Не конец…

Алёна Левич

С одиночества порой начинаются самые загадочные приключения. Смещаются пространство и время… И кто сказал, что это плод воображения? Путешествие начинается там, где душа требует сознательного осмысления. Юная Алёна наделена возможностью генерировать информационно-энергетическую волну, защиты от которой нет. Не желая никому причинять зла, девушка выбирает одиночество. Алёна не знает, что является «удачной разработкой» безжалостных экспериментов по созданию сверхчеловека, и становится предметом теневой борьбы за обладание её геномом… Неординарность сюжета, осмысленность, сочность персонажей, самобытный стиль, поэтика, озорство, тонкий юмор и пронизывающая весь роман атмосфера доверительного разговора – в книге есть все для того, чтобы она надолго оставила след в вашей душе.

«Бонд. Джеймс Бонд». Глава № 2

Может смысл — это вовсе не смысл… а просто фрагмент времени, мыслей и чувств относительно разумности понимания в данной плоскости под углом восприятия мозга, сердца и души определенного на этот момент существа… Как смысл может быть объективен? Ведь его субъективность очевидна. Где константа фактов существования этого смысла? Инертен ли смысл? О, да! Может он быть «постоянной»?^[4] В срезе выше указанных условий — да, и никак иначе. В запуске продолжения временного пространства — думаю, нет…

Боль отступает… Я ухожу… проваливаюсь в мягкую теплую трясину забвения… нет-нет-нет… плохая идея… мозг, мы так с тобой не договоримся… Надо снова почувствовать боль… Если я чувствую, значит, живу. Давай, детка… давай… напряги вегетативную нервную систему… давай… еще один поворот «ключа»… пожалуйста… ЕСТЬ… Ребра сжало… песок вновь «защекотал» раны… дааа… спасибо…

Боль может приносить радость.

Так и на чем мы с тобой остановились, мозг?

* * *

Моя жизнь насыщена событиями до такой степени, что несется с катастрофической скоростью. Мне только удается разглядеть блеск ее розовых пяток. В эти секунды коротких наблюдений я научилась думать и мечтать на ходу, читая, во время занятий, делая тот или иной прыжок, разговаривая с людьми. Я думала все время, ждала того момента, когда можно будет помечтать в тишине, чтобы ни одна живая душа не могла отвлечь от возведения моего внутреннего мира.

Детям часто задают вопрос «кем ты хочешь стать?», меня тоже стороной не обошло. Пытливые взрослые заставили задуматься на «тему». Сначала я хотела стать аквалангистом. И непременно, чтобы акваланг был красного цвета. Но быстро передумала, решив стать космонавтом. Участь космонавта также быстро перестала меня привлекать. Потом хотела быть политиком — странное желание для пятилетнего ребенка…

В любом случае… ни один из видов деятельности особо не занимал в отдельности… Мне хотелось жить здесь и сейчас, проживать каждую минуту, наслаждаться, переваривая увиденное, услышанное, изученное без малейшей остановки на маршруте, ткать свои полотна из выводов, мыслей. Мне было интересно все вместе, в совокупности деталей и мелочей.

Как я могу ответить на вопрос «Кем я хочу стать?», если я не знаю, кто — я.

С детства казалось, что невозможно ответить на этот вопрос… Вот так, просто, взять и ответить. Для того, чтобы дать более менее четкий ответ, мне кажется, нужно промыслить как минимум десятка два лет, если не больше. А я всего лишь относительно недавно рожденный кто-то.

Что самое интересное: для каждого человека другой в определенную минуту времени в определенной ситуации абсолютно понятен. Люди складывают мнения друг о друге. А затем расстраиваются или радуются, когда появляется возможность сменить свое мнение. Так зачем его создавать, это мнение? Если оно так же инертно, как и смысл. Зачем разочаровываться, ведь не всегда перемена мнения приносит радость, чаще это бывает боль. К чему этот самообман по ложным дедуктивным методам?

Я никого не обвиняю, просто странно и непонятно. Возможно, потому что мне достаточно беглого взгляда на человека, чтобы увидеть его суть. Нет, я не читаю мысли. Только вижу суть. Но даже если бы я ее не видела… Абстрагируясь от собственных ощущений человека, я могу заметить, что глупо составлять мнение о существе, которое может выдавать желаемое за действительное, окружая свою фигуру «мифическими» фактами вопросов и головоломок. Ничего нет надежней реально существующего, такого, как например, дождь и снег, солнце и земля, вода и огонь, та же самая инерция поезда. На человека надо смотреть широко открытыми глазами, отстраненно и без каких-либо мыслей, составляющих его в своей голове. Надо быть непредвзятым наблюдателем. Смотреть, запоминая не уже нарисованную собой целую картину, а бешеное количество деталей и мелочей, и каждую в своей плоскости, не соединяя их в какой-то общий тандем.

Мне — четыре. Лето. Первый полет на самолете, причем очень длительный (Москва-Ленск, да еще и на перекладных). Радости — полный вагон. Ведь мы с мамой не полетать ради собственного удовольствия собрались. МЫ ЛЕТИМ К ПАПЕ!!!

В моей жизни целых два огромных события.

Все ново и интересно. Первый полет… Божественно! Самолет набирает скорость. Отрыв от земли. Шасси убраны. Москва становится все меньше. Облака — большие белые медведи, опаленные солнцем. Яркое чистое небо. Кабина пилота. Ну разве мне откажешь? Сколько разных кнопочек! Я в восторге! Тут же решила, что, наверное, всю жизнь этому посвятить не собираюсь, но летать определенно научусь. Первая самолетная еда. Давали куриные грудки и рис. Я только подумала о том, как же хочется именно ножку… ммм… и пилот предложил поделиться со мной своей порцией, в которой была она — вожделенная куриная ножка. Я — не специально…

Братск. Аэродром. Пересадка затянулась. Как существу, интересующемуся всем, что можно увидеть, потрогать и попробовать, мне стало любопытно. Созрела мысль прошвырнуться по взлетному полю. Удивил запах колосьев, растущих между взлетной полосой и забором. Ну и, сначала пришло в голову лизнуть, а потом разжевать. Кто же знал, что волосок, который идет от колоска, окажется такой приставучий, не захочет проглатываться, да еще и токсичный. В общем, меня долго искали (а найти не могли, поскольку никто не мог понять, каким образом и в каком направлении я исчезла), затем откачивали. У меня есть еще одна замечательная особенность: лезть, куда не нужно, и нарываться по собственной инициативе.

* * *

Мда… если бы не эта замечательная особенность… я бы здесь сейчас не лежала, без какой-либо возможности пошевелиться, хватая пересохшим ртом раскаленный воздух, прожаренный полуденным солнцем… Но если я это делаю, значит я все еще живу… И, Боже, какое счастье ощущать, что ты просто еще живешь… Хотя бы в таком качестве…

* * *

Снова — аэропорт. Уже где-то на севере. Остался последний перелет. И мы будем у своей цели. У папы.

Неожиданно охватывает страх. Очень страшно. Что-то сжимается в желудке. Папа все время являлся недосягаемой мечтой. Лишь несколько дней воспоминаний о нем, о тех мелочах, из которых он состоял, и устойчивые мнения моих друзей, говорили о том, какой — он. Мне просто по-человечески страшно разочароваться, увидеть то, что не хочу.

Сижу, провожая самолеты в окно. Сверлит желание оказаться далеко-далеко. В моем достаточно взрослом сознании по-детски все смешалось. Куда-то ушла смелость. Разум поглотила паника. До этого дня я не знала подобного чувства. И мой организм сделал все за меня… Мне приспичило в место общественного пользования, аккурат перед вылетом. Мы пропустили самолет… и так восемь штук подряд. Просидели в аэропорту почти сутки. Когда объявили посадку на девятый кукурузник, я, было, попыталась рвануть к туалету. Но мама жестко взяла за руку, отрезав попытки оттягивания неизбежности:

— В самолете.

Меня затащили на борт.

Шум пропеллера. Кукурузник, подпрыгивая и кряхтя, тяжело берет старт, набирает высоту. С каждой секундой полета все острее ощущаю, что моя жизнь сейчас изменится и уже никогда не будет прежней. В нее войдет он. Мое привычное станет другим. Ни хорошим, ни плохим… просто другим. Не знаю, что с этим делать. Лихорадит весь полет. Кукурузник отвечает солидарностью: треском обшивки и воздушными ямами. Минуты бегут неукоснительно быстро.

Самолет сел в Ленске.

Тошнота от волнения подступает к горлу. Через толпы людей, через стены, через расстояние аэродромного поля я вдруг слышу знакомый стук сердца. Большого, могучего, доброго, родного сердца. Паника отходит. Становится легко и уютно. Вырисовывается понимание — это он, мой большой, сильный, близкий… мой!

Рвусь вперед, мама еле удерживает. Время ожидания: пока подадут трап, пока приедет автобус, пока… невозможно долго!

И вот, наконец-то, мы в зале прилета. Если можно его так назвать… Здесь, по-моему, все одно, что вылет, что прилет — никакой разницы. Но это не важно. Вон — он! Я его вижу! Пустите! Пропустите же! ПАПААААА!!!!! Я к тебе хочу! Разбег… прыжок… полет… НА ШЕЕ!!!

Большущие загорелые руки сжимают мое маленькое тело. Сверху — мама. Наш семейный «бутерброд», где я — масло. Три сердца бьются в одном волшебном ритме.

Осознание не заставило себя ждать. Да мне без разницы, кто — ты. Ты просто мой! Мой папа! Я тебя люблю! Вчера, сегодня, завтра и всегда!

Мне все в тебе нравится: ясно-голубые глубокие непростые глаза, не по возрасту седые волосы, загорелое мужественное улыбающееся лицо, сильные руки, пахнущие табаком, огромные разбитые кулаки, широкая железная спина, каменные плечи, на которых так удобно кататься, гордая осанка настоящего Льва и твое благородное, справедливое львиное сердце.

Нас поселили в самой шикарной гостинице Ленска, стоящей на берегу реки Лены. Все официанты вылизывали мои капризы. Даже способности не приходилось транжирить (ага, «дальнобойщик»…) — поддержание легенды было на уровне. На какой-то объект возили, где папа катал меня на автопогрузчике, в жизни увеселительнее аттракциона не видела. Начнем с того, что там — всего одно сиденье для водителя. Моим сиденьем являлось ведро, обыкновенное жестяное ведро, ни к чему не прикрученное. Учитывая, что у данной модели автопогрузчика напрочь отсутствуют шины, а колеса представляют собой огромные металлические штуки, и то, что асфальт заменяют горы практически зыбучего песка, — нереально весело!

Автопогрузчик разгоняется, чтобы не утонуть в песке (не могу передать, с какой скоростью мчалось это чудовище). Меня мотает по всей кабине. Постоянно теряю свое ведро. Каждая неровность поверхности отражается на траектории моего полета. Папа выписывает пируэты, ставит железного коня на дыбы, тем самым заставляя меня болтаться всевозможными восьмерками в режиме «невесомости», будто космонавта на учениях. Столько по-детски радостного и беззаботного смеха, визга, восторга отрицания земного притяжения! Это был, наверное, один из самых свободных эпизодов моей жизни.

Река Лена — широкая лента, изумрудным кушаком подвязавшая голубые таежные горы — мечтательные великаны, и много-много счастья, в одном маленьком сердце. Все это живет до сих пор в моей голове как кусочек искреннего мира на окраине измотанной души.

Расставание…

Глазам мокро… Внутри дыра… Больно и слезливо… Маме тоже, я вижу… И от этого еще больнее. Хотя она улыбается, шутит. От меня не скроешь. Обнимаю ее за коленку, засыпаю, как сурок, подняв подлокотники и распластавшись на соседних креслах, холодного хищного самолета, который вновь украл у меня папу.

За всю недолгую жизнь… что я знала о папе: ну, во-первых, он — мой папа, во-вторых, это — человек-оркестр, который был и метрдотелем в гостинице Измайловская, стоял на страже сервиса (или чего-то там еще…) в Интуристе, работал монтажником-высотником на ВВЦ, альпинистом-спасателем на Кавказе, парашютистом, горнолыжником-эктремалом (акробатика на горных лыжах), даже снялся каскадером в одном из советских фильмов, боксером, и потом еще очень много всего… Он знал всех и везде. Куда бы мы ни поехали, для него не было ничего невозможного: будь то прием у министра обороны или ночные прогулки на машине по Красной Площади с красноречивым поливанием шампанским Лобного места, или просто каждодневные ужины в ресторанах с варьете, где я всегда дожидалась медведей.

Так, кто — ты? Ты — Мой папа! И я не собираюсь складывать о тебе какого-то определенного мнения. Я просто буду любить все, что в тебе есть. Хочу стать, как ты! Уметь все и все мочь. Без определенного названия, без ярлыка, без клейма на лбу: «я — летчик», «космонавт» или «пожарный». Пусть люди складывают обо мне мнение. Пусть для каждого оно будет свое и разное, инертное, неважно. Я — это «Я», недавно рожденный в самой замечательной семье на свете кто-то, вечно ищущий свой путь.

Примечания

4

Постоянная — в данном случае используется как математический термин, синоним «константы», величина, значение которой не меняется и определяется независимо от каких бы то ни было физических измерений.