Боль-река. Лишь бы ты никогда не узнал, что читаешь сейчас про себя

Алёна Игоревна Пузырькова

Знать человека так давно; знать, насколько сложно ему без тебя, – но все равно не чувствовать ничего. Это самое страшное – абсолютное, полное безразличие к чьему-то горячему, любящему сердцу. Когда у тебя вроде бы ничего нет, кроме пустоты внутри, – но Его тебе все равно не нужно. Когда ты словно бы пылаешь вечным огнем – и потому не чувствуешь Его тепла. Когда в очередной раз понимаешь, что твое «навсегда», наверное, не придет никогда. А чужое – принимать нет смысла. Ибо не твое оно, не твое.

Поезд идет в Бейрут

Двадцать ноль-две. Время пришло — поезд идет в Бейрут.

Зря ты поверил в эту любовь — люди нещадно лгут.

Я не умею прощаться и ласковых слов не жди:

Это паршивая штука — жизнь, и в ней всегда дожди.

Лужи растут, под ногами грязь, стоит ли говорить,

Что благодарна тебе за все, и что ты сможешь жить

И без меня? Ты, ухмыляясь, смотришь так горячо…

Но умирает бессмысленно, тихо ангел твой за плечом.

Ну же, скажи мне, что я такое, где же твои слова?

Сделай хоть что-то, пока не закрыта эта пустая глава?

Но сигарета мелькает в ладонях, руки дрожат… курить…

Мне бы не взвыть тут при всех, родная… Куда уж мне говорить.

Двадцать ноль-две. Время застыло. Поезд идет в Бейрут.

Ты меня никогда не любила — люди, бывает, врут.

Сколько же ждет меня впереди черных, сырых ночей?

Если ты будешь когда-то «чья», то я всегда — «ничей».

Разбиты надежды, размыты дороги. Рвется под кожей пульс.

Жить без тебя — невозможно, нелепо, больно. Но я научусь.

Только бы ты была счастлива, милая, первая встречная… боль.

Только бы ты была счастлива, милая, пусть даже не со мной.

Нет, я не чувствую больше сомнения, да и оно зачем?..

…Вдруг просыпаюсь. А ты так доверчиво спишь на моем плече.