Дорогая находка

Анастасия Валеева

Детектив-экстрасенс Яна Милославская берется расследовать очередное дело – о самоубийстве пожилой женщины. Дело закрыто, но Яна уверена – это лишь звено в цепи событий, которые ловко подстроены алчным преступником, ведь речь идет об очень больших деньгах…

ГЛАВА 3

— Вон тот дом, — сказал Саша, указывая рукой немного влево.

— Да-да, — торопливо поддержала его жена.

Несколько поодаль всей деревни стояло два-три дома, на один из них и указали Федотовы. Когда подъехали ближе, Милославская рассмотрела невысокое деревянное строение, давно не крашенное, с резными ставенками, неровной завалинкой, покосившимся забором и такой же покосившейся, рассохшейся калиткой. На самой макушке дома, на высокой круглой палке торчал скворечник. Одинокая молодая береза была, пожалуй, единственным украшением степного пейзажа, который окружал это место. Извилистая тропинка среди невысокой лебеды вела к калитке. Калитка оказалась открытой настежь. Видно, Витька себя не помнил, когда вылетал отсюда. У самого забора трава была примята колесами мотороллера.

Саша первый вышел из машины и, не дожидаясь Марины, направился во двор. Женщины торопливо засеменили за ним. Джемма, выбравшись из автомобиля, как-то съежилась и даже немного попятилась назад. Почувствовала недоброе. В метре от невысокого кривого крыльца Марина остановилась, закрыла лицо руками и заплакала.

— Ну, ну, что ты?! — попыталась успокоить ее Яна, хотя у нее и самой на душе кошки скребли.

Милославская опередила подругу и стала подниматься по ступенькам. Она тут же заметила, что крыльцо было совсем недавно тщательно вымыто, и только незначительное количество земляной пыли на ступеньках свидетельствовало об оставленных человеком следах. «Витька», — подумала про себя Милославская, давно привыкнув сразу во всем увиденном устанавливать логическую последовательность.

— М-м-м, — послышался из передней комнаты приглушенный сдавленный звук, когда Милославская уже стояла в дверях дома.

Саша стоял посреди комнаты, сморщив лицо и потерянно глядя в одну точку.

На высокую железную кровать, стеганое одеяло на которой было откинуто, а подушка лежала невысоко, так, чтобы спать было удобно, была заботливо уложена худощавая, среднего роста пожилая женщина. Она была одета в длинную хлопковую ночную рубаху, старенькую, выцветшую. Из-под рубахи выглядывали две костлявые мертвенно-белые ступни с желтыми толстыми ногтями на пальцах. Руки покойной, обтянутые сухой, прозрачной старческой кожей, безжизненно лежали вдоль тела; кисти скривила предсмертная судорога, а лицо имело не только то страшное выражение, отпечаток какого обыкновенно оставляет смерть, но и было обезображено в результате мгновенного удушья. На шее ярко просматривался след толстой веревки, которая болталась посреди комнаты и была прикреплена к люстре тугим двойным узлом.

«Приготовилась ко сну, а потом передумала? — тут же заключила про себя Яна. — Или Витька постель разобрал, когда мать мертвую укладывал?… Хотел, чтоб на белом на всем лежала?..» Милославская заметила, что рядом с кроватью стоял невысокий деревянный табурет, на котором аккуратно было свернуто темное гобеленовое покрывало и тюлевая накидка с подушек. «Нет, — подумала тогда женщина, — Ермаков в его состоянии, скорее, раскидал бы все в разные стороны. Это она сама…»

Яна велела Джемме сидеть в углу и оглядела комнату: ничего особенного, так же, как у любого старика, доживающего свой век на невеликую пенсию. Как и положено — небольшая иконка в углу, обложенная искусственными цветами. На стене приютилось старенькое радио, рядом с ним — пухлый перекидной календарь. Круглый деревянный стол, накрытый клетчатой клеенкой, нашел свое место между окнами, выходящими не во двор, а на улицу; под ним вплотную встали две табуретки. Черно-белый телевизор «Рекорд» на дубовой невысокой тумбе, красивое старинное трюмо, массивный шкаф с большим зеркалом посередине, на окнах цветастые выцветшие занавески, в углу — сундук, накрытый связанной крючком скатертью — вот и весь нехитрый интерьер жилища Евдокии Федоровны.

Полосатый половик, размещенный посередине комнаты, был небрежно сбит в кучу. «А вот это уже Витька, — подумала Милославская. — Хотя чего это он так расстарался?»

— А-ах! Господи! — в дверях появилась Марина.

Саша стоял в прежней позе, не меняя своего положения. Марина подошла ближе к покойнице и, плача, бережно стала расправлять на ней рубаху.

— Что же? Что же это? Зачем? — приговаривала она.

Милославская не пыталась успокоить своих приятелей, зная, что в такой ситуации вряд ли можно найти какие-то по-настоящему утешительные слова. Она продолжала осматривать помещение. Подняла голову кверху — пыльный пластмассовый абажур. Потолок непривычно для такого домишки высокий… «Да… — заключила она про себя, — старухе, судя по тому, что в доме у нее чистота и порядок, наверное, хотелось абажур этот отдраить, только вот дотянуться до него не было возможности или сил… А помощников, видно, днем с огнем…»

— Стоп! — вслух воскликнула вдруг Яна. — Но если она не могла… Абажур… То как же… Веревка… Такой у-узел?

Милославская еще раз оценила расстояние от пола до потолка, потом глянула на Евдокию Федоровну, взглядом измерила ее рост, посмотрела на ослабшие худые руки. Под веревкой валялся высокий табурет. Милославская и его мысленно представила стоящим под намеревающейся покончить собой женщиной.

— Все равно бы не достала! — снова вслух заключила женщина.

Марина с Сашей еще после первой фразы разом удивленно посмотрели на Милославскую, а теперь их глаза молчаливо требовали немедленных объяснений.

— Сколько ей? — серьезно спросила Яна, кивнув на покойницу.

— Что? — не поняли супруги.

— Лет Евдокии Федоровне сколько? — повторила Милославская.

— Семьдесят, кажется…. — растерянно пробормотал Саша, — С чем-то… Может, семьдесят четыре-семьдесят пять…

— Понятно, — Милославская вздохнула. — Она бодренькая была? — Яна еще более серьезно посмотрела на Федотовых.

— Н-ну… — непонимающе протянула Марина. — Живая… Для своих лет живая… Дом в чистоте содержала… Огородишко кое-какой…

— Му-гу, — Милославская многозначительно кивнула. — Даже если так, даже если живая… — сама с собой рассуждала она, глядя в пол. — Можно, конечно, подпрыгнуть до люстры со стула… Хотя вряд ли. Это даже смешно. Можно максимально встать на цыпочки… Но и это в ее возрасте возможно с большим трудом. Подтянуться, держась за веревку, чтобы влезть в петлю… Но это тоже в моем возрасте можно… Хотя и я уже, наверное… — Яна снова подняла взгляд в потолок, — Нет, нет, чепуха какая-то! Невозможно, невозможно…

Ход ее мыслей в целом был понятен Федотовым, но они отказывались верить своим догадкам, а потому, как только Яна замолчала, Саша требовательно заявил:

— Яна Борисовна, объясни наконец! Что же это мы как дураки?! Стоим, понять ничего не можем… — он ударил кулаком в стену.

— Минуту, — спокойно ответила Милославская, потом пристально посмотрела на покойницу, словно хотела о чем-то ее спросить, затем немного помолчала, задумавшись, и только после этого произнесла:

— Евдокия Федоровна в таком солидном возрасте вряд ли могла забраться на столь высокий табурет… Это во-первых. Во-вторых, даже если такой акробатический трюк после определенного количества попыток ей и удался, то сохранить равновесие пожилая женщина, наверняка с давлениями и головокружениями, дольше пары секунд определенно не сумела бы. Далее. — Милославская на мгновенье деловито поджала губы и кулаком подперла свой подбородок, что придавало ей вид настоящего античного мыслителя.

— Допустим, — продолжала она, — что Евдокия Федоровна уже на табурете. Как она смогла дотянуться до основания люстры? Это первый вопрос. Как она могла завязать такой крепкий узел, закрепляя веревку? Разве это в ее силах? Веревка достаточно толстая… И все это следовало делать стоя на табурете. Это второй вопрос.

— И? — выпучив глаза, произнес Саша, боясь согласиться с собственными соображениями.

Марина, окончательно поняв, на что намекает Яна, в ужасе ахнула и закрыла рот ладонями.

— Да-да, — хладнокровно подтвердила Милославская, глядя в лицо Федотову.

— Ну, конечно… Да, это так, — шепотом проговорил он, соглашаясь с Яной.

— Й…ей помогли? — несмело и также тихо произнесла Марина.

— Думаю, да, — нахмурившись, ответила Милославская.

— Боже мой! — покачивая головой, еле слышно выговорила та. — Уби-ийство!