Не звоните Вивиан

Анабелла Саммерс, 2023

Когда тебе семнадцать и ты в шестой раз переезжаешь в другую страну, кажется, уже ничего не сможет тебя удивить. В новой школе Вивиан Ковальчик притворяется немой, но сразу же жалеет об этом, встретив идеального парня Артура Золотова. Будет ли она и дальше врать или заставит себя возненавидеть?

Глава 6

Плюс двадцать четыре

Следующие несколько дней проходят ровно и спокойно. Погода благоволит, занятия оказываются понятными, а некоторые даже захватывающими. У меня есть отдельный блокнот с ламами, купленный в местном магазине, для записи незнакомых мне русских слов. Их немного, в основном там оказываются те фразы, которые я путаю с английским языком.

Также я не ожидала огромного наплыва учеников из всевозможных спортивных школ и сообществ города. Конечно, с таким небольшим количеством ребят, как в нашей Академии, невозможно создать две противоборствующие команды. Поэтому каждую неделю нас посещают городские юношеские сборные по фехтованию, шахматам, футболу и другим видам спорта, названия которых я не посчитала нужным запомнить.

Мне понравилась вариативная дисциплина, на которую я записалась, — литературное письмо. Во время занятия мы присутствовали на поединках по фехтованию и должны были как можно ярче описать увиденное. Я уверена, что получу максимум четыре с минусом, но пользу от выполнения этого упражнения описать невозможно.

Учитель по стрельбе из лука прилетит в Калининград из Китая только на следующей неделе. Это все-таки факультатив. А вот занятия по йоге на самом деле помогают навести порядок внутри меня. Всего два урока, а я сплю уже по четыре часа! И почему я раньше не пробовала дыхательные практики? На занятия по йоге ходят двенадцать человек — семеро из нашего класса и пятеро из десятого. И все кажутся очень успешными.

Все великие люди когда-то были новичками, Вивиан. Верь в это!

Беседа в новой социальной сети постоянно беспокоит новыми уведомлениями, зачастую не относящимися к урокам. Мои одноклассники любят дурачиться, как и все семнадцатилетние подростки, присылают смешные фотографии и коллажи, высмеивают учителей. А я, как несерый кардинал или как оруэлловский неБольшой Брат, слежу за всеми, но не имею никакой власти, даже над собственным голосом.

Я стараюсь уменьшить общение с Анджелой и Алексой. К концу недели они почти не задают мне вопросов, только за обедом я делаю вид, что внимательно слушаю их сплетни, и заинтересованно киваю. Несколько раз они акцентируют внимание на странных взглядах Голда, обращенных в мою сторону. Я только отнекиваюсь, но мне становится не по себе, когда я вижу его среди участников группы по йоге. Он кладет мат в первом ряду слева, прямо у зеркала. Я же, конечно, в конце зала, во втором ряду.

Паранойя может привести к чему угодно, верно? Это все девочки со своими домыслами! Зачем один из самых популярных парней школы будет пялиться на меня в зеркало зала для йоги? Nonsense!^[12]

Наконец-то пятница. Я знаю, что ученики приезжают в Академию и по субботам, чтобы посвятить время усовершенствованию своих талантов, пообщаться друг с другом и просто побыть вдалеке от родителей. Я же жду субботы, чтобы разобраться с пятитонным домашним заданием и придумать подробный план, как избежать участия во всех общественных делах.

Прощаюсь с девочками, решившими снова остаться в школе и позаниматься. Главный холл первого этажа такой пустынный и забытый, что мне хочется рассмотреть все поближе. Подсвеченный сзади синими лампами аквариум с золотыми рыбками, несколькими бирюзовыми акарами, меланхоличными коридорасами и скаляриями кажется мне уменьшенной копией океанариума в Окинаве. Мне становится немного грустно, оттого что я ем собратьев таких красавцев, но ничего не могу с собой поделать. Я люблю рыбу. Прохожу еще несколько метров и натыкаюсь на телевизор с информацией об Академии. Фотографии с открытия, никак не связанные с ними цитаты достопочтенного философа…

— Хватит! Пожалуйста! Отвалите!

Из ближнего чулана явно доносятся чьи-то восклицания, шорохи, стуки. Сердце начинает бешено колотиться: что и кому нужно делать в чулане после уроков?

— И че? Мамочке побежишь рассказывать?

Долго не думая, я бегу к «святая святых» — кабинету оператора видеонаблюдения. Худощавый мужчина за пятьдесят с густыми темными волосами и усищами под стать сидит, откинувшись на спинку кресла с открытым ртом и закрытыми глазами. Да за что тут только зарплату платят? Достаю телефон и делаю фотографию — не для своего профиля в Instagram, а в качестве доказательства. Если что.

Сильно бью по стеклянной двери кулаками и захожу внутрь. Для пущей убедительности бью еще несколько раз по стенке стеллажа справа.

— Что? Что ты делаешь? Ты кто?

«Там кто-то в беде» — пишу я в заметке и показываю подслеповатому охраннику.

— Что? Где? Что за чушь?

У меня нет времени объяснять человеку спросонья то, что я и сама не очень-то поняла, да еще и без слов. Я хватаю его за рукав форменной куртки и отвожу к одной из двух не стеклянных дверей в холле. Мужчина смеряет меня недоверчивым взглядом, якобы говоря: «Ну, сейчас посмотрим, что тебе там почудилось!» Резким движением он открывает дверь, и нашему взору предстает худенький паренек, лежащий на полу где-то между складных стульев и праздничной мишуры. Над ним склонились трое — каждый в два раза крупнее него, их спины тяжело вздымаются, то ли от ярости, то ли от усилий.

— Блин! Валим! Валим! — кричит один из них, и все трое сразу выметаются из открытой двери, отталкивая каменными плечами оператора и меня.

— Вот тебе раз! Что это такое творится?! На моей памяти такого еще не было! — причитает мужчина, а я захожу внутрь на удивление просторной подсобки и подаю пареньку руку. На первый взгляд, он не выглядит побитым, немного потрепанным, ничего более. Его слишком взрослое выражение лица поражает меня, оно никак не соотносится с хлюпким тельцем. Быстро печатаю в заметке: «Ты цел? Я немая».

— А, да. Спасибо. Спасибо.

— Пацан, это кто были? Из девятого же? Ты их знаешь?

— Нет, — отрезает мальчик.

— Мне надо доложить директору. У всех вас будут большие проблемы.

— Мне нельзя проблем. Нельзя. Не говорите… — бормочет про себя мальчик.

«Вы ничего не скажете директору» — пишу я в заметке, показываю охраннику и любуюсь его самодовольной ухмылкой, пока он не видит сделанной мной ранее фотографии.

— Ты это, слышь, удали! Удали, говорю. Не скажу я ничего никому, если и вы не скажете.

Удаляю фотографию под его пристальным наблюдением, зная, что легко смогу восстановить ее из облака.

— Идите теперь по домам. Идите! — машет он рукой в сторону входной двери. В свете золотистого вечера прозрачная дверь кажется светом в конце темного тоннеля. Парень немного прихрамывает, но молчит. Мы вместе выходим на крыльцо и стоим с полминуты в полном безмолвии.

«За что они с тобой так? Почему директору нельзя знать?»

Мальчик подбирает нужные слова, взъерошивает и без того непослушные русые волосы и решается ответить:

— Потому что я по соцпрограмме. Я из детского дома. Наша директриса как узнала, что есть такая программа, сразу меня записала на конкурс. И я прошел. Представляешь? Из всей области прошел. Я и правда рисую неплохо. И честно выиграл конкурс. А это мои одноклассники. Они не сильно меня, больше пугали, пнули пару раз. А если директор узнает — плакала моя стипендия. Я же каждый вечер обратно возвращаюсь, наши любят слушать истории, что я на уроках делал, чему меня учили. Я им пообещал: как школу закончу и поступлю в хороший вуз, прославлюсь, буду картины продавать. И всем помогу. Спасибо. За… Ну, там, в коридоре. Ты же не скажешь ничего директору?

Мотаю головой. Конечно, нет.

«Как тебя зовут?»

— Тимофей. А тебя?

«Вивиан».

— Серьезно? Офигенное имя. Никогда не встречал никого с таким именем. В каком ты классе?

«11. Ты?»

— В девятом. Круто! Теперь у меня есть знакомые старшеклассники. Ты тут всегда училась?

Заминаюсь. Жалко расстраивать Тимофея, но приходится.

«Я такая же новенькая, как и ты».

— А-а. Ясно. В любом случае спасибо. А почему ты немая?

Ну и вопросы у тебя, Тимофей! Бьешь не в бровь, а в глаз! Тебе правду или соврать? Конечно же, версию, ставшую правдой.

«Травма связок. Детская».

— А-а. Ясно. Это за тобой приехали? Твой парень?

Смотрю на красующегося Сашу в солнцезащитных очках.

«Брат» — с улыбкой показываю телефон.

— Спасибо, Вивиан. Еще раз.

«А тебя когда заберут? Может, подбросить?»

— Не, спасибо. Я подожду на въезде, у башни. Там они меня не тронут.

Машу на прощание рукой. Тимофей отвечает тем же.

Саша в машине обескураживает меня приподнятым настроением. Из колонок играет песня Patience группы Take That.

— Это кто был? Твой парень? — Друг смеется, радуясь тому, что я не могу обозвать его болваном, дураком и идиотом, пока мы не доедем как минимум до границ поселка.

Пока мы едем, я думаю, правильно ли поступила, стоит ли об этом говорить Саше и как Тимофей доберется до дома. Он, наверное, здорово перепугался. А если они снова задумают его поколотить? И меня на этот раз рядом уже не будет? Ах, слишком просто все начиналось, за все в жизни приходится платить. Вот и я плачу за свою ложь.

Саша отвозит меня домой и возвращается на работу. У ученых пятница — не короткий день. У ученых все не так, как у обычных людей. Сегодня я даже не выключаю надоедливый робот-пылесос, мне хочется чувствовать чье-то присутствие.

Захожу в Instagram и загружаю в профиль фотографию фасада Академии, сделанную на днях: Week 1 — Done^[13].

Раскладываю на столе учебные принадлежности и решаю проверить свой дневник. Марина Алексеевна, учитель по литературе, выставила оценки за описание поединка. Четыре. Без минуса, но с огромным комментарием на целую страницу. Я рада, что мне есть чему поучиться в эти выходные, ведь завтра родители будут работать весь день.

Почти все воскресенье у нас дома — царство Морфея. Обессиленные взрослые, пришедшие с работы в субботу почти в четыре утра, просыпаются только к вечеру. «А что делаю в воскресенье я?» — спросите вы. Нет, я не еду вместе с одноклассниками в Калининград, несмотря на противный моросящий дождь. Я пишу лаконичное «Я пас» и благодарю всех богов за возможность закончить два реферата и четыре теста.

А все потому, что в ночь с пятницы на субботу меня посетил давний приятель — сонный паралич. Я закрываю глаза и готовлюсь к нормальному четырехчасовому сну. Не могу вспомнить правильную методику дыхания, показанную в четверг на йоге. Как правильно задерживать дыхание: на вдохе или на выдохе? Черт! Теперь пульс, наверное, за сто.

Моему приятелю много не надо. На самом деле я не знаю, что ему надо. Пара секунд, когда я думаю, что уже заснула, — и вот я уже не могу пошевелиться. Мои глаза закрыты, но таинственным образом сквозь сомкнутые веки я вижу потолок и кусочек окна. Мне нужно потерпеть и постараться по-настоящему закрыть глаза, представить черную пелену. Хлоп — в голове гул, словно кто-то залил мне в уши ушат воды. Перед глазами белый шум, мерзкий и ослепляющий. Я изо всех сил стараюсь пошевелить рукой или ногой, хотя бы одним пальцем, но с каждым моим усилием гул увеличивается, а апогеем становится пришедший ему на смену неистовый смех киношного злодея. Белый шум стихает, но я и не думаю, что это конец — перед закрытыми глазами на белом потолке моей комнаты в ночном сумраке ползут тени силуэтов-великанов, словно бы грешников в Дантовом аду. Прожорливый смех, питающийся моей психикой, скорчившиеся в безумном сюрреалистическом танце тени, бешеный стук моего сердца — барабанной установки, отбивающей ритм этого нечеловеческого хохота…

Я сдаюсь! Я сдаюсь! Я буду считать до ста, до двухсот, до пятисот, до тысячи… Тысяча одиннадцать…

Все стихает так же резко, как и началось. Я медленно встаю на кровати и разминаю конечности, провожу затекшей рукой по мокрому лбу.

— Vi, you have to help me!

— I don’t know if I can. Please, don’t go! We should wait. They will be here soon.

— You promised me, Vi! Vi!

( — Ви, ты должна мне помочь!

— Я не знаю, смогу ли! Пожалуйста, не уходи. Нам нужно подождать. Они скоро придут.

— Ты обещала мне, Ви! Ви!)

Это крики или смех? Сон смешался с параличом? Смотрю на свое осунувшееся лицо в зеркало в ванной и обильно умываюсь ледяной водой, а потом наливаю ее в стакан и выпиваю залпом. Родители вроде говорили, что здесь нельзя пить воду из-под крана. Блин.

На часах пять часов утра. Я знаю, что не смогу заснуть и всю субботу проведу в гостиной под пледом, смотря Netflix. Главное — забыть этот ночной кошмар. Главное — не показывать родителям, что я себя неважно чувствую.

Парочка корейских масок, и к понедельнику я выгляжу более или менее похожей на человека. В воскресенье вечером мы с мамой даже печем шарлотку вместе из местных яблок. Хорошо, что главная тема для разговора у нас непосредственно сам рецепт, а также список продуктов на две недели. Завтра после работы родители поедут за продуктами, поэтому им нужна будет машина. Саша приедет за мной на такси, но чуть позже обычного, в семь часов.

В семь часов! И что прикажете делать в школе до семи часов? Пойти с Анджелой и Алексой в кафетерий, послушать свежие сплетни, сделать упражнения для мышц шеи? Но выбора у меня нет, как, в общем-то, и всегда.

Маме нравится помогать мне укладывать волосы по утрам. Я смотрю на загадочную улыбку Моны Лизы, посетившую ее ненадолго, слушаю восклицания удовлетворения, заряжаю себя хорошим настроением на весь день.

— Magnifique! Good to go! (Красота! Можешь идти!)

— Thanks, Mom. (Спасибо, мам.)

Женьшеневый чай, ставший уже традицией, сухофрукты в бумажном пакетике. Что-то изменилось в самой маме с момента нашего переезда в Россию. И это изменения в лучшую сторону. А как изменилась я? Стала больше врать? Не думай об этом, Ви. Не порти себе понедельник.

Сегодня непростительно жаркая погода, я благодарю метеорологов за то, что они помогли мне с выбором: белая рубашка с коротким рукавом и короткой синей бахромой по краям, короткие белые носки вместо телесных колготок и черно-белые кеды Vans. Никто же не хочет, чтобы ученики угорели? Тем более я видела в Академии школьников в кедах. Плюс двадцать четыре градуса! Прибавьте к этому влажность балтийского климата, и получится что-то около тридцати.

Ко всеобщему счастью, в кабинетах включили кондиционеры, но их мощность is as useful as a chocolate teapot^[14]! Наверняка, чтобы не застудить детей. На первых двух уроках щеки мне охлаждает металлический термостакан, оказавшийся снаружи прохладным. «Угораздило же маму налить мне горячего чая в такой жуткий день» — думаю я и решаю проверить температуру напитка.

Кубики льда! Там плавают кубики льда! Мама приготовила охлаждающий чай! Она очень старается.

— Почему бы нам не провести биологию на улице? — сетуют ребята.

— И правда, почему бы нам не провести биологию на улице? — соглашается Валентина Леонидовна.

Мы заходим в самую чащу искусственно посаженного леса, и вот я уже вижу то, что нельзя увидеть с территории Академии, — огромное спортивное поле с электронным табло и несколько жилых деревянных домиков для служащих.

— Ви, видишь каменный домик? Мы там живем во время летних курсов.

Рядом с деревянными домиками стоит красивая постройка в стиле Академии с двумя колоннами и каменными балконами, напоминающая старое английское поместье. Мне становится неприятно — я уже никогда не посещу летние курсы и не проведу время в этом здании.

Нам дают задание — разбиться на пары и подобрать латинские названия ко всем деревьям и растениям в лесу. Кто найдет больше всего правильных латинских названий — тот и победил. Глупое задание, особенно если учесть, что никто не захочет в напарники немую.

— Разбились на пары?

Соня и Рита, Анджела и Алекса, Марта и Давид, Бэкхем и Голд, Димитрий и Егор, Мирон и Вадим, Мари и Аглая, я и…

— Ну а че я с немой-то? Че за подстава?

— Михаил! Без вопросов и пререканий. Приступайте к заданию, пожалуйста.

Еще около двадцати секунд ребята жалостливо осматривают получившийся тандем, и мне становится по-настоящему интересно, кого они все жалеют: меня или Михаила?

— Пиши разборчиво, а не каракулями, — грубо бросает низкорослый парень с хипстерской прической — высоко уложенным хохолком. В ответ я смотрю на него таким взглядом, чтобы он морально ощутил ответный плевок.

Следующие двадцать минут мы медленно ходим по лесу и изучаем таблички под деревьями. Я под диктовку записываю красивые латинские названия. Несколько раз встречаюсь у кустов с лесной геранью с Анджелой и Алексой. Они мне по-дружески улыбаются, а вторая даже ободряюще хлопает меня по плечу.

Около рядов с туей Fastigiata мы встречаем Голда и Бэкхема — носителя еще одной хипстерской прически, небольшого хвостика с выбритыми боками.

— Тебе обязательно быть таким засранцем, Миш? — внезапно спрашивает блондин. Мой напарник встает с корточек и подходит ближе к Голду. Со стороны это выглядит смешно, так как он оказывается ему почти по грудь.

— Туя оксиденталис Фастигиата, — выплевывает слова Миша. — Записывай, немка.

Голд усмехается, закусывает губу и резко хватает парня за грудки так, что у него на спине натягивается рубашка. От неожиданности Миша роняет телефон на землю. Недоумевающий Бэкхем успокаивающими движениями ладони хлопает друга по предплечью, но это не сильно исправляет ситуацию.

— Сейчас ты извинишься перед Вивиан. И. Впредь. Запомнишь ее имя. И не будешь. Вести. Себя. Как. Последняя. Скотина, — Голд отделяет паузами почти каждое слово так, что они бьют по Мише сильнее физических ударов.

Я не вижу выражения лица Миши, но, судя по его дергающейся правой ноге, могу сказать, что он не на шутку испуган. Лицо Голда искажено гримасой пренебрежения, близкого к ярости, но еще контролируемого. С ближних тропок слышатся голоса остальных ребят, и Голд, наконец, отпускает Мишу, поправляет на нем рубашку и одергивает рукава.

Вивиан. Мое полное имя.

— Ты, кажется, телефон уронил, Миш. Аккуратнее надо быть, — говорит парень как ни в чем не бывало. На полянку заходят сразу две парочки — Анджела и Алекса, Марта и Аглая. Чувствуя напряжение в воздухе, староста заводит разговор на нейтральную актуальную тему, о которой все мы ненадолго позабыли:

— У нас уже двадцать девять наименований, а у вас?

Мне становится нестерпимо жарко, хотя сквозь деревья на полянку пробиваются порывы прохладного ветра. Я дышу так неровно, будто у меня начинается самая настоящая паническая атака.

Голд только что за меня заступился?

— У нас около двадцати, да, Бэк? — спрашивает друга блондин, но смотрит при этом на меня. Я стараюсь сдержать эмоции и не показать ничего, вспоминаю слова похвалы Саши и с самым бесстрастным лицом смотрю прямо в глаза своему защитнику. И только тетрадь по биологии превращается в смятое безвкусное оригами из картона и бумаги. Голд закусывает нижнюю губу, словно собирается что-то сказать, но в последний момент передумывает.

— Теперь двадцать один. С этой туей.

— Отлично, пошли дальше.

Парни пересекают поляну в том месте, где нет ни одного человека, и поспешно удаляются. Я выдыхаю весь воздух, насколько могу, не издавая при этом звуков, и, кажется, Миша делает то же самое. Потом он, наконец, сдвигается с места и поднимает испачканный в земле телефон.

Ни на кого не глядя, выхожу из леса прямо к скамейкам, где большинство ребят уже стоит около царственно восседающей в широкополой шляпе учительницы биологии.

— Ну что, все готовы? Сначала говорите число растений, а потом победители прочтут свой список. Если окажется, что у них нет каких-то растений, — поднимаете руку и дополняете список.

Забавно, на какие только ухищрения с заданиями не пускаются учителя, чтобы посидеть в тишине и подышать свежим воздухом. Все мы люди.

Когда очередь доходит до нашей «пары», я открываю тетрадь, где на пустом смятом листе уже написала огромную цифру 18. Мы оказываемся не последними, Мирон и Вадим нашли всего пятнадцать наименований, а победителями оказались Марта и Давид — тридцать два растения.

Марта, кажется, искренне радуется победе в глупом задании по ботанике и на глазах у учительницы не стесняется чмокнуть Давида в щеку. Я бы не удивилась, если бы Валентина Леонидовна вслух сделала комплимент гармоничности молодой пары.

До обеда я никак не могу унять дрожь в правой руке. Во время письма ручка съезжает с клеток и линеек так, что даже графологическая экспертиза не установила бы значения написанных каракуль. Я успокаиваю себя тем, что скоро смогу подкрепиться вкусным салатом и блинчиками, но из головы никак не уходит пристальный взгляд Голда. Он мог означать что угодно! «Ты жалкая. Почему ты даешь себя в обиду?», «На самом деле, я — супергерой и не терплю несправедливости!» Или вот то, над чем любят шутить девочки: «Ты мне нравишься, Вивиан. Ты же немая, ты будешь выслушивать любые бредни!»

По дороге на задний двор меня вылавливают Анджела и Алекса и отводят в сторону аквариума, избавляясь по дороге от заинтересованных рыбками учеников средних классов.

— Ви! Мы, конечно, видели только немножко и со спины… Но! Просто тебя предупреждаем. У Артура есть проблемы с агрессией. Он в восьмом классе только так кулаки распускал. Но такого не было вот уже… да больше двух лет!

— Да! Да! Я теперь даже не уверена, что ты ему нравишься. Он, может, от стресса совсем с катушек съехал. Ну, выпускной класс, все дела. Осторожнее с ним. Он очень хороший пацан. Последнюю копейку другу в беде отдаст. Да и симпатяга, что скажешь! Но что есть, то есть. — Алекса замечает приближающихся Соню и Риту и умолкает.

В который раз я сажусь за столик так, чтобы мое лицо было не видно сидящим за «популярным столиком». Овощной салат и хумус — отличный выбор для такого пекла, но я решаюсь жевать медленнее и, может, даже опоздать на урок, чтобы отдохнуть от кучи людей в замкнутом пространстве.

— Вы только гляньте на них, сидят милуются. Ни стыда, ни совести. А если бы тут были дети?

— Анджелка, ты такая завистливая. А что, если бы это были вы с Робертом, а?

— Пф! Мы бы так бесстыдно на людях себя не вели. Это же всю романтику портит. Аж аппетит пропал.

Становится интересно, что так взбесило нашу старосту, и я немного поворачиваю голову. Вижу, как Давид с ложечки кормит Марту, а рыжеволосая бестия гладит его по голове и над чем-то хихикает. Ребята вокруг них тоже не особо рады такому соседству, но ничего поделать не могут — законы племени.

— У тебя же аппетит пропал!

— А вот на Робеньку посмотрела, и появился. — Алекса закатывает глаза так, чтобы это видела я, и беззвучно смеется. Я отвечаю ей широкой улыбкой, потому что Анджела иногда на самом деле уморительна. Обеденное время тянется, на радость, медленно, но, к всеобщему удивлению, балтийский ветер преподносит нам неожиданный подарок в виде дождя. Я смотрю на свои подостывшие блинчики, на еще не тронутый чай матча и вспоминаю, что у меня в шкафчике лежит зонт. Это значит, что к тому моменту, как я вернусь на улицу, здесь уже не будет ни души, кроме Степашки — второго повара.

Я закрываю блины и чай на подносе салфетками, чтобы они не сильно намокли, и стремглав бегу к школе. Ребята, наверное, думают, что я совсем больная. Я решаю быстро добежать до шкафчиков и передохнуть там пару минут, пока все они не вернутся в школу.

2319. Ага, вот и мой любимый зелено-желтый зонт в клеточку.

Кто-то сзади хлопает меня по левому плечу два раза. Я сжимаю зонт и резко поворачиваюсь на пятках.

В слабо освещенном дневным светом, просачивающимся сквозь густые тяжелые тучи, холле, всего в полуметре от меня, стоит Голд и показывает руками какие-то невообразимые символы, не говоря ни слова. Он ударился головой? Ему нужна помощь? Как же мне позвать кого-то?

Я смотрю на него взглядом, преисполненным страха и тревоги. Он что, изгоняет из меня демона?

— Прости! Вивиан, я думал, ты… Какой же я дурак! — Голд складывает руки в замок, подпирает ими подбородок и начинает заразительно смеяться, так звонко, что мне хочется рассмеяться в ответ. Но я не могу.

— Я Артур, ты помнишь, да? — Я киваю, не в силах убрать глупую улыбку. — Я подумал, что ты знаешь язык жестов, но не пользуешься им, потому что все равно никто не поймет. А сейчас до меня дошло! Мы используем разные языки жестов! Ты ведь из Англии?

И почему только я не могу перестать показывать эмоции? Я крепче держусь за зонт, как корабль за якорь, в надежде, что он сможет забрать у меня это странное ощущение. И вновь киваю.

— И ты не знаешь русского языка жестов?

Догадайтесь, что я делаю.

— У меня есть отличная идея! — Голд оборачивается, услышав приближающиеся шаги десятков пар ног. — Я научу тебя русскому языку жестов, а ты меня — английскому. Идет?

Наконец так сильно раздражающая меня улыбка исчезает с моего лица. Какая же я идиотка! Решила прикинуться немой? Может быть, думала, что все люди умеют читать по губам? Может быть думала, что никто в новой школе не будет знать языка жестов?

Конечно, нет. Ни о чем таком ты не думала.

Уголки полных губ опускаются, а глаза превращаются в рентгеновский аппарат, сканирующий меня с ног до головы. На секунду я даже чувствую себя голой, безоружной, опустошенной в этом забытом всеми богами холле. Я срываюсь с места и мчусь обратно на улицу, просачиваясь между непонимающими узколобыми незнакомцами, которые никогда не смогут встать на мое место.

Дождь почти прекратился. От намокших столов доносится характерный запах мокрой древесины. Долговязый лысый Степашка уже ставит на тележку подносы с грязной посудой, и в этом ему помогают двое кухонных работников, имен которых я не знаю.

— Ты доела? — спрашивает Степашка.

Бросаю отрешенный взгляд на насквозь промокшую салфетку, быстро хватаю рюкзак и разворачиваюсь.

В коридоре второго этажа меня окликает знакомый голос:

— Вивиан!

Кладу зонт в боковой карман рюкзака, мысленно отдавая ему всю плохую энергию, и печатаю:

«Привет, Тимофей».

— Ты можешь называть меня Тим.

«Хорошо».

— Ты с обеда? У нас уже был перекус после третьего урока, а после шестого будет обед.

«Тебя больше не доставали?»

Тим заминается и переводит взгляд куда-то вдаль. Он решает, стоит ли говорить то, что он хочет сказать.

— Я надеюсь, ты не против… Я сказал этой троице, что ты сфотографировала их, выбегающих из кладовки. Они тоже очень дорожат учебой в Академии. У них, конечно, богатые родители, но, как я понял, и они не поскупятся на побои. Вот так.

Рассматриваю только что услышанное со всех сторон и поражаюсь находчивости своего нового знакомого.

«Я не против. Ты находчивый».

— Спасибо! — озаряется Тим. — Я рад, что встретил тебя. Ой, мне пора на урок. Пока, Ви!

На последних уроках я стараюсь абстрагироваться от всего произошедшего, но и это удается мне с трудом, так как учительница по английскому языку сначала добрых пять минут хвалит уровень моего английского, а потом рассказывает всем о своей практике в Оксфордском и Кембриджском университетах. И это я стараюсь не выделяться! Как хорошо, что мне не задают никаких вопросов, иначе бы я навлекла на себя много нелестных перешептываний.

Занятие по йоге прошло мирно и помогло немного успокоиться — все потому, что Артур пропустил его по неизвестной мне причине.

Долгожданные пять часов вечера. Думаю, что идея девочек с кафетерием не такая уж и плохая.

— Пока, Ви! — бросает мне вслед Анджела. Но я, сама не веря, что приказываю своим ногам идти за ними, следую в кафетерий, находящийся на пять ступеней ниже уровня холла. Внутри оказывается свежо и просторно, но темно, как в каком-нибудь баре. Убранство кафетерия похоже на старый британский паб — каменные стены с редкими картинами, фонари и лампочки вместо светильников. Но специальные столики с кожаными диванами для учителей в левом углу, таблички с делениями на классы и разноцветные скатерти на столах указывают на то, что это все-таки школьная столовая.

— Ви! — замечает меня Алекса. — Ты пришла! Класс! Видишь, там ширмочка? Пошли.

В дальнем правом углу действительно стоит красная ширма под стать китайским фонарикам. За ней оказывается проход в совершенно другое помещение. В таких местах обычно прячут какой-нибудь speakeasy^[15]. Несколько мягких диванов, много света, книжные стеллажи с настольными играми. Что это за место?

— Добро пожаловать в наш секретный шта-а-а-б! — Алекса раскидывает руки и поворачивается на каблуках, делая акцент на последнем слове.

— Знания об этом месте передаются каждому избранному десятикласснику. Но приходить сюда можно только с разрешения старосты. И, конечно же, нашей любимой Анночки Васильевны, — Анджела ехидно улыбается при виде повара.

— Ой, подлиза! Да это самое лучшее место в школе. После моей кухни, естественно. Но туда вход запрещен всем! А это место придумано директором для поощрения старшеклассников. В первые годы школы было таким популярным, все мечтали сюда попасть, вход был по билетикам. Завуч выдавала их за внеклассную деятельность. А теперь… Ты да я да мы с тобой! Больше это место крутым не считается. Да что тут говорить! Моим девочкам я всегда рада. Так, у меня сегодня есть немного наполеона, для учителей готовила, из попроще — профитроли… И блинчики могу разогреть, ты же их вроде не доела, да?

Я округляю глаза и киваю раз пять.

— Ты просто так их салфеточкой накрыла, что я подумала, ты не успела их съесть. Никому не говорите, но у нас потом нетронутые порции дядя Леня за обе щеки уплетает. Это оператор.

А, ну конечно. У него же такая тяжелая работа!

Пока мы ждем сладостей, сидя на мягких тканевых диванах, девочки несколько раз перешептываются, явно решая, какой вопрос задать мне сначала. Но я не предоставляю им такой возможности.

«А кто еще знает об этом месте?»

— Из наших? Да почти все. Модно было в начале прошлого года сюда со знакомыми одиннадцатиклассниками наведываться. Но на то это и мода, она исчезла. А потом, когда у них экзамены пошли, подготовка, в основном приходили мы, Марта с Машкой, Давид с Артуром, Бэк иногда и Сонька пару раз.

— А теперь наша очередь, — перенимает эстафетную палочку Алекса. — Ты чего с обеда убежала, как ненормальная?

Достаю из бокового кармана зонт и показываю девочкам.

— А-а-а. Теперь понятно. А то мы не поняли даже, еще и Голд будто бы за тобой побежал.

«Я его увидела мельком, когда шла обратно».

— Я же говорила, Эндж, что в туалет пошел, а ты — нет, нет!

Анна Васильевна вовремя приносит пирожные, разогретые блинчики, политые сверху шоколадным топингом, и чайник чая с тремя чашками.

— Анночка Васильевна, а где те изумительные пирожные, которыми вы нас в прошлом году угощали?

— А эти вам что, не изумительные? Вот те раз!

— Ну вы что, Анночка Васильевна! Самые вкусные у вас пирожные. Ни в каких кафе таких нет. Просто те были… ну как сказать…

— Произведениями искусства были, Анджелочка, так и говори. Да, конечно, не я их делала, сами понимаете. Но поставщик пока не выходит на связь.

— Неужто Степка? — удивленно спрашивает Алекса.

— А что это сразу я? — отвечает внезапно появившийся из кухонных маятниковых дверей второй повар. — Я вообще мастер холодного и горячего цехов. А по напиткам и десертам у нас все Анна Васильевна.

— Ты представь только, Ви, там такие пирожные были! Разной формы, с вензелями, прослойки всякие, ух! Я таких в жизни не пробовала. Как назвать-то бы… Авторские, что ли. Не простой шоколадный торт, а с манговым муссом, и все в таком духе.

После пары-тройки сплетен и фотографий еды для Instagram с последующей публикацией для ограниченного круга лиц девочки решают, как обычно, отправиться по разным кабинетам и заняться важными для поступления в артистические вузы делами. Я сердечно благодарю повара в заметке и интересуюсь у девочек, где здесь можно позаниматься в тишине.

— Можешь попробовать библиотеку, но туда обычно мелкие ходят. А можешь специальную тихую комнату, туда обычно, кроме старшеклассников, как раз никто не заглядывает.

Тихая комната отличается от всех кабинетов уже при входе — большие резные деревянные двустворчатые двери похожи не на двери в кабинет, а скорее на портал в Нарнию.

Внутри комната оказывается похожа на большинство библиотек в моих прежних школах, разве что меньше и уютнее. Я вижу сидящих рядом в наушниках двух десятиклассников и прохожу немного дальше, за большой книжный шкаф, ширины которого хватает, чтобы разделить помещение и создать некую нишу.

За одним из двух столов спиной к стене сидит Голд.

Блин.

Я не знаю, замечает он меня или нет, но единственно верным решением сейчас будет просто выйти из комнаты и подождать Сашу внизу.

— Ви! Ви, подожди, не надо меня бояться! — Голд догоняет меня около дверей, аккуратно хватает за запястье и разворачивает. Я недовольно вырываю руку.

— Прости! Я не хотел… Не надо меня бояться, пожалуйста! — Смотрю на одного из десятиклассников, который даже вытащил наушник из уха. Голд тоже смотрит на него и вовремя реагирует: — Все нормально! У нас проект.

Какой такой проект? У меня только один проект — проект Вивиан Ковальчик под кодовым названием «Не выделяться». А что это ты тут выдумал?

— Пойдем туда, поговорим. Пожалуйста, — искренне просит Голд. И я верю ему, потому что в свете библиотечных ламп вижу в его чистых голубых глазах неподдельный интерес. Вот только к чему? Или… к кому?

Сама не понимая своих действий, я следую за ним в нишу. Голд отодвигает для меня стул напротив себя и жестом просит присесть. Я очищаю заметку в телефоне.

— Я знаю, что это может показаться странным… — Он переходит на шепот и, скрещивая руки на груди, пододвигается ближе. — Но всему есть логическое объяснение. Когда я узнал, что у нас будет новенькая, я подумал: «Хм, прикольно». Когда я узнал, что ты иностранка, я подумал: «Она, наверное, будет очень интересным собеседником!» Но когда я увидел тебя в понедельник, а Анджела сказала, что ты немая… — Голд остановился, снова закусил нижнюю губу и ухмыльнулся. — У меня есть младшая сестра. Кая. Чудесная девочка, в следующем году ей исполнится семь лет. Но только… Она глухая. Вот. Поэтому я подумал, что мог бы помочь тебе освоиться, чтобы тебе было удобнее общаться. А вот о языках жестов не подумал! Дурак, что тут скажешь. Но идея-то неплохая, что думаешь?

Я понимаю, что мне сложно о чем-либо думать, когда на меня смотрят два искрящихся кристалла, два излучающих тепло и заботу топаза.

Так, Вивиан, соберись! Нужно как-то мягко ему отказать, напиши, что ты не нуждаешься в его помощи, но ценишь такое предложение.

«Спасибо, эта идея звучит круто! Я в деле» — пишу вместо этого я и вижу, как лицо Голда озаряется яркой широкой улыбкой.

— Отлично! Я рад. Представляешь, какое совпадение? Мы оба знаем языки жестов. Только разные. Подумать только!

Да уж. Проблема лишь в том, что я не знаю языка жестов! Влипла ты, Вивиан, влипла!

— Только у меня есть одна просьба. Родители не хотят, чтобы меня в школе жалели. Поэтому никто не знает, что моя сестра глухонемая. Ты ведь никому не скажешь?

«Конечно, нет. Я умею держать секреты» — пишу я и ловлю себя на мысли, что это самая настоящая правда. Хоть что-то.

— Когда ты сможешь начать? Я почти каждый день остаюсь в школе делать уроки, поэтому час от этого времени…

«Через неделю. У меня дома еще много дел после переезда».

— Да, я понимаю. Тогда договорились! Через неделю. По рукам?

Голд протягивает мне ладонь, закрепить эту странную сделку, и я осторожно пожимаю ее и быстро отдергиваю свою, боясь, что она вспотеет. Моя ладонь кажется такой маленькой и хрупкой, что в моих мыслях он может сломать ее одним лишь только касанием.

Он уже ломает меня. Одним только взглядом.

Примечания

12

Бред!

13

«Неделя 1 — сделано».

14

толку, как от козла молока, дословно «толку, как от шоколадного чайника».

15

подпольный бар.