Серафимино поле

Алёна Берндт, 2023

Жизнь городской женщины меняется после всех перипетий, которые ей придётся пережить. Оказавшись в деревне, она, словно Феникс, возродится к жизни и встретит свою судьбу.

Глава 8.

Сима вернулась домой вся разбитая, будто пробежала многокилометровый марафон. Слишком много эмоций пережила она, жившая до этого много времени в этаком «эмоциональном вакууме», и сейчас её даже немного мутило от всего случившегося. Руки тряслись от злости, больше она сердилась на себя, чем на Борю, потому что всё она сама понимала, только не хотела принимать.

Умывшись, она переоделась в спортивный костюм и достала большие сумки, те самые, с которыми Борис переехал в её квартиру, казалось, ещё совсем недавно. Не обращая внимания на несмолкающие звонки её телефона, по мелодии звонка которого она понимала, что звонит Борис, Серафима складывала в сумки вещи Бориса, стараясь ничего не пропустить. Когда место в сумках закончилось, Сима достала рулон пакетов для мусора и, отрывая один за другим черные полотна, продолжила упаковку Бориных вещей.

В домофон позвонили, и вскоре у Симиной двери возился молодой человек лет тридцати, одетый в спецовку, меняя по её просьбе сердцевины обоих замков.

Собирая вещи Бориса, Сима никак не могла успокоить сильно и тревожно бьющееся сердце, изредка вытирая катившиеся по щекам слёзы и думая, как вообще она могла всё это пустить в свою жизнь! Как могла позволить Борису, да, наверное, больше-то самой себе, убрать в коробки Димины вещи, убрать всё своё прошлое счастье в дальний угол и ежедневно стараться позабыть о прошлом.

— Хозяйка, я закончил, — раздался в прихожей голос мастера, — Принимайте ключи, попробуйте, всё открывается-закрывается!

— Да, спасибо, — покрутив оба замка, ответила Сима и протянула мастеру оплату, — Всё устраивает.

— Что, тоже сдавали в аренду? — складывая инструмент в ящик, спросил мужчина, — Обычно после недобросовестных квартирантов все замки меняют…

— Да, можно и так сказать, — усмехнулась Серафима, — Сегодня у меня квартирант съезжает. Недобросовестный.

Проводив мастера, Сима прошлась по квартире внимательно оглядывая обстановку, чтобы ничего не пропустить из того, что принадлежит Борису. После сегодняшнего дня ничто в её квартире не должно напоминать ей о том, что он вообще был в её жизни.

Взяв телефон, она сфотографировала сложенные у двери Борины сумки и пакеты, и отправила фото ему в мессенджер с припиской, чтобы он позаботился о транспорте, потому что всё, что сегодня не будет вывезено, она выставит в коридор. После этого она удалила и заблокировала все его контакты в своём телефоне — ни видеть, ни слышать она его больше не хотела. Достаточно и того, что вечером ей придётся говорить с ним, хочешь не хочешь…

Борис явился раньше, чем обычно приходил с работы. Удивлённая Сима, открыв входную дверь, увидела на пороге мужчину с огромным букетом красных роз.

— Симочка… Симочка, давай поговорим! Ты спешишь, подозревая меня во всех грехах, но клянусь — я не виноват перед тобою абсолютно ни в чём! Прошу, давай всё обсудим! Я понимаю, что ты вещи мои собрала… я уйду, не волнуйся, но прошу — давай сначала поговорим. Дай мне возможность всё тебе объяснить…

Сима удивлённо смотрела на него, и даже предположить не могла, что вообще можно придумать, что сказать и чем объяснить то, что она видела сегодня. Любопытство взяло верх, и хоть она с неприязнью смотрела на Бориса, всё же сказала:

— Хорошо. Говори, только недолго, я не хочу тут весь вечер стоять, а в квартиру я тебя не пущу. И кстати, букетик прибереги для той, с кем ты сегодня в обнимочку прогуливался и на ушко ей что-то щебетал! Соловушка престарелый!

Борис вздрогнул и сильно покраснел, услышав Симины слова, и она поняла, что он не знал, как долго она шла следом за ним и той незнакомкой, и что она видела и слышала.

— Не веди себя, как ревнивая дура! — сказал Боря таким тоном, какого Сима от него не слышала ни разу, жёстким и презрительным, — Это была клиентка моя! Я помог ей покупки до дома донести, только и всего! Это тебе хорошо — квартиру и вклад муженёк покойный тебе оставил, а мне самому себя кормить нужно, и дочке еще помогать! У тебя ж детей нет, яловка ты, как бабка моя таких звала! Так вот живи и радуйся!

— Не сметь так со мной разговаривать! — твёрдо и спокойно ответила Серафима, — Ты здесь никто, чтобы так себя вести, так, квартирант временный! Забирай свои манатки, и чтобы я тебя больше не видела!

— Я с тобой так говорю, потому что ты сама начала! Как ты вообще могла такое обо мне подумать! Любящая женщина так никогда бы не подумала! Ты вообще видела эту женщину? Это моя клиентка! Разве я смог бы спутаться с такой жирной бабой?! Сама подумай, прежде чем меня в измене обвинять! Вот, я теперь понял, как ты на самом деле ко мне относишься — использовать меня хотела! — Боря резко отшвырнул в сторону ни в чём не повинный букет.

— В чём тебя можно использовать, скажи на милость, — Сима усмехнулась и ногой подвинула в сторону Бориса одну из его сумок, — Тоже мне, миллионер Корейко! Давай, проваливай, надоел. А до твоих баб мне дела нет, толстые они или нет — меня это не касается! Я видела достаточно.

Борис резко вздрогнул, с ненавистью глянул на Симу и сильно дёрнул на себя свою сумку, от чего одна ручка оторвалась, оставив в самой сумке небольшую прореху.

— Я надеюсь, ты все мои вещи сложила? — Боря взял себя в руки и заговорил прежним своим благовоспитанным и интеллигентным тоном, — Ничего не присвоила?

— Ну, не могу так точно сказать, я список не составляла. А ты сам что же не позаботился акт составить, когда ко мне с вещами явился? Ты, как юрист, должен знать, как это делают — опись имущества и всё такое. Может быть, что-то я и забыла положить, можешь завтра приехать и поискать в мусорных контейнерах, я туда отнесу, что ещё найду!

— Ах ты… — Борин лоск снова вдруг слетел и подевался куда-то, теперь уже безвозвратно, и он грязно выругался, — Смотри, ходи да оглядывайся! Встретишь весну, оттаяв в сугробе!

— Да, да! Иди уже, и не забудь, что я предусмотрительно включила запись разговора, — Сима показала телефон, вынув аппарат из кармана, хотя это и был блеф чистой воды, она только сейчас подумала, что нужно было включить запись.

Борис покраснел ещё сильнее, но промолчал на этот раз, и Сима подумала, что нужно было сразу его записью припугнуть, тогда она могла бы избежать этого неприятного разговора. Выпихнув ногами за дверь оставшиеся пакеты с вещами Бориса, Сима заперла дверь на оба замка и на задвижку.

Еще где-то минут десять она наблюдала в глазок, как Боря таскал свои вещи в стоявшую у подъезда машину такси, которую Сима приметила раньше. Мужчина постоял у двери, держа в руках последние три пакета, потом плюнул на дверь и шаги его застучали по лестнице.

После того, как Сима проводила взглядом выехавшую со двора машину такси, усталость навалилась на неё, тошнота снова подкатила к горлу. Чтобы успокоиться, она старалась думать о том, что вообще-то сегодня был неплохой день! Она нашла работу, которую хотела, и еще она избавилась от человека, пустить которого в свою жизнь было её явной ошибкой. И хорошо, думала Сима, что всё это случилось сейчас и не зашло слишком далеко — она не успела натворить того, что было бы гораздо сложнее исправить!

Сима вошла в кладовку, глядя на опустевшие полки. Достав коробки, она стала раскладывать по прежним местам и Димину аппаратуру для фотографии, и книги снова вернулись в шкаф в спальне. Достав из чехла накидку на кресло, Димину любимую, из овчины, Сима прижалась к ней лицом и разрыдалась в голос.

— Прости, прости меня! Какая я дура, дура! Ничего не могу я в этой жизни без тебя, и не хочу ничего… ничего не хочу… к тебе хочу, забери меня, прошу…

На дворе уже была поздняя ночь, часть фонарей уже погасли, окна соседей почти нигде не светили, оставляя на снегу отблески. Сима стояла у окна и смотрела на медленно кружащийся в сероватой мгле снег, пушистыми облаками укладывающийся на притихший двор. Вдалеке, на проспекте шумела жизнь, небо над городом было подцвечено отсветом уличного освещения, и она подумала, что тщетно надеяться увидеть там звёзды…

А раньше они с Димой любили смотреть на звёзды, когда ездили в деревню… Сима помнила, как надевал на неё Дима свои варежки-шубенки, когда они зимним морозным вечером шагали по узкой тропке от остановки автобуса к дому его родителей.

Горько было на душе, горько не от расставания с Борисом, а от понимания, что ничего из того, что она по-настоящему любила, никогда больше не вернётся.