Поэтическая Бразилия. Стихотворения и проза бразильских поэтов

Ана Шадрина-Перейра

Поэзия – это душа народа. Данная книга раскроет вам тайны романтической бразильской души XIX века. Особого внимания заслуживает удивительная поэтическая проза символиста Жоао да Круза и Соузы. Также представлены короткие стихотворения известных португальских поэтов XX столетия.Часть стихотворений ранее была опубликована в сборниках «Бразильская поэзия» и «Первоцветы».Издание второе, исправленное и дополненное.

Оглавление

  • Бразильская поэзия

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Поэтическая Бразилия. Стихотворения и проза бразильских поэтов предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Переводчик Ана Шадрина-Перейра

© Ана Шадрина-Перейра, перевод, 2021

ISBN 978-5-0051-8405-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Бразильская поэзия

Minha terra tem palmeiras…

(На моей земле есть пальмы…)

Antonio Gonçalves Dias

Антонио Гонсалвес Диас

Педро ди Калазанс

(1837 — 1874)

Бразилия

Жемчуга, сапфиры, изумруды, бриллианты

Украсили чело твоё роскошною гирляндой,

Великая, прекрасная и гордая Бразилия!

В историю народов своё имя ты внесла,

Ведь тысячи побед ты в детстве собрала

Со славой, в битве приложив свои усилия.

Звёздами прекрасными, сияющими светом,

Всё небо твоё вышито, воспетое поэтом,

Лёгкие, воздушные в нём отдыхают облака.

Днём все цветы здесь ароматами полны,

А ночью лунным светом ласковым озарены,

Чему Европа может позавидовать издалека.

Твои зелёные леса, твои поля и твои горы,

Ручьи, фонтаны, реки и морей просторы

Нам о твоих богатствах бесконечных говорят.

Не спи и не дрожи, и свою шею не сгибай:

Толпа, что населяет сказочный твой край —

То юноши цветущие, которые свободою горят.

Гордая империя, гигант, исполненный красот,

Не останавливайся, продолжай идти вперёд,

Сияешь ты на троне, ярким солнцем залита.

Не спи и не дрожи, и свою шею не сгибай:

Толпа, что населяет сказочный твой край —

Свободные и сильные сыны и дочери Креста.

И эхо гор провозгласит торжественную оду,

Ведь сын лесов здесь прокричал: «Свобода!»,

От Прата и до Амазонас слышен был тот глас.

Сломались звенья той цепи несправедливой,

Народы все свободны, их идея наполняет силой,

Наследие бесценное деды оставили для нас!

И наших храбрецов уста, что славою пылают,

Гимны блистательной победы возглашают,

Что заставляют сердце трепетать, гореть!

Свободны! Развевается бразильский флаг

И покрывает наш народ, исполненный отваг,

Сказавший: «Быть свободным или умереть!»

Объединимся же теперь — и расы, и народы:

Мы все равны, и нам принадлежит свобода,

Реликвии священны бережёт наша земля.

Бразилия моя родная! Вечно будешь велика,

Ведь направляет тебя Педро славная рука,

Мудрец тобою правит, превзошёл что короля!

*в сокращении

Луис Делфину дус Сантос (1834 — 1910)

Гимн Тирадентису

На Бразилию смотря,

Что была рабой безвольной,

Прокричал он, говоря:

С нас покорности довольно!

Тирадентис, час настал

Спасти Бразилию успеть.

Святой свободы идеал:

Жить для неё, или умереть!

Как жемчужина прекрасна,

Пусть же будет она с нами.

Корону освещала ясно

Ещё сеньоров за морями.

Тирадентис, час настал,

Твоя сущность — это злато.

Своим телом крепок стал,

Силой, смелостью богатый.

Тирадентис, час настал,

Наш цветок земель — рабыня!

Но свобода улыбалась

В каждом солнце ей отныне,

И мечта в сердцах рождалась.

Тирадентис, час настал,

Как орёл пленённый был,

Он стоял у чужих ног.

А народ святых просил,

Чтоб палач казнить не смог.

Тирадентис, час настал,

Только в этом бунтаре

Признавали преступленье.

Но угасло на заре

Этой лилии цветенье.

Тирадентис, час настал,

К родине любовь он знал,

Всем была ему она.

Мужество он воплощал,

И вперёд звала страна.

Тирадентис, час настал,

Смертных мук не убоялся,

Была смелость лишь в груди,

Флаг по ветру развевался,

— Но свобода впереди!

Тирадентис, час настал,

Смело вышел на помост,

Ведь он боролся, не боясь.

Превознесли его до звёзд

Тираны, втаптывая в грязь.

Тирадентис, час настал,

Укрыть саваном рассвет

Никому здесь не придётся,

Весь сиянием одет,

Он — обещанное солнце.

Тирадентис, час настал,

Мечтал своей он территории

Свободу дать, и был казнён.

Стал святым в нашей истории,

В наших душах чтится он.

Тирадентис, час настал

Спасти Бразилию успеть.

Святой свободы идеал:

Жить для неё, или умереть!

*Тирадентис — национальный герой Бразилии, борец за независимость.

Антонио Гонсалвес Диас (1823 — 1864)

Песнь изгнания

На моей земле есть пальмы

И слышно пение дрозда;

Здесь птицы испускают трели,

Но не споют так никогда.

На нашем небе больше звёзд,

А на лугах — больше цветов,

В лесах таится больше жизни,

Над жизнью там любви покров.

Мне одному в раздумьях ночью

Бродить там нравилось всегда;

На моей земле есть пальмы

И слышно пение дрозда.

На моей земле много красавиц,

Таких я не найду здесь никогда;

Мне одному в раздумьях ночью

Бродить там нравилось всегда;

На моей земле есть пальмы

И слышно пение дрозда.

Не дай, Господь, мне умереть,

Прежде чем я вернусь туда;

Прежде чем я увижу красоту,

Которой здесь не встречу никогда;

Прежде чем я увижу пальмы,

В которых слышно пение дрозда.

Трубадур

На одной земле старинной

Жил известный Трубадур;

На своей заветной лире

Пел любовь он, как Амур.

Он всегда украсит вечер

Сладким пением на лире.

Песенки такой прекрасной

Не найдёте в целом мире.

В сердце девушки, сеньоры

Разгорается волненье.

Души их всегда ликуют,

Трубадура слыша пенье.

Из жасмина и из лилий

На главах венцы у них;

Ароматнейшая роза

В струнах лиры золотых.

Трубадур тогда увидел

Ту, что предала его.

И почувствовал он горе

От свидания того.

Прямо посреди дороги

Он девицу повстречал.

И на струнах золочёных

Голос песни зазвучал:

«Как твоё лицо прекрасно,

Хороша, как розы цвет;

Веселится твоё сердце,

Но любви ко мне в нём нет!

Если хочешь быть любимой,

Я забуду свою боль.

Мстить тебе не собираюсь,

В моём сердце лишь любовь».

Но лицо его пылает,

Очи ярости полны.

Задрожала его лира:

Не осталось ни струны.

Хорошо, что по дороге

Мастер встретился известный.

И серебряные струны

Запульсировали в песне.

«Мастер, твоя грудь вздыхает,

Ведь к любимой ты идёшь;

Только знай, что клятва дамы —

Очень часто просто ложь!»

Разозлился Трубадур,

И порвались снова струны.

Но продолжил своё фаду*

О превратностях фортуны.

«Вот такое моё фаду:

Разрывает душу боль.

Но на праздниках обязан

Петь весёлую любовь!

Говорил один военный,

Романтичный чересчур:

«Моя дама хочет песню,

Спой ей песню, Трубадур!»

Но девица эта вскоре

Предала его любовь;

И сказал тогда бедняга:

«Трубадур, кинжал готовь!

Не желаю теперь видеть

Её льстивую улыбку;

Я жестоко отомщу ей,

А любовь моя — ошибка!»

И на этой грустной ноте

Снова лопнула струна;

Трубадур оставил лиру,

И молчит теперь она!

*Фаду — грустная португальская песня о судьбе.

*В сокращении.

Ваниль

Ты выглядишь как та ваниль,

Что обвилась вокруг ствола

Палмейры*, сеть амурную сплела,

В восторге пребывая!

Она легко пустила свои корни,

Средь мха лесного зеленея.

И изумрудны листья орхидея

Распластала вольно!

Повисла, словно ягодные грозди,

Упрямо устремившись ввысь.

Река, трава и роща облеклись

В запахи её,

Что вдохновляют речи о любви!

Ствол дарит ей укрытие, опору,

Она ему — благоуханну флору,

Грацию и аромат!

Благословен любви союз

— В божественном их бытии —

Что вместе их соединил.

Лиана, исполняясь новых сил,

Вверх устремляет лепестки свои!

Если же корни червь разрушит,

А луч вершину опалит,

Палмейра упадёт, но будет

Вокруг ванили аромат разлит!

Увы, однажды — позже, позже —

Любви источник прекратит дыханье.

Только тогда ваниль утратит

Жизнь, грацию, благоуханье!

Я — как палмейры ствол шершавый,

А ты — моя прекрасная ваниль!

Страдаю я — и ты страдаешь тоже,

Умру — ты следом превратишься в пыль!

Увы! Поэтому, любовь к тебе храня,

Я научился чувствовать страданье.

Знаю, любимая, что жизнь моя —

Также и твоё существованье.

*Палмейра — пальма (порт.).

Алварес ди Азеведу

(1831 — 1852)

На моей земле

Нравится мне ветерок,

Что ласкает сосны,

Когда путник одинок

Ночью поёт звёздной.

Здесь виолы песнь слышна

Летом, полным красоты,

А дорога так длинна

Под покровом темноты!

Побережье, где так важен

Океана шумный рёв,

Где луна на узком пляже

Озарит лик берегов.

Нет нигде прекрасней пляжа

В брызгах южного прибоя.

Ароматы над пейзажем,

Небо вечно голубое.

Воздух в дымку приодет,

Темнота всё покрывает.

Нежный апельсинов цвет

Ароматом опьяняет!..

Нежен воздух ароматный,

Из-за гор заря алей.

Облачный покров туманный

В небе родины моей!*

*стихотворение в сокращении

Кантига

В этом замке золотом

Принцесса сладко спит…

Жизнь её во сне проходит,

Всё вокруг неё молчит.

Спит красавица так крепко

В чарах злого колдовства.

Розы спят в её душе,

Но любовь моя жива.

Спит серебряна лампада,

В ней огонь давно исчез.

Ночью грустная луна

Светом озарит с небес.

Вьются девичьи мечты

Под роскошным балдахином,

И вздыхает в звуках лютни

Глас поэта соловьиный.

А принцесса в этом замке

Заколдованная спит…

Жизнь её во сне проходит,

Всё вокруг неё молчит.

Спит под окнами розарий

Под влияньем волшебства…

Розы спят в её душе,

Но любовь моя жива.

Спи, прекрасная принцесса,

Пусть душа твоя святая

В снах красивых, сладких, нежных

О любви моей мечтает.

Спит любимая моя

Под роскошным балдахином,

И вздыхает в звуках лютни

Глас поэта соловьиный.

Пробудись, моя принцесса,

Свет луны был до утра.

А теперь с небес спустилась

К нам заря, твоя сестра.

Все прекрасные цветы

Радостью хотят согреться.

Розы нежные с долины

Распустились в твоём сердце.

(…)

К возлюбленной

Да, обвенчаемся, любимая, с тобою,

Теперь нас свяжут вечны узы гименея.

Под ароматными цветами апельсина

Стану твоим, а ты женой будешь моею!

Да, так хочу среди благоухания цветов

Держать твою ладонь в своих руках…

Наша любовь подобна будет звёздам,

Которые сияют ярко в тёмных небесах.

Нет ладана, вместо него — твои духи,

Когда молитва веры связывает нас…

И по ланитам нашим слёзы умиленья

Кристальною росою катятся из глаз!

Под белоснежной тонкою фатой невесты

Как чёрный шёлк вуаль твоих ресниц…

Любимая моя… как ангел ты прекрасна,

От восхищения тобою я готов пасть ниц!

Заколотые локоны твои я нежно распущу,

В моих объятиях ты будешь видеть сны…

Как бы хотел уснуть я на твоих коленях,

Когда лампадой нашей станет свет луны!

Буду любить тебя всегда, моя принцесса,

Нас ожидает только счастье впереди…

Моя возлюбленная, драгоценная невеста,

Спи сладко, безмятежно на моей груди!

Открой глаза и подари мне поцелуй,

Пусть озарит меня твой взор прелестный.

Моя возлюбленная, хоть ты девушка земная,

Преисполняешь душу радостью небесной!*

*Вольный перевод

Бродяга

Я живу под солнцем, как цыган,

И курю сигару здесь красиво;

Окружён любовью летних звёзд,

Нищий я, но всё-таки счастливый.

Я хожу в лохмотьях и без денег,

Всё моё богатство — лишь виола,

Для луны играю серенады…

И живу в любви, всегда весёлый.

Я не знаю зависти и гнева,

А тоску тогда лишь ощущал,

Если вспоминал порой в потёмках

Про весёлый и нарядный бал.

Все мои симпатии взаимны,

Тот ещё повеса! И служанка

Ради моего любовного сонета

Награждает поцелуем жарким.

Восемь дней мечтаю постоянно

Я о девушке, что там живёт.

Она дарит мне свои улыбки —

Думаю, влюбил в себя её!

Мой дворец находится вдоль улиц,

Где гуляю я и сплю спокойно.

Напиваюсь — я король поэтов:

От вина любовь в мечтах невольно.

А ступени церкви — мой престол,

Родина моя — свободный ветер.

Бледная луна мне словно мать,

Лень как женщину готов воспеть я.

Рифмы на стене пишу углём,

Улицы раскрашены поэтом…

И, подобно птицам и цветам,

Ночью я окутан лунным светом.

Бьётся во мне сердце лаццарони*,

Я — дитя жары, а холод ненавижу.

И не верю в дьявола, в святых…

Мне Марии-Девы образ ближе.

Если рядом встретите красотку,

Своей ленью равную принцессе,

Что не против стать моей женой —

В воскресенье жду её на мессе*!

*Лаццарони — грубое название итальянских бедняков.

*Месса — католическая церковная служба.

Любимая лошадь

Я живу в Катумби*, но печали

Моей жизнью управлять умеют.

Ждёт меня на улице Катете

Лучшая подруга Дульсинея.

Заплатил три тысячи реалов,

Чтоб оставить лошадь на полдня.

И теперь печально так вздыхает

У окна подруга милая моя…

Трачу много денег на цветы я,

На листы узорчатой бумаги,

Где пишу красивые стихи…

Жалко, лист украли у бедняги.

Ради своей девушки умру я,

Близ неё вздохнуть даже не смею.

При её желанье как в кино бы

Нас связали узы Гименея.

Дождь вчера пошёл… Что за беда!

Чья-то кляча рысью пронеслась,

И, когда приплёлся я на скачки,

Мой костюмчик украшала грязь…

Но спокоен я… коль Дон Кихот

Подымал на Росинанте* меч,

Я, поверьте мне, ещё храбрей,

Мой успех не так легко пресечь.

Вот ещё чуть-чуть дойти осталось

До прекрасной лошади моей.

Но, меня увидев, рассердилась:

Грязь ведь не в почёте у коней.

Лошадь, игнорируя заботу,

Вдруг меня лягнула по зубам.

Опрокинула меня на мостовую,

Вверх ногами я валялся там…

К дьяволу заботу! Я почистил

Шляпу после танца. Был я зол.

Всё же сел на лошадь и помчался,

Но от злости блеял, как козёл.

Зря… мои штаны после паденья

Разорвались ровно пополам.

Кровь по ним струилась, а я думал:

Вредно быть мечтателями нам!..

*Катумби — престижный район в Рио-де-Жанейро.

*Росинант — имя неуклюжего коня Дон-Кихота.

Мой ковёр

Здесь, в долине, дышащей в тени,

В песне провожу всю молодость свою…

Слушаю трель птичек на деревьях,

На своём ковре, счастливый, сплю.

Ветер я вдыхаю, обитаю в ароматах,

Где свой шёпот манго распростёр.

Лунными ночами в сладкой неге

Озарит луна с любовью мой ковёр.

Здесь со мной прекрасная ложится

Чаровница, напевая песню тоже.

Счастлив я, как птицы в поднебесье,

Мой ковёр — любви счастливой ложе!

И халиф арабский, засыпая вместе

С иностранкой в шёлковом шатре,

Никогда не будет счастлив больше,

Чем поэт, что дремлет на ковре!

Здесь, в долине, дышащей в тени,

В песне провожу всю молодость свою…

Я живу в любви; усну счастливый

На ковре однажды, а проснусь в раю!

Один юнец сидит за карточной игрой

Один юнец сидит за карточной игрой,

Другого страсть к напиткам охватила.

Для одного дороже всех его кобыла,

Другой — распутник, сердцеед-герой.

Один, судьба которого безжалостна порой,

Высмеивает всех, кого печаль забыла.

Другой табак пихает в нос, шпион, кутила…

Юнцов потерянных сейчас — пчелиный рой!

Не запрещай мне, ведь в том отступленье

Буду готов, поверь, и траур восхвалить,

К нежному дыму сохранив стремленье.

В том дыме песнь моей души не утаить…

Я ароматом наслаждаюсь в то мгновенье.

Позволь, прошу, сигару мне мою курить!

Моё несчастье

Моё несчастье — не быть поэтом

И на земле любви не слышать эха…

Мой ангел Божий, моя планета,

Я словно кукла, для всех — потеха…

Ходить не смог на сломанных локтях,

Моя подушка сделана из камня…

Я знаю, мир — болото и потерян зря,

А солнце его — деньги (кто б их дал мне)…

Моё несчастье, о девица, не шучу,

Кощунства порождает та проблема —

Что мной была б давно написана поэма,

Но только нет, увы, монеты на свечу.

Кантига сертанежу

Девица! Я тобой влеком,

Если стать моим цветком

Ты желаешь — буду счастлив!

О любви твоей ведь грежу,

Твой влюблённый сертанежу

Побледнел от пылкой страсти!

Если б ты пошла со мной

К горам и в простор степной,

Познала бы любовь поэта…

Средь порывов ветерка,

Где песнь птичек так сладка,

Где луна в сиянье света!…

Где спою под неба синью

Я испанскую модинью

На вздыхающей виоле…

Пролетят часы чудесно

За словами грустной песни,

Что полна любви и боли…

О amor*! Я сертанежу,

О тебе пою и грежу,

И долина мной воспета!…

Я — защитник твой влюблённый,

Есть ружьё посеребрённо

И заточенный мачете!…

Есть легенды старины,

Песенки моей страны —

Будем от любви вздыхать!…

Ночью посреди долины

Пылкие исполню гимны,

Что заставят трепетать!…

Среди этой сельвы дикой,

Что в гармонии великой,

Голос Бога пролетает.

И среди росы ночной

На земле нашей родной

Он тихонько засыпает.

Если ты придёшь, девица,

Жизнью сможешь насладиться

В жарком климате сертана:

Больше там цветов душистых

И любви, симпатий чистых,

Что от сердца, без обмана!

Если ты придёшь, невинна,

Сладко спать в тени долины

Будешь на моей груди!…

Если хочешь ты со мной

Видеть сны в ночи степной

С ангелочками — приди!…

По своей земле любимой

Я брожу неутомимо

В ароматах фимиама.

Здесь цветов ковёр душистый

И любви дыханье чистой,

Бабочки лазурной гаммы!

Лани, что пасутся рано

В дымке лёгкого тумана

Близ лагуны — так прелестны!…

Ты в венце, плывёшь со мною,

Засыпать люблю в каноэ —

Сны сладки и интересны!

Если ты придёшь, девица,

Жизнью сможешь насладиться

В тишине ночной сертана!

Морена! Я тобой влеком,

Если быть моим цветком

Ты захочешь — счастлив стану!

Вместе с водами потока

Снов я сладких видел столько,

Словно в доме у сестры!…

Ложе из листвы зелёной,

Поцелуи двух влюблённых

И дыханье той поры!

Ветерки не знают снов —

Пьют вблизи диких цветов

Ароматную прохладу!…

Больше нежности в глазах,

Красота ночная — ах!

Поёт сердце серенаду!…

И в пещере тихой, тёмной,

Что полна гармоний томных —

Вздохи, полные огня!…

Ещё сладостней желанье,

Что рождается в лобзанье

И лишает чувств меня!

Ночью, в нежности и счастье,

Отдадимся своей страсти,

Пылким будет разговор!…

Ароматы в лунном свете,

Птицы в трепетном дуэте —

В мире всё поёт — amor!

Ах! Приди! Свой лик яви!

Будем пить восторг любви

Мы в цветочных фимиамах!

Дева! Я тобой влеком,

Хочешь стать моим цветком?

Я счастливым буду самым!

*Сертанежу — житель сертана, засушливой бразильской степи.

*Amor — любовь, любимый человек.

Ящерица

Под палящими лучами

Солнца цвета янтаря

Ящерица нежит тело.

Ты — солнце, ящерица — я.

Ты для меня вино и сон,

Ты — возлюбленное ложе.

Пью нектар любви твоей,

Нет груди твоей дороже.

Для прекрасного венца

На лугу цветы не рви.

Лучше увенчай мой лоб

Розами твоей любви.

Для меня ценней гарема

Твоё нежное господство.

Я под светом твоих глаз —

Ящерица под лучами солнца.

Когда ночью на душистом ложе

Когда ночью на душистом ложе

Своё чело во сне ты преклоняешь,

То почему свои божественные веки,

Паря в иллюзии, слезами орошаешь?

Когда уснувшую тебя я созерцаю,

И локоны твои струятся по постели,

То почему я слышу вздох, что затихает

В твоей груди, что слышен еле-еле?

Любимая, я поцелуй твой украду,

Пока во сне красивом пребываешь ты.

Разве душа твоя меня не вспомнит

И пыла моей пламенной мечты?

Спи, ангел дорогой! В твоём молчаньи

Я буду утопать от нежности своей…

Вся будущность моя не стоит поцелуя,

А счастье твоё мне всего важней!

Твой поцелуй восторгом распаляет вены,

Глаза воспламеняет, наполняя светом.

Я трепещу от страха, как ночной цветок,

Целуя твои губы нежной розы цвета…

Лишь мимолётный взгляд твоих очей

Из-под тенистых век и шёлковых ресниц,

Возможно, смог бы оживить в моей душе

Иллюзии святые жизненных страниц!

Один цветок был моей жизни утешеньем

Один цветок был моей жизни утешеньем,

Одна звезда мой озаряла небосвод.

Её я видел в золотых своих мечтах,

Её улыбка от всех бед меня спасёт.

И тот цветок, тот ангел, та звезда,

Была исполнена жемчужного свеченья.

Божественно прекрасною паломницей она,

Как ангел, появилась в то мгновенье.

Не дружба, не любовь, не вожделенье,

Я чувству не могу найти названья…

Невыразимая привязанность моя —

Возвышенного целомудрия благоуханье.

И это чувство родилось очень святым,

Небесной чистоты мечта моя полна.

Как воплощение невинности и света,

Как нежная и грустная далёкая луна!

Вся эта женщина чиста

Вся эта женщина чиста

И аромат жасмина источает.

А чёрные глаза её горят,

Как светлячок в ночи сияют…

Как нежен смуглый цвет лица!

Душа, похоже, пламенеет…

А на пылающих её устах

Кроваво-красных пламя рдеет…

Кто скажет! В лире той души

Нету ни звука… ни фальцета!

Под внешним образом огня —

Сердце из холодного сорбета*!

*Сорбет — фруктово-ягодное мороженое.

Казимиру ди Абреу

(1839 — 1860)

Мои 8 лет

Как тоскую постоянно

Я по жизненной заре,

Детства дорогой поре,

Что уж больше не вернётся!

Вся любовь, мечты, цветы

В днях весёлых постоянно,

Я гулял в тени бананов,

Апельсины грело солнце!

Как прекрасны дни начала

Моего существованья!

И невинности дыханье —

Словно аромат цветка!

Море — озеро безмолвно,

Небо — мантии богатой

Синева, а мир — как злато,

Жизнь любима и легка!

Что за зори, солнце, жизнь,

Вечеров красивых радость

И игры беспечной сладость

На прекраснейшем просторе!

Небо звёздами расшито,

А земля благоухает…

Там волна песок ласкает,

А Луна целует море!

О дни солнечного детства!

О прекрасная весна!

Счастьем жизнь была полна,

И смеялся я с утра!

Вместо нынешней печали

Жил тогда я словно в сказке,

В маминой купался ласке,

Песни пела мне сестра!

Был свободным сыном гор

И всё время был доволен,

Босиком ходил я вволю

Возле водопадов шумных.

Распахнув свою рубашку,

Бегал, не жалея сил,

За полётом лёгких крыл

Ярких бабочек лазурных!

В эти дни благословенны

Собирал семье питангу*,

Лазил по деревьям манго,

На брегу морском играл!

С верой пел Ave Maria,

Видом неба наслаждался,

Засыпая, улыбался,

Утро с песней я встречал!

Как тоскую постоянно

Я по жизненной заре,

Детства дорогой поре,

Что уж больше не вернётся!

Вся любовь, мечты, цветы

В днях весёлых постоянно,

Я гулял в тени бананов,

Апельсины грело солнце!

*Питанга — бразильская вишня.

Бабочка

Бабочка симпатий разных,

Среди всех цветов прекрасных

Выбрать сможешь ли один?

Почему, забыв про розу,

Почему, поддавшись грёзам,

Целовать летишь жасмин?

Душу страсть околдовала,

И одной любви ей мало,

Ты изменишь неизбежно.

Хоть нашла уже любовь,

Но объятья даришь вновь

Ты левкоям с побережья.

А обманутый цветок,

Наклонивши стебелёк,

Плачет. Смерть его близка!

Он от ревности завянет,

Ощущать уже не станет

Поцелуев ветерка!

Бабочка симпатий разных,

Среди всех цветов прекрасных

Выбрать сможешь ли один?

Почему, забыв про розу,

Почему, поддавшись грёзам,

Целовать летишь жасмин?

Видишь ты цветок долины,

Нежный, яркий и невинный,

В нём желанья воплотились.

Вмиг забудешь про лилею,

Насладившись вдоволь с нею,

Променяв на амариллис!

Ты, безумная, не знаешь:

Тот цветок, что покидаешь,

Мог сочувствием согреться,

Только ты — раба каприза!

Жаждет, как дыханья бриза

Он любви твоего сердца.

Бабочка симпатий разных,

Среди всех цветов прекрасных

Выбрать сможешь ли один?

Почему, забыв про розу,

Почему, поддавшись грёзам,

Целовать летишь жасмин?

Если бабочка златая,

Красну розу покидая,

К новому летит цветку,

То несчастная в своём

Горе вянет над ручьём,

Впав в любовную тоску.

Так и ты непостоянна…

Больше одного романа

В твоей жизни было ведь.

От любви к тебе сгорали,

Но тебя не волновали,

Ты с другими была впредь!

Как капризна твоя грёза!

Покидаешь свою розу

В поисках других объятий.

Забываешь тех, кто любит,

И зовут тебя все люди

Милой бабочкой симпатий!

Одна история

Слышала от бриза роза:

«Ты прекрасна, словно грёза,

Жажду я любви твоей;

На твоей усну груди,

Ждёт нас счастье впереди,

Мой цветочек, не робей!

Днём носился в сельве я,

Устремясь потом в поля,

И нашёл тебя невольно;

А когда наступит вечер,

Я тебя на нашей встрече

Убаюкаю спокойно!»

Отвечала роза бризу,

Демонстрируя капризы:

«Не нужны мне поцелуи;

Мне не мил ты… лети мимо,

У меня другой любимый,

В его сладостном плену я!

Днём и ночью ты летаешь,

Но меня не вдохновляешь,

Не нужны твои мне стоны;

Я к тебе не пламенею,

Ветер с Севера сильнее,

Сделал он меня влюблённой!»

Ночь пришла. Бедняжка роза

Лишь роняла тихо слёзы

И клонилась от тоски;

Привела любовь та к смерти:

Сильный северный тот ветер

Оборвал ей лепестки!…

Когда?!

— Не было ли восхитительным, Мария,

Время той любви? Ты помнишь? Ах…

Когда весь мир был в эйфории,

Когда земля была в цветах

И жизнь весной царила?

— Было!

— Не было ли больше роз стыдливых

И больше трелей дикого дрозда?

А в небе больше облаков красивых

И больше чистых грёз, которые тогда

Душа твоя невинная хранила?

— Было!

— И что ты думаешь, Мария,

О тех сладких мгновениях рая,

Когда тебе писал стихи я,

В которых ветер развевает

Волосы твои атласные?

— Прекрасные!

— Как ты дрожала, жизнь моя,

Если твои глаза в мои смотрели!

Красавица, я полон был огня,

И нежно вздохи шелестели,

Когда заря пленяла нас!

— В тот час!

— И, скажи мне, помнишь ли

Под широкой кроной кешью

Там, на краю пруда, вдали

Первый поцелуй поспешный?

День тот умчался без следа…

— Когда?!

Песнь изгнания

Если я должен умереть во цвете лет,

Мой Бог! Ещё я не готов!

Хочу услышать в апельсиновых деревьях

Пение дроздов!

Мой Бог! Я чувствую, Ты видишь, умираю,

Вдыхая этот воздух незнакомый;

Позволь пожить, Господь! И дай мне снова

Радости дома родного!

В стране чужой больше красавиц,

Чем на любимой родине моей;

Но в мире нет дороже поцелуев

Мамы, нет её милей!

Дай мне красивые места, где я играл

Во дворике среди детей;

Дай мне увидеть небо Родины далёкой,

Родной Бразилии моей!

Если я должен умереть во цвете лет,

Мой Бог! Ещё я не готов!

Хочу услышать в апельсиновых деревьях

Пение дроздов!

Хочу увидеть я родное своё небо

Цвета голубой волны;

И розовое облако узреть, что проплывает

С южной стороны.

Хочу уснуть в тени под кроной пальмы,

Её листы мне будут балдахином;

И посмотреть, поймаю ль бабочку-белянку,

Что прилетела в сад с долины.

Хочу сидеть на берегу ручья

Стремящимся к закату днём

И одиноко в сумерках мечтать

О будущем своём!

Если я должен умереть во цвете лет,

Мой Бог! Ещё я не готов!

Хочу услышать в апельсиновых деревьях

Пение дроздов!

Я умереть хочу средь ароматов,

В стране тропических ночей;

И, умирая, чувствовать гармонию

Любимой Родины моей!

Моя могила будет меж деревьев манго,

Её омоет лунный свет.

Довольный, буду спать спокойно

В тени жилища юных лет!

И будут громко плакать водопады,

Из-за того, что рано умер я.

Мечтаю спать в родной могиле,

Там, где цветёт моя земля!

Если я должен умереть во цвете лет,

Мой Бог! Ещё я не готов!

Хочу услышать в апельсиновых деревьях

Пение дроздов!

Личная сцена

Как ты разгневана сегодня на меня,

Глаза твои полны недоброго огня

Только ко мне!

Теперь скажи: все эти обвиненья

И незаслуженные подозренья

Будут сильней?

Да, согрешил, прекрасно это знаю,

Но я не заслужил такого нагоняя

За свою вину.

Но ты считаешь это преступленьем,

Хочешь загнать меня на возвышенье,

Едва взглянув!

Прости, что я напомню тебе вновь,

Как чуть не потеряла ты мою любовь.

Тебе смешно?

Теперь, затеяв этот бесполезный спор,

Не слушая меня, выносишь приговор,

Всё решено!

Я повторяю снова, чтобы поняла ты,

Что тот момент неладный и проклятый

Случайно наступил!

Словно под магией был в то мгновенье,

Сверкающее поэтическое вдохновенье

Тогда я пил!

Да, тёмные глаза были прекрасны и чисты,

Но не затмили совершенной красоты

Твоих очес!

В глазах тех не было противоречия,

В них отражалась радость бесконечная,

Отблеск небес!

Когда увидел я в тот миг их яркое сиянье,

Почувствовал в груди неясное очарованье

Чужой души!

Клянусь, я только правду говорю тебе…

Невольно и беспечно уступил судьбе —

И согрешил!

Но сегодня, сегодня, моя дорогая,

Бросаю свою жизнь к твоим ногам я,

Чтоб не пролить

Эти невинные и незаслуженные слёзы,

Которые твоё прекрасное лицо мимозы

Желают омочить!

Умеешь ты быть очень милосердной.

Прости меня. Ошибся я, как смертный,

Цветочек мой!

Да, ты права, это большое преступленье.

Прошу, возвышенное даруй мне прощенье,

Моя любовь!

Но если хочешь ты мне сделать больно,

То можешь покарать, хоть я невольно

Грех сотворил.

Ради тебя, красавица, на всё пойду,

К твоим ногам прекрасным припаду,

Я здесь, смотри!

А если стороною обошла меня угроза,

Чашу любви мне протяни, моя мимоза,

Где сладкий мёд!

Позволь твоё доверие бесценное вернуть,

Я не хочу, чтобы тебя смог нагло обмануть

Тот эпизод!

Держи меня в своих руках сиятельных,

В своих прекрасных, сладостных объятиях,

Со страстью.

Величественным жестом мной повелевай,

Чтобы как пленник целовал одежды твоей край,

Твоё запястье!

Убей меня, да… счастьем сим безбрежным,

И тысячу дай поцелуев твоих нежных,

И не жалея!

Я обещаю, ангел дорогой, если прощён,

Буду молчать. Издать хоть звук, хоть стон

Я не посмею!

Антонио ди Кастро Алвес (1847 — 1871)

Гондольер в реке любви

Как черны твои глаза,

Словно ночь в часы затменья…

В них — бескрайние глубины,

В них и страсть, и наслажденье;

И в своей любовной лодке

Говорит себе: «Плыви!»,

Видит глаз твоих сиянье

Гондольер в реке любви.

Голос твой как каватина*

В золотых дворцах Сорренто,

Когда пляж целует волны,

Ветер носит комплименты.

Итальянской ночью слышно,

Как рыбак поёт вдали.

Ждёт своей любимой песен

Гондольер в реке любви.

Как заря твоя улыбка,

Пламенеющий рассвет.

Красной птицы, алой розы

Уст твоих прекрасней цвет;

Среди жизненного шторма,

Жгучей ярости в крови

Дожидается рассвета

Гондольер в реке любви.

Твоя грудь — волна златая,

Что сияет, как луна…

Воплощенье сладострастья,

Предо мной обнажена.

Томность шёлковых коленей

Восхитительных яви;

Тонет в сладостных мечтаньях

Гондольер в реке любви.

Твоя любовь — звезда во тьме

И словно песня в тишине;

Как бризом лёгким овевает,

Укрытье от тайфуна мне;

Поэтому люблю тебя, родная,

Поэтому люблю тебя, родная,

Меня любимым мужем назови…

Тебе всегда петь будет серенады

Твой гондольер в реке любви!

*Каватина — небольшая лирическая оперная ария.

Баркарола

В тропическом небе

Звёзды блистают.

Роскошная ночь,

Океан не стихает.

Вечной любви

Светом сияя,

Ночь как подруга

Вечера мая.

Звёздное небо

Словно картина.

И белоснежны

Цветы апельсина.

Невеста красуется,

Счастьем блистая.

Невеста прекрасная

В месяце мае.

Пляж золотится,

Волны вздыхают…

Устами дрожащими

Берег ласкают.

Радость и веселье

Меж высоких пальм;

Томные лобзанья,

Прочь ушла печаль.

Я зелёным джунглям

Оду воспеваю,

Небу и природе

Сказочного мая.

А луна купается,

Ведь она в потёмках

Ярко отражается

В водах Амазонки.

Чело её из мрамора,

И вся она сверкает

Короной диамантовой

Нежной ночью мая.

Звёзды загораются,

Золотом сияя.

Ты — наша сообщница,

Ясная ночь мая!…*

*В сокращении

Песня рабыни

«Я словно грустная цапля,

Живущая на берегу реки.

Я замерзаю в росы каплях,

Дрожу от холода, тоски.

Дрожу от холода, тоски,

Как тростники я у пруда.

Счастье птицы арапонги —

В полёте вольная всегда.

В полёте вольная всегда

И в сторону гнезда летит.

Она среди огней заката

Поёт, свободная, в пути.

Поёт, свободная, в пути,

Где троп пастушьих пыль.

А если хочет отдохнуть —

Есть пальма, есть ваниль.

Есть пальма, есть ваниль,

И есть болото, где стирают.

Есть цветущие равнины,

Ветвь лиана оплетает.

Ветвь лиана оплетает…

Есть у всех семья и кров.

А у меня — ни дома, ни детей,

Ни матери, ни брата, ни цветов».

Мария

Моя Мария так прекрасна,

Прекрасней нежного цветка;

Над нею кружится колибри,

Решив, что видит манака*.

Моя Мария — яркая брюнетка,

Как тёплый летний вечерок;

А её косы — словно пальмы,

Который ласкает ветерок.

Друзья! Вы знаете, моя душа

Раньше гнездом пустым была;

Теперь в ней поселилась птица

И о любви петь песни начала.

Я вас прошу, о трубадуры леса,

Не говорите никому про это!

Мария — как ванильная лиана,

Что крепко сердце обвила поэта.

Когда умру я, меня похоронят

Под пальмами высокими в долине;

И буду знать, что милая Мария

Грустит среди бамбука ныне.

*Манака — бразильский цветок с прекрасным ярким ароматом.

Песня виолиста

Приди, ветер полевой

Слушать пенье моих лир.

В душе моей пустыня,

Пустынен целый мир.

Где сейчас моя сеньора?

Я о ней петь не устану.

Плачь, играй, моя виола

Виолиста из сертана*.

Она днём ушла куда-то,

Чайкой упорхнула прочь.

Как росинка, что спустилась

По цветку в прохладну ночь.

Моя песенка грустна,

Сердцу грустно постоянно.

Плачь, играй, моя виола

Виолиста из сертана.

Я сказал: она вернётся,

Да с цветами сапукайи*.

Много времени прошло,

Уж цветы давно увяли.

Птица, что вдали летает,

Где любовь моя румяна?

Плачь, играй, моя виола

Виолиста из сертана.

Не могу жить без любимой,

Мне уже не милы степи.

Далеко за ней пойду я,

Далеко, за горны цепи.

Грустно, что я словно раб,

И на сердце моём рана.

Плачь, играй, моя виола

Виолиста из сертана.

*Сертан — засушливая бразильская степь.

*Сапукайя — бразильское дерево

Голоса Африки

О Бог! О Бог! Поговорить пытаюсь я с Тобою….

В каком Ты мире, под какою скрыт звездою

Небесный Твой чертог?

В течение двух тысяч лет кричала Тебе в вечность,

Но голос мой напрасно убегает в бесконечность…

Где Ты, Господь Бог?…

Как Прометея приковал меня к скале однажды

В пустыне Ты, где так страдаю я от жажды,

Навеки став рабой…

И дал мне солнце раскаленное вместо орла,

Земля Суэцкая поверх ступней моих легла,

Цепь заменив собой…

Изнемогающая в муках лошадь бедуина

На спину падает, ударами кнута гонима,

И умирает посреди песка.

Мой кровоточит круп, и боль бежит сквозь поры,

Вместо кнута — самум*, безжалостный и скорый,

Им бьёт меня Твоя рука.

Мои родные сёстры счастливы, прекрасны…

Спит Азия в тени спокойно, сладострастно

В гаремах султана.

Или на спины четырёх белых слонов*

Укладывает ценный бриллиантовый покров

На берегах Индостана.

Там Гималаи… Настоящий сказочный пейзаж…

И любящая Ганг-река целует нежно пляж

В кораллах цвета ягод…

А небо пламенеет под мизорскими* ветрами.

Спит Азия во храмах, посвящённых Браме* —

Внутри огромных пагод…

Европа, вечная Европа — славою окружена!…

Ослепительная женщина… капризная она,

Куртизанка и королева.

Художница — творит из мрамора Каррары*

И поэтесса — гимнами поёт красу Феррары*,

Стремясь во всём быть первой!

Сияет в лаврах славы, и победы все в её руке.

Глава её в короне, словно во фригийском колпаке*,

Венчает её шею.

Мир после неё — лишённый разума влюблённый;

Безумным шагом, словно чарами пленённый,

Следует за нею.

Но я, Господь! Грустна, оставлена доныне…

Я заблудилась посреди большой пустыни,

Потеряна в пути…

Если я плачу, слёзы пьёт пылающий песок.

Зачем мой плач, скажи мне, милостивый Бог!

Ответа не найти…

Страдаю от жары, мне не хватает тени леса.

И здесь нет храма, нет церковного навеса.

Лишь знойная земля…

Когда в Египте к пирамидам я взойти хочу,

Напрасно, к небесам взывая, плачу и кричу:

«Господь, укрой меня!..»

Мой лоб посыпан пеплом, как чело пророка,

А голова в песке, что подымает ввысь сирокко*,

С песчаной бурей я борюсь…

Иду я по Сахаре, на мне — саван погребальный.

Увы! «Там Африка! — вещает путник дальний, —

Одетая в белый бурнус*…»

Не видит, что пустыня — саван, а не платье,

Что в тишине сильнее одиночества проклятье,

Живущее в моей груди.

А в почве той чертополох лишь расцветает,

И Сфинкс огромный каменный зевает,

В небо безразличное глядит.

Из Фив* среди разрушенных колонн

Аисты задумчивые смотрят в небосклон,

За бесконечный горизонт…

Где вдалеке белеет странствующий караван,

Верблюды медленно уходят прочь от египтян —

То Эфраимовых сынов* исход…

Разве не достаточно мне боли, грозный Бог?!

Неужели Ты теперь всегда будешь жесток,

И вечна Твоя месть?

А что я сделала, скажи? Какое преступление

Я совершила, если Твоё вечное отмщение

Терзает меня здесь?!

После Всемирного потопа Хам*, устав идти,

Был мрачен, бледен, слаб и задыхался в том пути:

Дорога с Арарата так трудна…

Сказала я изгнаннику: «Да, ты мне нужен,

Ведь станешь для меня любимым мужем,

И я теперь — твоя жена…»

С того момента ветер бедствий в этом бытии

Несётся с воем постоянно через волосы мои,

Анафема навеки мне…

Племёна по волнам песка теперь блуждают,

Изголодавшийся кочевник берега пересекает

На быстроногом скакуне.

Исход евреев из Египта видела когда-то…

Как мой народ идёт — народ проклятый —

Путём погибели, несчастья.

Потом беднягу — своего потомка я узрела

В когтях Европы. Она хищной птицей налетела —

Как ненасытный ястреб!..

Христос! Хоть смерть Твоя спасительна была,

Она, увы, не смыла с моего несчастного чела

Первородный грех.

И до сих пор в сетях безрадостной судьбы,

Дети мои в мире — вьючные животные, рабы,

Я — пастбище для всех…

Уста Америки моею кровью обагрились,

И кондоры* её в стервятников оборотились,

Став символами рабства.

Сестра-предательница, что живёт за океаном,

Как братья те, продали что Иосифа измаильтянам,

Разрушив узы братства.

Хватит, Господь! Могущественная Твоя рука,

Я знаю, простирается сквозь звёзды, через облака.

Прости грехи мои, не будь так строг!

На протяжении двух тысяч лет, почти что вечность,

Кричу и плачу… Крик услышь мой в бесконечность,

Мой Бог! Господь, мой Бог!!…

Примечания

Самум — сухой, горячий, сильный ветер пустыни, налетающий шквалами в сопровождении пыле-песчаных вихрей и бурь; песчаный ураган. Спины четырёх белых слонов — индийский миф о том, что Земля расположена на четырёх слонах.

Мизорские ветра — Мизорам — штат на востоке Индии.

Брама — устаревший вариант имени индийского бога Брахмы (в индуизме).

Каррара — город в Италии, знаменитый своим мрамором.

Феррара — город в Италии, экономический и культурный центр, в котором творили знаменитые итальянские поэты. В 1995 году город был занесён ЮНЕСКО в список культурного наследия человечества.

Фригийский колпак — символ свободы.

Сирокко — удушающий, обжигающий, очень пыльный ветер с высокой температурой (до +35 градусов ночью).

Бурнус — арабский белый плащ с капюшоном, носимый бедуинами.

Фивы — греческое название города-столицы верхнего Египта. Расположен на берегах Нила.

Эфраим — по библейскому преданию сын Иосифа, внук Иакова. Колено Эфраимово — еврейское племя, образовавшееся в Египте.

Хам — один из трёх сыновей Ноя, проявивший неуважение к своему отцу. За это Ной проклял сына Хама — Ханаана, сказав: «Проклят Ханаан; раб рабов будет он у братьев своих» (Быт. 9:25). В XVII веке появилась гипотеза, согласно которой Хам — родоначальник негроидных народов Африки. Кондор — американский гриф, в Бразилии считается символом свободы.

Негр-бандит

Земля трепещет в ужасе и страхе. Торопливо

Лошадь моя прискакала, растрепавши гриву,

Чёрная и мрачная, в поту вся, с ужасом глядит.

Трепещет небо… О, погибель! О, грядущая беда!

Потому что негр-бандит пришёл опаснейший сюда,

Потому что крикнул кровожадный негр-бандит:

Капай, капай, кровь несчастного раба,

И лицо палача орошать продолжай.

Созревай, созревай, беспощадная месть,

Зрей, зрей, кровавый урожай.

В пучине чёрной бури, в угнетённых сих рядах,

Среди нас, негров, назревает сильный молнии удар,

В этих сердцах, покрытых раньше страхом.

В когорте за свободу слышен крик нетерпеливый

И ветра смерти далеко разносятся порывы,

В сеньора кандалы тяжёлые летят с размаху.

Капай, капай, кровь несчастного раба,

И лицо палача орошать продолжай.

Созревай, созревай, беспощадная месть,

Зрей, зрей, кровавый урожай.

Да, эта раса тебя раньше абсолютно не пугала,

Она теперь для воина шатёр тенистый основала

Безлунной тёмной ночью на большом просторе.

Четыре горизонта восстают теперь. Вперёд, вперёд!

Из кратера, где кондор начинает свой полёт,

Вулкана извержение опасное начнётся вскоре.

Капай, капай, кровь несчастного раба,

И лицо палача орошать продолжай.

Созревай, созревай, беспощадная месть,

Зрей, зрей, кровавый урожай.

Сеньор, который на пиру спокойно отдыхает,

Пускай опустит кубок, уж наполненный до краю,

Увенчанный цветами синими. Поднимет взгляд,

Прошепчет тихо, в своих мыслях гневно осуждая:

«Что там за демоны ужасные нас отвлекают,

Раздетые, голодные, сюда приходят и стоят?»

Капай, капай, кровь несчастного раба,

И лицо палача орошать продолжай.

Созревай, созревай, беспощадная месть,

Зрей, зрей, кровавый урожай.

А это мы, сеньор! Но не трепещем теперь боле.

Разбили мы железные оковы и хотим на волю,

Идём к тебе, чтобы потребовать жён, матерей.

Это — сын старика, которого убил ты и молчал,

Это — брат женщины, которую ты запятнал.

Не трепещи, сеньор, от псов твоих, как от зверей.

Капай, капай, кровь несчастного раба,

И лицо палача орошать продолжай.

Созревай, созревай, беспощадная месть,

Зрей, зрей, кровавый урожай.

Они ведь твои псы, которые замёрзли, хотят есть.

Десять веков от сильной жажды их потерь не счесть,

Желаю кровожадного большого пира я сейчас…

Давай мне мантию, что твои плечи покрывает.

Багряная порфира вас, господ, на праздник украшает

И мантия из крови сделана для всех рабов, для нас.

Капай, капай, кровь несчастного раба,

И лицо палача орошать продолжай.

Созревай, созревай, беспощадная месть,

Зрей, зрей, кровавый урожай.

Мои африканские львы, мне внимайте! Не спите!

Вместе тёмной ночью на равнину все бегите,

Когда луна скрывается, и яркий свет её не блещет.

Рёвом отнятой жизни будьте, рёвом нашей боли.

На пир кровавый смерти выпущен на волю

Вместе с чёрным вороном и брат его зловещий.

Капай, капай, кровь несчастного раба,

И лицо палача орошать продолжай.

Созревай, созревай, беспощадная месть,

Зрей, зрей, кровавый урожай.

Долина, трепещи теперь! Дрожи, скала крутая,

И сотрясайся небо громогласно, молнией сверкая.

Смело движутся вперёд герои, нагоняющие страх.

На быстрых лошадях погибели, преград не замечая,

Они пойдут, размахивая острыми опасными мечами,

Которые наточены ещё дедами их, рабами, на полях.

Капай, капай, кровь несчастного раба,

И лицо палача орошать продолжай.

Созревай, созревай, беспощадная месть,

Зрей, зрей, кровавый урожай.

Крест у дороги

Путник, пред тобой раскинулась дорога

К солнцем жарким опалённому сертану*.

Крест, прошу, заброшенный не трогай,

Тихо одари его спокойствием желанным.

И ветку розмарина, пряно что благоухает,

С молчаньем возложи к подножию креста:

Шумную ей отпугнёшь легко ты стаю

Бабочек, которые порхают дружно там.

Скромного раба это печальная могила,

Мучился он раньше от бессонницы часов.

А теперь постель ему из зелени настила

Бог создал среди тропических лесов.

Он не нуждается в тебе. Здесь гатураму*

Вздыхает по нему средь сумерек сертана.

Слышна вокруг печальных звуков гамма,

Голубка под бамбуком плачет постоянно.

Крест обвивает гибкая красивая лиана

Своим объятьем из цветочного наряда.

Трава дрожит, росою плачет утром рано,

А ночью зажигает светлячок лампаду.

Когда лесная ночь исполнена молчанья,

Могила к Богу свой возносит стон,

Что в шуме водопадов растворив звучанье,

На крыльях золотых несётся в небосклон.

Несчастному рабу, поверь, всего дороже

Спокойный сон сейчас под грустною луною!

Могила стала ему вечным брачным ложем,

А долгожданная свобода — верною женою.

*Сертан — бразильская засушливая степь. *Гатураму — бразильская певчая птица.

Жоао да Круз и Соуза

(1861 — 1898)

К Джульетте дус Сантос

Как деликатное сиянье нежной грёзы,

Великая актриса, превосходна, белокура.

Словно прекрасная античная скульптура,

Изящество богини в торжестве апофеоза!

Меж губ, сравнимых с лепестками розы,

Видны жемчужины, влекущие Амура…

В вуали аромата, словно в облаке, фигура,

А лучезарный лик — прелестнее мимозы!…

Когда ты появляешься, паря на авансцене,

Твой образ славой мифов прошлого увенчан,

Звезда бессмертных эллинских произведений.

Воспламеняешь душу, лучшая из женщин.

Способен лишь блестящего таланта гений

Разжечь костёр, что в искрах безупречен!…

Стремление

Я — насекомое, а ты — прекрасная звезда!

Живёшь в лазури неба, в высших сферах,

Там, где весна смеётся в царственных манерах,

А вечная любовь не угасает никогда.

И слава мне моя нисколько не поможет

Подняться к олимпийским тем химерам

Блистательного идеала, ставшего примером

Великолепия, которое любую власть низложит.

Пока сияешь солнцем ты в небесной вышине,

Земная твердь подножьем верным будет мне,

Брожу я по суровой жёсткости асфальта.

Такое расстояние бескрайнее меж нами!

Летел к тебе и ощущал трепещущее пламя,

Огонь, которым ярко освещаешь даль ты.

К рабовладельцу

Быть в царской мантии злодеям выпал жребий,

Лукавые и льстивые, вы словно крокодилы.

Живёте в свете бесконечных привилегий,

В развратной позе черепахи, что без силы.

С насмешкой ядовитой приколю тебе гвоздику,

Горящим взглядом формируя связку из бичей.

Хребет твой сотрясаю тем кнутом великим

Из гнева и из тысяч жгучих солнечных лучей.

Гигантским, экстраординарным бью, огромным

Кнутом по совести, что спит в углу укромном

Блестящей скинии, которую себе ты строишь.

Хочу я в грубых адамасторических* стихах,

В демонстративных гонгорических* строках

Кастрировать тебя и слушать, как ты воешь.

*Адамастор — мифический персонаж, громадное чудовище из поэмы «Лузиады» португальского поэта Луиса Камоэнса.

*Луис де Гонгора — испанский поэт эпохи барокко, создатель гонгоризма — вычурного манерного стиля в поэзии.

Пчёлы

Капли солнечного света,

Что полны благоуханья,

Сладостным огнём согреты

На пурпурном зорь сиянье.

Яркие кристаллы злата

Под лазурью небосвода

В танце кружатся крылатом

Средь звучания природы.

Как улыбки, что парят

На лучистых крыльях скорых

И в душе своей хранят

Плодородие Авроры.

Вся весенняя заря

Трепетной любви полна.

Пчёлы трудятся не зря

Для фалернского вина*.

В золотистых этих пчёлах,

Что среди цветов летают,

Солнца свет блестит весёлый

И искрится, и играет.

В ульях их стоит жужжанье,

Пёстрый рой шумит вокруг.

Здесь цветочное дыханье

Источает горный луг.

Как изящны и красивы

Очертания их сот!

Создают трудолюбиво

Пчёлы чашечки под мёд.

Ветра волнами гонимы,

Полные сиянья звёзд,

Полетят, как пилигримы,

К аромату пышных роз.

*Фалернское вино — ароматное римское вино, в которое добавляли мёд. *В сокращении.

Цветы

Нет в садах уже цветов,

Розы в них — как эпизод.

Только лишь твоя любовь

Дарит розы круглый год.

Нет цветения полей,

Нет в долинах белых лилий.

Только лишь в душе твоей

Много ярких бугенвиллий*.

Нет цветов уже на ветках

Конец ознакомительного фрагмента.

Оглавление

  • Бразильская поэзия

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Поэтическая Бразилия. Стихотворения и проза бразильских поэтов предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я