Девочка с красным шарфом

Анаида Ади, 2018

Если ты инвалид, то каждый твой день – это маленький бой. Встать с кровати, одеться, добраться из точки А в точку Б – всё это сражения, в которых никогда не знаешь, останешься ли ты победителем или побежденным. Жизнь довольно быстро теряет смысл, и можно с лёгкостью забыть, за что ты воюешь. Филипп, как и многие дети с ограниченными возможностями, тоже забыл. Инвалидная коляска, ставшая его верной спутницей жизни, вызывала отвращение к самому себе, а смерть стала той самой единственной и заветной мечтой. В одну из тех ночей, когда кажется, что ничего уже нельзя изменить, он услышал чей-то загадочных смех. Кто потревожил его сон? И что понесёт за собой эта встреча? Комментарий Редакции: Сильная книга о сильной личности, которая наглядно иллюстрирует – каждый ведет свой бой, но каждый обязательно – победитель.

Глава 6 «Врунишка»

Я просто моргнул и задремал. Не знаю, как это вышло. Зато знаю то, что случилось потом. Разъярённая училка орала на меня весь оставшийся урок, после чего отвела к директору. Им плевать, что ребята на год старше меня подрались в коридоре, после чего один из них чуть не упал в обморок. Им всё равно, что некоторые девочки ходят в школу практически голыми. Их не интересует, что мой одноклассник-торчок опять нанюхался вчера. Они обращают внимание лишь на инвалида, от усталости и скуки заснувшего на уроке. Но я заснул не по своей вине. Я не хотел этого делать. Хотел, но несознательно. Разве можно ругать за то, что я не мог контролировать?

Они позвонили моим родителям. Они достали даже моего отца, находившегося на работе, чтобы рассказать, какой их ребёнок плохой. Не знаю, на что они рассчитывали в этот момент, потому что мне было всё равно. Никто не сможет ничего сделать. Никто не сможет наказать меня сильнее, чем это сделала судьба. Может, это и кажется избитой фразой, но что поделать, если это правда.

Единственное, чего я все ещё боялся — это быть осмеянным. А сегодня это происходило многократно: на уроках, в коридоре и даже по дороге домой. Мне было не страшно возвращаться туда. Вину я могу чувствовать лишь перед родителями, но в этот раз не было и её. Я знал, что прав. Меня было не за что отчитывать.

Я въехал в гостиную, где сидела моя мама. Она молчала и смотрела на меня взглядом, от которого моё сердце разрывалось на части. Я почти никогда не плакал, но каждый раз, видя её расстроенную, и особенно по моей вине, я становлюсь соплей, готовой разрыдаться в любую секунду. Но я вновь сдержался, высоко поднял голову и втянул воздух носом. Я проехал мимо, не глядя ей в глаза. Я закрыл дверь в свою комнату на замок и застыл на месте. Я ещё долго сидел так, не двигаясь и практически не моргая. Прямо передо мной стояло большое зеркало, через которое я мог наблюдать за собой. Обычно я пытаюсь обойти его стороной. Ненавижу своё убогое отражение, которое заставляет меня страдать. Глядясь в него, я вижу лишь урода, у которого нет шансов прожить достойную жизнь. Да и зачем нужно зеркало в мальчишеской комнате? Не знаю, почему-то моя мать запрещает выкинуть его. Почему я только до сих пор не разбил его в очередном порыве злости? Придя в себя, я вытащил из своего шкафа покрывало и завесил им зеркало. Теперь перед собой я видел только тёмно-синюю пелену, которая перекрывала столь ненавистное мне изображение. Так лучше. Теперь мне не придётся видеть себя каждую минуту и думать о своём убожестве так часто.

Я не хотел ничего делать. Мои руки опускались сами собой. Я всё сильнее чувствовал бессмысленность своего существования. Я живу лишь для того, чтобы делать уроки, делаю уроки лишь для того, чтобы после найти работу. Найти работу, чтобы не стать бомжом. Всё это слишком бессмысленно. Страдать сейчас, чтобы не страдать потом. Глупое устройство. Особенно если учесть, что того прекрасного «потом» никогда не наступит.

Когда вернулся отец, со мной провели разговор, в котором сказали, что спать на уроке очень плохо. Будто до этого я не знал этих скрытых от всех тайн человечества. Я провёл день в беседе с самим собой, даже не притронувшись к домашнему заданию. Я просто лежал, уставившись в однотонный потолок, будто пытаясь увидеть в нём что-то. Я понимал, что сегодня я больше не усну. Будет бесполезно пытаться, поэтому я даже не выключил свет в своей спальне.

Как я и предполагал, ночь выдалась бессонной и полной раздумий о вселенской несправедливости. Мне казалось, что я не спал, пока каким-то волшебным образом не оказался сидящим на чём-то твёрдом и, похоже, деревянном, судя по занозе, которую я успел всадить в свой палец. Я пристально всматривался в темноту, обступившую меня со всех сторон. Внезапно все фонари в округе зажглись, осветив стоящие рядом деревья. Лампы были настолько яркими, что мне пришлось зажмуриться. Когда мои глаза наконец-то привыкли, я повернул голову, желая лучше рассмотреть окружающую меня местность, и вздрогнул от неожиданности. Думаю, вы уже догадались, кто там был. Ника сидела рядом и радостно улыбалась, глядя в моё лицо, скорчившееся в гримасе ужаса и страха.

— Когда ты, чёрт возьми, перестанешь пугать меня?! — воскликнул я в бешенстве.

— Я не хотела… — пролепетала она.

Я ничего не ответил, продолжив озираться по сторонам.

— Я не вру. Я, правда, не хотела так делать.

— Знаешь, мне уже плевать. Что ложь, что правда. Я больше не хочу разбираться в этом, хорошо? Какая разница? — произнёс я, вновь взглянув на девочку.

— Почему ты говоришь так? Знать врёт тебе человек или нет — очень важно, — сказала Ника.

— Я согласен. А ты лжёшь? Лжёшь мне, когда рассказываешь весь этот бред про шарф, про себя? — вдруг спросил я.

Ника опустила голову и взяла паузу, что не могло не напрячь. Хотя кого я обманываю? Это было всего лишь глупой игрой. Я всё прекрасно понимал. Понимал, что Ника врёт.

— Что-то здесь становиться холодно, не замечаешь? Я уже замёрзла, пока сидела на месте. Надо размяться, — быстро и неразборчиво проговорила она.

Ника встала со скамейки и отошла от меня на пару шагов. Я тяжело вздохнул и стал пересаживаться в коляску. В этот раз повезло — мне не пришлось просить о помощи. Я подъехал к Нике и ничего не сказал. Вообще ничего. Мне действительно было всё равно. Это был вопрос ради вопроса, а не ответа. Хотя бы кто-то в нашей компании, состоящей из двух человек, наконец-то сказал правду.

Мы плутали в каких-то тёмных, грязных и неуютных подворотнях. Я до сих пор в своём городе или уже на другом конце света? Странный вопрос, не находите? Но ещё более странно то, что я продолжал следовать за девчонкой, которая практически только что созналась в своей лжи. Я смотрел куда-то вперёд, ничего не замечая. Если бы я умел ходить, то, без сомнения, спотыкался бы каждый раз, как только мой разум улетучивался в иную реальность. А если учесть тот факт, что я там постоянно, можно сделать вывод, что ссадины на моих коленях не успевали бы заживать. Мы продолжали молчать, но странно то, что тишина вовсе не напрягала меня. А Нику? Возможно. Мысли о том, что сейчас она чувствует себя неловко, несомненно, радовали меня и даже приносили удовольствие. Девочка постоянно теребила пальцами бахрому своего шарфа. А более длинным концом Эдвард будто специально бил меня по лицу, притворяясь, что его подхватывает порыв ветра.

Даже вещи издеваются надо мной. В любой другой раз, не совладав с собой, я бы порвал этот клубок шерсти, но сейчас я был слишком доволен тем, что смог раскусить эту «ангельски-невинную» врунью. Теперь оставалось лишь узнать её истинные намерения по поводу меня и покончить со всем этим.

Апатия, овладевшая мной, не собиралась отступать, пока до меня не донёсся звонкий голос Ники.

— Смотри! Это магазин мороженого! — непонятно зачем воскликнула она, начав прыгать и хлопать в ладоши, как маленький ребёнок.

— И что? — безразлично ответил я.

— Как что! Это же вкусно! — в детском восторге произнесла Ника.

— Ага… — я закатил глаза так сильно, как только мог, и поехал дальше.

— Пойдём, зайдём туда, — вдруг произнесла Ника.

— У меня нет денег. Да и вообще он закрыт. Если ты не знала, нормальные люди сейчас спят.

— Ну, пожалуйста, — жалобно протянула она.

— Господи, ты не в себе. Ты обещала мне показать какое-то место, поэтому я сейчас здесь, а не в своей тёплой постели. Договора о мороженом не было, — твёрдо сказал я, вновь продолжив путь, будучи уверен, что Ника плетётся позади. Спустя минуту, я всё-таки решил обернуться, чтобы удостовериться в этом. Каково же было моё удивление, когда я увидел Нику, приближавшуюся к двери магазина!

— Чёрт, — прошептал я и развернул свою коляску обратно.

Я крутил колеса так быстро, как только мог, чтобы догнать её и остановить.

— Стой! — крикнул я, чтобы задержать её. Ника на минуту замерла, безмятежно поджидая меня. Наконец я добрался до одиноко стоящего здания, привлекшего внимание девочки.

— Что ты собираешься делать? — спросил я, стараясь отдышаться.

— Зайти внутрь и взять мороженое, — ответила она, не изменившись в голосе.

— Как? Ты просто можешь сказать мне, как?! — кричал я, — как ты проникнешь внутрь? Ты собираешься разбить стекло?! Или что?! Там камеры. Нас посадят, ты понимаешь, чёрт возьми? Люди не такие тупые, как ты думаешь! — в бешенстве говорил я.

Ника улыбалась и наивно смотрела мне в глаза, что раздражало ещё больше. Потом она стала опускаться вниз, пока не оказалась сидящей на корточках перед дверью. Я с удивлением наблюдал за её странными действиями. Что она собирается делать? Ника приподняла коврик, постеленный у входа, и взяла что-то блестящее с пола. Она поднялась и показала мне ключ, лежавший у неё на ладони. Ника начала громко смеяться, глядя на меня, пытающегося понять, что произошло.

Конец ознакомительного фрагмента.