Человек в моей голове

Анастасия Борисова, 2023

Жизнь юной школьницы Эшли Уайт переворачивается с ног на голову и повисает на волоске, когда она узнает о своем заболевании. Врачи разводят руками, ведь природа ее недуга неясна, а лечение лишь ухудшает состояние. Обратившись к гипнотерапевту, девушка узнает, что виной всему её прошлая жизнь, в которой она была советским шпионом, трагически погибшим в 1943 году.

Глава 11

Я приходила в себя, с трудом осознавая реальность. Психоделик сонных видений не отпускал. Вроде все уже было позади, но послевкусие с грязью и кровью… Оно оставалось. И всё ещё хотелось бежать. Но не было сил, из тела торчали какие-то трубки и иголки. Руки и ноги были словно онемевшими, плохо слушались.

Доброжелательная медсестра подошла к моей кровати и заговорила со мной.

— Вы находитесь в реанимации. Как себя чувствуете?

"Боже, почему так громко…" — подумала я, морщась от неприятных ощущений.

— Хреново.

— Вы помните, кто вы?

— Эшли Уайт, человек, ученица средней школы Брукфилда.

— Хорошо. Попробуйте присесть. Нужно попить воды.

Через силу заставляя руки дать себе опору, я приподнялась. Медсестра помогла сменить нательное белье, убрала катетеры и подала стакан воды с трубочкой.

— Пейте медленно, нужно дать желудку постепенно включиться в работу.

С каждым глотком я все больше возвращалась в реальность, вспоминала предшествующие события и восстанавливала жизнь по кусочкам.

"Нужно позвонить родителям. И Марку. Я обещала."

Телефона рядом не оказалось.

"Наверное, остался в палате".

В реанимацию вошёл доктор Блум.

— Доброе утро, Эшли. Как ваше самочувствие?

— Будто я одна разгрузила вагон угля, будучи при этом сильно пьяной. А сегодня у меня отходняк.

— Разрешите я вас осмотрю.

Доктор Блум усадил меня на койку, а сам сел на стул напротив. Включив фонарик, он изучил реакцию зрачков, пропальпировал точки выхода нервов, проверил чувствительность лица, языка, рук и ног. Затем продолжил:

— Такое бывает, когда фаза быстрого сна слишком продолжительна, без погружения в глубокий сон. Вас что-то беспокоило? Тревожные видения?

— Да. Это… Даже сказать не могу, что это было. Непрекращающийся кошмар, кровь, вой и чувство одиночества, — я спрятала лицо в ладонях, а потом тряхнула головой, будто стараясь избавиться от наваждения. Чтобы вдруг не оказалось, что я не проснулась, а кошмар продолжается.

Доктор Блум мягко коснулся моего плеча:

— Всё позади. Сегодня вам предстоит насыщенный день. Мы отправим вас на КТ, я вчера заказал для вас исследование. Затем нужно будет сделать электроэнцефалограмму мозга. И на всякий случай — сделаем развёрнутый тест ДНК. Хочу исключить генетическую патологию, которая влияет на развитие мозга и психоэмоциональную сферу.

— А могу я позвонить родным?

— Да, можете. Ваш телефон в палате, в реанимации они запрещены. Вас переведут туда через полчаса. Завтракать будете здесь, особая диета для реанимационных больных. За вами понаблюдают в процессе. Нужно убедиться, что все органы и системы включились и работают, как нужно. Все исследования будут после завтрака, начиная с 11. Сейчас 8 утра. Надеюсь, вам хватит времени?

— Думаю, да. Спасибо!

— Отдыхайте. Я пока сообщу о вас доктору Пристли.

С этими словами доктор Блум покинул палату реанимации, оставив меня наедине со своими мыслями и жидкой протёртой бурдой на завтрак.

***

Длинные гудки требовательно улетали в пустоту, не находя ответа. Родители, видимо, были на работе и не слышали телефон. Что ж, мессенджеры никто не отменял, и вот в Hangouts мамы уже летит короткое и по существу сообщение:"Проснулась. Отправили на обследование. Буду не на связи, позвоню после обеда. ХО".

Остался Марк. Хоть бы он взял трубку сразу. Я не выдержу ожидания ещё и от него.

Трясущимися холодными руками, с трудом попадая по нужным строчкам, я нашла и набрала номер Марка. Гудок, второй…

— Эшли, боже мой, как я рад твоему звонку! Как ты чувствуешь себя?

Впервые с момента пробуждения хотелось улыбаться. Он рад мне! Это так приятно! И тепло…

— Уже нормально. Меня разбудили около часа назад.

— Что случилось? Почему так рано? Срок был завтра, — в голосе Марка послышалось беспокойство, — Эшли, всё в порядке?

Зрит в корень, как всегда…

— Я не думаю, что всё в порядке. Меня разбудили, потому что во сне у меня зашкаливал уровень адреналина. Давление повышалось, сердце стучало… Это стало угрожать жизни, и меня разбудили.

— Ничего себе… Врач не сказал, что стало причиной?

— Нет, он не знает. Направил на исследования. Я знаю только то, что мне снились жуткие кошмары. Мне этих образов в жизни не забыть, это такой всепоглощающий ужас, одиночество… А уж были ли эти кошмары причиной или следствием — пусть разбирается доктор Блум.

— Ты расскажешь мне, когда что-то будет известно?

— Самому первому, — я тепло улыбнулась в трубку, будто Марк мог это увидеть.

— Можно сегодня приехать тебя навестить?

— Я бы этого хотела! Так, а где здесь распорядок дня? — задумчиво проводя свободной рукой по копне рыжих волос, я оглянулась в поиске заветной таблички, — обед, прогулка… Вот. Часы посещений с 5 до 7 пополудни. Звони мне. Если не дозвонишься, то на ресепшен больницы. С учётом предстоящего дня и моего неясного диагноза я ничего не могу обещать. Но я была бы рада видеть тебя сегодня!

— Я приеду. В любом случае. Люблю тебя, Эш!

— И я тебя люблю, Марк! Надеюсь, что до вечера.

Тёплые струйки воды смывали грязь, панику и наваждение прошедших суток, дарили покой и умиротворение. Поскорее хотелось прижаться к нему, ощутить себя в безопасности, нужной. Значимой. Его.

Незамеченным остался очередной пятиминутный ступор, но душевая кабина — не ванна, опасности утонуть не представляет.

***

Чистая рубаха, катетер, забор крови на анализ. Путешествие на каталке.

Компьютерная томография. Шум, ничего не понятно. Озабоченный вид доктора Блума и кого-то ещё…

Почему так тяжело дышать? Клаустрофобия? Или я снова отключаюсь?

Холодок и онемение от головы до рук. Нет… Нет-нет-нееееееееее….

***

Я оттолкнула от лица мерзко пахнущую ватку. Изображение вокруг плыло и никак не хотело собираться в чёткую картинку.

— Она в сознании. Эшли, слышишь меня? Как самочувствие?

— Тошнит. Кружится голова. И я ничерта не вижу… — от испуга я снова ощутила похолодение в руках и страх.

— Зрачки не реагируют на свет. Эшли, ты видишь темноту?

— Нет, скорее размытые цветные пятна. Я вижу, как вы шевелитесь, но картинка не собирается.

— Похоже что глазные мышцы отключились. Зрачок не фокусируется, яблоко не поворачивается. Ситуация хуже буквально с каждой минутой.

— Что вы увидели, доктор? Что показало КТ? — я была готова сорваться в истерику.

— Я пока не готов сказать, что же именно я увидел. Мне нужно время проанализировать результаты.

— А у меня есть, это время? — горькая усмешка тронула мои губы.

— Есть. Но не очень много.

* * *

Меня вернули в палату, подключив к портативному монитору. Сеанс гипнотерапии было решено проводить под наблюдением врачей.

Доктор Пристли пришёл примерно через час, дав возможность мне подремать и отдохнуть от происшествия на КТ. Вместе с ним зашёл и доктор Блум. Собранный и серьёзный, он сел за столик в палате, соединив пальцы на руках подушечками. Минуту помолчав, он сказал:

— Говорить буду сразу с вами обоими. Итак, по крови анализ чистый. ДНК-патологии и каких-либо мутаций генов наши генетики не выявили. Это хорошо. Но на КТ есть отклонения. Есть повреждения коры головного мозга. Кое-где повреждены сосуды, также нарушена иннервация глаз. Это обратимо, лечение выпишем. Вы будете видеть.

Сложно сказать, что было причиной. Клиническая картина не подходит однозначно ни под одно заболевание. Знаете, признаюсь, я подозревал даже шизофрению, деменцию и Альцгеймера. Но это не они. А что именно — я не знаю. Как вам могу помочь именно я — не знаю тоже. В моих силах лишь симптоматическое лечение: стимуляция мозгового обращения и электрофизиотерапия для поддержания нейронных связей. Но это не решит проблему в корне, так как разрушение происходиточень быстро. Такое лечение поможет, только если остановить этот процесс разрушения. Я могу только погрузить в глубокую искусственную кому, чтобы"заморозить"вас. Но это не лечение, а передышка. В этом нет смысла в нашем случае. Вызывает опасение то, что на КТ буквально месячной давности всё чисто. Что бы это ни было, оно развивается стремительно. И это оставляет нам крайне мало времени на раздумья. Возможно имеет смысл проконсультироваться с кем-то ещё.

— Не нужно пока, — перебил его доктор Пристли. Я понял и услышал вас, коллега. Спасибо, что попытались и дали пищу для размышлений. Но раз уж вы теперь причастны к лечению этой девушки и связаны врачебной тайной, вы должны тоже всё узнать.

Метроном начал отсчёт.

Тик-так…, тик-так…

***

По мере погружения Эшли в гипноз глаза Блума все больше округлялись.

Когда глаза юной девушки открылись, он обмер, увидев того самого старика.

— Привет, док. Давно не виделись. Да и сейчас не особо тебя вижу. Что происходит?

— Здравствуйте, Анатолий. Мозг Эшли повреждён. И ей хуже с каждой минутой. У меня есть теория. Я полагаю, что причиной её состояния является ваш внутренний конфликт. И я считаю, что только вы сами в состоянии помочь себе и ей.

— Она — это я. И я уже умирал. Не думаю, что в этот раз будет страшнее. Вы что-то узнали об Анне, док? Вы проверили мои слова?

— Да, проверили. Молодой человек Эшли, Марк, делал запрос в Архив Мёльна. И получил исчерпывающий ответ. Но прежде, чем я что-то вам расскажу, развейте и иные мои сомнения.

— Если ты подтвердил мои слова документом, в чем ты ещё сомневаешься?

— Дело в том, что информация об Анне могла быть известна Эшли из открытых источников. Всё то, что вы нам рассказали, удачно вписывается в картину школьного доклада об Анне Нойманн. Но вот беда — Эшли не помнит ни слова оттуда, в отличие от её одноклассников. Потому что Эшли была… Как бы это выразиться… Не онлайн.

— Я понимаю, к чему ты клонишь, док. Но я не альтер-эго. Я не выхожу на свет, отдельно от неё. И понятия не имею, о чем ты говоришь.

— Её неосведомленность могла быть следствием и другого. Она могла просто отключиться в состояние ступора, и никто не понял, что произошло. У подростков в порядке вещей сидеть на занятиях с отсутствующим видом и стеклянным взглядом. Но я должен знать наверняка. Напомню, я врач. И мне запрещено верить во всякую мистику.

— Я понял, док. Ты хочешь меня о чем-то спросить, что знала бы только реальная личность? Спрашивай. Мне нечего скрывать.

Конец ознакомительного фрагмента.