Исповедь соблазнителя

Анастасия Вечерина, 2004

Безумно-грустная и пронзительно-искренняя история о парне-соблазнителе и девочке-мечтательнице, которые в определенный момент поменялись местами – такой предстаёт перед нами вторая книга Анастасии Вечериной "Исповедь соблазнителя". С одной стороны, это, конечно, продолжение её первой повести ("Исповедь мотылька"). С другой – совершенно самостоятельное произведение. И хотя в нём действуют всё те же герои (парни-пикаперы из Клуба Соблазнителей и подружки-журналистки, которые расследуют их приёмчики и выводят на чистую воду), но рассматриваются они уже совершенно по-иному – глазами мужской половины человечества.Стихи автора. Публикуется в авторской редакции с сохранением авторских орфографии и пунктуации.Обложка автора.Содержит нецензурную брань.

Глава 2

…Да, Художник, это всего лишь мое очередное незаконченное письмо. Неотправленное и никогда не будущее таковым, потому что адресовано тебе. Потому что я не знаю, где ты, и никто, наверное, не знает. Потому что пишу для себя, хотя и разговариваю с тобой. А письма эти потом отправляются вместо почтового ящика в ящик письменного стола.

Как думаешь, что можно найти в ящике письменного стола, если в кои-то веки ты вдруг начнешь его разбирать? Я вот вчера нашла: свою старую фотографию (когда-то точно такую же дарила твоему брату); бумажки со знакомыми на вид номерами телефонов, но без имен и фамилий; тест на беременность, купленный лет 5 назад; школьные записки о том, кто пойдёт отвечать следующим, чтобы спасти тех, кто не сделал домашнее задание; бесчисленное количество открыток с разными поздравлениями (от людей, которых сейчас уже и не вспомню, наверное, как будто их и не было), и еще много всего, что нормальные люди называют хламом и выбрасывают. А мне кажется, что это означает выбрасывать свою жизнь. Ведь тогда я больше никогда не вспомню все это. Что еще может так разбередить душу и разворошить все те воспоминания, которые преследуют меня сегодня весь день? Весь этот дождливый и странный день…

Нет, мне не грустно. С чего ты взял? Я не грущу, просто дождь подмочил мое настроение. Просто промокшие насквозь улицы обладает странным очарованием, внушающим тягу к тихой лиричной печали. Ты не замечал?

Но мне хорошо. И что до того, что отсыревшие эмоции стремятся выползти наружу, хлюпая носом? Пусть!

Мы сроднились с этим дождем, и я чувствую его весь — до последней капельки, до самой маленькой дождинки, самой крошечной клеточкой своего тела. Я сняла туфли и шлепаю босиком по лужам, а струйки воды с моих волос щекочут шею, заливаясь за шиворот. Так смешно! И приятно…

И мне хорошо, хотя никто, наверное, этого не поймет.

Ты бы понял. Но тебя тут нет…

Наверное, когда-нибудь я с этим смирюсь. Но не знаю — когда. Во всяком случае, не раньше, чем кончится этот дождь.

Знаешь, а все-таки время не лечит. Кто и когда придумал этот бред? Наверное, это была всего лишь очередная ложь во спасение, всего лишь еще один успокаивающий самообман, стремящийся подарить если не облегчение от боли, то хотя бы надежду. «Продержись до завтра, а там станет легче…»

Не станет.

Время не лечит. Оно лишь заштопывает старые раны, прикрывая их сверху марлевой повязкой новых ощущений. Новые переживания, новые впечатления, новый опыт и новые люди… А потом, зацепившись за что-то старое, повязка вдруг слетает, и порыв свежего ветра или струи холодного дождя попадают в рану, возрождая старую боль и даря новую жизнь…

Время — плохой доктор. Оно лишь заставляет забыть о боли, но не убирает ее; не излечивает, только прячет.

А мы думаем, что уже вылечились, и на место старых ран кладем новые и новые… Так и ползем по жизни, словно ее израненные солдаты. И с каждым годом на душе все растет и растет количество плохо наложенных повязок…

И, наверное, этого уже не исправить. Просто нужно смириться, как, например, я смирилась с тем, что идет дождь, и даже радуюсь этому. Хоть и промокла.

Но иногда появляется кто-то, кто дарит нам надежду.

И это самое жестокое…

Потому что мы начинаем верить.

* * *

Темнота с улицы вдруг как-то разом вползла в дом и укрыла все вокруг. Стало не видно ни потолка, ни стен. Границы комнаты будто раздвинулись, уползли куда-то далеко-далеко, открывая широкое и бескрайнее пространство — как ночью в степи. И от этого вдруг почему-то стало легко. Исчезли последние остатки скованности, исчезло ощущение какой-то неловкости, когда ты не знаешь, что и как сказать, и слова приходится словно выталкивать из себя. И наконец-то разговорились, и дальше беседа уже потекла сама собой, как весенний ручей, пробивший себе дорогу и весело зажурчавший под уклон. Олег не перебивал, лишь изредка что-то переспрашивал, но это выглядело лишь как уточнение, дополняющее рассказ Художника:

Конец ознакомительного фрагмента.