Не та, кого ты искал

Амина Мэй Сафи, 2018

Лулу Саад – бесстрашная и дерзкая девчонка с потрясающим талантом находить на свою голову приключения. Едва не утопить парня в бассейне, а потом на спор позвать его на свидание? Легко! Устроить совершенно неприличную сцену на семейном празднике? Запросто. Стать сплетней номер один в школе? И снова да! Ерунда – у Лулу всё всегда под контролем… было. Кажется, на этот раз все зашло слишком далеко, и даже лучшие подруги не в восторге от той неразберихи, которую она устроила. Теперь ей нужно срочно найти способ все исправить и доказать всем, что Лулу Саад – это не только мятежный характер и острый язык.

Глава 4

Пожалуй, она мила

Несмотря на все свое старание, Лулу никак не могла привыкнуть к шуму вокруг, к громким звукам этого дома, наполненного гостями, музыкой, едой и бесконечным потоком сладкого чая. Все предметы интерьера в доме семейства аль-Кати были подобраны очень тщательно, включая коллекцию ковров, принадлежащих уже четвертому поколению их семьи, дамасский письменный стол, целую стену, выложенную заморской плиткой, и несколько старых серебряных кофейников. Эту вечеринку закатили со всем блеском, достойным празднования Рамадана, который начался на закате.

Лулу показалось, что она услышала из уст тетушки Сальвы комментарий, подозрительно подходящий по смыслу к описанию ее платья. Но он был произнесен на арабском, так что, даже если Лулу и послышалось слово «красное», а ее платье было красного цвета, это еще не значило, что говорили именно о ней. Скорее всего, послышалось. А если послышалось, значит, она могла сделать вид, будто ничего не произошло. Ей также померещилось слово «обтягивающее», но ее платье вовсе не было таким уж обтягивающим. Облегающим, может быть, но она могла в нем свободно садиться и двигаться.

Кроме того, Лулу совсем не хотелось привлекать к себе внимание. Она смотрела прямо перед собой, на стол, уставленный блюдами. Целая гора аппетитных десертов, виноградные листья, начиненные мясом с рисом. А еще рис, специально прикипевший ко дну сковороды так, что стал золотисто-коричневым и чуть жестковатым. Молодая баранина, говядина, курица, рыба — все с жаренным на гриле луком и помидорами. Была также ярко-розовая маринованная редиска, а кое-кто из гостей принес хрустящие, кислые сливы, от которых просто слюнки текли. Лулу порадовалась, что хотя бы не уйдет голодной с этой вечеринки. Она надкусила сливу.

Лулу следовало бы уже научиться сохранять хладнокровие на таких вечеринках, но ей этого так и не удалось. Внезапно она почувствовала тошноту, которая вскоре отступила. Лулу с трудом переносила социальный дискомфорт. Она поскребла голубой лак на своих ногтях, такого же цвета были злые глаза у охранника за дверью, но здесь ее скорее прогонят прочь, чем станут охранять.

Ее мать сидела в окружении женщин, болтавших на арабском. Лулу знала, что мать не понимала ни слова. Женщины тоже это знали и делали все возможное, чтобы исключить ее из беседы. Несмотря на обиду и злость на этих женщин, Эйми сидела с безмятежным выражением лица, словно разговор был бы ей неинтересен, даже если бы она его понимала. Южное самообладание снаружи, а внутри — надменная арктическая тундра.

Но такое поведение не добавляло ей подруг среди других женщин.

Тетушка Сальва была душой всей компании, ее главой и лидером. У нее было две сестры, одна из которых эмигрировала недавно, а вторая уже имела гражданство, хотя ее дети — еще нет. Сестры Нассер некогда славились своей красотой среди багдадцев. Фарра Нассер, средняя из них, все еще цеплялась за свои лучшие годы и всегда тщательно укладывала темные волосы эффектными волнами, как в юности. Тетушка Фарра была ценной реликвией и всегда находилась подле старшей сестры.

Природный цвет волос Сальвы Нассер уже никто не помнил, но Лулу не сомневалась, что он был далек от того оттенка шампанского, который она носила нынче. Тетушка Сальва приглаживала и укладывала свои волосы по современной моде. Ее внешность говорила о тщательном уходе за собой — такую кожу могла иметь только женщина, которая в течение всей своей жизни усердно избегала солнечных лучей. Тетушка Сальва служила ходячим примером того, что красота — это упорный труд.

Третья сестра была самой младшей, но ее лицо носило на себе печать возраста за всех троих. Она уже два года как эмигрировала из Ирака, а в Штаты переехала всего несколько месяцев назад, и ее английский был такой же неестественный, как и арабский Лулу. Она носила хиджаб и подводила глаза черным кайалом. Это был эффектный макияж, которому Лулу частенько старалась подражать, хоть она и не могла запомнить имени этой младшей сестры. Она была тихоней, почти как Эмма. Третья сестра сидела за четыре стула от тетушки Сальвы с задумчивым выражением лица.

Иракские жены не брали фамилий своих мужей, поэтому они назывались сестрами Нассер и в войну, и в браке, и в иммиграции и переселении. Они были одной семьей, несмотря на то что каждая из них уже давно создала свою собственную. Но Эйми Саад, выигравшая не одно дело в суде, не позволит им одержать над собой верх.

Когда Лулу снова поскребла ногти, от них откололся кусочек лака и перелетел через стол. Лулу огляделась, но, похоже, никто этого не заметил. Она и сама не понимала, что именно сейчас чувствует: облегчение или разочарование, но все же постаралась сохранить неподвижную маску на лице, как у матери, не позволяя миру увидеть ее смятение.

— Лулу! — позвал голос.

Лулу подняла голову. Возле ее стула, широко раскрыв руки, стояла Дина аль-Кати. Лулу мгновенно подскочила, заключив ее в объятия, словно какого-нибудь принца на белом коне. Но эта суматоха тут же привлекла внимание других гостей. Мать Дины вперила в них ястребиный взгляд, совсем как учительница Лулу по французскому, мадам Перо. Тетушка Сальва, приходившаяся Дине родной тетей с отцовской стороны, кисло улыбнулась.

Лулу прекрасно понимала, что они видят. Она была чужой среди них, лишь наполовину достойной уважения. Ей следовало быть благодарной за их терпимость и великодушие, которого ее матери напрочь не выказывали. Но она не могла заставить себя стелиться перед ними за такую едва прикрытую неприязнь. Лулу послала тетушкам широкую притворную улыбку, которая не коснулась ее глаз. Они ответили ей тем же, с такой же настороженностью в глазах.

— Дина! — голос Лулу прозвучал чересчур громко, под стать голосу самой Дины, как будто они соревновались, кто кого задавит фальшивым энтузиазмом. Впрочем, возможно, так оно и было.

— Как дела? — спросила Дина.

Лулу подивилась тому, как Дина умела растягивать гласные, чтобы звучать искренне. Но она-то сразу раскусила этот тон, да и саму Дину. Оставалось только позавидовать умению девушки правдоподобно изображать нужные эмоции. Лулу, которая сама частенько переигрывала, почти восхитилась ее артистизмом. Даже несмотря на то, что мысли ее были заняты тем, как бы задушить Дину ее же золотой цепочкой.

— Очень хорошо. А у тебя как дела? — Лулу приподняла брови, на лице заиграла многозначительная улыбка.

— Очень хорошо. Моя кузина помолвлена! С Али Хассаном, его семья владеет тем высоким зданием в центре, ну ты знаешь. Он сказал мне, что собирается подарить ей «Ягуар» на свадьбу, вместо украшений. Слава Аллаху, мы так счастливы. Ты помнишь Таню? Боже, как мне нравятся твои туфли! — Дина потащила Лулу за собой по лестнице на второй этаж, где собрались остальные их сверстники.

— Mashallah!^[12] — Рука Лулу обвилась вокруг талии Дины, словно гадюка. — Спасибо! А мне нравятся твои!

— Mashallah! Ты погляди-ка! Как мило с твоей стороны! Я передам ей твои слова. У твоих туфель есть бантики. Обожаю бантики. А ты? — Дина тряхнула своими красивыми, густыми волосами.

Лулу сощурилась, почувствовав укол зависти. Она, может, и хвасталась своими волосами время от времени, но не до такой же степени. Гордость заставляла Лулу верить, что ее самолюбие было обоснованным и не таким кричащим. Она пришла бы в ужас, узнав, что ее собственные взмахи волосами выглядят точно так же, изящно и щеголевато, как у Дины. Это движение передавалось из поколения в поколение, от одной арабской девочки к другой, пока остальной мир не причислил его к стереотипам об арабских женщинах. Посторонним наблюдателям было невдомек, что это был целый ритуал, искусство, которому они обучали друг друга, для использования в социальных войнах и личном прихорашивании.

— Мне нравятся бантики. Поэтому-то я и купила эти туфли. — Притворная радость в голосе Лулу потухла, улыбка на лице дала трещину.

Дина рассмеялась, сплошное очарование.

— Лулу, ну ты и шутница!

Лулу было совсем не до смеха, но тем не менее она вежливо улыбнулась. На верхней лестничной площадке столпилась стайка ее ровесников. Их глаза метнулись к ней. Они разделились по половому признаку, хотя и не так строго, как это бывает в столовой Сили Холл. Лулу даже не могла сказать, когда люди начали разделяться на мальчиков и девочек, но стоило ей заметить эту тенденцию, она стала видеть ее повсюду. Она ни с кем не делилась своими наблюдениями. Она и так уже ощущала себя живой контрабандой. Нет нужды давать людям повод думать, что так оно и есть.

Лулу поискала глазами в толпе Таню, но той не было. Жаль, ей нравилась Таня. Мириам тоже не было видно. Али, Табит и Омар слушали, как Мустафа рассказывает какую-то историю. Он улыбнулся ей поверх голов. Лулу притворилась, будто не заметила. Она всегда так делала, когда видела Мустафу.

Мустафа был красавчиком. Про него так и говорили: тот красавчик Мустафа. Когда он улыбался своей голливудской улыбкой, в уголках его глаз появлялись морщинки. Волосы не по-мальчишески коротко пострижены. Несмотря на то что он был одного возраста с Лулу, матери и тетушки отзывались о нем не иначе как «молодой человек». Или, если быть точнее, «тот красивый молодой человек». Даже ее собственная мать звала его так. Все эти матери и тетушки словно сговорились и пытались на что-то намекнуть.

Лулу вежливо пропускала это мимо ушей.

Если б его с завидной регулярностью не допрашивали на таможне в аэропортах, можно было бы сказать, что он обладал типичной американской внешностью — свежей и приятной. От одного только взгляда на него у Лулу возникало странное желание лизнуть его. Она старалась подавлять это чувство изо всех сил.

Экспаты и иммигранты принесли с собой в эту страну понятие общинного родства. Лулу не могла позволить себе сближаться с Мустафой, слишком велик был риск. Она слишком ценила свою частную жизнь, чтобы жертвовать ею ради красивых глаз и острых скул. Люди погибли ради того, чтобы она могла пользоваться независимостью. Люди в ее собственном роду. Ее отец покинул родину, чтобы она могла закрыть дверь в собственной комнате. Чтобы у нее был собственный уголок, куда никому больше не позволялось вторгаться. Возможно, когда Лулу не видела, Мустафа тоже поглядывал на нее с любопытством. Кто знает. Лулу, по крайней мере, не собиралась ждать, что из этого получится.

— Смотри, вот и Тамра! — сказала Дина, завидев приближающуюся девушку.

Подошедшая обняла Дину и Лулу и расцеловала их обеих в щеки. Тамра аль-Кати приходилась Дине кузиной с отцовской стороны и была младшей дочерью Сальвы Нассер. Из них двоих Лулу не раздумывая выбрала бы Дину, которая была скорее как сводная дальняя родственница, чем просто знакомая. Тамра так не сближалась с Лулу и была совсем не такой дружелюбной, как ее старшая сестра Таня.

Кроме того, Тамра была такой же красавицей, как Ло. Такой же красавицей, какой, по мнению Лулу, была когда-то ее мать, тетушка Сальва. Проблема состояла в том, что Лулу недостаточно знала Тамру, чтобы относиться к ней по-человечески. Когда в твоей подруге есть что-то необычное — темные волосы, громкий смех, аллергия на местные дубы — это воспринимается всего лишь как факт. Когда этими же чертами обладает просто знакомая, это становится невыносимо.

— Ты слышала о помолвке моей сестры? Мы все так рады! — Тамра сияла.

Лулу внезапно поняла, почему Таня предпочитала держаться подальше от этой толпы. Она была уже слишком взрослой для всего этого. В конце концов, ей было уже за двадцать. Уже много лет она металась между взрослыми и детьми.

— Mabruk!^[13] — Лулу натянула на лицо свою самую обаятельную улыбку.

Они с Тамрой стояли, глядя друг на друга и улыбаясь.

— Мы таааак давно не виделись. Ты больше не показываешься! — Тамра протянула руку и ущипнула Лулу за щеку. Тамра родилась на девять месяцев раньше и постоянно тыкала этим фактом Лулу в лицо.

Лулу скрипнула зубами, не переставая улыбаться. Эти девочки регулярно звали ее погулять, обычно передавая приглашение через ее родителей. И целый вечер улыбались и упрекали ее, что она редко проводит с ними время, что доставляло Лулу еще больший дискомфорт. Она им не нравилась. Ну или, по крайней мере, они ей не доверяли. Лулу было все равно, она тоже им не доверяла, но все они вращались в общих кругах и потому не могли жаловаться вслух. Приходилось обходиться намеками. В конце концов Лулу стала их избегать. Всех, кроме Мириам, которой по-прежнему не было видно.

— Пойдешь с нами гулять в следующий раз?

— Конечно, пойду, inshallah^[14]. Мне этого так не хватало. Я была так занята. Времени ни на что нет! — Лицо Лулу уже болело от улыбки. — Ты же знаешь, как я люблю танцевать.

— Не сомневаюсь. Ты всегда занята. Я недавно говорила с Диной о том, как весело было в прошлый раз. Ты знаешь Мустафу? Так вот, он такую смешную вещь сказал. Знаешь, что он сказал? Он сказал, что в этом году не собирается поститься, потому что у него баскетбол. Ну, разве это не смешно? — говоря это, Тамра стояла лицом к своей кузине, но смотрела на Лулу. — Ой, а ты ведь не постишься, ведь так, Лулу? Inshallah, в следующем году, в таком случае, хабибти.

Лулу резко втянула воздух ртом.

— Вообще-то я пощусь. Извините.

Тамра что-то промычала и отвернулась к Дине. Лулу направилась в ванную комнату, но не в ту, что находилась поближе, на втором этаже, а в ту, что располагалась на первом. Здесь, наверху, было настоящее царство зеркал. И Лулу не нравились искаженные отражения, которые она тут увидела. От мысли, что какое-то из этих отражений могло принадлежать ей, девушке стало не по себе.

Пару раз по пути ее перехватывали взрослые, пока она не наткнулась на Шейха Фади, который потрепал ее волосы и поцеловал руку, как сделал бы ее дедушка. Он выглядел, как человек, который, должно быть, производил впечатление, когда был в расцвете сил, несмотря на то, что этот расцвет был шестьдесят лет назад.

— Эй, хабибти, — сказал он. — Wenu Baba?^[15]

— Отец разговаривает с Аму, — отвечала Лулу. — Как твои дела, Шейх?

— Шейх да шейх. — Он покачал головой. — Ну что за шейх без своего клана?

Лулу цокнула языком.

— Мы твой клан, Шейх, ты же знаешь.

Лулу не лукавила. Шейх Фади провел свою юность в Штатах, выписывая фетвы, чтобы улаживать конфликты в их сообществе. Он консультировал по всем вопросам, начиная от мелких, вроде автомобильных аварий, до крупных финансовых сделок. Он был главным в их сообществе и пользовался своим титулом, как шерифским значком, чтобы хранить покой и порядок.

— Ну, — он отмахнулся, — Мириам сейчас снаружи, yallah habibti^[16].

Лулу кивнула, а он поторопил ее к выходу из дома. Шейх Фади видел людей насквозь так хорошо, что ей это казалось почти подозрительным. Она вышла из дома через задние раздвижные двери. Погода все еще была слишком теплой, чтобы воздух показался освежающим после душного помещения, но она все равно шагнула во двор.

* * *

Легкий ветерок колыхал влажный воздух. Лулу раскачивалась на качелях в глубине двора, подальше от сводившей ее с ума толпы, отталкиваясь от земли носками туфель. Она тяжело вздохнула, привалившись плечами к цепи, и посмотрела на свои болтающиеся руки. Они будто были частью чужого тела, чужой жизни.

— Просто сумасшедший дом, да? — прозвучал чей-то приглушенный голос.

Мириам Рази пыталась украдкой зажечь сигарету. Они с Лулу выросли вместе. Лучшими подружками они так и не стали, но совместный горький опыт сблизил их, и на подобных мероприятиях они были боевыми товарищами. Обе были арабками лишь наполовину и поддерживали друг друга. Мириам, наконец, разожгла сигарету и глубоко затянулась.

— Ты серьезно? Ты не боишься, что твоя мама Надия выйдет и увидит тебя? Или кто-то настучит ей на тебя? — Лулу опасливо огляделась. Этот уголок двора был безлюдным и скрытым от посторонних глаз.

Услышав имя своей матери, Мириам фыркнула и выпустила струю сигаретного дыма. Глядя, как ее лицо расслабилось, Лулу подумала, как рада тому, что сама она не курит. Сейчас это выглядело очень заманчивым, но ей не хотелось бы зависеть от такого рода духовной разрядки.

— Не-а. Они сюда не заходят, и к тому же мужчины начали курить кальян, так что если я чуть-чуть постою рядом с папой, все равно пропахну табаком.

— Одежда пропахнет, но не дыхание.

— Ага, поэтому-то я и захватила вот это. — Мириам вытащила кусочек сырого лука и кусочек феты, завернутые в лепешку.

Лулу рассмеялась. Это уж точно замаскирует запах сигарет.

— Да ты профессионал.

— Приходится, а тебе разве нет? — Мириам выдохнула слова вместе с дымом.

— Тоже.

— Как Дина? И Тамра? — Мириам захихикала, выпуская струю дыма через ноздри, как дракон.

— Все такие же. — Лулу пожала плечами, но это вышло неубедительно. Ее голос слегка дрогнул, когда она проговорила то, что до этого решила держать за зубами. — Можешь ли поверить, Тамра осмелилась спросить меня, соблюдаю ли я пост? Как будто я не пощусь каждый год. Как будто эту вечеринку не закатили в честь начала Рамадана. Тоже мне.

— Господи. — Мириам неодобрительно поцокала. — Я, кстати, не соблюдаю. Но все равно, господи.

— Знаю, — сказала Лулу.

— Ну, — Мириам поковырялась в зубах, не сводя глаз с Лулу, — я могла бы сказать тебе, что она просто завидует, как сказала бы моя мама. — Она постучала по сигарете пальцем.

Лулу отказалась от предложения.

— Ты же знаешь, что ей завидовать нечему.

— Да, но почему-то же она старается изо всех сил обидеть тебя.

— И не говори, — сказала Лулу.

В глазах Мириам заплясал озорной огонек, очень знакомый Лулу.

— Но если бы она так не старалась, то я бы… Я бы не чувствовала себя особенной.

— Боже, звучит депрессивно. Ты так не думаешь? — сказала Лулу.

Мириам пожала плечами.

— Может быть.

В этот момент они услышали в отдалении громкий голос. Звук этого голоса приближался, причем быстро.

— О боже, не твоя ли это мама? — Лулу бросила взгляд на тлеющую в руке Мириам сигарету.

— Черт. Она меня зовет? Зовет, да? Только у нее получается выговаривать мое имя как какую-нибудь скороговорку. Она даже не арабка. — Мириам торопливо затушила сигарету, носком обуви пытаясь закопать окурок в землю, затем заглотила лепешку с луком и сыром целиком. Не переставая жевать, она выкрикнула с набитым ртом: — Иду, мам! Я тут, на качелях!

Лулу рассмеялась, глядя на подругу. Она гадала, удастся ли Мириам обдурить маму Надию. Ее и саму уколол страх, что от нее тоже пахнет табаком. Но она могла спокойно перевести вину на курящих мужчин, и ее мать поверит. Более того, мама на полном серьезе может пожалеть бедную Лулу, что ей приходится дышать всем этим дымом.

Лулу раскачалась сильнее. Она отталкивалась ногами все быстрее, взлетая все выше. Ее душа возликовала, как пилигрим, попавший в Святую землю сквозь врата Мекки. Но Лулу не знала всех ритуалов, связанных с этим; ее пригласили на бал дебютанток, но она не умела танцевать. Чужая среди своих. Раскачавшись до почти полного круга, Лулу прыгнула. Она взмыла в воздух и приземлилась на ноги. Она всегда приземлялась на ноги. Иного она и представить не могла.

Лулу направилась обратно в дом, снова напялив на себя свою лучшую, обаятельнейшую улыбку. Она не уйдет побежденной. И обиженной тоже. По крайней мере, не в этот раз.

Примечания

12

Слава Богу! (араб.)

13

Поздравляю! (араб.)

14

с Божьей помощью (араб.).

15

Где папа? (араб.)

16

Давай, дорогая (араб.).