, — отвечал прохожий, — кстати, пес не на привязи.

Крушин еще раз посмотрел на пса и еле заметно кивнул. Поводка не было.

— Веревка не нужна. Пес, который верен своему хозяину, никогда не покинет его по собственной воле, — сказал незнакомец, обращаясь к мыслям Крушина.

— Зачем он мне?

— Вам же нужно существо для души.

Федор Константинович взорвался:

— Не смей! Не смей приплетать сюда Иришу, подлец! Мне твоя псина, как ослу очки. Катись!

Мужчина даже не шелохнулся. Он опустился на колени и что-то прошептал на ухо собаке, потом потрепал ее по голове и со словами «тогда я подарю его твоей жене» ушел. Крушин от увиденного не мог сдвинуться с места. Через какое-то время волнение прошло, зато разболелась голова. Он медленно опустился на лавочку. Пес смирно сидел возле могилы Ирины и воспаленными глазами смотрел на Крушина. Еще через мгновение собака заскулила, привлекая внимание, тогда мужчина и заметил на хризантемах сложенный вдвое листок. Выгоревшая бумага, выцветшие чернила, ужасно неразборчивый почерк, но Крушин смог разобрать: «Я совсем один. Чувствую, смерть близко. Надо хорошо позаботиться о собаке. Пес понимающий и верный. Привязывать без надобности».

— Давно же бродяга тебя отдать хотел, — сказал Федор Константинович, убирая записку в карман. — Ишь ты, а ведь и правда: он тебя без всякой веревки приволок. Хэх, смерть его близка, — усмехнулся Крушин. — Да этой бумажке столько времени, сто раз помер бы. — Он обратил свой взор на пса и продолжил: — Если ты такой верный, то и звать тебя буду — Верный. Пошли, скотина беспомощная, сдам тебя Швырягину.

Бладхаунда действительно не нужно было уговаривать или тянуть за собой. Он тихо трусил позади, то отставая, то догоняя Крушина. Федор Константинович никого ждать не собирался. Он спешил в трактир, решив: сдам пса бармену, а если потеряется по дороге, то и черт с ним. Но черт сегодня остался один, потому как Крушин и пес без проблем добрались до «Синих елей». Дверь трактира с грохотом открылась. Бармен протирал очередной стакан, небрежно беседуя с Веркой, которая, сидя на своем стуле, постукивала вилкой по барной стойке. Оба синхронно повернулись на источник шума, но, увидев хозяина, вернулись к разговору.

— Так что, Верка, клиент остался доволен? — спросил Швырягин, искоса поглядывая на Крушина и придумывая: откуда могла взяться собака. — Что-то быстро ты с ним справилась.

— Что ты за шило, Илюша? Конечно, клиент доволен, когда по-другому было. Зануда только ужасный.

— Хм, иностранцы такие. Рот откроют и все. Через пару часов ты уже интеллигент.

Швырягин с Веркой начали смеяться, но их прервали:

— О, лярва, быстро же ты вернулась. Чужаки, поди, послаще наших распущенных мужиков, да? А ты, Швырягин, пес блудливый, слыхал фразу «каждой твари по паре»? Вот тебе и пара, — Федор Константинович указал на бладхаунда, а потом сунул в руки бармену записку. — Инструкция по использованию прилагается. Зовут Верный. Верка, быстро по номерам пройдись, насчет ужина узнай.

— Машкина же очередь! — возмутилась девушка.

— Машка с таким брюхом ходит, что один неверный шаг — и пузо лопнет. Сама же знаешь, какая лестница крутая! Сходишь, не обломишься.

Крушин скрылся за дверью своего кабинета и не показывался до вечера. Верка поднялась на второй этаж, где находились спальни. Первый номер принадлежал мадам Жазель. Конечно, это было прозвище, просто женщина стеснялась своего настоящего имени. «Смородина Таня Яковлевна — что это за жалкий набор букв?! — причитала гостья. — Лучше зовите меня мадам Жазель, так поприятней». Таня Яковлевна не имела ни детей, ни мужа, ни даже кошки. Она жила одна в огромном особняке в соседнем городе. В первый раз женщина посетила трактир пять лет назад. Как-то за ужином мадам сильно напилась и в полном беспамятстве ввалилась в кабинет хозяина, а тот по доброте душевной проводил ее до номера, покинув его через пару минут. Однако на следующее утро мадам Жазель заявила, что влюбилась в своего спасителя. С тех пор каждые два месяца женщина поселяется в одном и том же номере «Синих елей» в неугасаемой надежде завладеть сердцем Крушина.

Верка довольно громко постучалась:

— Мадам Жазель, выйдите на момент, поболтаем.

Дверь открылась, и на пороге появилась Таня Яковлевна в длинном черном платье и в перьях. Дополнял картину томный взгляд, в котором читалось желание.

— Что хотела, милочка?

— Честно? Все мечтаю свести вас с Подвыпившим, да парня жалко, — огрызнулась Верка.

— Вот когда я выйду замуж за Феденьку, — приторно улыбнулась Жазель, — ты у меня попляшешь, курва.

— Плясать я и без тебя умею, а о Крушине забудь. Он, конечно, то еще хамло, но отдавать его в лапы разукрашенной куницы я не собираюсь!

Верка толкнула мадам Жазель в номер и хлопнула дверью. Они невзлюбили друг друга с самого начала. Девушка с отвращением плюнула и направилась ко второму номеру. Здесь жил картежник Брусков Вася Андреевич. У него не было дома с того момента, как он проиграл его. Крушин устроил Брускова дворником по соседству. Зарплаты хватало только на проживание в трактире, но Вася не жаловался. Верка постучалась. Из комнаты показался плечистый крепкий мужик в растянутой майке, широких штанах, давно не бритый.

— Здорово, Брус. Что нового? — задорно начала официантка.

— Потрите мне манжет, кто это к нам пожаловал? Ежевичка моя пришла.

— Как видишь. Что на ужин желаешь?

— Приходи ко мне вечером, можешь без еды, — кокетливо подмигивая, произнес Брусков.

— Ох, Вася Андреевич, боюсь, что даже на поцелуй монеток у тебя не хватит. Могу предложить заплесневелый хлеб, подойдет? — улыбнулась Верка.

— Оставь его себе, наглая леди, — притворно обиделся Брус и театрально отвернулся.

Верка залилась смехом:

— Ладно, ловелас, пожарим тебе курочку под сто грамм с огурчиком. Согласен?

Вася Андреевич моментально согласился и проводил девушку взглядом до следующей двери. Самый большой номер занимала семья местных аристократов. Суровый, но на удивление спокойный Леонид Семенович Клячин обитал в трактире со своей не слишком обожаемой женой Людой, довольно страшненькой и совершенно невыразительной. У них был сын — маленький мальчик, который унаследовал внешность и капризный характер матери и жесткий нрав отца. Верка недолюбливала Клячиных, но, если бы пришлось выбирать, Клячины или мадам Жазель, она бы отдала предпочтение аристократам. После стука в дверь в коридор вышел глава семейства.

— Я слушаю, — без нотки нежности сказал Клячин.

Хорошо, что Верка изучила такой тип людей. В разговоре с ними надо быть краткими, четкими и почему-то вежливыми.

— Уважаемый Леонид Семенович, я пришла к вам, чтобы узнать, что вы и ваша замечательная семья будут кушать на ужин.

— Мы спустимся вечером в ресторан и что-нибудь закажем там. Людмила хочет выгулять Самуила, — доложил Клячин и скрылся за дверью, не увидев, как Верка его передразнивает.

— Самуил, надо ж так назвать, — строила гримасы и демонстративно кланялась девушка. — Людмила хочет его выгулять, ха-ха! Этой дамочке никакая прогулка не поможет.

Последний номер принадлежал Подвыпившему. Никто не помнил его имени и происхождения, попытка отыскать документы с треском провалилась. Кличку ему дал Швырягин, и она отлично прижилась, ведь, по сути, его никогда не видели трезвым. Верку встретил рыжий кудрявый парень в мятой серой рубашке, в семейных трусах и тапках.

— Крошечка… моя… ты чего… тут? — Подвыпившего качало. Он схватил Верку за руку, и та, поеживаясь от холодных мерзких пальцев, не стала церемониться:

— Ты откуда такой красивый, мальчик? Смотри, Клячин тебе предъявит за неподобающий вид. Хозяин прислал узнать, что на ужин изволишь.

Парень был сильно пьян, и Верку это напугало. Обычно в такие моменты рядом оказывался Швырягин или Брус, чтобы отвести Подвыпившего в номер освежиться. Сейчас она одна, а рыжий уже схватил ее и зарылся лицом в ее волосы.

Конец ознакомительного фрагмента.