Милоа – спасители Эбери. Книга 2. Милоа-госпожа

Анабель Ви, 2017

Вторая книга фантастического цикла "Милоа – спасители Эбери". Совсем недавно Самуэла Ли была шпионкой Триниана и помогала тайной цивилизации горцев и землян противостоять агрессии огромной империи. Теперь она по другую сторону баррикад. Правая рука императора с высоким титулом каганетты, владелица земель и угодий. Помогут ли навыки разведчицы не потерять бдительность в хитросплетениях придворных интриг, а обретенная власть разрешить давний конфликт между горцами и империей? И самое главное, сможет ли героиня остаться собой и найти разгадку аномалии, из-за которой уже более полувека земляне попадают в мир Эбери? Вопреки своим страхам, дворцовым заговорам и поджидающей на каждом шагу опасности, она продолжит идти вперед, чтобы помочь друзьям, а, возможно, и спасти всю империю.

Глава 1. Кузина императора

На вечернем балу в честь приезда императора и его свиты собралась вся элита Таруташа. Элегантно одетые, утонченные вельможи и дамы в узких нарядах с многослойными накидками неспешно передвигались по залу, освещенному огромными люстрами — невиданная для простолюдинов роскошь.

Пятая часть зала была занята помостом, на котором стоял изогнутый дугой стол, покрытый белоснежной скатертью с золотой вышивкой. Вышколенные слуги неспешно передвигались по залу, обслуживая гостей. Несколько из них — избранные и лучшие во всем городе, прислуживали за столом самому императору.

Их Великолепие сидел на высоком кресле, обитом красным бархатом, с позолоченными подлокотниками. По правую от него руку восседал каганетт Амирош Зареон Бивир Кур — ближайший друг и советник императора. Несмотря на свое высокое положение, молодой человек, которому вряд ли можно было дать больше двадцати пяти, вел себя весьма непринужденно — самолично наливал императору вино, шутил и смеялся, придавая обстановке атмосферу гостеприимства и радушия. Рядом с каганеттом сидела высокая и очень худая женщина с тонкими чертами лица — в ней выразилась вся таинственная грация кошки, которую можно только приписать представительнице прекрасного пола. От других гостей ее отличал необычный золотистый цвет кожи и черное узкое платье, запахнутое на манер кимоно — традиционной японской одежды. Она охотно поддерживала беседу с советником, но держалась прямо и чуть настороженно, как будто за каждой колонной ожидала увидеть грабителя или наемника.

Далее, также по правую сторону, сидело еще двое мужчин: один коренастый и круглолицый, другой, постарше остальных, чьи огрубевшие руки и орлиные черты лица выдавали в нем бывалого воина. Он немного сутулился и хмуро смотрел по сторонам, будто не принимая пестроту и богатство окружающей обстановки.

С другого края стола сидела еще одна девушка — невысокого роста, с короткой, почти мальчишеской стрижкой. Она держалась спокойно и дружелюбно, и в глазах ее читались душевная доброта и мягкость. С ней активно беседовали двое мужчин, сидящих рядом — внешнее сходство выдавало в них братьев. Живой взгляд и стремительность жестов позволяли также предположить, что юноши обладали бурным темпераментом и отличной воинской сноровкой.

Но больше всего взглядов в этот вечер приковывала к себе фигура, восседавшая по левую руку от императора. Следует отметить, что и сам Атамурлан Стремительный уделял ей немало внимания. Хрупкая девушка со светлыми короткими волосами, облаченная в тонкие голубые шелка, была похожа на нежную бабочку в этом слишком ярком и шумном обществе. Ее лицо не выражало страха, а серо-зеленые глаза внимательно следили за происходящим вокруг.

«Кто она? Откуда?» — шептались люди, иногда искоса кидая на меня подозрительные, но в то же время восхищенные взгляды.

Странно было чувствовать себя столь… ухоженной, загадочной и при этом близкой к средоточию абсолютной власти этого мира. Мое сердце бешено билось, но я не могла позволить эмоциям появиться на моем лице.

«Из грязи в князи», — про себя ухмылялась я с потаенной горечью. Ибо в тот миг, когда персона императора и мой одноклассник Дима соединились в моем сознании в одно целое, я перешагнула порог от скитаний бывшей горской разведчицы к чертогам всевластия и богатства элиты империи Эбериан. И новая роль, упавшая на мои плечи вместе с воздушными шелками, обрекла меня на совершенно иной образ жизни, поведение и даже взгляд на мир.

Когда трапеза была завершена, император не спеша поднялся со своего трона. Советники поспешили встать вслед за ним — слуги отодвинули стулья, и в этот момент все взгляды вдруг устремились на меня.

Дима, непринужденно взяв мою руку (этот жест был весьма символичен — если длань самого императора касается человека, тот получает благословение и защиту от него лично), вывел меня из-за стола, обойдя его слева, и остановился в центре помоста. Перед нами застыла вся местная аристократия, несколько десятков, может, полсотни человек украдкой переводили взгляд с меня на императора и испуганно опускали глаза, выражая свое почтение. Спину прожигали взгляды приближенных Их Великолепия. Стремительная семерка — так называли людей, никогда не покидающих императора, переезжающих с ним с места на место, даже если после бешеной скачки приходилось ночевать на земле и питаться подстреленным по пути и зажаренным на костре кроликом.

Когда император остановился и поднял мою руку до уровня плеча, как бы представляя меня окружающим, все собравшиеся неожиданно преклонили колени. Я почти физически ощутила, как трепет от самого вида повелителя прокатился по толпе. Краем глаза я заметила, что советники императора, хоть и не встали на колени, но тоже склонили головы, следуя, видимо, четко отработанному ритуалу.

— Сегодня для нас наступил воистину счастливый день! — заговорил Дима-Атамурлан, глядя поверх толпы, как будто обращаясь к кому-то свыше. — Среди суеты и забот о единении нашей империи, великого Эбериана, мы повстречали ту, о существовании которой не знали еще вчера, но кровь которой так же свята, как и наша. Мы хотим представить уважаемому обществу, здесь собравшемуся, и через него — всему высшему свету нашей империи, дочь пропавшей без вести Эноретты Ито-Ланской — Энорэт Лику Сэм Ву Ито-Ланскую, в коей признаем мы нашу двоюродную сестру и которую считаем частью нашей священной династии. Сокровище, утерянное в горах дикого Триниана, возвратилось через много лет в лице храброй и удивительной девицы с необыкновенной судьбой, чтобы с нынешнего дня наконец занять должное ему место в императорской семье. Повелеваем преклоняться перед нею, как перед любым из Арланов, и чтить ее как сокровище императора, ибо возвращение ее есть не что иное, как благословение высших сил. С возвращением, сестра! Чируши!

— Чируши! Чируши! Чируши! — как заклинание, закричала толпа, поднимаясь с колен и вскидывая руки с зажатыми в них бокалами или яркими платками. На эберианском «чируши» означало что-то вроде приветствия и благословения одновременно, а поднятие руки вверх (но обязательно с каким-то символичным предметом) было жестом радости и торжества.

Все произошло слишком быстро. Шесть часов назад я была шпионкой Триниана, плененной имперцами и служившей помощницей лекаря при дворе у врага. Моей целью было не привлекать лишнего внимания и, разобравшись в ситуации, сбежать обратно в горы, где меня ждали другие земляне, скрывающиеся от империи и совместно с местными жителями тайно создающие цивилизацию для противостояния Эбериану. Но внезапная встреча в коридорах дворца с одноклассником с Земли, который оказался не кем иным, как императором Атамурланом, перевернула мою жизнь с ног на голову. И теперь я стала частью императорской семьи — столпом верховной власти империи, против которой сражался мой истинный народ. Хотя какой народ здесь действительно был истинно моим? И кем являлась в большей степени я? Роли тринианской разведчицы, тихой служащей резиденции и новоявленной аристократки столкнулись во мне, образуя настоящий ураган несоответствий. Так недолго было и сойти с ума. Но ладошка Ву, оставшаяся висеть на моей шее как амулет, быстро подсказала мне ответ: какую бы роль не навязало мне это общество, внутри я всегда останусь борцом за свободу и справедливость. И теперь, облеченная непомерной властью, я получила лишь дополнительные возможности что-то изменить в устройстве этого мира. И, возможно, разгадать самую большую из его тайн: как и почему вот уже больше полувека в мир Эбери попадают люди с Земли? А главное — можем ли мы вернуться домой? Но для этого потребуется немало усилий и времени, возможно, даже вся жизнь.

Историческая справка

Ибран, третий сын великого императора Уторана Грозящего, всегда был больше заинтересован в путешествиях и науке, чем во власти и политических интригах. Со своим младшим братом, четвертым сыном императора Сурбаном, они много странствовали и месяцами пропадали вдалеке от Турмалона, столицы империи. Сам Уторан любил Турмалон — при нем город стал похожим на раскормленную гусеницу, превращающуюся в златокрылую бабочку. Центр торговли и культуры, он также стал центром образования, науки и конечно же средоточием власти.

Тайные общества и религиозные культы явно стремились подточить ножки трона императора, и Уторан поверг немало своих врагов, а заодно и друзей, под конец жизни став подозрительным и жестоким. Весь двор трепетал перед ним, а домочадцы буквально ходили на цыпочках по покоям великого императора. Только одна его дочь, Эноретта, продолжала дерзить и выражать всякое непокорство. Уторан, однажды особенно разозлившись на строптивый нрав дочери, решил выдать ее замуж за одного крупного землевладельца — аристократа из центральных земель империи. Фактически это означало, что Эноретта должна была навсегда покинуть столицу и уехать в глушь, где ее бы держали, как редкую птицу в позолоченной клетке. Но упрямая дочь императора умудрилась сбежать прямо из-под носа жениха и направилась на восток, переодевшись молодым юношей. Где-то там, у подножия гор Триниан ее братья Ибран и Сурбан исследовали восточный край империи. В те годы военный лагерь уже стоял под горами, и солдаты в нем куда больше симпатизировали двум младшим сыновьям императора, чем старому повелителю или его наследнику. Поэтому братья, хотя и рады были встретить сестру, понимали, что идти против воли отца в их положении значит спровоцировать бунт.

Вскоре в лагерь, стоящий в уподножье (территории между Тринианом и равнинным регионом вокруг гор) заявились шуины, личные гвардейцы правящей семьи, сопровождавшие девушку на свадьбу. Поняв, что защиты от братьев ей не видать, Эноретта посреди ночи вскочила на коня и умчалась в горные леса. Шуины преследовали ее несколько часов, но волею судьбы молодой девушке удалось добраться до гор и исчезнуть среди скал и утесов. Были организованы поиски беглянки, а Уторан рвал и метал, срывая злость на младших сыновьях. Но и спустя несколько месяцев не удалось обнаружилось никаких следов Эноретты Ито-Ланской. В конце концов было решено, что она заблудилась и погибла в горах. В народе этот случай быстро оброс легендами — образ Эноретты стал символом свободы, хотя многие считали ее поступок глупым и безрассудным. В то же время пошел слух, что принцесса вовсе не погибла, а якобы встретила молодого вождя горского племени, и он увел ее так далеко в горы, что никакой имперский отряд не смог бы их отыскать.

Чувствующий вину и в то же время обозленный император Уторан приказал младшим сыновьям вернуться в столицу. Там Ибран женился на придворной красавице и остепенился. В отличие от него младший брат, Сурбан, продолжал много путешествовать и возглавил самый быстрый и элитный конный полк в имперской армии. Уторан с трудом терпел выходки сына, но, в конце концов, смирился. Тем более что у повелителя хватало своих проблем — два старших сына, Миред и Уторан младший, были погодками от разных матерей, и отношения между ними становились все более напряженными по мере старения отца. Император чувствовал угрозу, а его противники старались натравить двух потенциальных наследников друг на друга.

Так минуло чуть более десяти лет. А затем будто кто-то свыше нажал спусковой крючок — одна за другой начались большие перемены. Уторан скончался. Через месяц старшего из братьев, Миреда, провозглашенного новым императором, отравили, обвинив во всем второго претендента на трон Уторана младшего. Вина последнего не была доказана, хотя в мыслях он, несомненно, мог желать подобного исхода событий.

Тогда лица вельможей неожиданно обернулись к Ибрану: третий сын покойного Уторана, образованный, хорошо знающий империю, у многих вызывал симпатию. И именно его аристократия прочила в императоры после скоропостижной гибели старшего из братьев.

Сам Ибран с момента своего возвращения в столицу не был счастлив: несколько его детей умерло в малом возрасте, а последние годы жена и вовсе не могла забеременеть. Однако в тот год у него наконец родился еще один мальчик. К сожалению, красавица жена Ибрана умерла при родах, что стало еще одним событием, омрачившим жизнь нового наследника престола. Пережив несколько тяжелых утрат за столь короткий срок, Ибран должен был решить, что ему делать с Утораном младшим, которого обвиняли в предательстве и убийстве Миреда. Двор затаился, ожидая суда брата над братом.

Ибран действовал решительно. Он объявил Уторана виновным — не потому, что вина его была доказана, а потому, что тот представлял явную угрозу единству империи. Второй сын императора Уторана Грозящего был казнен как убийца члена императорской семьи и братоубийца в одном лице. На следующий день после казни весь двор ожидал восхождения Ибрана на престол. Но тот бесследно исчез вместе со своим трехмесячным сыном. Вскоре во дворец прибыл четвертый и последний сын Уторана, Сурбан. Пока велись поиски Ибрана, он постепенно взял бразды правления в свои руки. Особенно охотно поддержало его войско — солдаты обожали молодого удалого Сурбана. Еще через три месяца его объявили императором. Вскоре после этого он покинул столицу и со своей элитной конницей стал кочевать по империи, улаживая конфликты и сплачивая страну. У многих он вызывал трепет, а его восхождение на престол считали судьбоносным событием, ибо никто не ожидал, что именно он, младший сын Уторана, станет повелевать империей.

Ходили разные слухи на этот счет, но Сурбан поздно женился — только на пятый год своего правления империей, когда ему уже исполнилось тридцать лет. Женой его стала Элена — хрупкая девушка не из самой знатной семьи. Еще одно стечение обстоятельств — на протяжении последующих шести лет у Сурбана и Элены родилось три дочери. Народ недоумевал, почему император не возьмет себе еще одну жену (что было обычным делом в императорской семье), а аристократия, заинтересованная в стабильности династии, роптала на неспособность Элены зачать мальчика.

Но произошедшее далее совершенно не укладывалось в планы представителей эберианской элиты. На шестнадцатый год своего правления император Сурбан вернулся в столицу. Вместе с ним в Турмалон прибыл юноша, которому также было шестнадцать лет. На торжественном приеме в честь приезда император Сурбан объявил, что привез не кого иного, как племянника — Атамурлана, сына своего почившего брата Ибрана и законного наследника престола.

Ошарашенная аристократия не сразу поверила своим глазам. Но перед ними действительно стоял Атамурлан — его сходство с отцом и другими представителями династии было бы глупо отрицать. И по закону Эбериана именно он должен был стать новым императором, а поскольку юноша был по местным меркам совершеннолетним, ожидалась немедленная передача власти от дяди племяннику. Однако Сурбан не спешил уступать престол, несмотря на то, что сам же объявил Атамурлана законным правителем империи.

В итоге юноша самостоятельно начал бороться за власть. На его сторону встали те, кого по разным причинам не устраивала политика Сурбана. Особенно укрепила позиции юноши семья Бивир Куров, чей древний род мог потягаться даже с императорской династией.

В это время старшей дочери Сурбана исполнилось одиннадцать, и император выдал ее замуж за одного из своих приближенных вельмож с высоким титулом дэкора. Все расценили это как попытку ввести в борьбу за престол еще одного человека, ставшего зятем императора. Атамурлана возмутило, что его малолетнюю кузину выдали замуж за зрелого и властолюбивого мужчину.

Атамурлан довольно быстро завоевал симпатии как народа, так и многих представителей воинского и аристократического сословий. Обладая харизмой и талантом убеждения, он также оказался более гибким и дипломатичным, чем его дядя. После полугодичной неофициальной войны и интриг Атамурлан предложил Сурбану вступить в переговоры. Но встреча их так и не состоялась: по пути к условленному месту император Сурбан, крепкий и закаленный в переездах воин, которому недавно только перевалило за сорок, неожиданно упал с лошади и сломал ребро и руку. После чего, несмотря на уход лучших врачей империи, он тяжело заболел и в течение месяца испустил дух. Его место сначала хотел занять зять, но Атамурлан объявил его предателем и прилюдно казнил, освободив кузину от неравного брака и заняв престол.

Несмотря на то, что Сурбана недолюбливали за пренебрежение столицей и постоянные перемещения по империи, Атамурлан решил продолжить его политику, найдя ее вполне успешной. С небольшим отрядом, ныне известным как Стремительная Семерка, он стал разъезжать по империи, верша правосудие и проверяя состояние войск и земель. В Турмалон он приезжал редко.

Элена после смерти мужа уехала на запад — в земли златокожих, что можно было бы сравнить с добровольной ссылкой, ибо культура этого народа и вправду отличалась самобытностью и религиозностью. С собой она забрала младшую дочь. Две старшие девочки остались при дворе Турмалона, и Атамурлан лично следил за их образованием и воспитанием.

На вопросы по поводу того, где скрывался наследник все эти годы и как умер его отец, Атамурлан давал невнятный ответ, что вырос он в закрытом жреческом обществе в Западных горах, а Ибран-хан скончался, когда ему исполнилось двенадцать. Так как Западные горы действительно являлись оплотом сильного религиозного культа и представлялись имперцам не менее загадочными и опасными, чем Триниан, эта история быстро обросла слухами и легендами, которые Атамурлан не опровергал, но и не подтверждал.

За четыре года своего правления юный император-хан уже успел многое: укрепил войско, подавил множество бунтов, внес ряд изменений в законодательство, дав толчок экономическим реформам, а также развитию науки и образования. Однако все эти благие перемены сопровождались централизацией власти и довольно жесткими методами расправы над несогласными.

Императора Атамурлана прозвали Клинком Судьбы за его неожиданное появление, Железным императором за решительный нрав, а в народе его стали называть Атамурланом Стремительным за способность перемещаться с места на место с большой скоростью и успевать за год объехать почти все территории империи.

Такой была история Эбериана последних трех десятков лет.

* * *

Небольшой двор таруташских аристократов не мог, конечно, сравниться с великолепием столичной аристократии. И все же они — носители голубых кровей из древних родов, стали тем лицом благородного общества, куда ввел меня Атамурлан.

Я знала, что они еще долго будут судачить обо мне. Признаться честно, я разрывалась между желанием забиться в темный угол и гордо принять вызов судьбы. Но император, как оказалось, давно позаботился о моей «безопасной интеграции» в высшее общество.

После обеда, на котором я едва прикоснулась к роскошным кушаньям (от волнения аппетит был ни к черту), меня тут же увлекла в сторону одна из двух девушек Стремительной Семерки — та, что сидела с левого края и болтала с братьями-воинами.

— Позвольте мне помочь вам освоиться в этом обществе, — с приветливой улыбкой сказала девушка, хотя в глазах ее скорее читалось беспокойство, граничащее с испугом. — Я — улуза Адрэа Ли Ланэз. Улуза — это титул. Но зовите меня просто Адрэа. Я здесь скорее в качестве наблюдателя, так что можете задавать любые вопросы.

Слушая взволнованную речь девушки, я неожиданно узнала ее — именно Адрэа была одной из собеседников, чью беседу я подслушала, разыскивая в резиденции завхоза-баура.

«От судьбы не уйдешь», — почему-то подумала тогда я.

— Не хочу быть навязчивой, но вы представляете огромный интерес для сообщества, к которому я принадлежу. Если позволите, я могу рассказать вам…

Адрэа смущенно запнулась, как будто и вправду не хотела навязываться. Девушка казалась очень искренней — меня удивило, что при дворе вообще существуют такие люди. Конечно, все это могло быть искусной актерской игрой, но я вспомнила Колку — та тоже вроде как была искренней, но в то же время играла со мной, отчего меня не покидало странное напряжение в душе. С Адрэа такого не было — во всяком случае, мой внутренний детектор лжи молчал.

— Расскажите, — позволила я, решив остаться немногословной.

Мы уселись в два кресла в углу зала — место относительно спокойное и тихое, так как в центре постоянно сновали слуги, гости и приближенные императора. Готовились к танцам.

Адрэа надела дымчатую накидку на плечи, тонкую и прозрачную, как и шелка, в которые была облачена я. Так как девушка была очень коротко подстрижена, в этот момент она напомнила мне средневековую монахиню из какого-то фильма. Большие добрые глаза только подчеркивали этот образ.

Немного потупив взгляд и стараясь не глядеть на меня, как будто боясь обжечься, Адрэа негромко промолвила:

— Дело в том, что с тех пор, как ваша легендарная мать, Эноретта Ито-Ланская, пропала без вести в горах Триниана, в столице постепенно стал образовываться женский орден. Вернее, женское общество существовало уже тогда, но после поступка Эноретты мы взяли ее имя, назвавшись Орденом Ито-Лан. Я, как понимаете, принадлежу к нему и очень горжусь этим. Мы боремся за права женщин участвовать в общественной жизни империи наравне с мужчинами. Надо сказать, Его Великолепие император сильно поддержал нас. Даже то, что я и Синая (вторая девушка в Стремительной Семерке) оказались его советниками, очень многое значит для Ордена. Хотя Синая не принадлежит к нему, она вообще из западных народов, которые зовутся у нас златокожими, но все же… Можете представить, какая для нас радость, что Эноретта не канула в неизвестность? И что вы, ее дочь, были признаны самим императором, и теперь находитесь среди нас? Вы — как сокровище, как живой талисман! Ох, простите…

Глаза Адрэа лихорадочно горели, когда она произносила свою немного сбивчивую речь. Я понимала девушку — для нее я была одновременно новоявленным членом семьи императора и настоящей диковинкой. Кроме того, я выросла в самых незаурядных условиях, которые только можно представить для аристократки — среди дикарей Триниана. Но за этим горящим взором стояло и еще кое-что — страстное служение девушки своему делу. И здесь я ей даже слегка позавидовала — наверное, этот Орден и вправду был набирающей силу организацией образованных и независимых женщин. Что-то наподобие движения феминисток на Земле. Правда, на Эбери представить подобное было крайне сложно.

Я ненавязчиво подтолкнула Адрэа продолжить свой рассказ. Во-первых, я не хотела, чтобы она стала задавать мне вопросы о моей прошлой жизни — тогда пришлось бы снова врать, а меня тошнило от постоянной лжи. Во-вторых, мне нужна была информация.

В итоге я узнала, что Орден Ито-Лан стал прибежищем женщин в основном аристократического круга, как замужних, так и одиноких. Порой там находилось место и не столь именитым богачкам: им прислуживала масса простолюдинок, нахватавшихся идей о женской независимости. Мужчины терпимо относились к существованию подобного общества, видимо, воспринимая его как женский клуб по интересам. А может, потому что женщины оказывались достаточно мудры, чтобы правильно манипулировать сильным полом.

В Турмалоне за последние двадцать лет открылось четыре учебных заведения специально для женщин. Женские курсы при центральном Университете, где обучали в основном точным, экономическим и юридическим наукам. Естественно, женщин-юристов в Эбериане не было, а курсы предназначались в основном для помощи высокородным дамам в ведении крупного хозяйства.

В академию наук принимался определенный процент особенно одаренных женщин, которые в будущем расценивались, как ученые, и оставались в стенах Академии для преподавания или проведения исследований (оказалось, в Эбериане немало людей интересовалось наукой). Надо сказать, что именно там и зародились первые идеи о создании подобного ордена.

Академия искусств отвела отдельное здание, где обучались женские группы. К искусствам зачастую относились не только музыкально-художественные занятия, но и, к примеру, ораторское искусство, правила этикета и множество дополнительных курсов по шитью, прядению, танцам, языкознанию и даже истории. В академию искусств поступала большая часть девушек из высшего общества, чьи отцы хоть как-то были заинтересованы в образовании своих дочерей.

Четвертая же школа была тайной, и о ней даже Адрэа знала крайне мало. Это была некая жреческая гильдия женщин-воительниц. Туда попадали одаренные простолюдинки, «падшие женщины», незаурядные аристократки из разорившихся семей и прочие сомнительные для общества личности. На выходе, как можно было понять, получались женщины-воины, врачевательницы и жрицы, обладающие обширными знаниями. Их общество было закрытым, они даже носили определенные метки и выполняли тайные задания Ордена. Хотя, как упомянула Адрэа, нынешний император сам нередко прибегал к помощи эберианских амазонок и доверял им порой больше, чем некоторым из своих офицеров.

В Турмалоне, столице империи, заседал так называемый Законодательный Совет. Он разрабатывал и принимал законы, которые в готовых проектах передавались на рассмотрение лично императору. Некоторые области, в основном касающиеся культуры, искусства и хозяйства, частично были отданы в ведение Ордену. Глава Ордена и три ее главных советницы могли выступать на Совете, когда дело касалось принятия законов именно в данных областях. Этой небольшой, но все же значимой для Ордена власти женщины добились именно с позволения Атамурлана. Было заметно, что весь Орден обожает нынешнего «современного во взглядах» императора и готов выполнить любую его просьбу.

«Атамурлан не зря провел свое детство на Земле. Он свободен от предрассудков здешнего общества и мудро применяет это себе на пользу», — подумала я, анализируя рассказ Адрэа.

Пока Адрэа посвящала меня в особенности роли женщин в высшем обществе Эбериана, я продолжала исподтишка следить за перемещением императора.

Атамурлан, представив меня, занял место на отдельном троне в бальной зале. Он держал в руке кубок и периодически подносил его к губам, особенно выслушивая какие-нибудь глупости от придворных. Иногда в беседу вступал каганетт Амирош — его ближайший друг и советник, которого я по привычке продолжала звать про себя Князем.

На данный момент меня больше всего заботило два вопроса: как поживает Меф, оставленный мной еще сегодня утром, и кто же все-таки распорядился доставить нас обоих в резиденцию, куда якобы по стечению обстоятельств вскоре прибыл император.

Глядя на Амироша, я понимала, что дело не обошлось без его приказа. Но подойти к нему и прямо задать вопрос у меня не хватало смелости. Честно признаться, внутри я была очень сильно напряжена и безумно рада, что Адрэа увела меня в укромный уголок и спрятала там ото всех.

— Вы наверняка вскоре станете каганеттой, — услышала я ее немного детский голос.

— Кем? — не поняла я.

— Каганеттой, как каганетт Амирош Бивир Кур. Это высший титул при дворе Их Великолепия. Им он удостаивает только ближайших родственников и друзей.

— Император мне ничего не говорил, и, увы, я пока ему не друг, — скромно улыбнулась я Адрэа.

— Уверена, он именно так и поступит. Вы слишком значимая персона при дворе. И, пока вас не увлекли в круговорот придворной жизни, хочу сразу пригласить вас в Турмалон от имени нашего Ордена. Для нас это большая честь. Может, я тороплю события, но ваше участие поднимет его авторитет, укрепит нас в этом мире, где всем распоряжаются мужчины.

Адрэа явно была взволнована и говорила очень искренне. Но мне вдруг показалось, что меня, как новую, но уже значимую персону, пытаются поскорее завлечь в местные дела, преследуя личные интересы. Впрочем, Атамурлан наверняка знал, что будет рассказывать мне Адрэа и, видимо, счел это уместным. В конце концов, Орден назван в честь женщины, которую он выдал за мою мать, да и Дима мог просто решить, что история женской борьбы за равные права хорошо ляжет на мое земное восприятие.

— Не будем торопить события, я сначала с удовольствием познакомилась бы с другими членами Ордена, — вежливо ответила я.

Я старалась держаться ровно и следить за каждым своим жестом, но с непривычки мне становилось все хуже. Я много выпила и почти ничего не съела. Поэтому неудивительно, что сердце мое сбилось с ритма и перед глазами все пошло кругом.

Незаметно вздохнув, я немного пришла в себя. Вся эта напыщенная обстановка, куда меня загнали обстоятельства, вызывала тошноту.

— Извините, я отлучусь, — сказала я куда-то в сторону Адрэа, стараясь спокойно встать на ноги.

Мне удалось выйти из залы, не привлекая внимание, и скрыться от ослепительного света, надоедливой музыки и запахов надушенных человеческих тел.

«Как я ненавижу это все. Ненавижу этих искусственных людей, эти интриги, это высокомерие. Все следуют этикету, носят маски и восхищаются императором. Отвратительно».

Я быстро шла по коридорам резиденции, стремясь очутиться подальше от зала, стремясь просто убежать. В моей душе все клокотало, но на лице сохранялась привычная маска выдержанного равнодушия. Если бы я была смелее, я бы бежала… неслась бы по этим приторно роскошным коридорам.

«Месяц назад меня привезли сюда, одетую в тряпки, а сейчас чествуют, как принцессу. Я просто игрушка в руках провидения, и на мне оно, видимо, отыгрывается за какие-то свои личные обиды. Даже Мефу наплевать, что я ушла и пропала на целый день. Возможно, он даже рад».

Я поняла, что не хочу идти к нему. Мы могли бы держаться вместе, могли бы помогать друг другу в трудный час, но он невзлюбил меня с самого начала. Он не доверял мне, а я невольно искала его поддержки. Ну уж нет, раз теперь я — родственница самого императора, пусть хоть выложит всю мою историю, я не буду больше унижаться перед ним. Пусть посчитает меня еще большей интриганкой, увидев однажды в этих великолепных шелках, пусть возненавидит меня, но он как был никем, так и останется никем в этом мире!

Я задрожала от обиды и гнева, хотя понимала, что мои чувства к Мефу явно преувеличены. Захотелось вскочить на коня и уехать как можно дальше. В принципе, это было вполне осуществимо — надо было только найти верховой костюм, а в моем нынешнем положении конюхи беспрекословно выделят любого коня.

Размышляя над этой идеей, я бросилась в свои покои. Их распорядился выделить мне Дима, как и двух служанок, которые приводили меня в порядок перед балом. Я немного поплутала по крылу резиденции, но вскоре смогла сориентироваться в многочисленных коридорах и достаточно быстро нашла отведенные мне комнаты.

Спальня была огромной. Большие окна выходили в сад, а со второго этажа даже можно было увидеть крышу лекарского домика за деревьями. Легкий тюль колыхался под освежающим летним ветерком. Весь пол был устлан мохнатыми коврами, а кровать застелена шелковым бельем. Здесь же, в углу за ширмами, располагалась бадья, в которой меня вымыли, натерев нежнейшими маслами.

У одной из стен стояло сразу несколько сундуков. Служанок не было, и я, захлопнув поплотнее дверь, бросилась к ним, на ходу срывая с себя верхние шелка. В тот момент все мое нутро дрожало где-то на грани между отчаянием и яростью.

Тяжелые крышки пришлось поднимать обеими руками. Здесь слоями лежали самые разные платья, в основном такие же, в какие была одета я сама. Легкие, разноцветные и безумно дорогие — я ничего не смыслила в таких нарядах. И ничего похожего на ездовой костюм, не говоря уж о привычных штанах и тунике.

Перерыв оба сундука до дна, я со злостью захлопнула крышки и обессиленно села на кровать.

«Я уже придумал, как все уладить», — вспомнила я слова Димы, которые услышала, очнувшись после короткого обморока. Он уложил меня на диван в той же комнате, куда увел для расспросов, и спрыснул мне лицо водой, чтобы я пришла в себя. Больше всего на свете мне тогда хотелось посидеть в тишине и все обдумать, но мой одноклассник-император уже вовсю излагал свой план. Тогда я узнала о его пропавшей в горах Триниана тетке (наверное, она и вправду погибла, потому что Милоа ничего о ней не знали), и что по возрасту я как раз могу быть ее дочерью — да, получится, что родила она меня примерно в тридцать лет, поздновато по местным меркам, но кто там будет считать, если сам император уже все решил? И да, совершенно непонятно, как я очутилась здесь — неужели жрецы что-то намудрили, надо бы направить к ним кого-то там (при этих словах я насторожилась, но Дима уже перешел на другую тему), а сейчас давай-ка вставай, скоро начинается бал, и я представлю тебя своей найденной в горах кузиной. Какая удача, что ты попалась мне на глаза! Надо будет обсудить с Амирошем (тогда я еще не знала, что так зовут моего старого знакомца Князя)…

Что именно он собирается обсудить, я не поняла, потому что Дима, не закончив, встал, схватил меня под локоть и потащил к выходу. Через час меня уже намывали и наряжали служанки в моих новых покоях, а еще через несколько часов я оказалась на балу.

Да уж, не зря Атамурлана прозвали Стремительным. Я даже не успела спросить, как сам он очутился на Эбери и есть ли возможность перенестись обратно на Землю…

И что теперь?

Став неожиданно найденной кузиной императора, я обрела огромную власть, но с ней потеряла свободу. Теперь я должна носить эти тошнотворные воздушные одеяния, отвечать на навязчивые вопросы любопытных и мило улыбаться, иначе меня сочтут дикаркой, и вся аристократия будет смеяться надо мной и распускать грязные слухи. Я и так не очень-то вписываюсь в их круги. А может… может, вправду убежать, как только все успокоится? Совершать конные прогулки, а однажды просто взять и ускакать. Мне с собой может понадобиться разве что нож да фляга с водой… все остальное добуду в пути. Я же разведчица, я должна уметь исчезать бесследно. И потом, через несколько дней, может, неделю, я доберусь до Триниана… Родного Триниана, где все знают о Земле и ценят землян, где остались мои друзья. Здесь у меня нет никого близкого, но, что самое ужасное, здесь и не принято становиться друг другу близкими.

— Можно, я войду? — стук в дверь, пусть и негромкий, заставил меня вздрогнуть и сжать пальцами покрывало.

Хотелось послать незваного гостя к черту, заорать на всю резиденцию, чтобы меня оставили в покое. Да и разве можно кого-то принять в таком состоянии? Я даже челюсти сжала, чтобы не разразиться отменными ругательствами и проклятиями. Вместо этого на глазах выступили слезы.

— Кто там? — проглотив их, отрешенным голосом спросила я.

— Это Амирош, ваш почтенный слуга и советник Их императорского Великолепия.

«Князь!? Зачем он пришел? Следил за мной? Что ему надо?»

— Что вам надо? — не заботясь об этикете, крикнула я.

— Всего лишь поговорить. Полагаю, вам сейчас нелегко…

Он сам отворил дверь в спальню. Мне хотелось спросить, входит ли это хоть в какие-то рамки приличия, ведь я вполне могла сейчас переодеваться, но почему-то смолчала. В то же время мне жутко захотелось накинуться на этого буржуя и содрать с него кожу собственными руками. Неожиданно в его лице передо мной предстала вся эберианская аристократия, которая, в свою очередь, стала почему-то виновницей всех моих бед. Я ощутила прилив ненависти.

Видимо, Князь тоже уловил мои чувства, так как не осмелился далеко отходить от двери.

— Я… я не хотел вас побеспокоить, госпожа. Я сам недолюбливаю эти торжества и балы. Куда больше мне нравятся военные вылазки, когда ты оказываешься тет-а-тет с опасностью. Как тогда, в горском племени, помните?

Меня как будто облили ушатом холодной воды. Так он все-таки узнал меня! Я напряглась всем телом, стремясь унять подступившую дрожь.

— Что вы знаете о племени? — прямо спросила я, но собственный голос невольно напомнил мне змеиное шипение.

— Ничего! Меня ведь отпустили! — улыбнулся было Амирош, но тотчас снова стал серьезным. — Уверен, вы знаете о нем куда больше. И я не хотел угрожать. Еще тогда я приметил, что вы отличаетесь от других, а потом узнал вас в том домике лесника. Я понял, что вы — не простолюдинка. И раз уж меня пощадили дик… ваши собратья, то мне грех было не оказать помощь вам. И вот, в итоге выяснилось, что вы — сестра императора!

«Вот все и прояснилось. Это он приказал не убивать меня, а доставить сюда. И вряд ли он что-то подозревает о Земле и Милоа. Все хорошо, Ли, все хорошо».

Мысленно успокаивая себя, я невольно разглядывала собеседника, застывшего в дверях. Надо признать, Амирош был очень хорош собой. Высок, статен, с правильными чертами лица, широкими скулами, черными кудрями и зелеными глазами… Стоп! Неожиданно я вспомнила один из своих снов… когда горела деревня, а мне казалось, что наступил конец света, и лишь человек с зелеными глазами протянул мне руку помощи. Быть может, это был именно Амирош?

— А почему пощадили врача? — просто чтобы поддержать беседу, спросила я.

— Ну, врач — всегда ценный человек, — ответил Амирош. Его взгляд тоже незаметно исследовал меня, как будто он говорил не с отчаявшейся девушкой, а с загнанным в угол раненым зверем, способным в любой момент броситься в атаку.

— Я знаю, вам очень тяжело… Весь этот плен, расставание с домом, новая роль… Вы всю жизнь прожили размеренной жизнью простых горных людей, а тут столько нового.

Я усмехнулась.

— Ничего особенного. К благам цивилизации мне не привыкать, а вот это, — я с презрением приподняла широкий рукав своего наряда, — просто показуха для тех, у кого есть власть и деньги.

— У вас теперь есть и то, и другое, — как можно мягче произнес Амирош.

— Едва ли. У меня здесь нет ничего своего. Как нет и былой свободы.

— Вы просто не ощутили еще значимости своего положения. Вскоре вы поймете, сколько у вас возможностей. Вы сможете покупать все, что пожелаете — вещи, коней, дома, даже земли! И путешествовать тоже сможете!

Каганетт, кажется, немного расслабился. Расслабилась и я. Впервые кто-то заговорил со мной по душам. Но все же я не имела права показывать хоть каплю слабости перед ним. Не имела права ни плакать, ни срываться.

— Не слышали такое выражение: «Один человек был настолько беден, что у него не было ничего, кроме денег»? — спросила я, испытующе глядя на Амироша.

Тот усмехнулся.

— В этом мы похожи, — неожиданно сказал он. — Вам тоже плевать на богатство и власть. Уверен, вы все бы отдали, чтобы оказаться в родных горах с ножом в руке или танцуя вокруг костра. Но вряд ли император вас отпустит — у него на самом деле не так уж много близких людей. И вы — это просто подарок небес. Да и сами подумайте, как много в вашем нынешнем положении вы могли бы сделать для ваших родных и друзей!

— Что, например? Им не нужны мои деньги, а увести армию из-под Триниана я не в силах, — покачала я головой.

— Ну, а друзья в Угоре? — стоял на своем каганетт.

Тут я вспомнила про Ирдига.

— А вы, случайно, не знаете, жив ли мой друг, которого ваши воины так любезно избили в доме лесника?

— Признаться, вы тогда так ловко ранили моего солдата, предположительно убив до этого еще троих, что я так и оставил его в том доме, — отплатил мне той же монетой Амирош.

— Я не врала, когда говорила, что не трогала тех солдат. Я вообще предпочитаю не врать! — соврала я, ощущая, как стонет моя похороненная совесть.

— Если желаете, я пошлю солдат узнать, что сталось с вашим другом. Если он погиб, мы похороним его останки на кладбище Угора, как и положено, — учтиво предложил Амирош.

Я задумалась. Прошла уже уйма времени, так что, если Ирдиг выжил, они с Нуридой и Марго давно ушли. А если нет… то девушки за это время явно успели либо сами похоронить его и уйти, либо сгинули вместе с ним.

— Будьте так любезны, пошлите своих людей. Только чтобы это были разведчики, а не солдаты. И пусть просто опишут то, что видели.

Амирош поклонился, как будто я оказала ему честь.

— Я завтра же распоряжусь о небольшой экспедиции. А пока, вероятно, вам следует отдохнуть. Не смею более навязывать свое общество.

Я неуверенно кивнула, но Князь уже вышел, тихо затворив за собой дверь.

Несмотря на визит не слишком-то приятного мне человека, разговор с ним меня успокоил. Непреодолимой волной накатила усталость. Я снова ощутила себя совершенно одинокой, без родных и друзей не только в этой огромной резиденции, но и на всем Эбери.

Умывшись водой из стоявшего на столе кувшина, я сняла с себя все оставшиеся слои шелков своего сложного наряда и, откопав в сундуках примеченную ранее ночную рубашку, натянула ее прямо на голое тело. Плакать больше не хотелось, хотя душа разрывалась от горечи и боли.

В состоянии эмоционального истощения я забылась глубоким сном.