Бесстрашные, или Кирзачи для Золушки

Алёна Александровна Комарова, 2022

Нет ничего легче, чем попасть в беду. «Не доверяй незнакомцу!» – кричал внутренний голос. Но кто и когда его слушал? Подруги Марта и Аня отправились на поиски лучшей жизни, но нашли проблемы и потеряли свободу. Их похищают. Чудом Марта сбегает, но бандиты не оставляют желание вернуть ее и, как хищники, идут по следу. Опасность, в которую Марта попала, можно было избежать, если бы прислушалась к своему сердцу. И что теперь ты сделаешь, чтобы выжить? И что теперь ты сделаешь, чтобы спасти детей, с которыми тебя свела Судьба?

***

Если прислушаться к сердцу, то можно избежать неприятностей и обмануть Опасность…

Когда-то, совсем недавно…

Панцирная сетка старенькой кроватки провалилась под весом девочки. Сидеть было неудобно, а убежать девочка не могла. Она теребила одеяльце, то сжимая, то разжимая пальчики в кулачок. Нервничала. Боялась. Переживала. Такого позора она не испытывала еще никогда. Да что там позор? Вот такого прилюдного позора она не испытывала еще никогда. Самое страшное то, что позор этот на виду у всех. Она потупила взгляд, смотреть прямо и нагло она не могла. Стыд давил на нее. Она готова была провалиться под кровать и там спрятаться.

Она не знала, куда ей смотреть, чтоб не видеть осуждающих взглядов друзей. Теребила в руках одеяльце и рассматривала полы. Узор на линолеуме, глубокий порез и царапину от ножек кроватей, потертость и черную полосу от подошвы кроссовок.

От тяжести стыда, взглядов, прилюдных осуждений, плечики ее опустились. Ей казалось, что на шею посадили слона, стотонного, а может тысяча тонного африканского слона. А он, мало того, что давит на ее хрупкие детские плечики, так еще и хоботом бьет по лицу, так что аж щеки горят. Оскорбительные слова хлещут ее по лицу.

Девочка согнулась под Слоном позора. Еще чуть-чуть и она увидит всю грязь под соседней кроваткой. Такой моральной тяжести на ней не было еще никогда. Казалось, что сейчас от напряжения лопнут сосуды головного мозга. В них трещал электрический ток, разбавленный тягучей карамелью.

Женщина грозно вышагивала возле кровати и мешала рассматривать пол. Ее чуть толстоватые ноги в красных лодочках закрывали узор, трещину и царапину.

— Что ты молчишь? — спросила она и потребовала, возвышаясь над ней — смотри на меня, когда я с тобой разговариваю. Что это? Неуважение? Проявление неуважения?

Девочка подняла взгляд на женщину и опять потупилась.

На нее смотрели. Несколько десятков глаз. Смотрели по-разному: с сочувствием, с жалостью, с издевкой. От них некуда было деться. Девочка зацепилась взглядом за подушку. На белой наволочке двойная печать. Видимо кто-то, когда-то ставил штамп на казенных вещах, рука дрогнула и печать получилась размытая, двойная. Захотелось прикрыться ею, спрятаться. А еще лучше кинуться на нее и утонуть в ее глубинах.

— Сиди ровно — потребовала женщина, когда девочка потянулась за подушкой. — И отвечай на вопросы.

Вот только вопросов она не задавала.

— Украла. Спрятала.

— Это не… — попыталась сказать девочка.

Но грозный взгляд женщины прикрыл ей рот, припечатал в панцирную кроватку, заставил покраснеть от стыда, выдавил слезы.

Девочка поискала взглядом мальчика, нашла и только одними губами позвала. Никто не услышал, только он понял, что от него ждут помощи, спасения. Он сжал кулаки и дернулся в сторону девочки, но чьи-то крепкие руки схватили его и остановили.

Женщина видела этот порыв парня, еле заметно усмехнулась и продолжила:

— Я прекрасно знаю, что ты украла мои деньги. Вот они лежат.

Она дернула хлипкую дверцу тумбочки. Старенькая мебель жалобно скрипнула, обнажая внутренности. Она трепетно хранила в себе ценности — склеенную статуэтку черной бархатной кошечки, зубную щетку, кусочек мыла, нижнее белье и… деньги. Много денег. Тумбочка также трепетно обнажила пачку тысячных купюр, перетянутую резинкой красного цвета. На фоне нежного цвета денег, эта резинка смотрелась перетяжкой жгута — так сильно она сдавила деньги, что они согнулись пополам — а на фоне бедности ее тумбочки, вообще как инородное тело. Как акула в аквариуме с рыбками неонами.

Все охнули. Конечно, кто мог подумать, что эта пачка окажется именно в этой тумбочке. Кто мог подумать, что в этой пачке окажется так много тысячных купюр. Наверное, там целый миллион. А может тысяча миллионов.

Из-за этой пачки начались все эти разборки и позор. Прилюдные разборки. Прилюдный позор.

Женщина с силой захлопнула дверцу. Та громко стукнулась об тумбочку и, с не меньшей силой вернулась обратно, оголяя содержимое. Тайное, сокровенное, личное, любимое содержимое с хищной акулой, перетянутой красной резинкой.

— Не додумалась спрятать? Как ты вообще могла?

Девочка прикусила губу, она тряслась. Нижняя губа. Сама. Непроизвольно тряслась.

— Я…

— Неужели я этому тебя учила?

— Я… — губа сейчас лопнет.

— Ну что ж. Раз ты относишься ко мне так, то не жди от меня хорошего к себе отношения.

— Я… — сейчас из губы пойдет кровь.

— Ты понимаешь, что мне придется вызывать полицию?

Девочка не смогла ничего ответить. Про эту полицию сегодня столько разговоров было. Все только и говорили о полиции, что приедет, что найдет вора, что заберут вора и посадят в тюрьму. Но девочка уже и не хотела отвечать. Она понимала, что ее не хотят слушать. И что бы она сейчас не сказала, ей никто не поверит. Зачем тогда говорить, разговаривать. Вот только одному человеку она скажет правду.

Она опять взглянула на мальчика. Он нервно сжимал и разжимал кулаки, губы плотно сжаты, нервно дергалась жилка на шеи, взгляд грозный. Только ему она готова рассказать правду. Ему она все-все расскажет. Больше она никому ничего не скажет. И даже полиции.

Женщина тяжело вздохнула и продолжила:

— Я же вас всех предупредила, если вор вернет мне деньги до шести часов, то я никому ничего не скажу. Но… — она развела руками — но вор не вернул. Мне придется вызывать полицию.

От слова вор, и от той силы, которую женщина вкладывала в слово, слезы потекли по щекам девочки. Это слово хлестало ее по лицу, по глазам. Только от этого слова было очень больно и обидно. Щеки действительно покраснели и пылали, как от пощечин.

Женщина спросила:

— И как же ты хотела воспользоваться моими деньгами?

Девочка отвернулась, она уже решила ничего не говорить. Только ему.

«Я бы точно одна не пользовалась твоими деньгами — подумала девочка. — Я бы раздала их всем. Всем и каждому. И друзьям. И тем, кто смотрит на меня со злостью и злорадством. Даже им бы отдала по одной купюре. Не пожалела бы. Всем бы хватило. Здесь их много».

Женщина опять тяжело и судорожно вздохнула и сказала:

— Что ты молчишь. Ну, хорошо, посиди, подумай. Обдумай свой поступок. Позже мы с тобой обсудим твое поведение.

Она повернулась к остальным детям, окинула разновозрастную аудиторию ребят и сказала:

— Так! Все! Расходимся! Что вам здесь цирк? Нечего здесь больше смотреть. Все идут в столовую на ужин. А ты — она указала пальцем на парня — зайди после ужина в мой кабинет.

Парень не сдвинулся с места. Все остальные дети проходили мимо него. Им же уже разрешили уйти, им же уже разрешили не смотреть на этот позор. Им же надо в столовую, им же надо на ужин. Даже если кто из детей не хотел уходить, то разве можно поспорить с грозным и требовательным тоном женщины.

— Иди. Иди, ужинай — махнула она упертому парню.

— Я не хочу.

Она внимательно и строго посмотрела на него, пытаясь понять: врет или действительно уже не хочет. Не поняла.

Одно она знала: если он что-то решил, то будет стоять на своем. Упертый и неспокойный характер, и жутко упрямый нрав, но в тоже время целенаправленный. Она всегда сравнивала его с быком. С быком, который видит красную тряпку перед собой и не слышит ничего другого. Того и гляди бык проткнет тебя рогами.

А сегодня он напоминал крокодила.

Женщине ничего не оставалось, как опять тяжело и прерывисто вздохнуть и согласиться. Разве можно спорить с молодым зеленым крокодилом? С крокодилом, характер которого несносен, в виду его юношеского переходного возраста. Того и гляди крокодил сейчас откусит тебе руку, или голову. Не важно. Главное что-то откусить в виду своей глупости, необразованности и несдержанности.

— Ну, что ж. Не хочешь, тогда пойдем ко мне в кабинет сейчас.

Она развернулась к девочке и потребовала:

— Давай сюда мне МОИ деньги.

Девочка беспомощно посмотрела на женщину, на парня, на акулу. Она моргнула — акула превратилась в пачку денег. Завороженная ими, она, не моргая, сползла со скрипучей кровати, протянула руку и достала из своей тумбочки пачку. Удивилась. Она-то думала, что пачка денег весит много.

Сегодня днем дети шептались, что украли сто тысяч рублей, а может миллион, а может и тысячу миллионов. Взрослые утверждали, что сто тысяч. А это так много!!! Целых сто тысяч. В уме не укладывается такая огромная сумма денег. Это очень, оооочень много. Поэтому думала, что такое большое количество денег будет очень тяжело поднять. Но оказалось, что пачка легкая, вес его такой же, как… как у блокнота, не тяжелей тетрадок, в которых они писали на уроках.

Девочка протянула женщине ЕЕ деньги.

Та аккуратно двумя пальцами, как будто боялась испачкаться, взяла их и вышла из спальни, уводя с собой мальчика.

Девочка присела рядом с открытой тумбочкой, прямо на голый пол, прямо на ту самую царапину, которую все время рассматривала. Достала из тумбочки бархатную статуэтку, погладила. Черная кошка зияла дыркой вместо уха, на спине не хватало треугольного осколка. Если просунуть туда пальчик, то можно порезаться. Такое уже было. Однажды она порезалась об острые, как бритва края. Девочка хорошо помнила тот день, как будто все произошло только что. Они искали этот осколок — не нашли, куда он запропастился — непонятно. Вот ухо разлетелось на очень мелкие острые частицы, что их не возможно было склеить. Но они целенаправленно, уперто, через слезы собирали и склеивали статуэтку обувным клеем. Потому что это не просто статуэтка черной кошки. Это — Память. А Память нельзя выкинуть в мусорное ведро, даже если оно раскололось и разлетелось на мелкие осколки. Нельзя допустить, чтоб Память валялась на мусорной свалке. Нельзя допустить, чтоб Память оставили без хозяина, а хозяина без Памяти.

Разбитую статуэтку склеивали детские ручки, поэтому получилось неровно, чуть безобразно. Бархат отошел от краев, оголяя белую основу, клей торчал между осколками, как шрамы на коже, выпирал рубцами. Смотрелось неаккуратно. Но разве Память должна быть всегда аккуратной, красивой, безупречной, идеальной? Память может быть такая, как эта кошка. Несовершенной, трепетно восстановленной из неровных острых осколков, в шрамах из клея. А еще шрамах из воспоминаний.

Главное, чтоб Память была честной и настоящей, чистой, любимой, родной. И вечной.

***

Совсем недавно…

Если прислушаться к своему сердцу, то можно услышать Вселенную.

Какая-то смутная тревога терзала ее, но она пыталась себя успокоить и списывала все на усталость и нерешительность. Марта всегда была нерешительна и отлично это знала и адекватно отдавала себе в этом отчет. Но смутная тревога все никак не давала ей покоя. Она закралась глубоко в грудь, в самое сердце, и не собиралась уходить, как бы ни старалась Марта себя успокоить и переубедить.

Уже двое суток в дороге. Колеса поезда мерно постукивали, но от них уже давно хотелось отдохнуть. Она устало смотрела в окно на уносящийся вдаль лесочек, постоянно спрашивая себя, зачем? Как? Не зря ли?

Лесочек пропал из вида, а вопросы остались.

Как? Как она решилась на все это? Что она придумала? Разве есть где-то лучше жизнь, чем дома?

— Конечно, есть, — отвечал ей внутренний голос — ты же все сама видела по телевизору, слышала от соседки, бабушки Муси. У нее все родственники живут в городе. Там хорошо. Там есть работа, там есть порядочное жилье, там есть деньги, там есть все. В городе хорошо.

— Города бывают разные — отвечала Марта своему внутреннему голосу. — А мы с Анютой, как две потерпевшие наводнение, помчались сразу из Норок в Москву. А если столица нас не примет?

— Да ладно, тебе. Разве ты знаешь людей, которых столица не приняла? Никого. А кого ты знаешь и помнишь в селе Норки? Остались три бабульки старые и два алкаша пропойных. Образно, конечно. Но разве можно оставаться в Норках?

— Нет.

— Вот и правильно, что Анюта позвала в Москву. Устроитесь на работу. Дадут комнату в общежитии. Потом снимите квартиру и заживете. И начнется у вас жизнь, а не выживание. Вспомни как жила? А лучше не вспоминай. В полуразвалившемся доме. Без мамы. Дядя Петя умер два месяца назад. Он любил тебя как родную внучку, а ты его называла дедом. Раньше ты жила в Норках только ради мамы, а потом из-за него, но теперь тебя там ничто не держит.

— А могилки? За ними надо ухаживать — не унимался внутренний голос.

— В городе будешь хорошо зарабатывать, раз в год сможешь приехать и поухаживать за могилками. Так и что тебе осталось? Менять место жительства, найти работу и настраивать жизнь на хорошую волну. А в Норках вас с Анютой ждала одна участь — спиться и замерзнуть зимой в сугробе под собственным забором, как тетя Вера, покойная, которая всю жизнь проработала в магазине, который «загнулся» без покупателей, вот она и спилась. Так что начинай радоваться и наслаждаться жизнью. И не забудь Анечку поблагодарить, которая вырвала тебя, как морковку из той грязной деревни. И давай-ка, Марта, откидывай эти грустные мысли и тревоги. Бери пример с Анюты.

Марта посмотрела на подругу, та с самого утра щебетала с подсевшим ночью в плацкарт, парнем. Костя Анне понравился, вот она с ним и щебетала. Если бы не понравился, то нагрубила бы, даже глазом не моргнув. Это Аня умела.

— Вот так мы и решили ехать в Москву — рассказывала Аня. — Самое сложное было уговорить Марту начать новую жизнь подальше от Норок. Норки это деревня, в которой мы проживали, и предки мои там всю жизнь мучились, и их предки тоже. А ты давно в Москве живешь?

— Давно — ответил Костя. — А как же родственники отреагировали на ваш отъезд?

— Мои? Никак — пожала плечами Аня. — Бате до меня дел нет, пьет он в дурную глотку. А Марта вообще сирота, на ее отъезд некому реагировать. А ты где в Москве работаешь?

— Я менеджер в одной крупной коммерческой компании, в отделе продаж.

— Менеджер — протянула Аня, пробуя его на вкус. — Слово-то какое красивое. Начальник значит.

— Почти. Отвечаю за поставки товара и продажи.

Он весело рассмеялся, шутку никто не понял и его не поддержал.

— Начальник, а в плацкарте ездишь? — спросил дедушка-попутчик — экономишь что ли?

Дед Василий сел в поезд на той же станции, что и девушки и с самого начала пути пытался учить Аню уму разуму, думая, что она несмышленая вертихвостка, которой мозг в голове не мешало бы вставить, да еще и путем ремня по пятой точке. Всю дорогу они спорили по поводу и без него, чем сильно раздражали друг друга.

— Нет, дед, — весело ответил Костя, — студенческая привычка осталась. Когда еду в купе, ностальгия мучает по таким вагонам.

— Очень радостно ехать в грязных плацкартах — вздохнул дед.

— Просто не обращаю внимания и не сравниваю с лучшим. Вот и весь секрет. Тем более, в таких вагонах можно найти много хорошего и познакомиться с прекрасными девушками. — Он махнул рукой и повернулся к Ане, дав понять, что не хочет продолжать спор с вредным дедом. — Так, а что твои родители? Им совсем не интересно, куда ты поехала?

— Я ж тебе говорю, батя пьет не просыхая. Я ему сказала, что уезжаю, он головой махнул и стопку опрокинул за мой отъезд. А матушка моя лет десять назад уехала в Турцию. Хотела сначала тряпками заниматься, вещи оттуда возить, а потом видать и передумала. Там и осталась. — Аня вздохнула — вроде замуж там вышла.

Дед громко фыркнул, махнул рукой и недовольно возмутился:

— Разве ж это мать?

— Нормальная у меня мать — возразила Анюта, — она мне деньги высылает. Иногда. Письма пишет.

— Тоже иногда?

— У нее все хорошо.

— А у тебя ж тогда, почему все плохо? — резонно заметил дед.

— Потому, дедушка, что живу я не с матушкой в Турции, а с батей в Норках — таким же тоном ответила ему находчивая Аня.

— Не в норах же.

— Почти что в норах. Село есть такое — стала объяснять Аня Косте, — Норки называется. У нас лис много, они в норах живут, вот у нас там нора на норе. Много очень. Отсюда и название чудное. Но оно, дедушка, — повысила она голос — соответствует тому образу, как люди там живут. Как в норах. Больше ничего нет.

— Что ты, дед, привязался? — не зло спросил Костя. — Сам должен понимать, что от хорошей и сладкой жизни не бегут в Москву.

— А — дед махнул на Костю рукой, посмотрел на Марту неодобрительно, грустно вздохнул и отвернулся к окну.

Костя скорчил рожу в спину деду и спросил у Ани:

— Так и что мамка твоя? Что сказала-то тебе? Благословила?

— Ха, — засмеялась Анюта — я ей еще ничего не сказала.

— Как это?

Удивился Костя и посмотрел на Марту, отмечая, что подруга этой веселой Анюты, полная ее противоположность, скромная, спокойная, а еще и красивая. Аня тоже красивая, но Марта красива и благородна, фигуриста и совершенна. Никакой суеты и переполоха, только размеренность и спокойствие. Сразу и не скажешь, что она с деревни Норки бежит. Она, как и вредный дед, смотрела в окно. И совсем не радовалась общению с ним, чем очень его удивляла и чуть огорчала. Ему хотелось переключить ее внимание на себя. Но девчонка не была от него в таком же щенячьем восторге, как Аннушка. Ну, ничего, ничего страшного.

— Я как устроюсь в Москве, сразу письмо отправлю — сказала Аня.

— Ну, ты даешь, — восхитился Костя — мамка твоя ни сном, ни духом, что ты поехала жизнь свою улучшать.

— Вот улучшу, тогда поеду к ней в гости.

— А чем она в Турции занимается?

— Сейчас в богатеньких семьях нянькой работает, за ребенком смотрит. А раньше уборщицей работала. Через агентство стала работать. Потом замуж вышла. Так что у нее там все хорошо.

— Что ж она тебя к себе не заберет — не отрываясь от окна, спросил дед.

— Ай, дед, — махнул Костя — чего ты как провокатор, поговорить не даешь.

— Чего это я провокатор? — удивился дедушка, поворачиваясь к молодым людям.

— А как же она замуж вышла? Ради гражданства или по любви большой? С батей твоим развелась?

— Неа.

— Как это? — удивился дед. — Что ж это получается: у мамки твоей гарем из мужей что ли?

— Да, дедушка, — засмеялась Аня. — Многомужняя она у меня.

Дедушка Василий осуждающе покачал головой и возмутился:

— К чему мир катится?

— Дед, ты б лучше возмущался, почему тебе правительство пенсию маленькую платит — посоветовал Костя.

— А чего мне возмущаться. Она у меня не маленькая. Мне хватает.

— Тебе хватает. А яблоки купил — Костя взглядом указал на баулы с яблоками, под дедушкиной полкой-кроватью — или сам вырастил?

— Они у меня во дворе растут, шесть деревьев.

— А везешь куда? Продавать?

–Нет. В гости к сыну еду. Угощать буду.

— Хорошо. А шоколадные конфеты, леденцы и фирменные игрушки покупаешь?

— Нет.

–А ты значит, только яблоки по сезону возишь? На большее денег не хватает? Они от тебя может подарки ждут.

Марта неодобрительно посмотрела на Костю и отвернулась к окну, она вспомнила дедушку Петю, слезы навернулись на глаза.

— А я со своего огорода вожу гостинцы, сам выращиваю, химию никакую не кидаю. Чистая полезная продукция. В мае клубнику из теплицы, летом — малину, яблочки и персики, а осенью груши. Невестка это все замораживает, а потом всю зиму меня добрым словом вспоминает. Это лучше, чем химия с рынка и китайские пластмассовые игрушки.

— Ну да конечно. И ничего вы, старики, не понимаете в современных детях. Им еще и гаджеты нужны.

— А вы, молодые, как будто все понимаете — сказал дед Косте и повернулся к Марте — что такое гаджеты?

— Компьютеры, телефоны — негромко ответила она.

— А-а — поняв, протянул дед и сказал — нет у меня внуков. Сын у меня уже взрослый, не молодой. Сначала им некогда было, бизнесом занимались, времени на дитя не было, потом и вовсе время упустили. Вот так вот род мой на сыне моем закончится. Хотел бы яблоки своим внукам возить, с удовольствием бы им гаджеты покупал, и компьютеры и телефоны. И баловал бы их, как мог. И лелеял, и в зоопарк бы с ними ходил и в кафе мороженное есть, а еще на карусели.

Дед заметил, как Марта смахнула слезу со щеки.

У дедушки Пети тоже род закончился на нем самом, ни детей, ни внуков, а ее любил как родную.

Костя потупил взгляд и сочувствующе цыкнул языком.

Аня внимательно смотрела на дедушку и спросила:

— А что же медицина? Или ваш сын уже сам не хочет. Ну, из-за возраста.

— Хочет. Кто же не хочет деток? Медицина, конечно, не стоит на месте, но и не обнадеживает.

Костя тяжело вздохнул и предложил:

— Пошли, Аня, покурим в тамбур. Подруга твоя не курит. Может, с нами пойдешь, Марта?

— Нет — отказалась Марта.

— Чего это имя у тебя такое интересное? — спросил Костя, чтоб отвлечься от деда — нерусская ты что ли?

— Русская — ответила за подругу Аня. — Она родилась восьмого марта, вот ее Мартой и назвали. А у меня фамилия Мартвина. Созвучна с ее именем.

— По логике ее фамилия должна быть Аннова, Анютич — пропел Костя.

Аня засмеялась:

— Нет. Тут логика сломалась. Ее фамилия Снегирева. Мы с ней подруги с садика. Марта Снегирева. Я тоже раньше ее имени удивлялась.

— Да-а — протянул Костя, — видать твои родители были без фантазии, раз такое имя дали. В честь месяца рождения.

Марта резко повернулась к нему, грозно взглянула, но сдержалась, чтоб не высказать наглому парню о его некультурном и неуважительном отношении к окружающим. Благо Аня уже вытолкала молодого человека в проход, оглянулась на Марту и поставила палец поперек губ.

— Ц-ц — прошептала она и ушла за Костей в тамбур.

— Глупые вы, девчонки — сказал дед.

— Почему? — удивилась Марта.

— А Анька твоя вообще дурочка.

— Почему?

— Да потому, что нельзя первому встречному и поперечному все о себе рассказывать.

Марта пожала плечами. Вообще то, она была согласна с дедушкой, но разве этой болтушке можно прикрыть рот.

— На войне за такими охотились. А потом все выпытывали. Под угрозой смерти они там все рассказывали, а эта дуреха все сама выложила. Даже пытать не пришлось.

— Вы воевали? — Марта тоже не одобряла Анин порыв общительности с незнакомым молодым человеком, но что поделать, натура у нее такая.

— Не воевал, я пацаном еще был. Очень хотел фашистов пострелять. А брат мой старший воевал. В танке на Курской дуге погиб. Но я пацаном, через болото шифровки нашим таскал — он улыбнулся воспоминаниям. — Самое интересное, что нас не воспитывали Родину любить. Не успели. Взрослые на фронт ушли. Мы сами как-то все понимали.

— Я очень вас уважаю и восхищаюсь героизмом, дедушка Вася.

— Мало таких осталось. Я имею в виду тех, кто войну прошел.

— Да — грустно согласилась Марта, вспоминая дедушку Петю.

— Слушай, Марта, я тебе сейчас адресок напишу — он оторвал от газеты клочок, достал из кармана карандаш, послюнявил его и стал писать, пытаясь выводить артрическими пальцами каждую букву. — Вижу, ты девушка хорошая, как бы подруга тебя не сгубила. Если плохо будет или проблемы какие, или помощь нужна, ты по этому адресу приходь.

Он подал листик Марте, она прочитала «Басманный переулок, дом 20/40. Леонтьев Виктор Васильевич».

— Это сын мой. Фамилия видишь какая у нас. Как у певца.

Марта улыбнулась.

— Он у меня обыкновенный человек. Я имею в виду — хороший. Вот только деток нет, да и сам он у меня поздний, я уже сам одной ногой в старости был, когда Витя родился. Тоже думал, не будет у меня детей. Так нет, ошибся. Да это и хорошо. Лучше в жизни такие ошибки. Люблю его. И невестку люблю. Порядочные они. Каждому отцу важно, чтоб сын его порядочным вырос. Вот по Косте видно, что он непорядочный. — Дед Василий скривился и быстро заговорил — вы как в Москву приедете, то сразу от него избавляйтесь, пусть двигает своей дорогою, а вы своей ступайте. И чтоб с Богом. Я много люду видел и в нем разбираюсь, поверь мне. А ты, Марта, девушка, тоже порядочная, воспитанная, ненаглая и умная. Я это вижу. Так что ты по этому адресу приходи, скажешь, что от меня, тебя встретят как дочь, напоют, накормят и в помощи не откажут. А вообще я до осени буду у сына гостить, так что приходь и ко мне.

— Спасибо, дедушка Василий.

— Нет, правда — попросил он — уваж старика, приходи ко мне в гости. Вот как выходной у тебя будет, так и приходи. Ну. Пообещай мне.

— Хорошо, приду.

Марта еще раз прочитала написанный корявым старческим почерком адрес и положила листок в свою сумочку.

— Чем в Москве-то собираешься заниматься? — спросил дед Вася.

— Куда пристроят. Мы с Аней, когда решили в Москву перебираться, накупили газет с объявлениями, позвонили в несколько фирм, занимающихся трудоустройством неместных, в одной нам понравились условия. Работу дадут, когда приедем. Нам даже комнату в общежитии дают, платное, правда.

— Сейчас бесплатно только сыр в мышеловке. А какую работу эта твоя фирма предлагает?

— Разную. Уборщица, няня, штукатур, маляр. Всякую, дедушка Вася. Быстро отучат и на работу.

— Понятно — грустно вздохнул дед — желаю тебе удачи, Марта.

— Спасибо.

— И не забудь, что обещала в гости прийтить.

***

Костя дал прикурить Ане и закурил сам:

— Вот подруга твоя стеснительная. Так она в Москве пропадет. Нужно ей чуть раскрепощенней себя вести.

— Как я? — кокетливо спросила Аня.

— Да — он выпустил дым, — ты молодец. А красавица какая. Аж загляденье. Не зря я в плацкарте поехал. Сам себя хвалю. Москва скоро. Слушай, красотка, вам куда ехать надо?

— Ай, в фирму там в одну.

Аня отмахнулась, ей не хотелось говорить и думать о фирме и работе, лучше комплименты слушать, но даже без комплиментов с ним было легко и приятно разговаривать. Видно образованный красивый, статный, при костюме, при деньгах, хоть и в плацкарте, но он понятно объяснил, что это ностальгия по студенческим временам.

Она докурила, открыла дверь в тамбур между вагонами и выкинула окурок.

— Меня встречать будут. Друг. На машине. Давай мы вас довезем, куда скажешь.

— Я согласна. Если не проблема.

— Конечно, не проблема. А вот в метро да с пересадками, да с чемоданами — это проблема.

— Класс. Ты наш спаситель. Я вообще — она понизила голос — метро боюсь. Я не понимаю, как и куда в нем двигаться.

— Тем более. Зачем вам в метро. Адрес скажешь, довезем быстрее любого поезда. Еще сегодня работать начнешь. Время не потеряешь. Договорились?

— Конечно.

— Ты иди — он подтолкнул Аню из тамбура — я догоню.

И когда она зашла в вагон, достал телефон набрал смс, и отправил текст: «Девки — супер. Одна очень красивая. Имя экзотика. Даже менять не будем. Прибудем в шестнадцать».

Поезд только въехал в район города, дед Василий засобирался, распрощался и ушел в тамбур, таща за собой сумку на колесах, полную яблок.

— Вот вредный дед — сообщил Костя, когда тот ушел.

— Он в войну совсем ребенком был — сказала Марта, собирая постельное белье.

Костя пожал плечами:

— Давайте, девушки, я белье проводнику отнесу.

Он взял все в охапку и ушел.

— Классный парень — негромко сказала Аня.

— Разве? — удивилась Марта.

Марта стояла в проходе и видела, как парень Костя передал проводнику кипу белья, похлопал по-дружески по плечу, что-то сказал, искренне радостно улыбаясь.

«Может действительно классный парень» — подумала она.

— Он нас к работе подвезет — не обращая внимание на скептическое настроение подруги, сообщила Аня.

— Незачем, Анюта, сами доедим, как и планировали.

— Марта, не капризничай. Ну как мы с нашими баулами в метро ехать будем?

— Обыкновенно, как и все остальные.

— Ну, нет, Марта — заныла Аня — ну, пожалуйста, давай с Костей поедим.

— Перестань, Аня.

— Он мне понравился очень.

— Я заметила.

— И я ему тоже. Марта, ну что ты такая вредная. Может у нас любовь получится. Тем более, парень москвич уже, прописка, наверное, есть. Это же мое будущее. Работает в крупной фирме.

— Ты его совсем не знаешь.

— А как я должна его узнать? — возмутилась подруга — если мы на метро поедим, я его тем более не узнаю.

— Возьми номер телефона. Потом позвонишь. Встретитесь.

— Ты разве хочешь, чтоб я ему навязывалась? Я не смогу — нагло врала Аня.

— Ты сможешь.

— Я первая ему не позвоню.

— Тогда он тебе позвонит.

— У меня нет телефона — напомнила она. — Ну, Марта, ты как будто не желаешь мне добра.

— Желаю, Анют, только ехать с малознакомым человеком мы не будем.

— А как, я тебя спрашиваю, он станет мне многознакомым человеком, если мы сейчас расстанемся? Тем более мы уже договорились, что он нас подвезет.

— Вот с этого и надо было начинать — возмутилась Марта, — ты уже все решила. Уже договорилась.

— Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста — ныла Аня строя жалобный взгляд.

Марта строго смотрела на подругу и не выдержала, сдалась:

— Хорошо — нехотя ответила она.

— Спасибочки.

Аня кинулась ей на шею и обняла.

— Собирайся, скоро поезд остановится.

Кто бы мог предположить, кто бы мог подсказать, кто бы мог сообщить, что это решение обойдется девушкам так дорого.

Кто бы мог помочь Марте, настоять на своем. Кто бы мог удержать ее в твердом настрое и не сдаваться в уговорах подруги.

Никто не мог. Некому было.

Друг, встречающий Костю, приехал на шикарном черном джипе. Марта такие только по телевизору видела, но даже представить себе не могла, что с собой нужно носить стремянку, чтоб залезть в него.

— Тут столько места — зашептала Аня — все наши норковцы поместятся.

— Что-то мне не спокойно, Анют, — тоже шепотом сказала Марта.

— Это на тебя столица так подействовала, вот у меня от такого количества людей на платформе аж дыхание сперло.

Она посмотрела через тонированное стекло джипа, как Костя берет их сумки, открывает багажник и ставит их туда. Второй мужчина, которого Костя поприветствовал и назвал боссом, помог ему, они о чем-то негромко поговорили.

Что-то в сердце ойкнуло, что-то дало сигнал.

— Давай на метро поедим — попросила она.

— Не волнуйся, Марта.

Марта глубоко вздохнула и подумала, может и правда все это от размеров и движения столицы. Может и вправду не волноваться и успокоиться.

— Что-то у Кости друг какой-то старый.

— Чего он старый? — удивилась Аня — лет пятьдесят.

— Я имею в виду, что Косте лет тридцать, а другу пятьдесят.

— Он сказал, что это его босс с фирмы.

— В поезде он сказал, что друг будет встречать — скептически заметила Марта.

— Друг может быть боссом. Марта, ты как бабка старая.

— В груди давит, неспокойно мне.

Сердце сдавило, от волнения дышать стало трудно. Дед Петя всегда говорил и повторял: «Если, внучка, здравый ум и твердая память спорят с сердцем, то всегда, слышишь, всегда доверяй сердцу».

— Марта, ты перестраховщица.

Костя сел за руль, а его друг-босс рядом с Аней, он повернулся спиной к двери, так чтоб хорошо видеть и Аню и Марту.

— Ох, девчата, — сказал босс — как хорошо, что вы в Москву приехали. Это у тебя имя экзотическое?

Марта не ответила, хотя видела, что он смотрит на нее и обращается к ней. По сравнению с подругой, Анюте была приятна компания, ее разбирала гордость, что она познакомилась с Костей, что босс уважает его, что доверяет вести такую большую и дорогостоящую машину.

— Марта ее зовут — ответила она, — а я Анюта.

— Анюта — довольно пропел босс — красота. Молодец, Костик. Вот за это я тебя держу у себя, что умеешь ты появиться в нужном месте в нужное время.

— Да уж — согласился Костя, — не подвел проводник.

— Ты его поощрил?

— Конечно. Деньги ведь всем нужны. Он доволен.

О чем говорили мужчины, подруги не понимали. За что Костя поощрил проводника и в чем он не подвел парня, они поймут совсем скоро.

— Костя — спохватилась Аня — я тебе адрес не сказала, куда нас подвезти.

— А здесь в город одна дорога — хихикнул Костя.

— Я думала мы уже в городе — удивилась Марта.

Аня открыла сумочку и стала рыться в ней, искать, шурудить и перекладывать.

— Да где же он?

— Кто?

— Адрес. Ах вот он.

Она достала из сумочки листок бумаги, на котором она записала адрес фирмы, в которой они будут работать, передала его Косте.

— Вам сумки не мешают? — спросил босс.

Он взял у девушек сумки и перекинул их на переднее сидение.

Марта с ужасом посмотрела на свою старенью сумку, с которой она еще в школу ходила, и сердце опять ойкнуло. Сумка, в которой лежал паспорт и деньги, как-то подсознательно грела душу, а теперь, когда она лежала так далеко, Марта почувствовала себя незащищенной и слишком открытой, как будто раздетой. Она потянулась за сумкой, но мужчина перехватил ее руку.

— Отдайте мне мою сумку — потребовала она, выдернув руку.

— Пусть лежат там — в тон ей ответил он, потом с усмешкой добавил — она тебе все равно сейчас не нужна. Или ты думаешь, мы тебя ограбим. Ха-ха-ха. Воровство у бедных девушек последних денег — это не мой бизнес. Мой совсем другой.

Он и Костя засмеялись. Шутку поняли только они вдвоем, но смех их был не веселый, а угрожающий. От такого смеха у Марты мурашки пошли по спине, она перехватила взгляд Кости в зеркале заднего вида — это был взгляд хищника. Она такое по телевизору видела в передачах о животных. Причем взгляд хищника-Кости говорил о том, что жертва уже не убежит и ее судьба — только попасть ему в пасть. И других вариантов нет.

— Куда вы нас везете? — спросила Марта, выдерживая Костю через зеркало.

Он отвел взгляд с нее на дорогу, взял листок, который только что дала ему Аня, помахал им и ответил:

— Куда, куда? По адресу.

Он небрежно кинул его на сидение, тот спланировал на сумку Марты.

Сердце зажало, сковало, кажется, оно перестало стучать. Дышать стало тяжело, но Марта взяла себя в руки. То, что они с Аней попали в передрягу, было уже очевидно. Но почему она, пошла на поводу у Ани, и не настояла на своем и они не поехали в метро? Почему она разжалобилась ее нытью?

— Остановите машину, Костя. Мы сами доберемся.

Марта посмотрела на Аню, подумав, что та сейчас начнет канючить и ныть, как в поезде, но увидела бледную подругу с широко открытыми глазами, в который читался страх. Босс крепко держал ее за руку, а второй рукой гладил по ноге, приподнимая ей юбку.

— Что вы творите? — возмутилась Марта.

— Здесь нельзя останавливаться — ответил ей Костя.

Босс слащаво улыбнулся и ответил:

— Ничего.

И продолжил трогать Анюту, которая без толку пыталась убрать его руки от себя.

— Остановите машину — закричала Марта.

Босс кинулся на нее, придавив Аню. Он схватил Марту за горло и сжал пальцы, прижал ее к подголовнику.

— Заткнись, девка, не смей орать в моей машине, а не то я за себя не ручаюсь. Поняла? — он сильнее сдавил пальцами ее шею — будешь орать, поедешь в багажнике с кляпом во рту. Поняла? Я тебя спрашиваю, поняла?

Марта прохрипела в ответ, но даже сама не поняла, что за звук она произнесла и попыталась кивнуть головой, чтоб этот ужасный человек не подумал, что она его не поняла. Он очень больно держал ее горло, что она захрипела и выпучила глаза, пытаясь разжать его пальцы. Он потянул ее вперед, а потом резко толкнул назад. Она сильно стукнулась об подголовник. Отпустил, уселся на свое место.

Марта согнулась, схватилась за горло, кашляла и хрипела.

— Куда вы нас везете? — испуганно спросила Аня, поглядывая на подругу.

Босс как будто вспомнил о ней и опять запустил руки ей под юбку, только настырнее.

— Работать везем, — ответил он — работать. Вы же за этим сюда приехали. Работу себе искали вот и нашли. Не очень высокооплачиваемая, но приятная — он сладко растянул последнее слово — девки аж охают и ахают от этой работы. Вам понравится. Так что не бойся, без дела не останетесь. Особенно вон та.

Он взглядом указал на Марту, она потирала ноющее горло и пыталась восстановить дыхание.

— У нас на таких красавиц большой спрос. Ты, Анюта, тоже без работы не останешься, не переживай.

— Вы что нас в сексуальное рабство везете? — Аня в очередной раз попыталась вытащить его руку из-под своей юбки.

— Ты ж моя умничка догадливая. Дай я тебя поцелую. — Он громко чмокнул воздух.

— Нас будут искать — прохрипела Марта.

— Да? — игриво удивился босс.

Он играл с ними, как зверь со своей дичью, которою еще есть не хочет, но и отпускать не будет, которую, перед тем как проглотить, нужно замучить, и не важно, что от этой игры удовольствие получает только хищник.

— И кто же вас будет искать?

Костя засмеялся и ответил боссу.

— Никто. Вон та — он указал пальцем себе за спину — сирота, у этой батя пьет, а мать в Турции турков развлекает.

— Так она по матушкиным стопам пошла — засмеялся босс.

— Она мне в поезде все выложила.

— Молодец, Костик, умеешь ты девок разговорить.

— Я все наврала — затараторила Аня, ерзая на сидении, пытаясь бороться с боссом, перехватывая его липкие руки — это все не правда. У Марты отец влиятельный, он вас найдет, бошки пооткручивает. У меня тоже родители. Я врала тебе.

— Да заткнись ты — не зло попросил босс — и вообще, пора бы тебе расслабиться. Где мы едим? Скоро приедем?

Он посмотрел в окно.

— Минут двадцать, тридцать — ответил Костя.

Марта с паникой в глазах смотрела, как за окном автомобиля быстро меняется вид. Совсем недавно они ехали по оживленным улицам Москвы, стояли на светофорах, пропускали скорую помощь — все было человечно и живо. А сейчас они выехали на загородную трассу и ехали куда-то далеко от столицы.

С той минуты, как она поняла, что их не собираются везти в контору, где они должны были работать, в ней погасли все надежды. А с той минуты, как этот жестокий человек схватил ее за горло, она осознала, что в Москву она уже не попадет. Они попали в руки людям, которые их не отпустят. Живыми уж точно. Это люди, бизнес которых, как он сказал, не обворовывать бедных девушек. Это люди, бизнес которых, продавать бедных девушек. Продавать за большие деньги извращенцам. Толстым, жирным, потным, мерзким мужикам для их отвратительных утех. Лучше бы обворовали.

Совсем недавно она плавала в своих мечтах и надеждах, что теперь все будет хорошо. Им с Аней дадут комнату в общежитии, дадут работу. Понятное дело, что не в офисе с бизнес-планами и балансами работать и не в кассе деньги выдавить. Для этого нужна специальность или минимум курсы, которые они не проходили. Но работать уборщицей тоже хорошо. На хлеб с колбаской, а иногда и шоколадные конфеты обязательно зарплаты хватит. А теперь что? Все! Река мечты и надежд высохла мгновенно, испарилась в один миг.

Они проехали какую-то деревню, а вдалеке виднелась пустота. Нет, конечно же, не пустота, там был лес, наверное, тропинки и полянки, может еще какая-нибудь деревня, люди и животные. Но для Марты там была настоящая пустота. Просто черная дыра.

— Не несись, Костя, здесь гаишники стали частенько стоять — предупредил босс.

Но было уже поздно, дорога сделала небольшой поворот и взгляду открылась машина ППС и чуть дальше пост ГИБДД.

Они на скорости проскочили первую машину, Костя стал сбавлять скорость, но сотрудник ГИБДД уже поднял жезл и указал им на место, где должен остановиться джип. Костя проехал чуть дальше и остановился.

Босс отпустил Аню и зло прохрипел.

— Значит так, девки, сидим, улыбаемся и не рыпаемся. А не то худо будет всем. Понятно?

Аня оглянулась назад, увидела, что сотрудник ГИБДД подходит к машине, легонько толкнула Марту. Подруга посмотрела на нее и прочитала по губам «Беги». Она кивнула вопросительно «А ты?». Аня моргнула в ответ «И я».

— Костик, бери бабло. Отмазывайся, как хочешь. Понял?

— Да знаю я. — Огрызнулся Костя и открыл стекло.

Сотрудник ГИБДД как раз собирался постучать жезлом в окно.

— Добрый день — ласково поздоровался Костя.

— Добрый день, сержант Ивкин…

Начал сотрудник ГИБДД, но тут произошло неожиданное.

Аня больно ущипнула Марту, та потянулась, открыла дверь и выскочила на улицу, закричала:

— Помогите.

— Беги! — кричала Аня — Быстрее! Беги!

Марта побежала.

Ивкин все понял, засуетился, выхватил оружие.

— Помогите! — закричала Марта.

— Беги! — кричала Аня.

Марта обернулась и увидела, что Аня была уже почти на улице, но босс схватил ее и втянул обратно в салон. И дверь закрылась. Марта на секунду остановилась, но прогремел выстрел. Это Костя, когда увидел, что Марта выскочила и побежала, быстро открыл бардачок, взял там пистолет, направил на Ивкина и выстрелил в него.

Сержант упал возле машины. Марта бежала в сторону ГИБДД. Глаза ее покрылись пленкой или туманом, может она плакала, она не понимала, но видела она все как в тумане. Пелена не скрыла, как из машин выскочили люди в формах, как и на Ивкине. Они выхватывали пистолеты, бежали ей навстречу, пробегали мимо нее. Она не понимала, что происходит и что ей делать дальше. Она просто бежала. И туман подступал ей на глаза, а может то были слезы, не понятно, но видела она уже с трудом и соображала тоже с трудом.

Она слышала выстрелы, крики людей, визг колес, потом опять крики. Кто кричит? Она на ходу обернулась, растрепанные волосы больно ударили по глазам, она откинула их и почувствовала слезы. Значит не туман, а слезы, пронеслось у нее в голове. Машина босса на бешеной скорости уезжала вдаль, а люди в формах бежали к машине ГИБДД, кто-то в форме остался возле лежащего на земле Ивкина. Ани нигде не было. А Марта все бежала. Туман стал плотнее.

Она пробежала автомобиль с синими полосками и надписью ППС. Все как в молочном тумане, она увидела в ней пассажира — девочку. Та стучала в стекло и махала руками, что то кричала.

«Ребенок» — молочная мысль пронеслась у нее в голове. Она не притормаживая, сделала крюк в траектории своего бега, развернулась, подбежала к машине, открыла дверцу и подала руку ребенку. Девочка схватила ее за руку, выскочила из машины и потянула Марту в направлении леса. Тут Марта поняла, что бежала она вдоль дороги, а надо было прятаться от пуль в деревьях.

Девочка крепко вцепилась в Марту и не отпускала ее всю дорогу. Не Марта ее спасала, а наоборот, ребенок ее спасал, она тянула ее в нужном направлении — вглубь леса.

Они скатились в кювет, грохнулись, поднялись и, цепляясь за высокую траву, ветки и всякий лесной мусор, помчались вглубь, подальше от трассы.

— Через лес — задыхаясь, бормотала девочка. — Там деревня. Спрячемся.

Она не отпускала Марту и тянула ее, не обращая внимание на то, что у обеих руки-ноги ветками расцарапаны в кровь.

Когда уже совсем запыхались, девчонка остановилась.

— Давай отдохнем — тяжело сказала она, — далеко уже убежали.

Они плюхнулись на землю, девочка отпустила Марту. Ноги тряслись мелкой дрожью и от бега и от страха. Марта тяжело дышала. Туман с глаз стал рассеиваться, а в голове посветлело, хотя кровь поступала тяжело, гулко стуча в висках. Она чуть отдышалась и поняла, что Анюту увезли в неизвестном направлении, то есть направление известно, но нет конкретного адреса. Они увезли Аню, но началась погоня. Полиция должна их догнать. Человек в форме лежал на земле, потому что Костя выстрелил ему прямо в грудь.

— О, Господи — прошептала Марта и закрыла лицо руками.

— Отдохнула? — спросила девочка, поднимаясь с земли — пошли. Надо идти.

Марта убрала руки от лица и внимательно посмотрела на девочку.

— Ты кто?

— Ты чего — удивилась девочка, смотря на нее сверху вниз — ты же сама мне дверь в машине открыла. Спасибо, кстати.

— Пожалуйста. Ты кто?

— Ты что не помнишь?

— Помню. Я спрашиваю, ты кто?

— А, — девочка нервно засмеялась — я думала, что ты головой треснулась и меня забыла. А ты просто имя мое хочешь знать. Да?

–Да.

–Малая я.

— Малая это не имя — Марта с трудом поднялась на ноги.

— А меня уже сто лет так называют. Значит это мое имя — огрызнулась девочка. — А тебя как зовут?

— Марта.

— Марта — это не имя — в отместку девушке скептично заявила девочка. — Пошли, Марта.

Она взяла ее за руку и повела в сторону.

— Я думала нам туда надо идти — Марта кивнула в противоположном направлении.

— Ты совсем не ориентируешься?

— Ориентируюсь — осмотревшись по сторонам, заявила Марта.

Они уже не бежали сломя голову, а спокойно шли, выбирая себе безопасную дорогу в нужном направлении.

— Там — глубь леса. Там заблудиться можно. Или еще хуже — на кабанов нарваться. А так мы ближе к деревне продвигаемся. — Объясняла Малая, раздвигая ветки деревьев и придерживая их, чтоб Марта прошла — в деревне спрячемся. Я так понимаю, тебе тоже сейчас лучше не высовываться.

— Наверное. Я не знаю.

— Марта, Марта — задумчиво произнесла девочка — что за глупое имя? Как бы тебя с февралем не перепутать.

Она весело засмеялась.

— А у тебя значит умное имя — Малая?

— Да. Оно мне соответствует. Я маленькая, значит Малая. Все верно и логично.

— И у меня все логично.

— Да? — удивилась девочка — не вижу логики.

— Я восьмого марта родилась. Вот и Марта — пояснила девушка.

— О-о. Тогда все понятно. Тогда все логично. Я запомню. Праздник есть такой — восьмое марта. Значит, я тебя с февралем не перепутаю.

— А тебе сколько лет, Малая?

— Двенадцать. Стой, — она дернула Марту за руку — смотри. Ягоды.

Она подошла к кусту и отодвинула ветки, Марта увидела ярко красные ягоды, у нее засосало в желудке. Она ела вечером в поезде, потому что запасы готовой провизии закончились. Но это их не расстроило, решив, что когда их поселят в общежитии, тогда они на новом месте пир себе устроят — купят хлеб, сыр, колбасы, отварят картошки и наедятся. И утром в поезде только чай попили.

— Она съедобная?

— Да. Вкусная какая.

Малая срывала ягоды охапками и запихивала в рот горсти. Марта последовала ее примеру.

Они оборвали весь куст, поосматривались в поисках других — не наелись же — не обнаружили, но вглубь леса решили не идти. Посидели немного и пошли дальше.

— Еще минут десять по лесу, а потом выходим к остановке, там подземный переход, в село ведет.

— Ты хорошо ориентируешься в лесу.

— Улица не такому научит. От села до Москвы недалеко. Автостопом поедим.

— В Москву — испугалась Марта.

Она уже боялась Москву, она уже не хотела туда. Боялась автостопа.

— Конечно. Ты что в лесу хочешь остаться? Ты где живешь?

— Далеко.

— Очень?

— Да. Два дня на поезде.

— Вау. Вот это прикол. Так ты что не местная, что ли?

— Нет.

— Да-а — девочка задумалась — и что мне с тобой делать?

— Ничего. Мне в полицию надо.

— Ты только что от нее бежала.

— Я не от полиции бежала, а мимо.

— Но в любом случае полиции там уже нет. Они в погоню помчались. А зачем тебе в полицию.

— У меня нет паспорта и денег.

— Вообще не весело — протянула Малая.

— И подругу украли.

— Чего?

— Ничего.

— Ты совсем ненормальная? Да?

— Чего это ты обзываешься? — возмущенно удивилась девушка.

— Подругу у нее украли. Скажи спасибо, что сама от того урода сбежала.

— В той машине их два было, урода.

— Живая.

— Ясно дело, мертвая я бы не сбежала.

— Вот и наслаждайся лесом.

— Ты почему, Малая, такая жестокая?

— А тебе действительно интересно, или так, просто спрашиваешь?

Марта ничего не ответила, девочка продолжила, вложив в голос вызов:

— Я умная, а ты дурная.

— Я не пойму, почему ты меня обзываешь? — возмутилась Марта.

— Ты еще обидься.

— Я уже обиделась.

— Вот и катись отсюда — разозлилась Малая и отошла от Марты чуть в сторону, продолжая бубнить — в полицию она собралась. Из-за нее дядю Васю убили, а она в полицию. Иди. Правильно. Они все на тебя повесят, сидеть будешь. Сама придешь, сама и сядешь.

— Какого дядю Васю?

Кусты стали гуще и пробираться через них стало тяжелее.

— Я же говорю, что ты глупая. Я же видела как в него выстрелили и он упал возле того джипа, из которого ты выскочила.

— А ты его знала?

— Конечно. Я многих знаю. А его хорошо. Его внучка в моем доме в Москве живет. Учимся вместе. Мы дружили раньше.

Кусты стали еще гуще и Марта, пыхтя как паровоз, раздвигала ветви и почти ползла через них.

— Иди сюда — позвала Малая.

Марта пошла, вернее, поползла на голос девочки, вылезла из кустов и увидела, что Малая шла без проблем и препятствий. На ее пути не было густых кустов, деревьев и веток, и шла она по прохоженной тропинке. Марта встала во весь рост и отряхнулась.

— Пропадешь ты без меня. Пошли — Малая взяла ее за руку — деревня вон там через дорогу. А вот и остановка, как я и говорила.

Они вышли из леса и в это время возле них остановился автобус, из него не торопясь бочком вышла бабулька, неся в руках по большому молочному бидону. Они были пустые, но бабушка очень устала за день, шла не спеша, пыхтя и кряхтя. Она спустилась в переход, Марта и Малая осмотрелись по сторонам и спустились следом за ней. Девушки шли быстрее и в середине перехода обогнали женщину.

Бабушка тяжело вздохнула и сказала на смеси белорусского и русского языков сама себе, но так, что ее услышали девчонки.

— Вот молодежь-молодежь. Торопятся все куда-то, торопятся. А нет, чтобы бабушке старенькой помогти, все ж в одну сторону йдем.

Малая резко остановила Марту, развернула ее и сказала:

— Поможем, да, сестренка?

— Да — опешив, согласилась Марта, осознавая, что ей придется сыграть роль сестры Малой.

— Давайте, бабушка, бидоны. Поможем. До самого дома донесем.

Малая взяла из рук женщины бидон и передала Марте, сама взяла второй. Одному человеку большой бидон нести было неудобно, и они приловчились и понесли втроем.

— Ох, спасибо, внучки. Помогли мне.

Они поднялись по ступенькам и пошли в деревню.

— Я недалече живу — обрадовала бабушка. — Вот молоко езжу городским продаю. Устала дуже. Кликать меня Варвара Йосифовна. А вас как, внучки, величать?

— Я, Вера, а это Маруська — ответила Малая.

Марта хмыкнула, ну и имечко она ей придумала. Она не одобрительно глянула на девочку, та ей из-за спины пригрозила кулаком, чтоб не смела возмущаться.

— А сами–то откудаво? — спросила Варвара Йосифовна.

— Мы из города — ответила Малая, подхихикивая над суржиком бабушки — мы за ягодами утром приехали.

— Так и чавой-то? Не нашли? — удивилась бабуля.

— Неа.

— А корзинки ваши где? Загубили?

— Какие корзинки? Мы с пакетами приехали.

— Ха-ха-ха — засмеялась Варвара Йосифовна, показывая свой беззубый рот, — с пакетами. Так если бы вы ягоды нашли, то и подавили бы их в пакетах. А чего поцарапанные?

— Так кусты колючие и густые — пояснила девчонка.

Они шли по улице деревни. Да и деревней назвать сложно было, скорее окружной центр. Марта удивилась, она не увидела ни одного заброшенного дома, ни одного развалившегося без окон и дверей, как у них в Норках. Более того, дома ближе к трассе больше напоминали хоромы двух и трехэтажные. Они удивляли своей роскошью и дороговизной. Еще Марту удивила заасфальтированная дорога. Вот в Норках после ее рождения ни разу не асфальтировали улицы, а до ее рождения, наверное, однажды — при заселении села. Разве это место, где они сейчас идут можно назвать деревней? Сплошная цивилизация.

Они прошли один продуктовый магазин, потом наискосок в частном дворе еще один магазинчик поменьше. Чуть дальше была площадь и большое здание с колоннами на входе, перед которым росли высокие сосны. Над колоннами каменными буквами выложено «Дворец культуры». Они прошли через площадь, повернули на соседнюю улицу, прошли несколько дворов и бабуля сказала:

— Вот и мой домик.

За калиткой весело затявкала собачка. Домик был одноэтажным, простым, больше соответствовал деревне, чем те, которым только что удивлялась Марта.

— Проходите, я вас молоком напою — предложила Варвара Йосифовна.

Она открыла калитку и прикрикнула на собачку, та была не большая, но очень звонкая, и скорее не пугала людей, а предупреждала хозяев, что к ним пришли незваные, или наоборот, званые гости.

— Кузька, тихо — сказала бабушка. — Ставьте бидоны на крыльцо. Вечером помою.

Кузька стал прыгать передними лапками на Малую, она присела на корточки, и он прильнул к ней и лизнул в лицо и так сильно замахал хвостом, что Марта подумала, как бы не отвалился.

— Ой, какой хорошенький — говорила Малая и гладила его по шерстке — любишь, когда тебя гладят. Ой, миленький, ласковый Кузька. Какая ты хорошая собачка. Прелесть.

— Проходите, внучки, проходите — позвала Варвара Йосифовна, приглашая в дом.

— Бабушка, а подскажите — спросила Малая, поднимаясь с корточек — а где у вас в деревне можно на ночлег остаться. Только, чтоб без денег. А то у нас их нет. Мамка только на дорогу давала.

— Так вы не поедете в город? — удивилась Варвара Йосифовна.

Марта тоже удивилась и вытаращилась в немом вопросе не Малую.

— Нет. Заночуем тут — ответила она, тараща глаза на Марту. — А то скоро ночь. Мамка заругает, если мы в ночь отправимся. Да и страшно.

— Это правильно — согласилась бабушка — страсти какие в мире творятся. Страшно телевизор включать. Чегой-то там показывают постоянно. Ночью вообще из дому выходить нельзя. Так что на ночлег у меня можете остаться. Ничего с вас не возьму.

— Вот спасибо — захлопала в ладоши Малая, чем сильно обрадовала Кузьку, он оживился и опять стал прыгать ей на ноги.

— Спасибо — подтвердила Марта.

Мыли руки в раковине на кухне, и Марта в очередной раз удивилась водопроводу, у нее дома в Норках вода была в колонке на улице, удобства тоже на улице за огородом.

— Ужина нет — сообщила Варвара Йосифовна — вот хлеб и молоко. Пока перекусите, а потом и за ужин возьмемся.

Она поставила на стол трехлитровую банку молока и кружки. Малая, не дожидаясь особого приглашения, разлила молоко, отломила кусман хлеба и стала есть, припевая и приговаривая:

— Вкуснотища.

— Кушайте, детки, кушайте. А я пойду, управлюсь.

— Я помогу вам — спохватилась Марта.

— Ты поешь сначала, а потом приходь на задний двор.

— Хорошо.

Варвара Йосифовна ушла, а Марта накинулась на хлеб с молоком. Ох как вкусно, ох как ароматно, ох как сытно. И ничего больше не надо. Вот только, чтоб было где и с кем поесть хлеба с молоком.

— Что такое управляться? Куда бабка ушла? — спросила Малая с набитым ртом.

Марта также ответила:

— Кормить хозяйство.

— Да? А ты откуда знаешь?

— Я же с деревни.

— А-а, тогда ясно. Ты тогда иди к бабке, а я здесь… поуправляюсь. Можно?

— В смысле? — не сразу поняла Марта.

— В смысле, если та домой пойдет, свисни.

— Зачем?

— Посмотрю здесь все. Может, что интересное есть.

Марта подавилась куском хлеба и закашлялась, прокашлявшись, она вскочила и встала над девочкой.

— Ты что решила обворовать Варвару Йосифовну?!

— Не обворовать, — поправила девочка — посмотреть нужно. Ну, может же у нее что-то плохо лежать. Плохо стоять. Плохо…

Девочка не договорила, Марта грозно на нее смотрела, потом строго зашипела, как гремучая змея:

— Что? Не смей. Она нас на ночь приютила, а ты у нее деньги воровать собралась?! Вообще сдурела?

— Сама ты сдурела. Сядь и не ори.

Марта села на место, отодвинула стакан с молоком и потребовала:

— Не смей ее обворовывать. Не смей ничего у нее брать. И вообще, ты что воровка?

— Нет — огрызнулась Малая. — Чего ты вообще голосишь? На совесть мне давишь, что она нам крышу над головой дала.

— Правильно.

Девочка зло засмеялась, просмеявшись, спросила:

— Может мне тогда по соседским домам пойти?

— Что ты имеешь в виду? — строго спросила Марта, внимательно посмотрев на девочку. Ей показалось, что Малая как-то хитро ведет себя. Хитро — не хитро, но странно. Ей показалось, что девочка ее проверяет: пойдет ли новоиспеченная сестра с ней на дело — по соседским домам лазить?

— Ты видела, какие там дворцы? Там денег куры не клюют — продолжила гнуть свое девочка, пристально разглядывая новоиспеченную сестру.

— Не смей.

Малая скривила в усмешке:

— А ты завтра как в Москву собираешься попасть? Автостопом?

— Да.

— За красивые глазки нас никто не повезет. А моя карета ППС отчалила. Уже в Москве давно.

— Все равно не смей.

— А то что? — зловеще спросила девочка.

— Поймают, в полицию попадешь.

— Ну и что? — Малая махнула рукой и уставилась в окно — не впервой.

— Малая! — позвала Марта.

— Что?

— Ты что малолетняя преступница?

— Нет.

— Тогда почему — не впервой?

— Не твое дело — ощетинилась Малая.

— Не мое. Тогда пойдешь со мной. Поможешь управляться. И не посмеешь у Варвары Йосифовны в вещах ковыряться и воровать. Я тебе это не позволю.

Марта проговорила все это настолько грозно, что Малая решила больше не спорить, послушаться и не ссориться с ней.

— Вообще-то это была шутка — сказала Малая, пытаясь сбавить пыл и пошла на попятную — вообще-то я не воришка.

Девушка хмыкнула, не поверив, и отвернулась.

Малая тяжело вздохнула.

Марта, молча, доела кусок хлеба, допила молоко и встала.

— Пошли — строго сказала она, не поверив девочке.

— Доем и пойдем — огрызнулась Малая.

Во дворе их встретил Кузька, он весело вилял хвостом, как бы говоря, что все гости моей хозяйки — мои лучшие друзья, а я как самый грозный пес в этой деревне, буду вас всех охранять. Это же моя работа.

Малая села на ступеньки, Кузька поставил ей передние лапы на колени и полез в лицо, целовать и облизывать девочку.

Марта нашла Кузькину хозяйку в сарае, та доила козу, рядом стояла корова и тщательно пережевывала траву. Марта любила коров, а коз не любила за их игривый, а порой задиристый нрав. Коров любила, любила то, что они постоянно жуют, за то, что у них морды такие мягкие, теплые и волосатые.

Варвара Йосифовна погладила козу и сказала:

— Это Зоська.

— А корову как зовут?

— Зорька.

— Что мне делать, Варвара Йосифовна.

— Доить умеешь?

— Умею.

— Тогда бери ведро, садись на тот стульчик и дои — она передала Марте низенькую табуреточку.

Малая пришла в сарай с Кузькой, когда Марта уже доила Зорьку, она с интересом заглядывала в открытую дверь сарая, потом спросила:

— А мне что делать?

— А ты гуляй с Кузькой — дала ценное указание Варвара Йосифовна.

Малая опять присела возле песика почесала за ушком.

— Так я уже с ним погуляла. Он такой классный.

— Ты как моя внучка Леночна. Она тоже всегда такими словами разговаривает. Я, бывает, не всегда ее понимаю. «Супер, слабо, вау, кайф, класс». И еще куча всяких фраз. Нас таким и не учили. Я всегда переспрашиваю Леночку, что она сейчас сказала. Порадовалась или наоборот не одобрила.

— Классный, бабушка, это клевый — весело разъяснила Малая.

— А клевый это как? Как на рыбалке клев?

— Клевый — это суперский.

— Ну, это понятнее стало, — засмеялась Варвара Йосифовна. — Так значит, нравится тебе Кузька?

— Да. Очень — нежно по-детски радовалась девочка.

Варвара Йосифовна подоила козу, по-старушечьи поднялась с табуретки, покряхтела, разгибая спину.

— А молока козьего парного хочешь, деточка?

— Неа. Пока не хочу. Так что делать?

— Поработать хочешь? Тогда пойди в погреб, набери картохи, да почисть на ужин — Варвара Йосифовна взяла ведро с молоком и вышла из сарая.

— Марта — негромко позвала Малая.

— Что? — не переставая доить и не оборачиваясь, спросила Марта.

— Марта, скажи, куда меня бабушка послала?

— Картошку чистить.

— Это я поняла. А где ее взять?

— В погребе.

— Так я тебя и спрашиваю — это где?

Марта обернулась и засмеялась.

— Ты что не знаешь, что такое погреб?

— Нет — огрызнулась Малая.

— Это подпол другими словами, там, где хранят овощи, закрутки, компоты.

— Тю — махнула рукой Малая — у нас это называется подвал. Подвальное помещение.

— Так это все одно и то же.

— Так бы и сказали. — Задумчиво, проговорила Малая и ушла за картошкой в компании с веселым Кузькой.

Марта, поглощенная грустными мыслями, подоила корову и помогла Варваре Йосифовне покормить «живность». Она никак не могла решить, что ей делать, как принять правильное решение. И какое оно должно быть — это правильное решение? Нужно ли бегом бежать в полицию и ждать помощи от них. Есть ли в этом поселке полицейский участок? Судя по тому, какой в этом поселке «Дворец культуры», то и участок должен быть.

Или же дождаться утра и сходить в полицию в Москве. То, что в Москву она поедет с Малой, она точно решила. Ей надо проводить девчонку домой, передать ее родителям, поговорить с ними о том, что встретила она ее не на игровой площадке, а в полицейской машине, как самую заядлую преступницу. А где это видано, чтоб дети становились воришками? Видите ли, она решила «поуправляться» у Варвары Йосифовны в доме, может что плохо лежит». Но это Марта говорить ее родителям не будет.

Так что же все-таки делать сейчас? Идти в полицию? Вообще-то надо. Но при этой мысли ее охватил панический ужас.

А может Анюта уже на свободе? Все же две полицейские машины погнались за джипом этого ужасного мужчины — босса. При воспоминании того, что произошло в машине, ее передернуло как при ознобе. А этот гадкий Костя. Он просто достал пистолет и просто выстрелил в человека. Разве такое бывает в жизни? Марта думала, что такое бывает только по телевизору, такое бывает только от сильно развитого воображения режиссера и сценариста. Только в кино это все игра актеров, а сегодня игры и актеров не было, и не было смонтированных кадров киноленты.

Что же с Анютой?

Очень хочется верить и надеяться в ее спасение. Марта мечтала, что Анюта уже приехала в офис на улице… ой, а как же название улицы? Ладно, сейчас не важно. Она приехала в офис, ей дали комнату в общежитии и она сидит там одна и переживает за Марту. А завтра она пойдет на работу, а Марта приедет в Москву и они встретятся там. Обязательно встретятся, а сейчас они переживают друг о друге.

Завтра все будет хорошо, успокаивала себя Марта. Вот только места себе не находила. И не знала, что ей делать.

Серый вечер уверенно захватывал деревеньку, входил в свои законные права. Марта нашла Варвару Йосифовну на огороде. Та боролась с сорняками. В чем, естественно, ей помогла Марта. И сбежали с огорода, когда вечерний воздух разрешил писклявым комарам нападать на людей.

Малая очень вкусно пожарила картошку на утином жиру, Варвара Йосифовна с Мартой нарвали огурцов на огороде, и сейчас все это уплеталось так, что за уши ни одну из них не оттащить (благо, что никто и не пытался).

— Я вам в Леночкиной комнате постелю — сказала Варвара Йосифовна.

— Спасибо — Марта обожала свежие огурцы и наедалась ими.

— Вы маленькие, худенькие на одной кровати поместитесь?

— Конечно, поместимся — согласилась Марта.

— Вот и я подумала, чего вам в разных комнатах стелить. Вы же сестренки, вот решила вас не разделять.

— Ух — Малая отодвинула пустую тарелку и откинулась на спинку стула — вкусно как. Давно я так не ела.

— Так это же ты сама готовила так вкусно, с душой. Молодец, внученька. Вот моя внученька Леночка, приезжает ко мне из города и ничего не готовит. Я ей не позволяю. Она приезжает на выходных отдыхать, а не у плиты стоять. Летом в огороде загорает, а когда холодно, то под пледом на крыльце сидит, книжки читает. Учится она хорошо. Отличница. В институт будет поступать. Это родители решили. Но так и должно быть. Образование нужно. Без диплома никуда не возьмут. Я имею в виду хорошую работу. Там сразу диплом спрашивают. Вот у меня никакого диплому нет, потому что отучилась я восемь классов и пошла работать. Дояркой. В четыре утра — на утреннюю дойку, в шесть вечера — на вечернюю. Некогда было дипломы получать. Семью кормить нужно было. Сейчас все по-другому. Молодежь учиться должна. Поэтому я ее не заставляю ничего делать.

— Повезло — вставила Малая.

Марта грозно взглянула на девочку, но Малая сделала гримасу, сообщающую, что остается при своем мнении.

Варвара Йосифовна переглядывания девочек не заметила и продолжила:

— Я завтра, девчушечки, рано встану, управлюсь, молоко возьму и в город отправлюсь. А вы, как проснетесь, позавтракайте, а как домой соберетесь, хату мою закройте — ключик под коврик на крылечке спрячьте. Хорошо?

— Конечно, Варвара Йосифовна, — ответила Марта — и спасибо вам за гостеприимство. За приют.

— Не за что. Смешная ты, Маруся, благодарит она еще. Что я зверь какой, на улице вас в ночь отставить? Детей таких.

Бабушка улыбнулась, и все ее морщинки на лице сложились так, что было понятно — это самая добрая женщина на всем белом свете. Жизнь она прожила с доброй душой, милыми мыслями и счастливым прошлым.

Марта улыбнулась доброй спасительнице.

Малая грустно смотрела на Варвару Йосифовну и ее мучила зависть, черная жгучая зависть. Она ужасно завидовала внучке Леночке. Той, которая приезжает к бабушке и говорит на непонятном для нее языке — классно, вау. Той, которая не помогает бабушке по хозяйству. Но в первую очередь, она завидовала Леночке за то, что у нее есть такая хорошая, добрая бабушка. А у Малой нет. У нее вообще нет бабушки, ни доброй, ни злой. А если бы была, то Малая бы не сидела с книжками, а была бы всегда — всегда со своей бабушкой, даже корову бы перестала бояться и научилась бы ее доить. И ужин бы всегда — всегда готовила, чтоб бабушку свою радовать. А бабушка ее ходила бы к своим подружкам-старушкам и говорила: «Вот у меня внучка какая хорошая есть, любименькая моя, славненькая. И Кузька ее любит».

Малая тяжело вздохнула, Варвара Йосифовна расценила это по-своему:

— Спать хочешь? Устала уже, внученька?

— Да — жестким голосом соврала Малая — пойду я уже.

Она вышла из-за стола и ушла в комнату внучки Леночки.

— Варвара Йосифовна, а как же ключ? На таком видном месте — под ковриком — оставлять?

— А кому он нужен? Да, и все знают, что ценностей у меня отродясь не было. Кому ценности нужны, те в хоромы лезут. Там золото — брильянты и охрана к ним. А ко мне нечего лезть. А вообще у нас деревня спокойная, без криминала. Это же тебе не город. Это там будь осторожен. А тут чего? Все хорошо. Да и Кузька мой никого во двор не пустит.

— Не похож Кузька на сторожевую собаку.

— Ха-ха-ха. Ты только ему об этом не говори. Он у меня молодец. При случае чего, такой лай на всю деревню поднимет, что вся округа сбежится. Незадачливому вору не поздоровится. Мало того, что нечего у меня брать, так еще и побьют и покусают.

Марта настояла на том, чтоб Варвара Йосифовна пошла отдыхать, потому что ей рано вставать, а сама помыла посуду, прибралась на кухне. Решив, что сегодня уже точно не попадет в полицию и ничего не узнает про Анюту. Во-первых, ей было неприятно признаваться Варваре Йосифовне, что обманула ее, а это неизбежно, если начать расспрашивать о полиции. Она забралась на кровать. Малая еще не спала, но молчала и делала вид, что спит.

— Ты чего не спишь? — шепотом спросила Марта.

Малая отвернулась к стене и грубо ответила:

— Не спится.

— А то, что ты домой ночью не вернулась, родители как отреагируют?

— Никак.

— Будут переживать.

— Не будут.

— Искать начнут.

— Мгу.

— В полицию обратятся.

— Мгу.

— В больницу.

— Ага.

— Или они знают, где ты?

— Не знают.

— Моя мама бы переживала, если бы не знала, где я и что со мной.

— А чего не переживает?

— Она умерла несколько лет назад.

Малая повернулась к Марте и с интересом спросила:

— Интернатовская что ли?

— Нет. Я уже взрослая была. Мне семнадцать было, потом за мной присматривал сосед дед Петя. Хороший такой был. Любил меня как родную. И я его очень любила.

— Повезло тебе — зло ответила Малая.

— А ты чего злишься?

— Отстань, я спать хочу.

Она опять отвернулась к стене и плотнее закуталась в плед.

— Я завтра в полицию пойду — зачем-то сообщила Марта.

— Это уж без меня.

— Да. Я сама. Тебя домой провожу и пойду.

— Как хочешь.

Марта закрыла глаза, поудобнее легла, поскрипев при этом диваном и позвала:

— Малая.

— Что? — недовольно спросила девочка.

— Спокойной ночи.

Малая глубоко и устало, как-то даже не по-детски вздохнула и ответила:

— Спокойной ночи.

— Пусть тебе приснятся хорошие сны — пожелала Марта.

На это Малая ничего не ответила, только расплакалась, не по-детски, по-взрослому расплакалась, без всхлипов и завываний, просто слезы. Крупные, долгие, соленые слезы потекли у нее из глаз. И она только думала, хоть бы Марта не заметила, что она плачет.

Но Марта уже спала, она только успела подумать про сержанта Ивкина и заснула, чуть вздрагивая и постанывая.

***

Бабушка Лена всегда ругала мать Ани и говорила про нее: глупа та птица, что гнездо свое оставила. Оказывается Аня такая же, как мать. Такая же глупая курица. Глупая перепуганная, безмозглая перелетная курица. Почему смысл бабушкиных слов дошел к ней только сейчас, в эту черную минуту времени. Почему десять дней назад она об этом не подумала? Подумала бы вовремя, и решала бы не ехать, не искать лучшие места для жизни, лучшую работу. Лучше бы дома сидела. Чтобы сейчас с ней не произошло, но дома все же лучше. А произойдет с ней не что иное, а самое плохое — это она знает наверняка.

Аня испуганно забралась с ногами на кровать, ей было холодно, ее знобило и трясло. Ей хотелось забраться под одеяло, спрятаться под него, закутаться с головой и не высовываться. Но ее пугало это чужое одеяло, пугала эта комната в жгучем красном цвете, именно этот цвет, по ее мнению, должен быть в комнатах для любовных утех всяких извращенцев. Нужно как страусу спрятаться под одеяло, не важно, что с другой стороны одеяла ее видно, лишь бы, не видеть эту комнату.

Она прекрасно осознавала, что попала в публичный дом. Она осмотрелась. В комнате ничего лишнего и уютного, только кровать, небольшой стол, два стула и балдахины. На каждой стене с потолка свисали балдахины ярко красного цвета. Ужасно. Все ужасно и страшно. Ужасные балдахины, ужасная кровать. Ее пугала кровать, на которой она сейчас сидела и пыталась унять дрожь, и все думая, можно ли спрятаться под одеяло? Наверное, можно. Теперь-то понятно, что кровать будет принадлежать ей.

Аня скрутилась, обняла свои ноги и задрожала еще сильнее.

Какой кошмар ей пришлось пережить.

Эта страшная погоня. Ее кидало на заднем сидении джипа, она даже несколько раз стукнулась головой о стекло, но надежда, что полиция их догонит, остановит, притупила боль. Она сильно надеялась на полицию, на их скорость, даже стрельбу. Ее не пугали выстрелы, она молилась, чтоб джип босса догнали и арестовали. Молилась, чтоб джип босса расстреляли до сквозных дыр, чтоб попали в колеса, лишь бы он не ехал, лишь бы он не скрылся от полиции.

Когда Костя выстрелил в полицейского, который остановил их машину за превышение скорости, Аня поняла, что эти люди ни перед чем не остановятся. И не будет ей никакого спасения, если полиция их не догонит. Она и не догнала.

Какой кошмар ей пришлось пережить.

Или Костя сумасшедший водитель, или двигатель джипа мощнее, чем у других машин, но ему удалось оторваться от погони. Оторвались сначала на трассе, а потом съехали по проселочной дороге вглубь леса и там переждали до темноты. Там, в лесу, Аня поняла всю картину ужасного своего положения. Все. Спасения не будет. Погони нет. Костя кричал во все горло и прыгал перед машиной. Он ликовал от радости и снимал напряжение одновременно. Кричал, что сегодня его день, что он победитель и, что он экстримал. Босс в это время кричал в салоне на Аню и даже ударил ее за то, что она выпихнула Марту из машины. За это, он обещал ей устроить невыносимую жизнь. За это он обещал ей устроить работу за двоих. Утверждал, что она сама виновата, так бы работали вдвоем, а теперь ей придется все делать самой. За себя и Марту.

Какой кошмар ей пришлось пережить, но, теперь понятно, что кошмар только начинается.

Именно с момента осознания беспомощности и безвыходности Аня и заболела. Ее знобило, ей было холодно и страшно.

Привезли ее в огромный дом, за огромным каменным забором, возле входа охрана, на территории охрана — никто не зайдет, не выйдет. Освещение спокойное, приглушенное. Во дворе стоит несколько машин — наверное, клиентов.

Костя тащил Аню за шиворот, она бесполезно сопротивлялась, пыхтела как паровоз и отбивалась как ветряная мельница. В коридоре встретилась одна девица в прозрачном халатике, в красном ажурном нижнем белье. Она быстрым взглядом мазнула — сочувственно, но в то же время внимательно взглянула на Аню и зашла в одну из комнат, двери которых выходили в длинный коридор. Если бы не вся эта жуткая ситуация, то можно было подумать, что это гостиница, а вернее отель для богатых и обеспеченных.

Костя грубо впихнул Аню в эту комнату, сильно ударив ее в спину, негромко, но зло потребовал сидеть тихо и ушел.

Дверь в комнату тихо приоткрылась. Аня от страха схватилась за подушку, прекрасно понимая, что ни одна подушка мира ее уже не спасет, и на секунду перестала дрожать.

В приоткрытую дверь заглянула девушка, посмотрела на испуганную Аню, потом вошла в комнату.

— Не бойся меня — сказала она, сев перед Аней на кровать. В руках она держала кружку.

От страха Аня вообще перестала дышать.

— Ну же. Чего ты? Успокойся — попросила девушка. — Меня Соня зовут. Моя комната самая крайняя по коридору. На, возьми, выпей, тебе это поможет.

Она протянула кружку Ане.

— Что это? — еле слышно спросила Аня.

— Горячее вино. Оно тебе поможет. Успокоит.

Аня недоверчиво взглянула на содержимое кружки и ответила:

— Я не хочу.

— Зря. Я тебе серьезно говорю — поможет. Я сама такое пью частенько. Если боишься, что я тебе что-то подсыпала, то напрасно — она отхлебнула вина и подала его девушке — держи. Мне не нужно тебя травить или усыплять. Не бойся.

Аня отпустила подушку и взяла кружку, от нее шел приятный аромат горячего вина.

— Лучше уж отравиться — сказала она.

Аня сделала глоток и почувствовала, как он горячей жидкостью опустился в голодный желудок. Резко закружилась голова и уменьшилась дрожь. После второго глотка вернулась уверенность, а после третьего и надежда на спасение.

–Ты кто?

— Я Соня.

— Это я уже знаю. Ты говорила.

— В общем, я здесь сторожила и за старшую у девочек.

— И много здесь девочек? — зло спросила Аня, потом жестоко добавила — хотя откуда здесь девочки?

Соня спокойно, но внимательно взглянула на девушку и неопределенно ответила:

— Порядком.

— Я так понимаю — ты с Боссом и Костей в упряжке.

— Нет. Я точно так же работаю, как и остальные девочки.

— Работаю? — ехидно спросила Аня и зло заговорила — разве это можно называть работой? Это рабство, а не работа. На работу ходят с удовольствием.

— Не всегда.

— Но по своей воле — обязательно. И это самое важное условие — крикнула она и подскочила с кровати.

— Не горячись, Аня — попросила Соня.

Аня резко повернулась к ней и жестко спросила:

— Ты кто такая? Я тебе не говорила, как меня зовут. Кто тебе сказал?

Соня глубоко вздохнула и спокойно ответила:

— Мне Костя сказал.

— А ты, значит, засланный казачок?

— Нет. Успокойся. Я тебе все объясню.

— Ну давай — Аня вернулась на кровать и оперлась спиной о стену — объясняй.

— Мне Костя дал задание — успокоить новенькую. Сказал, что зовут тебя Аня. Еще сказал, что ты строптивая и выкинула из машины свою подругу. Еще сказал, что все равно ее найдут. Что она много знает и ее нужно вернуть, чем они сейчас и займутся.

— Во как. Прям с тобой всеми планами на будущее делятся.

— Я не прошу мне доверять.

— А я и не доверяю.

— Мне дали задание тебя успокоить.

Аня действительно чуть уняла свой пыл и ненависть.

— Значит, они собираются ехать искать Марту! — задумчиво проговорила девушка.

— Конечно. Теперь нужно молиться, чтоб твоя подруга хорошо спряталась и не высовывалась.

— Так ты не за них? — удивилась Аня.

— Я не уверенна, что они хотят ее вернуть — пояснила Соня. — Уж очень они злые на нее — еще никто своими ногами не уходил от Кости. А вот прибить ее он может.

— О, Боже — Аня перекрестилась. — Костя стрелял в полицейского.

— Это он может. Он вообще обезбашенный. Играет в экстрим и любит адреналин. Я думаю, что он прыгал от счастья, когда это сделал. В переносном смысле этого слова.

— Ошибаешься. В прямом смысле, прыгал.

Аня одним большим глотком допила вино и поставила кружку на одеяло кровати.

— Лучше? — участливо поинтересовалась Соня.

— Лучше мне уже не будет — со вздохом ответила Аня.

— Да ладно тебе. Не нагнетай. Расслабься.

Аня зло засмеялась:

— Расслабиться? Может мне еще и удовольствие начать получать?

От своих же слов ее затрясло, она схватила подушку и обняла ее.

— Ты чего трясешься? — удивленно спросила Соня.

Она потянулась к Ане и дотронулась до ее лба.

— Горячая какая. Заболела? Или вино тебя разгорячило?

Аня отпихнула ее руку и устало потребовала:

— Не трогай меня.

— Аня, не горячись. Я же тебе не враг.

— Но и не друг.

— Не друг — согласилась Соня, — но ты все равно как-то успокаивайся. Все равно ничего не изменишь.

— А я если не сбегу, то повешусь — она махнула рукой на потолок, — вот на этой люстре и повешусь.

— Ты думаешь первая такая?

— Не первая? — нервно теребя руки, огрызнулась Аня.

— Нет.

— И что?

— Вон смотри, — Соня указала в угол комнаты — видишь огонек — это камера. За нами наблюдают. Неусыпный охранник.

Аня прищурилась и разглядела — чуть в стороне от портьеры непрерывно горела маленькая красная точка.

Соня продолжила разъяснять ее будущее:

— Ты повесишься. Тебя из петли вытащат, приведут в чувства. Потом так изобьют — в воспитательных целях. Потом вылечат твое избитое полуживое тело и отправят в настоящее рабство. Вот там-то уже каждую секунду девчата начинают молиться о смерти.

— Такое уже было?

— Да. Так что многие из нас примирились.

— Многие? То есть не все примирились.

— Это дело времени. Уже все. Кроме тебя. Я советую — примириться.

— Ты примирилась. Вот иди и расслабляйся. И не надо мне советовать. И успокаивать, тоже не надо. Иди давай, к своим… работодателям.

Она резко схватила и кинула на колени Соне кружку. Несколько капель вина вытекли ей на платье, оставляя на нем бардовые пятна. Соня медленно взяла кружку, тяжело вздохнула, поднялась и ушла.

Аня накинула на плечи одеяло, закуталась в него и стала нервно ходить по комнате. Она прошлась возле немигающего красного огонька, несколько раз специально задев портьеру, проверяя можно ли ею прикрыть подсматривающее устройство. Она выглянула в окно. Красивый, можно даже сказать, что уютный двор, больше походил на курортную зону. Вот только отдыхали здесь не те, кто жил в этих комнатах, а противные приезжающие мужики-извращенцы.

***

Марта открыла глаза и огляделась, потом застонала, вспомнив вчерашний день, побег, погоню, стрельбу, добрую Варвару Йосифовну, которая приютила ее и Малую. Она села на кровати и попыталась определить время. На улице уже во всю свою жару светило солнце. Скорей всего, уже ближе к полудню. Хоть и легла она не поздно, но вчерашний день был перенасыщен стрессами и переживаниями, которые забрали много сил. Именно поэтому она проспала все утро и не слышала, как ушла Варвара Йосифовна. Она даже не слышала, как проснулась и ушла Малая.

Марта нашла девочку на кухне, та завтрака сырниками со сметаной и молоком.

— Доброе утро.

— Привет, Марта. Садись завтракать. Еще неизвестно, когда так вкусно поедим. Варвара Йосифовна наготовила перед отъездом. — Девочка шумно прихлебывала молоко.

Марта налила себе в стакан молока и села напротив Малой.

— Я так жалею, что не пошла вчера в полицию.

— Нечего жалеть — грубо ответила Малая.

— Почему?

— Потому что полиция тебе не поможет, а вот обвинит во всех грехах. Это точно.

— С чего ты взяла?

— А с того.

— Не понимаю.

— Ну, хорошо. Объясняю, как самому недоразвитому человеку.

— Я доразвитая — оскорбилась Марта.

— Отлично. Вот и слушай — потребовала она и спросила — вот что с тобой случилось?

— Меня и мою подругу похитили и против воли повезли в рабство.

— Куда?

— Тебе не понять. Мала еще.

— Чего? — протянула девочка — поверь мне, я знаю больше чем ты.

— Не будем вдаваться в подробности.

— Какое рабство? У нас нет никакого рабства. У нас все свободные. — Удивилась девочка, потом засмеялась, не смогла не кольнуть своим остреньким языком — ты чего, в десятом веке еще живешь? Не думала, что ты такая старая. Какое рабство? Вот насмешила.

Марта посмотрела на нее и спросила:

— А ты о рабстве только с уроков истории знаешь?

— Естественно. Рабов освободили. Не помню, правда, когда.

— Хорошо. А про пиратов нашего времени ты что-то знаешь?

— Насмешила. Ты точно не в себе, Марта. Рабство, пираты. Скажи еще, что на костре ведьм сжигают.

— Да, точно. Чего это я? — пожала плечами Марта. — В самом деле.

— Я тебя не понимаю.

— Странно. А я по-русски разговариваю, а иностранных и инопланетных языков не знаю.

Марта решила закончить эту неприятную тему для нее и незнакомую тему для Малой. Но не объяснять же ребенку, что в наше время, в двадцать первом веке могут взять в рабство, а захват судна в плен пиратами в наше время вообще не ново, и даже не забытое старое.

— А мне кажется, что тебя саму инопланетяне похищали. Это ты с другой планеты.

— Прекрасно! — грубо ответила Марта. — Ты мне все теперь объяснила, и я поняла, почему мне не надо идти в полицию и почему она мне не поможет. Все встало на свои места. Теперь жуй молча.

Больше Марта разозлилась на себя, потому что ненавидела себя в минуты, когда приходилось грубить или ругаться, но Малая своими постоянными оскорблениями и попытками унизить Марту, довела ее до грубости.

— Ничего я тебе еще не объяснила. Слушай внимательно. Я же все видела.

— Что ты видела?

— Как ты из машины выскочила. Как в полицейского стреляли. Как ты неслась сломя голову.

— Это все происходило со мной. Не надо мне пересказывать.

— Хорошо. Только вот полицейского убили.

Марта поставила стакан с недопитым молоком и недовольно посмотрела на Малую, удивляясь, как такая маленькая девочка может спокойно разговаривать об убийстве, как о повседневном просмотре мультфильмов. Та спокойно выдержала ее взгляд и продолжила:

— А из-за кого это произошло?

Марта не ответила, она со вчерашнего дня только об этом и думала. Об этом выстреле, о том, как после него оседал сержант Ивкин, она видела это. Она оглянулась, думая, что увидит как за ней бежит Аня, но Ани не было, а был оседающий на проезжую часть дороги Ивкина. Вчера все было как в тумане, а сегодня вспоминала как страшное кино, только происходило все с ней и это ужасное убийство было рядом, очень близко. Марта обо всем этом думала, вспоминала, надеялась, что сержанта Ивкина Костя ранил. Мечтала, чтоб пуля не задела жизненно важные органы полицейского. Так говорили в кино. Но это не кино. И Малая теперь все это озвучивает, аж слух режет.

— И чего ты молчишь? А? Вот придешь ты в полицию, а кого обвинят в убийстве? Тебя.

— Не говори глупости. Почему меня обвинят? Я же не стреляла.

— А им все равно. Им некогда разбираться. И не охота.

— Ты говоришь ерунду. Не логичные у тебя выводы.

— Чего? — опять протянула Малая.

— Ничего. И врешь ты.

— Чего? — опять протянула Малая.

— Ты говорила, что знаешь того полицейского, в которого стреляли, и учишься с его внучкой. Но это не правда.

— С чего ты взяла?

— С того, что он молодой и внучек не может у него быть по возрасту.

— Ой — е-ей. Поймала меня. Довольна? — Малая скривилась и принципиально отвернулась от Марты.

Марта встала из-за стола и сказала.

— Собирайся. Пойдем уже.

— Ну уж нет. Я в полицию не пойду.

— И не надо. Я сама пойду. А тебя домой отведу.

— Проводить меня хочешь?

— Обязательно. Не брошу же я тебя посреди города.

— Я дорогу хорошо знаю, но с тобой будет не скучно.

— Вот и собирайся.

Марта нашла ручку и листочек, написала на нем записку для Варвары Йосифовны и пошла, заправить постель.

Малая взяла листок и прочитала:

— Спасибо, Варвара Йосифовна, за предоставленный уют. Спасибо за завтрак. Было очень вкусно.

Малая положила листок на стол и крикнула.

— Сама ты врешь, Марта, почему пишешь, что очень вкусно? Ты же не ела.

— Но ты же ела — ответила Марта. — Аж светилась от удовольствия.

Они закрыли дом, оставили ключ на крыльце под ковриком, попрощались с Кузькой и пошли на остановку ловить, как выразилась Малая, «попутку». Они по очереди тормозили машины советского образца, а с учетом того, что машины в основном были иномарки, то и удача не быстро им подвернулась. Но, наконец, им повезло, и они поймали «попутку» — старенький грузовичок со стареньким водителем. Дедушка всю дорогу рассказывал им веселые анекдоты. Сам много смеялся, чем очень радовал Марту и Малую. Всю дорогу они посмеивались над его шутками, и Марта немного отвлеклась от переживаний.

Когда они поблагодарили дедушку и вышли из машины Малая сказала:

— Марта, я позволю меня проводить туда, где я живу, только при одном условии.

— Условии? — удивилась Марта — ты же говорила, что со мной будет не скучно.

— Говорила, но передумала.

— Хорошо. Говори условие.

— Ты никогда и никому не скажешь, где я живу.

Марта тяжело вздохнула и отрицательно помахала головой.

— Кому мне говорить? И зачем? Пошли уже, конспиратор, — она взяла Малую за руку — веди уже.

— Пошли.

Шли они долго, проходя тихие дворы и шумные улицы. Так долго и далеко Марта еще не ходила никогда. Ей некуда было ходить в такую даль. Улицы в родных Норках были по-деревенски короткие. Норки — не Москва. Она ужасно устала. Если бы были деньги, можно было бы доехать на маршрутке, но денег не было. Все ее сбережения, которые она взяла, чтобы жить и питаться, хватило бы на первое время. Она подсчитала — до первой зарплаты. Но все ее сбережения остались в ее старенькой школьной сумочке, которую босс выхватил и швырнул на переднее сидение со словами — мы же не грабители, не обворуем. Самое страшное, что в сумочке остался ее паспорт. Как быть без паспорта? Кто его теперь восстановит? Марта мысленно стала перебирать содержимое сумочки. Косметика — это не важно, ручки — не важно, блокнот — это важно.

— Блин.

— Что? — спросила Малая.

— У меня в сумке остался блокнот, — пояснила свое ругательство Марта — в нем я писала адреса и телефоны. В Москве мы с Анютой должны были позвонить в офис фирмы, которая нас пригласила на работу. А как она называется?

— Фирма?

— Да.

— Не знаю — пожала плечами Малая.

Марта улыбнулась.

— Конечно. Я сама-то не помню. «Трудоустройство»? Нет. «Трудоград»? «трудоимпорт»? не помню.

— Это от старости.

— Умно — оценила Марта, но не обиделась. — Больше месяца назад я пришла в гости к Ане, и она в сто первый раз уговаривала меня переехать сюда. Здесь жить и работать. Я согласилась. Мы купли газету и по объявлениям обзванивали фирмы. Общались с секретарями, то есть с офис-менеджерами, с генеральными директорами, с начальством, то еще с кем-то и еще. В блокноте писали их требования, их условия, оплаты и выбирали самые хорошие для себя. Названия всех фирм так похожи друг на друга. Теперь я понимаю, что точно и бесповоротно не помню название нашей фирмы, в которую мы ехали.

— Да уж. Пойдешь работать в другую. Какая теперь разница?

— Без паспорта я ни в какую не смогу пойти работать.

— Ну, тогда надо было запоминать.

— Месяц назад я не знала и предположить не могла, что всегда и везде нужно полагаться только на свой мозг и свою память, а записи в блокноте могут быть далеко недосягаемо.

Она опять мысленно стала перебирать содержимое сумки. Прокладки — это не важно, хотя актуально, скоро начнутся эти неприятные дни, а средств гигиены нет и денег тоже нет. А тут еще и название фирмы не может вспомнить. Аж кричать хочется. Что еще? Листочек, оторванный дядей Васей от газеты, на котором он написал адрес своего сына — это важно. Дед Вася в поезде сказал, что она может прийти к нему в гости. Он еще и имя на нем написал. Она его помнит — Леонтьев Виктор Васильевич. Имя знает, а адреса нет.

Марта тяжело вздохнула.

— Ты чего? Устала?

— И это тоже.

— Скоро придем. Сейчас через вон тот двор на соседнюю улицу, а там близко.

— Мне кажется, или мы уже полгорода прошли?

— Ха-ха. Ты просто не представляешь размеры Москвы, мы с тобой даже сотую часть не обошли.

— Где мы находимся? Это окраина города?

— Точно не центр и не Красная площадь. Хотя я бы не отказалась там жить.

— Где? На Красной площади?

— Не на самой площади. А вот там, где президент.

— Какие твои годы. Все возможно.

— Ты серьезно?

Малая удивленно и наивно посмотрела на Марту. Марте стало стыдно, что она так неудачно пошутила. Наконец-то Марта увидела в ней ребенка, наивного мечтающего ребенка, а не злую взрослеющую тринадцатилетнюю девчонку, которая врет и рассуждает по-хамски и за оскорблением в карман не лезет. Она погладила девочку по волосам и сказала.

— Конечно. Если верить во что-то сильно-сильно, то оно обязательно сбудется.

— Ты знаешь — шепотом сказала девочка — когда я мечтаю о чем то, то оно не сбывается.

— Это не мечты.

— А что? — удивилась Малая.

— Ты не мечтаешь, ты просто загадываешь о каком-то конкретном деле. Например, хочу по математике получить пятерку. А оно не сбывается.

— Да. Точно.

— Но это не мечта. Мечта — это что-то грандиозное и заветное. Вот я, например, мечтаю летом ездить в Крым. Очень хочу каждое лето ездить на море и жить у самого Черного моря, чтобы выходить утром из домика, а море вот оно — Марта протянула руку, как будто дотронулась до воды — а потом плавать и загорать. И так до самого вечера.

— Ничего себе — восхитилась Малая — класс.

— Я с этой мечтой спать ложусь. А ночью мне хорошие сны снятся. О море.

— Всегда?

— Нет, конечно. Но часто. Вот это и есть мечта. Мечта — это как кино. Ты смотришь ее и видишь каждую мелочь, каждую деталь. А ты как режиссер этого фильма. Увидела что-то и оно тебе не понравилось, а ты можешь изменить сюжет и постановку.

— Как это?

— Ну, например, вот я мечтаю о море. Лето, тепло, солнце, день, ночь и так далее. А теперь я мечтаю о море, но только поехала я туда в июле. Именно в июле.

— Почему?

— В июле там вода светится.

— Как это? Лампочками что ли?

— Нет — улыбнулась Марта — в это время года к берегу приплывает планктон. Знаешь кто это?

— Нет. Но что-то знакомое.

— Это маленькие животные, которыми питаются многие рыбы, и киты им тоже питаются, только в Черном море киты не водятся. В общем, в это время года он подплывает к берегу, а в ночное время в свете под луной он светится. Как звезды.

— Как звезды? Да ладно — не поверила девочка.

— Да. Представь. Берешь воду в ладони и бросаешь. Воду не видно, а видно светящиеся звездочки. Плывешь в темной воде и сама светишься и фосфоришься. Это так красиво.

— А ты откуда знаешь, ты была там уже?

— Нет. Я по телевизору видела. Передача познавательная была.

— Но это просто нереально.

— Это правда.

— Я верю, просто удивляюсь. Разве такое может быть?

— В природе многое может быть, о чем мы еще не знаем, или знаем, но оно такое необычное для нас, что трудно в это поверить или осознать.

— Да-а — протянула Малая — классная у тебя мечта.

— А у тебя какая мечта?

Малая пожала плечами и без вдохновения ответила:

— А мы уже пришли.

Настроение девочки испортилось в один миг. Марта не могла понять от чего именно. От того, что она спросила о мечте, или от того, что они уже пришли.

Марта осмотрелась. Ни одного жилого дома. Когда они пролезли в лаз в заборе и оказались на территории гаражей, Марта подумала, что Малая ведет ее коротким путем, и скоро они выйдут и где то там, за этими гаражами будет дом Малой. Потом она увлеклась рассказом о своей мечте и не сразу сообразила, что они идут вглубь гаражей, а не на выход.

— И где твой дом? — стараясь не выдавать тревожное состояние, спросила Марта.

— Вот он — Малая указала на ворота железного гаража.

Девочка осмотрелась по сторонам, убедилась, что в округе никого нет, пальцем порыла землю под гаражом, отрыла ключ и открыла им дверь посередине ворот.

— Проходи.

Марта как сомнамбула, вошла в гараж. Машины там не было, как предполагалось. Но запчастей и всякого железного хлама предостаточно. Сам гараж был разделен на две части, от одной до другой его стены висела потрепанная, забрызганная, в пятнах тряпка, некогда бывшая шторой, она закрывала вторую половину железного помещения. Возле входа стояла плита и кастрюли, ими даже пользовались, пахло едой, не очень вкусно, но что-то съедобное в них готовили, стояли пластиковые бутылки и баклажки с водой.

Малая чуть раздвинула штору, пропуская Марту.

— Проходи.

За шторой оказалась большая часть гаража, она предназначалась для сна и отдыха. У самой дальней стены стоял ужасного вида диван, тумбочка и даже допотопный черно-белый телевизор с маленьким выпуклым экраном, может даже и рабочим. Вдоль всех стен гаража стояли многоярусные полки, на которых были всякие запчасти. Их было так много, от этого казалось, что Марта попала на планету «Железяку» и каждый звук и каждое слово отражалось от них и звучало стальным эхом.

В углу стояло что-то похожее на собранную раскладушку, на диване лежали свернутые одеяла и подушки, из открытой дверцы тумбочки торчали вещи.

Она никогда не была избалованной жизнью, не была богатой, не была капризной. Принимала все и в любом виде. Если ее угощали подгнившим с одной стороны яблоком, то она его с благодарностью принимала, объедала хорошее и была тому рада. То, что оставалось недоеденным кидала, курам или поросенку. Она жила с мамой в ветхом доме, потому что денег всегда не хватало, потому что мужских рук не было, потому что мама все отдавала ей (не деньги, а себя), и жила ради своей доченьки. И пока село Норки загибалось, у многих была похожая ситуация, у многих были такие дома и такая жизнь. И поэтому Марта не была балована роскошью и деньгами, но то, что она увидела сейчас, не могло уложиться в ее голове. Привыкшая к безденежью, она и представить себе не могла, что есть такая тринадцатилетняя взрослая девочка, живущая не понятно как и где. Разве люди могут жить в таких ужасных нищенских антисанитарных условиях?

Марта понимала, что есть семьи беднее, чем их с мамой семья, но никогда бы не подумала, что увидит это своими глазами, что ей придется воспринимать это через свой разум и пропускать через сердце.

Марта прислонилась к стеллажу с железками, голова закружилась, в глазах потемнело и ее затошнило.

— Тебе плохо? Да?

Марта закрыла глаза, тошнота поднялась из желудка и встала в горле.

— Марта, — позвала Малая.

— Нет, все нормально — через силу ответила Марта.

— Надо было утром завтракать, а ты только молоко попила, вот у тебя и слабость.

— Я не хотела.

— Садись на диван, я тебе воды принесу.

Малая ушла за шторку, погремела кастрюлями и крышками, переставляя их, налила с большой бутыли воды и вернулась к Марте. Та как стояла прислонившись к стеллажу, так и стояла. Малая протянула ей стакан.

— Говорю тебе, сядь на диван.

Марта поднесла стакан к губам — вода была не свежая, пахла затхлым, но она все же попила. На удивление, после воды ей стало лучше. Она, наконец, пришла в себя от увиденного и не громко спросила:

— Ты поэтому поставила мне условие, чтоб я никому не говорила, где именно ты живешь?

— Да.

— Неужели, ты здесь живешь?

— Да.

— С кем?

— Это не имеет значение.

— С мамой?

Марта, поняла, что задала глупый вопрос, она огляделась, ведь никаких признаков женщины в этом месте нет. Хотя о чем здесь речь, здесь вообще не должно быть признаков жизни. ЗДЕСЬ должен стоять автомобиль, или на худой конец, мопед. Это же гараж!!! А здесь диван и кастрюли. И не похоже чтоб тут Малая жила с мамой.

— Где родители? — резко спросила Марта.

— Слушай, Марта — сразу же разозлилась девочка — чего-то ты много вопросов задаешь. Тебе какая разница? Тебя это не должно волновать. Проводила меня домой, попила водички и катись на все четыре стороны. Дверь знаешь где.

Она выругалась.

— Не ругайся, ты же девочка — машинально отреагировала Марта.

— А ты мне не мать и не училка, чтоб замечания делать и учить, как мне надо разговаривать. Вали давай в свою полицию. За помощью. Только про меня не смей там никому рассказывать. Усекла? А расскажешь обо мне — тебе не поздоровится — прошипела она угрозу.

Малая раздраженно прошла мимо Марты, плюхнулась на диван и уставилась в железный потолок гаража.

Марта устало вздохнула, посмотрела на эту маленькую, но очень злую девчонку. Она уже давно обратила внимание, что у Малой очень быстро менялось настроение со спокойного до безумно злого, что она очень быстро зажигалась гневом и в ту же секунду могла накричать на Марту, совершенно не подбирая выражения.

— Я всего лишь хотела проводить тебя домой и…

Малая перебила ее:

— Проводила? — она зло взглянула и отвернулась — все. Хватит прощаться. Уходи уже.

— Я собиралась передать тебя родителям.

— Во-первых, я не передачка, чтоб меня передавать, а во-вторых, видишь же, что родителей нет. Можешь идти. В полиции тебя заждались.

Марта прекрасно понимала, что ей давно уже надо быть в полиции, что ее действительно, после вчерашних событий, там заждались. И ей нужно по светлому дню добраться до полицейского участка. А еще неизвестно, в каком направлении двигаться, Малая не сильно хочет с ней разговаривать, да и Марта не очень хочет у нее спрашивать, та от злости может и матом послать. Придется узнавать дорогу у прохожих. Но уйти, не дождавшись родителей девочки, она не могла. Для нее это была миссия номер один. И она еще не выполнена. Но миссия и не сможет быть выполнена, скоро об этом узнает сама Марта.

— Вот и хорошо — устало сказала Марта и присела на низенький табурет возле шторки, отделяющей зону сна и кухню. От шторки сильно несло запахами еды и грязи, она пропиталась старостью и ветхостью.

— Меня там долго ждут и еще подождут. И я подожду.

Малая медленно перевернулась на диване, набрала полную грудь воздуха, готовая разразиться гневным криком на эту непонятливую особу, но не успела.

Дверь гаража распахнулась, впустив глоток свежего воздуха, шторки колыхнулись и внутрь быстрым шагом вбежал парень, он, не заметив ее, проскочил мимо Марты, подскочил к девочке, схватил ее и стал обнимать. Толи от радости, толи от переживания он громко заговорил:

— Вернулась, наконец-то, я думал все уже. Я места себе не находил. Думал, повязали тебя. Пацаны тебя возле нашего светофора увидели и сразу ко мне. Я от радости чуть не сдох. Прикинь? Ты где была всю ночь? А?

— Повязали — повязали — простонала девочка из его объятий — да отпусти ты уже — дышать не чем.

Парень ослабил хватку, отпустил Малую и уселся на диван, в поле его зрения попала Марта, взгляд его изменился — от радости не осталось и следа.

— Ты кто такая? — грозно прошипел он.

Он медленно протянул руку к железной полке, достал с нее увесистую железяку, похожую на трубу и стал медленно подниматься с дивана.

Марта поежилась от страха, вытаращила глаза.

— Не трогай ее — сказала Малая, садясь на диван — она меня спасла.

Девочка взяла у парня железяку и положила обратно на полочку.

— В смысле?

— Чего непонятно? Она дверь ППС-ников открыла и мы с ней сбежали.

— Ясно теперь, — парень явно успокоился и уточнил у гостьи — так тебя тоже повязали?

— Нет — еле выдавила она из себя.

Марта сильно напугалась парня и не знала как себя вести. Резкий приступ агрессии мог повториться, а трубу Малая не очень далеко убрала.

— Ее не брали, она мимо бежала — продолжила Малая, не обращая внимания на удивленный взгляд парня. — Потом мы с ней ночевали у одной бабульки под городом. А у нее собачка. Такая клевая, Кузькой зовут. Я с ней играла. Она такая веселая, облизывала меня все время, я с ней расставаться не хотела.

— Ничего не пойму. Какая собака? — спросил парень, не отводя взгляда с девушки.

— Кузька. У бабки живет. Потом нас бабця покормила, попоила и спать уложила. Я ей сказку наплела, что мы с этой сестрой ходили в лес по грибы и ягоды. А она поверила.

— Теперь более понятно. Все хорошо, только не пойму, чего ты ее сюда притащила?

— Ее? — девочка посмотрела на Марту и засмеялась — так она придумала, что я еще маленькая и меня нужно домой к родителям проводить. Вот она меня и провожала.

–Теперь все понятно — парень нежно обнял девчонку, поцеловал ее в макушку и грозно обратился к Марте — твоя миссия окончена. Можешь идти домой.

Марта вытаращила на него свои и так огромные глаза и помотала головой. Такого хамства она не ожидала от молодых людей, вернее от малолетних детей.

Теперь разозлилась она. Ей до чертиков надоели выходки и перепады настроения малолетний девчонки, так еще этот пацан тыкает ей и указывает, что она должна делать, еще и трубой угрожающе вооружался. Хоть он даже не успел той железякой даже замахнуться, но Марта была уверенна, что получит ею по голове. И так все это разозлило ее — злость неуравновешенных детей, их агрессия и условия жизни, гараж с затхлым не свежим воздухом, порванный диван и грязные кастрюли, похищение Ани, страх от убийства сержанта. Все это резко навалилось на нее, и она прокричала:

— Домой? Я не иду. Я иду в полицию. Где здесь у вас полиция? Куда мне идти? Туда? — она указала пальцем в одну сторону, потом в другую — или туда? А?

Дети ошарашено молчали. Она встала с табурета, не дождавшись ответа, гордо произнесла:

— Счастливо оставаться.

Она резко отшвырнула грязную замусоленную шторку, та мягко за ней закрылась. На так называемой кухне, Марта сообразила, что до сих пор держит стакан в руке, она как можно громче стукнула им по столу.

–Ужасно — возмутилась она и вышла на улицу.

Она постояла секунду, подумала и пошла в том направлении откуда они с Малой пришли. Там во всяком случае она знала где лаз в заборе.

Парень повернулся к Малой и спросил:

— Че это было?

Малая пожала плечами:

— Нервная она какая-то. А сразу и не скажешь.

— Так я не понял, она же от ППС бежала с тобой. Зачем ей нужна полиция? Нас сдать хочет?

Он резко вскочил и ринулся в сторону выхода.

— Нет, Митя. — Остановила его Малая — нет. Не будет она нас сдавать. Она не местная. Приезжая. Ее ограбили. У нее ни вещей, ни денег. И ее саму хотели украсть и в рабство сдать. Бред конечно. В рабство. На нее дунешь — она переломается. Какой из нее раб? Но она сбежала из той машины, а потом началась стрельба.

— Стрельба? — распереживался Митя.

— Да. Там, кажется, убили одного. — Она пожала плечами — хотя может и не одного, а больше. Там погоня началась.

— А ты?

— А я в машине дяди Валеры сидела и все видела. Ужас. Он упал.

— Кто? Дядя Валера?

— Нет. Тот, который ту большую машину остановил, в которой она сидела. Она сбежала. Мимо меня пробегала, а я ей махала — махала, она и открыла мне дверь. Потом мы к бабе Варе на ночь попросились. А у нее Кузька. Клевый такой, лизал меня все время. Прыгал на руки. Вот даже поцарапал. Но мне не больно. — Она выставила вперед ногу, на которой красовались царапины — а это я в лесу поцарапалась, когда с ней бежала, а вот… вот Кузька поцарапал. Смотри.

— Стоп, Малая, я ничего не понял. Давай все с начала начинай.

— Да блин. Опять рассказывать? Да?

— Тебя дядя Валера повязал?

— Я же тебе о чем и говорю — устало начала с самого начала девочка. — Чего ты не понял? Он меня на светофоре нашем взял. Прикинь, я блин, даже и не поняла откуда он взялся. Я у такого солидного дядьку обслуживала, как раз помыла лобовое, перехожу к боковым, а тут он. Только пшыкалкой раствор набрызгала. Беру тряпку, чтоб протирать, а тут этот пень, дядя Валера, останавливается. Откуда он взялся — не знаю. Причем, я же осторожно, Митя, как всегда на километр вправо и влево посмотрела. Никого не было. А тут на тебе — останавливается. Прикинь?

Малая скривилась, Митя поторопил ее.

— Понятно, а дальше что?

— Повязал. А что еще? Я стекло домыть не успела.

— Не важно. Что дальше?

Малая недовольно цыкнула языком:

— Я же тебе все уже рассказывала.

— Подробнее, пожалуйста.

— Денег мне заплатили. А этот посадил меня на заднее сидение. Хотел меня к Альке отвезти. Но поехали мы на тот пост, на котором потом стреляли. Я не поняла, толи их туда вызвали, толи они сами просто так туда поехали. В общем, приехали в деревню. Дядя Валера с напарником из машины вышли, а меня заперли. Я аж голову сломала, как мне от них смыться. Но уже отчаялась, потом сама себя успокоила. Отвезут меня к Альке, я и оттуда смоюсь.

— Не отвезут — грозно ответил Митя — я этому Валере машину сожгу, если он тебя еще раз тронет. Пусть только подкатит.

— Не подкатит. Я осторожно буду. Больше не попадусь. Обещаю.

— Пока на улицу не высовывайся — приказал он.

— Чего? — возмутилась девочка и попросила — нет, Митя, я, честно, буду осторожно, не попадусь, обещаю. Только не буду я здесь сидеть целыми днями. Тут сдохнуть можно.

— Ладно, подумаем, что делать — согласился Митя. — Что дальше было.

— Дальше? Дальше они стояли, болтали — болтали, по ходу дела машины тормозили. Там еще никто не просек, что пост ГАИ установили, и носятся как угорелые. А эти тормозили всех в подряд. Потом тормознули этот трактор.

— Трактор?

Малая закатила глаза и опять цыкнула:

— Ну не трактор. Джип такой огромный, как трактор, крутой, навороченный. Гаишник к нему, а оттуда стреляют.

— Что?

— Я аж пригнулась, когда выстрел услышала — прошептала девочка и продолжила нормальным голосом — смотрю, этот гаишник упал, а из машины она.

Малая указала на то место, где совсем недавно была Марта, но Марты там не оказалось, и девочка продолжила:

— Она выскочила и в мою сторону бежит. А дядя Валера, наоборот, в сторону джипа. Джип стартанул, аж дым из-под колес повалил. А я давай кричать и махать Марте.

— В марте? Что в марте? — Митя удивленно уставился на Малую.

— Да не в марте, а Марте. Зовут ее так. Марта.

Митя недоверчиво посмотрел на девочку и спросил:

— А что бывают такие имена?

— Значит, бывают — скептически ответила девочка, распознав в его голосе недоверие.

Малая опять кивнула в сторону, где была Марта и продолжила:

— Она открыла мне дверь. Я выскочила и мы убежали.

— А Валерик?

— А они сели в машину и погнались за джипом. Не до меня ему было. Не знаю — догнали, не догнали. Вот поэтому Марте нужно в полицию. А я ей пригрозила, чтоб нас не смела сдавать.

— Пригрозила? — засмеялся Митя.

— Да — с вызовом ответила девочка.

— Ух, ты угроза моя. — Он нежно потрепал ее по голове и поцеловал в волосы — ладно, я все понял. Ты отдыхай. Вечером пацаны придут. Хавку принесут. Я-то не успел ничего купить, как узнал, что ты вернулась, сразу сюда побежал. Сварганишь на ужин что-нибудь.

— Сварганю. А ты куда?

— Пойду твою спасительницу до полиции провожу. Заодно еще раз напомню, чтоб о нас ничего не рассказывала.

— Точно, проводи. А то эта сова заблудится еще.

***

Естественно Марта заблудилась. Заблудилась в трех тополях на Плющихе, точнее в гаражах. Она думала, что вот за этим гаражом будет лаз в заборе, она туда, а лаза нет. Она прошла еще несколько гаражей — значит за этим лаз, но и там нет. Да что это такое?

Может она прошла далеко и ей надо вернуться обратно?

Она возвращалась и пролазила между следующими гаражами и не находила прохода.

Да что ж это такое?

Она долго кружила и петляла по территории среди похожих домиков для машин. И когда поняла что мимо двести сорок восьмого номера гаража она уже проходила, и, кажется, не один раз, и заглядывала за него и лаза не находила, то уже вообще отчаялась.

— Где же этот злополучный лаз? — спрашивала она саму себя.

Она пролезла между очередными двумя гаражами и наконец, попала туда, куда пыталась попасть. Вот он — лаз. И не совсем он злополучный. А даже наоборот, спасительный. Она пролезла в него, разогнулась и услышала шорох позади себя. Она обернулась и увидела того парня, который чуть не кинулся на нее с трубой. Марта присмотрелась к его рукам, не прихватил ли он с собой железяку, у него ничего не было и это ее успокоило.

— Я провожу тебя — сказал парень, пролезая следом за ней.

— Зачем? — хмыкнула Марта — я сама могу дорогу найти.

— Я так и понял — он ехидно ухмыльнулся — в пространстве ориентируешься просто прекрасно. Полчаса выход между гаражами искала.

— Они все одинаковые.

— Да ладно? — засмеялся Митя.

Он развернулся и развел руки в сторону всего гаражного «поселка» — домики для автомобилей отличались своим буйством красок, вперемешку с железом и ржавчиной.

— Па-пам — пропел он, указывая на неодинаковые гаражи.

— Я отдыхала — нехотя, соврала Марта и отвернулась, пытаясь сообразить в какую сторону идти.

— Ну и ладно. Еще будешь отдыхать, или тебе показать куда идти? — Митя перестал веселиться и указал, помахав рукой — нам туда.

— А ты уверен, что нам по пути? — на всякий случай уточнила Марта, зашагав в нужном направлении. — Я имею в виду, что ты же боишься полиции, а сам хочешь меня туда проводить.

— Во-первых, я полицию не боюсь. Во — вторых, проводить я тебя решил, потому что ты Малую в беде не бросила, выручила ее, а еще и домой проводила.

— Хорошо, убедил.

— Меня, кстати Дима зовут.

— Я Марта.

— Дурацкое имя.

— Почему это?

— Потому что нет такого имени.

Он шел быстрым шагом, а Марта прибавила скорость, чтоб успевать за ним.

— Есть, — спорила она, запыхавшись — и очень давно. Это не новое имя, как например, сейчас очень модно называть девочек Цецилия или Олимпиада.

— Как? — не поверил он — нет таких имен. А твое очень на месяц года смахивает. Март, июнь, ноябрь.

— Март — слово мужского рода. А имя Марта пришло к нам из иностранного языка.

— Какого?

— Польского. Хотя я читала, что история имени уходит в древние времена и к месяцам года никакого отношения не имеет. У моего имени скорее арамейские корни. И распространено оно во всех странах мира. Чаще всего встречается в Польше.

— Ничего не понял, что ты сказала — Дима пожал плечами.

— Я понятно изъясняюсь — возмутилась Марта.

— Так ты полячка?

— На половину полячка. Мама у меня была русская. Мы с ней в деревне Норки всю жизнь прожили.

— Норки?

— Да. А когда крестили меня, то дали церковное православное имя Марфа.

— Ну, это уже по-нашему. Это более родное имя, чем месяц года.

— Не месяц года — возмущенно запыхтела Марта.

— Да понял я, понял. Не обижайся. Я шучу. А как ты говорила Сицилия — новомодное имя?

— Нет. Сицилия — это остров Италии. А имя Цецелия. Я не знаю, что оно означает, но есть такое женское имя.

— А мое имя что означает?

— Ничем не могу тебе помочь. Я же не энциклопедия «значение имен». И всех имен знать не могу.

— Жаль.

Марта удивленно с боку посмотрела на Диму — он действительно расстроился. Этот парнишка, который десять минут назад смеялся над ее именем, очень хотел узнать, что обозначает его самого имя.

— Если хочешь, я найду.

— Не надо. Мы уже пришли — он остановился и повернулся к Марте.

— Да? — удивилась Марта и закрутила головой в поисках полицейского участка, не понимая где же он.

— Если что — ты меня не знаешь. Про Малую — ни слова. Придумывай на ходу, что хочешь, но про нас не упоминай. Выкручивайся сама. Зайдешь за поворот, там и будет полицейский участок.

— Хорошо.

— Ну, все. Прощай.

— Прощай, Дима, — грустно улыбнулась Марта.

Дима развернулся и пошел обратно, но Марта его окликнула.

— Дима.

— Что? — оглянулся он.

— Извини, что накричала на вас с Малой — она повернулась и пошла за угол, по ступенькам поднялась в полицейский участок.

Дима пожал плечами, заметил выходящего полицейского и юркнул в ближайшие кусты.

***

Мало того, что она уже битых три часа просидела в коридоре, так еще и участковый в сто первый раз спрашивает, откуда Костя, как его фамилия. Марта в сто первый раз ему объясняла и все время крепилась, чтоб не разрыдаться. Она-то надеялась, что в полиции ей помогут. И хотелось бы, чтоб помогли сразу, а на самом деле быстрой помощи ей не светит. Она боролась с дрожащим голосом и наворачивающимися слезами.

— Я не знаю — устало протянула Марта, — я же вам объясняю — познакомились в поезде. Он подсел к нам в вагон. Я не знаю, на какой это было станции. Ночью было. Утром я проснулась, а он уже был в вагоне. Его встречал этот самый Босс. Они решили нас подвезти.

— И вы сами сели к ним в машину — он сделал ударение на слове сами и пытливо уставился на девушку.

— Сели сами, но мы же без задней мысли.

— Глупо, ничего не скажешь — сам себе сказал участковый, но так, чтоб она слышала.

Она, конечно, слышала и расстроилась еще больше, он отвел взгляд и стал что-то писать в протоколе.

Марта шмыгнула носом и сказала:

— Я вас прошу, Николай Васильевич, не надо поучений, мне и так тяжело. Я не знаю, что с Аней, где она. Ей сейчас тяжелее чем мне. Я об этом уже думать не могу. У меня от мыслей, что с ней могут сделать, скоро голова лопнет. Бедная она.

— Найдем мы вашу Аню.

Николай Васильевич взглянул на Марту, и сжалился над глупой девчонкой. Сколько их таких бестолковых на его рабочем пути попадались. Этой повезло — смогла сбежать, а вот подруга пропала.

«Главное, чтоб не сгинула» — мысленно поплевал Николай Васильевич и сказал:

— Справку тебе выпишем, что паспорт у тебя украли, на случай если патруль остановит. Где живешь сейчас?

— Пока нигде.

— Поточней, пожалуйста.

— Мы с Аней должны были жить в общежитии, которое предоставит фирма по трудоустройству, но я же вам уже говорила, я не помню ее название.

Марта всхлипнула, не выдержала и расплакалась. Как бы честно она не крепилась и не сдерживалась, не хватило сил удержать слезы в себе. Она рассказывала о своих жутких приключениях последних суток, старательно не упоминая Малую, все время, переживая об Анюте, напрягая уставший мозг, чтоб вспомнить адрес и название фирмы, прогоняя мысли о предстоящей ночи и ее ночлеге, о безденежье. Но у нее ничего не получалось: адрес не помнит, название забыла, где жить — не знает, где денег взять — проблема, как Анюте помочь — не решаемая проблема.

— Не плач — со вздохом сказал Николай Васильевич — совсем не проблема выйти на этого Костю.

— Да? — удивилась Марта.

— Да. Если он билет брал на свое имя. Место в вагоне, в котором он ехал ты уже сказала. Пришла бы вчера, раньше бы его вычислили. Не переживай, вычислим. И не таких ловили. Ориентировки везде на этого Костю есть. Он же в Ивкина стрелял. Тот его запомнил, сделали по описаниям фоторобот. Я его распечатаю — покажу тебе.

— Подождите — попросила Марта — вы сказали Ивкин?

— Да.

— Так сержант Ивкин жив? — прокричала Марта от радости.

— Жив. Ранен. В больнице.

— Ух. Слава Богу. Я думала, его убили.

От огромного облегчения, спавшего камнем с груди, она еще сильнее расплакалась, наткнулась на неодобрительный, но сочувственный взгляд участкового.

— Пришла бы раньше к нам, раньше бы узнала, что он жив и идет на поправку.

— Я так рада, вы не представляете — всхлипывала она, приложив руки к груди.

— Представляю, чего уж там. Ладно. Машина, на которой вас подвозили на работу в угоне уже два месяца числится. Это проверено. Я сейчас приду.

Он встал из-за стола и вышел из кабинета. Вернулся быстро и протянул ей листок бумаги:

–Вот. Это Костя?

Марта с первого взгляда узнала его. На весь лист было напечатано лицо в черно белых, серых тонах, что придавало ему вид не живого, но в то же время угрожающего, опасного человека. Она вытерла насухо глаза и ответила:

— Да, это он.

Николай Васильевич записал и заметил, что Марта не могла оторвать взгляд от фоторобота.

— Так, следующий вопрос — зачем девчонку из машины выпустила?

Марта засуетилась, заерзала на стуле и ответила:

— Так ведь испугалась.

— Чего?

— Стреляли же.

— Понятно, а если бы это опасный преступник был? В машине полицейских иногда преступников закрывают.

— Ну, какая она преступник? — возмутилась Марта — дитё совсем.

— Куда она пошла.

— Я не знаю. Я в лесок убежала. Там заблудилась.

— И ночевала в лесу — несколько спросил, а больше утвердил Николай Васильевич.

— Да — быстро согласилась Марта.

— Хорошо — согласился участковый, пропустив через уши все ее вранье.

Он отвел взгляд от Марты и опять стал писать и заполнять документы.

Марта поерзала на стуле и прошептала:

— Ужасно.

— Что именно? — уточнил Николай Васильевич.

— Вот смотрю на эту фотографию и понимаю, что это настоящее его лицо, а там, в поезде он, как искусный актер играл роль доброжелательного парня, чтоб нас с Анютой расположить к себе и подружиться с нами.

— Да — согласился Николай Васильевич. — Так оно и есть, милая девушка. Обычно эти, извини, уроды так и работают. Располагают доверием, расспрашивают, личное узнают. Узнал, что вас никто не встречает, едете вы к чужим, незнакомым людям, для которых вы, мягко говоря, безразличны — приедете вы к ним на работу — хорошо, не приедете — ну и ладно, другие приедут. Вас на фирме ждали-ждали, а вы не приехали, о вас и забыли. Это бизнес. Он все у вас выпытал…

— Анюта сама все рассказала — перебила его Марта.

— Вот — жестко продолжил Николай Васильевич — рассказала и развязала ему руки — можно девчонок везти к себе. Куда там? На дачу? И кутить с ними. Это хорошо, если отпустят, а могут и убить.

— Что вы такое говорите? — ужаснулась Марта.

— А что? — зло спросил он, а потом спокойно добавил — это правда, милая девушка. Ты отдаешь себе отчет, куда вас везли?

— Да. Босс конкретно сказал, что в сексуальное рабство. Что спрос у него на красивых и молодых — Марте было тяжело это вспоминать уже в сто первый раз, она попросила — пожалуйста, Николай Васильевич, найдите Анюту. Спасите ее.

Николай Васильевич тяжело вздохнул, но ничего не ответил, стал читать, что сам же написал. Вроде все точно написал, ничего не упустил, вот только паспортные данные этой Марты Викторовны не записаны, но тут по причине кражи сумки. Сейчас опера приедут, которые дело по огнестрельному ранению сержанта Ивкина ведут, опять ее опросят, если что еще придется в протокол дописывать. Он отложил протокол, взял маленький листок бумаги и написал в нем номера телефонов, потом протянул Марте. Она так и смотрела на него с мольбой в глазах.

— Возьми.

— Что это?

— Это мои телефоны. Рабочий и домашний. Если нужно будет что-то срочное, или вспомнишь что-то еще, позвони.

— Спасибо.

Марта взяла записку и вспомнила как вчера… ого, это было вчера, а такое ощущение, что уже неделя прошла. Нет. Вчера. Вчера в плацкартном вагоне поезда дед Вася писал на таком же маленьком листочке адрес и имя своего сына, к которому, по его словам она может обратиться, если будет трудно. Или он сказал, будет плохо. Хотя какая разница, ей и плохо, и трудно, и страшно, а вот листочка с адресом у нее нет, и она его не помнит. А еще вчера днем, взяв этот самый листочек из дедовский рук, она мысленно ухмыльнулась, почему ей должно быть трудно? Разве может быть такое? Оказывается, может.

— А ты знаешь, что? — Николай Васильевич задумался и предложил — ты вот что. Ты завтра вечером обязательно мне позвони. Я тебе повыбираю фирмы, которые занимаются трудоустройством иногородних. А лучше не звони, а сама сюда вечером приходи. Я этот список тебе передам, почитаешь, может, вспомнишь название, примут тебя на работу. Они же ждали тебя. Не думаю, что у них уже замена есть.

— Ой, спасибо, Николай Васильевич, — обрадовалась Марта — я все думаю об этой фирме, но никак не могу вспомнить. Ловлю себя на мысли, что если услышу или увижу это название, то обязательно вспомню. Оно крутится в голове, как шальной ветер, а поймать ее не могу. Помощь нужна. Подсказка.

— Надеюсь, помогу. — Он тяжело вздохнул и устало посетовал — что-то опера долго едут.

Марта пожала плечами. Николай Васильевич, не вставая, дотянулся до чайника и включил его. Он ужасно устал. От усталости он стал выглядеть старше, осунулся и помрачнел. Нехорошие мысли кружили в голове. Еще эта девчонка со своими проблемами, а проблемы-то очень серьезные.

Когда чайник закипел, он запарил две кружки чая, достал из шкафчика пакет с печеньем и подал Марте.

— Поешь. Чай без сахара. Закончился. Так что не сладкий.

Тут только Марта поняла, как сильно она проголодалась, действительно она не ела со вчерашнего вечера, когда поужинала у Варвары Йосифовны.

— Спасибо огромное.

Она взяла печенье и стала его хрумкать, запивая горячим чаем. Этот горьковатый, не сладкий чай с чуть затвердевшим печеньем, показался ей самой вкусной едой в мире. А еще вчера она точно также думала о жареной картошке с молоком.

От участкового она вышла, когда на улице уже было серо, солнце еще не село за горизонт, но уже не могло пробиться слабыми лучами через каменные стены домов города.

Она осмотрелась по сторонам, не понимая, что ей надо делать.

Марта устала, как будто вагон угля разгрузила. А ведь физически ничего не делала. Только рассказывала и отвечала на вопросы. Опера приехали с какого-то дела, опросили Марту уже в сто двадцать второй раз, записали показания, она подписала кучу документов, расписок и заявлений, сама уже толком не понимая, что именно подписывает и зачем столько подписей.

И куда теперь идти? — сама себя спросила она, но сама себе не ответила. Она только глубоко вздохнула, сошла по ступенькам полицейского участка и пошла. Пошла, не зная куда.

И что сегодня делать? — опять спросила она себя и ответила — тут только один вариант — побродить до глубокой ночи по городу, делая вид, что гуляю, а потом найти тихий двор и устроиться на скамеечке, а если повезет на детской площадке в теремочке.

Она так и сделала. Пошла по неопределенному, намеченному маршруту. Дед Петя глубокомысленно говорил, что с дороги можно сходить, если новая дорожка не скользкая. В ее сегодняшнем пути даже запрещающих светофоров не было.

Он подошел к ней сзади. Неожиданно. Почти не слышно. Легонько дотронулся до локтя и на ходу сказал:

— Пошли туда.

И не сбавляя шаг, повернул с улицы вглубь двора.

Марта быстрым шагом, пошла следом. Догнав его, она радостно поинтересовалась:

— Ты ждал меня?

— Нет — грубо ответил парень.

— Ждал — хитро восхитилась Марта.

— Не ждал — уперто повторил Дима.

— Спасибо.

Митя сбоку внимательно посмотрел на нее, убедился, что не издевается и сдался:

— Чуть не состарился, пока тебя ждал.

Марта засмеялась.

–Митя, куда мы идем? — спросила она.

— В гараж — он оглянулся на нее — или у тебя в этом городе есть апартаменты и шикарный дом?

— Нет, конечно — улыбнулась она — у меня ни в каком городе нет апартаментов и шикарного дома.

— Могла намылиться в шикарный зал ожидания Курского вокзала? Так это правильно. Там тоже хорошо. Я там несколько раз ночевал. Только вариант не очень хороший. Там патруль постоянно ходит, за порядком следят и таких, как ты, гоняет.

— Таких, как я?

— Ты без сумок и авосек, тебя сразу заподозрят, что ты бомжуешь.

При этом слове Марта нервно вздохнула. Еле поспевая за парнем бежать, она попыталась спорить:

— Мне справку дали, что паспорт утерян.

— Отличная замена документу — ерничал Митя, — мне бы такую справку.

— А у тебя тоже нет паспорта?

— В том то и дело, что есть.

— А зачем тогда справка?

Парень резко остановился и остановил Марту. Серьезный, злой взгляд напугал девушку.

Во дворе было пусто. Мамочки с детворой уже разбрелись по домам на ужин. А тинейджерская молодёжь ещё не вышла во дворы.

Митя осмотрелся по сторонам и зло проговорил:

— Слушай, Марта, давай договоримся: ты не задаёшь глупых вопросов и вопросов, на котором можешь получить грубые ответы. И таким образом не нарываешься. Договорились?

— Нет, Митя. — Со спокойным вызовом ответила Марта — еще не договорились, потому что я тебя не понимаю. Какие это вопросы глупые? Не понимаю. Это те, которые касаются твоего паспорта? Так ты сам о нём первый заговорил. Или это вопросы о твоём жилье? Так ты сам мне предложил в гараж идти. Я к тебе на ночлег не напрашивалась. Так что тут два варианта: либо расходимся в разные стороны и забываем друг о друге, либо ты перестаёшь мне грубить и ставить условия.

Марта положила руки в боки и стала ждать ответа. Парень тоже стоял и молчал. Гордо выжидал.

Марта догадывалась, что парень не привык уступать, тем более чужим, мало знакомым девушкам, тем более, чуть-чуть старше его самого. С таким гордым, жестким парнем ей не доводилось общаться никогда. Он не уступит и не переступит через свою гордость, значимость и взрослость. Марта не выдержала первая, пожала плечами и сказала:

— Ну, всё, пока!

Она развернулась и пошла в обратном направлении к выходу со двора на улицу.

— Да постой ты! — крикнул он ей в спину.

Она остановилась.

— Марта!

Она повернулась, спросила:

— Что?

Он подошел к ней и потребовал:

— Пошли!

— Мы не договорились, поэтому я с тобой не иду.

Марта была уверена, что с Митей очень трудно договориться и её каприз вперемешку с гонором ему не нравится. Сейчас он развернется и уйдет. А она останется и никуда сама больше не пойдёт, просто будет стоять и плакать, потому что единственного, почти знакомого человека сама же и оттолкнула.

Митя скривился, весь его вид говорил: ну что же, сама виновата, за что боролась на то и напоролась. Он цыкнул языком и заявил, сам не ожидая от себя такого откровения:

— Не хочу, чтобы ты оставалась одна и ночевала неизвестно где. Мне тебя очень жаль. Я тоже не раз бывал в таких ситуациях.

— Сочувствую — серьезно и искренне ответила Марта.

— Ты не понимаешь? — крикнул он. — Это же глупо отказываться от помощи в твоей ситуации. Без документов и денег. Пошли, говорю.

— Ты не перестаёшь мной командовать. Ты хочешь, чтобы я чувствовала себя обязанной тебе? За твою неземную доброту?

— Да не буду я тобой командовать — согласился парень и негромко добавил — мне на самом деле тебя жаль.

— Не стоит — грустно ответила Марта.

— Пошли?

— Пошли.

Они шли через дворы и парки, изредка выходили на оживленные улицы. Темнело быстро. Во дворах и на улицах включились автоматические фонари. На площадках всё реже встречались прохожие. А вот с проспектов доносился шум машин и гул живого города, или скорее, оживающего города, сама себя поправила Марта. Днём, когда они шли с Митей в полицейский участок, она не заметила такого движения и суеты. Ещё тогда удивилась, что город большой, а людей в нём мало, хотя ожидала обратного. А сейчас всё наоборот. Нет, город остался таким же большим, но стал многолюдным и оживленным. Днём люди больше времени проводят на своих рабочих местах, а вечером разъезжаются домой, заскакивают по пути в магазин и в это время всё и все начинают суетиться, бежать, ехать, возвращаться.

«Как муравьи в большом муравейнике» — подумала Марта.

А в деревне Норки, когда солнце садится за горизонт, все дома сидят. Все дела поделаны, коровы подоены и хозяйство покормлено, можно вечером новости посмотреть и спать лечь.

При воспоминании о Норках на неё навалилась тяжелая усталость и грусть одновременно. Ноги частично перестали слушаться, и она уже не ступала ровным шагом, а плелась вслед за парнем. Она подняла взгляд к тёмному небу, вернее к кусочку неба, которое проглядывалось между большими высокими многоквартирными домами. В Норках нет такого маленького ограниченного неба. Там оно везде, от одного края земли до противоположного, от горизонта до горизонта.

Марта мысленно обратилась к небу.

«Помоги мне. Прошу. Не дави меня, прошу. Зачем я приехала сюда? Почему в Норках не сиделось. Сейчас бы уже новости смотрела и ко сну готовилась. Нет же. Поехала лучшую жизнь искать. За большими деньгами поехала. И что нашла? Больше потеряла. Аню выкрали, дай бог, чтоб жива была. Сама бомжую. Ночую неизвестно где и у кого. Спасибо хоть добрые люди на земле живут. Вчера не ночевали под открытым небом благодаря Варваре Йосифовне и напоена, накормлена. Сегодня злой и грубый Митя не дал пропасть. Злой, но добрый. Смешная аллегория получается. Вот только не смешно. Скорее грустно. Злой парень, а в тоже время, добрый. Добрый, и в тоже время злой. На меня с железякой чуть не бросился. Меня пожалел, посочувствовал. Наверное, все же добрый, а злой, потому что тяжело ему. Он же еще ребенок, а не мужик сорокалетний. Я в его возрасте с мамой жила и в школу ходила. А где его родители?».

Митя вывел Марту из грустных размышлений:

— Не отставай. И давай быстрее, ночь уже.

Марта решила не обращать внимание на то, что он опять стал ею командовать, ведь на самом деле уже темно, а они не на прогулке. Конечно, она устала и поэтому снизила шаг, а еще на небо засмотрелась. Усталость — усталостью, но она даже не может сориентироваться, где находится и сколько им еще идти.

— Далеко еще? — спросила она.

— Недалеко, но в гаражах света нет, там темно и дорога не ровная, можно ноги переломать в темноте. Я-то дорогу знаю, а ты точно себе что-нибудь свернешь.

«Точно, Дима, претворяется грозным мужчиной, на самом деле он неплохой, чувственный» — подумала Марта.

Дима, не подозревая, что окончательно перешел из категории злых, в категорию добрых, продолжил свои объяснения:

— Там фонарь только на въезде горит, но нам там идти нельзя. Мы через лаз все ходим.

Марта удивилась и шепотом спросила:

— Все?

— Да, нас много таких, — спокойно пояснил Митя. — А ты думала мы с Малой одни?

Марта не смогла ничего ответить. Она не могла себе представить, что в подобных гаражных условиях живут люди. И их таких много.

— Гаражи наши давно построили — хмыкнул Митя и недовольно продолжил — только раньше они для машин предназначались. Сейчас хозяева машин живут на другом конце города, и ездить в эти гаражи им неудобно. Легче поставить машину под открытым небом под своими окнами во дворе. Только для машин это нехорошо. Они ржавеют и эрозией покрываются. Я уж точно знаю.

— Откуда?

— У моего хозяина СТО. Я у него на мойке работаю — пояснил Дима. — А рядом ремонтируют машины. Я к парням заглядываю, когда минутка появляется. Вот и видел эти эрозии на железе.

— Понятно.

— Многие гаражи пустуют — продолжил он, — но, говорят, скоро территорию заберут и построят развлекательный центр или магазин. Это ведь прибыльно.

— А гаражи?

— Я же тебе говорю, гаражи никому не нужны. А кому нужны были, тому парковку возле дома выдадут.

— А что будет с гаражами?

— На металл сдадут.

— А вы? Что с вами будет?

— Еще не знаю. Нам бы эту зиму пережить.

— А потом?

— А потом весна.

— Логично.

— Ха-ха, — засмеялся он — я имел в виду, что весной у меня день рождения. Мне восемнадцать исполнится.

— Взрослый станешь. Совершеннолетний.

— Да. Этого я жду.

— И что потом?

— А потом меня на работу официально возьмут. Вообще больше возможностей. И гоняться за мной перестанут.

— Кто?

— Да есть тут одна сволочь. Алька со своими шавками. Житья нам не дает. В город опасно выйти. Облаву делает. Хорошо друзья у меня хорошие. Предупреждают. И хорошо, что про наш гараж не пронюхали еще.

— Ты от полиции скрываешься?

— И от нее тоже. Ладно. Все. Идем тихо, а то собаки сторожа нас услышат, будут гнать до самого дома. Я, конечно, их подкармливаю, но они все равно гавкают. Бежать придется. А ты дороги не знаешь.

Красиво Митя назвал гараж домом. От этого названия идти туда стало приятней. Марта улыбнулась. Приятней, но не легче. Митя дорогу хорошо знал и обходил каждую ямку и каждый булыжник. А Марта наоборот. И как она не старалась идти нога в ногу, все равно в каждую ямку попадала, на каждом булыжнике ногу подворачивала. Она даже умудрилась поцарапать руку, пролезая в узкий проход между очередными гаражами. Железка, за которую она зацепилась, была ржавая и корявая, поэтому было очень больно. Она присмотрелась в темноте. На светлой коже растекалась кровь. Она прижала рану здоровой рукой.

Митя остановился и тихонько поскреб в дверь какого-то гаража. Оказалось того самого. Марта хмыкнула, посетившей ее мысли: зря дети ее предупреждали и боялись, что она их сдаст. Сама она бы точно не нашла и не узнала гараж, в который сегодня днем ее привела Малая.

Дверь тихо отворилась и выпустила лучик неяркого света на улицу.

Митя быстро подтолкнул Марту внутрь, зашел сам и закрыл дверь на щеколду. От света одной единственной настольной лампы, сильно опущенным абажуром к самой столешницы, Марта зажмурилась и услышала знакомый голос Малой.

— Ой, у тебя кровь.

— Где это ты так? — спросил Митя.

Марта открыла глаза и попыталась объяснить.

— Там. Между га… — она не договорила, проглотила оставшуюся часть предложения и вытаращила глаза.

Ее взгляду предстала шокирующая картина. Шторки, разделяющие гараж на две комнаты, были раздвинуты, и Марта увидела это. Везде где можно было сидеть, стоять и лежать, сидели, стояли и лежали дети. Мальчишки лет восьми, а может десяти. Она еще сильнее вытаращила глаза и стала их разглядывать. Они все были похожи друг на друга и в тоже время разные. Чумазые, в несвежих рваных одеждах, тихие и молчаливые, с огромными глазами на недокормленных лицах.

Малая в это время намочила тряпку и прислонила ее к ране, Марта от неожиданности вздрогнула и пришла в себя, но сказать ничего не могла. Она с ужасом смотрела на детей, а те с любопытством смотрели на нее огромными, пугливыми глазами.

Малая стала обтирать руку от крови.

Марта помотала головой, пытаясь собрать мысли в ней вместе.

— Больно? — спросила Малая.

Марта опять помотала головой. Вот о ком говорил Митя. Он сказал, что они с Малой не одни такие в гаражах. Просто Марта не могла себе позволить даже на секундочку представить, что это дети. Она даже предположить не могла, что это могут быть дети.

— Где ты так порезалась? — с трепетом спросила Малая, — больно. Да? Глубокая такая рана. Дима.

— Сейчас перекись дам — отозвался парень.

Марта перевела взгляд на девочку. Она заботливо обтирала руку от крови, стараясь не сделать больно. Марта опять удивилась. С момента их знакомства, Малая казалась ей грубой, наглой девчонкой, которая легко может оскорбить, сделать больно и даже, при возможности, обворовать. Марта, наконец, обрела дар речи.

— Между гаражами железяка торчит, я не заметила и об нее порезалась.

— Да есть там такая, — сказал мальчишка лет десяти.

Он слез со стеллажа и сел на пустую бутыль, взял со стола редиску и стал ее грызть, не громко поясняя:

— Это между двести четырнадцатым и двести шестнадцатым. Вы же там шли, Митя?

— Да, Ванек, — подтвердил Митя и взял руку Марты. — Давай обработаю.

Мальчишки давно ждали, когда он нальет перекись, приготовились, сразу подскочили и обступили Марту.

— Смотри, смотри, как пенится — восхищался мальчик.

— Шипит — подхватил другой.

— Класс.

— Вау.

— А почему у меня такого не было? — удивился один из них.

— У тебя столько крови не было. У тебя просто царапина была.

— Просто царапина?! — возмутился мальчик. — Да она заживала две недели. И болела сильно.

— Да ладно.

— Что да ладно? Ты просто не чувствовал. А мне больно было. Во — шрам даже остался. Смотри, смотри.

Он подтянул штанину и приподнял ногу, чтоб все видели его многострадальный шрам.

— Тише вам — скомандовал Дима, — давайте расходиться. Пришли здесь пенное шоу из лекарства смотреть. Расшумелись. Сейчас собаки услышат и сторож придет. Этого хотите?

Мальчишки затихли и стали расходиться по своим местам. Упоминание о стороже угомонило их пыл. Да и перекись перестала пениться, и рана стала им не интересна, тем более Дима забинтовал руку Марты. В гараже стало тихо, только слышно как продолжил грызть редиску мальчишка.

— Ванек, — спросил у него Митя — ты где редиску взял?

— На рынке. Я сегодня ящики там разгружал. Хозяйка со мной редиской рассчиталась. Я огурцами хотел, а она не дала. — Он скривился и продолжил — говорит, держи редиску, в ней витаминов больше. А я не хотел редиску, я огурцов хотел.

Митя позвал, присаживаясь на табурет возле стола.

— Марта, садись, ужинать будем.

Марта села рядом с Димой, Малая стала накладывать им из кастрюли кукурузную кашу.

Митя взял у нее из рук тарелку и сказал:

— А в редиске и правда больше витаминов, чем в огурцах. В тех вообще одна вода и кожура.

— Я просто огурцы больше люблю — возмутился Ванек, — а торговка просто жадная. Ты думаешь, она о витаминах думала? Нет. Просто дала мне то, что у нее в закупе дешевле и прибыль меньше приносит.

Малая в отдельную мисочку нарезала эту самую редиску, посолила и поставила перед Димой и Мартой. Парень поломал хлеб кусками и дал один большой Марте.

— Чай будешь?

Малая спросила у Марты, видимо точно зная, что Дима чай будет.

–Угу — с полным ртом ответила Марта.

Кукурузная каша оказалась сухая, без масла, но вкусная, а редиска с солью вообще самым лучшим салатом.

— Это, конечно, хорошо, Ванек. Но сегодня ты где должен был работать? — строго спросил Дима.

Марта внимательно рассматривала парня, пытаясь понять, он строго разговаривает, потому что зол, или он переживает за Ванька. Митя оказался самым старшим в гараже, если не считать саму ее. Видимо, он учит ребят. Дает указания. Бережет их и защищает. Но что они все здесь делают? Ее мучал один вопрос, почему они все здесь? Или это не один вопрос, а несколько: почему они?, почему здесь? Почему?

Ванек поморщился и ответил:

— На светике.

— Правильно. На светофоре. Чего тебя на рынок понесло? — строго, но тихо спросил он. — Я где вас потом искать всех должен? С каких углов собирать? Я же объяснял. И очень даже доступно. Это все серьезно. А вы все в детство играете. Шутки шутите. Это вам игры что ли?

Он обвел взглядом всех ребят.

— Извини, Дима, — тихо ответил Ванек. — Я просто шел к светофору мимо рынка, а там эта тетка, торговка сама разгружает. Грузчики пьяные в доску, лежат на мешках и картонках. Некому разгружать. Вот я и решил. Заработать на этом и помочь. А у нее там целая фура.

— Ты что? — поперхнулась Марта. — Целую фуру разгружал?

— Ты что? Нет, конечно. Я бы с удовольствием. Кто мне даст? Я бы разгрузил. — Похвастался он.

Видимо, ему хотелось на взрослую девушку впечатление произвести. Кстати, это у него получилось. Она удивленно смотрела на него, забывая жевать. И он по-взрослому, как самый настоящий герой, лучезарно улыбаясь, гордо продолжил:

— Но эти пьяницы, как поняли, что я их хлеб забираю, то есть деньги, которые они потом на водку с консервой тратят, так они быстренько оклемались и бегом разгружать. А меня выгнали.

— Хорошо, что просто выгнали, а не напинали. Вы аккуратно давайте — напомнил и добавил чуть громче — это ко всем относится. Все слышали?

— Да — в разнобой ответили мальчишки со стеллажей.

— Ладно — подытожил Митя, вытирая рот тряпкой, некогда напоминавшую кухонное полотенце, — поздно уже. Все по кроватям и спать.

С полки, которую Дима назвал кроватью, слез мальчишка, на вид самый маленький и подошел к столу, он внимательно осмотрел тарелки, достал рукой с миски колечко редиски и положил в рот, при этом облизав соленые пальцы.

— Димочка, я в туалет хочу — сказал он.

— Пошли, Витек.

Дима еще не доел, но встал, взял Витька за руку и вышел из гаража, стараясь не шуметь щеколдой и железной дверью.

— Постелю тебе со мной — сказала Малая — не знала, что Митя позволит тебе вернуться к нам.

— Я тоже. Спасибо за ужин.

— Не за что.

Марта прибрала в сторонку свою тарелку и помогла Малой. Мальчишки в прямом смысле этого слова укладывались по полкам. По всем стенам вдоль всего гаража шли полки для запчастей, на некоторых из них они и лежали. Но на остальных мальчики раскладывали какие-то старые одеяла, скручивали валиком тряпки, напоминающие одежду и так сверху, даже не раздеваясь, ложились.

— Мы с тобой на диване будем. На мягком — сказала Малая, проследив за взглядом Марты.

— По-королевски.

— Ага.

Девочка разложила диван, постелила давно не первой свежести простынь, вытянула подушки. Одну она перебросила на раскладушку.

— Им же там неудобно — прошептала Марта, кивнув головой на засыпающих детей.

— Тут удобней, чем там, где они ночевали раньше — неопределенно, но как-то по философски ответила Малая.

— А где они раньше ночевали?

Малая пожала плечами, легла на диван. Им досталась одна подушка, поэтому она положила ее на середину, как бы поделив на двоих.

— Я спать хочу — сказала она, отворачиваясь к стене.

— Спокойной ночи.

Она вышла на зону кухни и прикрыла шторки, а в, так называемой зоне спальни стало темно, теперь свет от лампы туда не пробивался.

Дверь со скрипом открылась, в нее быстро юркнули Витюша и Дима, он закрыл задвижку замка и выключил свет.

— Сторож обход делает. Сидим тихо.

Они сидели в кромешной, пугающей и даже зловещей темноте, прислушиваясь к звукам с улицы. Но ничего не было слышно, что пугало еще больше. Только посапывания, уставших за день, ребят, нарушали эту тишину.

Первый не выдержал Витюша, прошептал в ухо:

— Тебя Марта зовут?

— Да — еле слышно ответила она.

–Тц — цыкнул на них Дима.

На улице что-то грохнуло, лязгнула железка об железку, потом послышался лай собак и топот стаи, пробежавшей возле гаража. Витюша испуганно вцепился в руку Марте, она его обняла.

— Чшшш — прошептала она ему в ушко.

А потом настала такая зловещая и противная тишина, когда не понимаешь толи все уже закончилось и сторожевые псы вместе со своим хозяином ушли и можно не прятаться и притихать, толи наоборот с другой стороны железных стен сторож сам притих и слушает тишину, доверяя своему слуху и слуху своих овчарок, готов найти, догнать, схватить нарушителей гаражного покоя.

— Так ты у нас теперь будешь старшая? — опять не выдержал Витюша.

— Нет — прошептал Марта.

— Как нет? Ты же старше Димы, значит должна быть старшая у нас.

— Нет. Старший у вас Дима.

— Тише — цыкнул Дима.

Они посидели еще несколько минут, прислушиваясь и всматриваясь в кромешную темноту. Где-то вдалеке глухо залаяла собака.

— Все, ушли — сообщил Дима, определив по глухому звуку лая, что собаки ушли далеко и сторож, естественно, с ними.

Он включил свет, который резанул по глазам.

— Он редко ходит, но, обычно, когда выходит, то уже за полночь — пояснил Митя. — Я его иногда слышу, но все уже спят. Собаки знают, что мы здесь живем, я их подкармливаю, поэтому они нас не сдают. А от сторожей приходится хорониться. Витюша, иди спать, а то не выспишься.

— Хорошо — Мальчишка сладко потянулся и пошел за шторку.

— Спокойной ночи, Витюша.

Шторка раздвинулись, и из комнаты высунулся удивленно-радостный мальчишка.

— Спокойной ночи, Марта — радостно ответил он и спрятался обратно.

— Чего это он? — шепотом спросила Марта.

— Чего, чего? — передразнил Митя — а кто ему и когда желал спокойной ночи?

— Ну, Дима, ты должен был им желать. Взял ответственность на себя за этих детей, то и должен был желать и приятного аппетита и спокойной ночи.

— Ага, как будто у меня больше проблем других нет — обозлился парень.

— Извини, Дима, согласна с тобой. Проблем много. Не злись. Я не хотела тебя обидеть. Прости.

— Проехали — горько ответил он.

— Дима.

— Что?

— Я, конечно, помню, что ты мне сказал не лезть не в свое дело, но у меня честно не получается.

— Не получается не лезть?

— Я не могу не спросить. У меня в голове не укладывается. Ответь, пожалуйста, мне на один вопрос. Как так получилось, что вы живете здесь? Почему вы здесь? Где ваши родители? Где ваши семьи?

— Марта, ты в школе училась?

— Конечно.

— Не заметно. Считать не умеешь. Сказала, только один вопрос задашь, а сама четыре задала.

— Нет, Дима, это один вопрос. Ответив мне, ты дашь один понятный ответ.

— А тебе это нужно?

— Нужно.

— Зачем?

— Затем, что у меня сердце кровью обливается, когда я на все это смотрю — она кивнула в сторону спальни.

— Я бы тебе посоветовал не смотреть и не обращать внимание.

— Не могу.

— Так я и не советую. Ты ж с другой планеты.

Марта решила не обижаться и спросила:

— Все же, Дима, почему так?

— Точно с другой планеты. И русского языка не понимаешь. Я же тебе говорю, не лезь не в свое дело. А ты все о том же. Пришла ж мне идея взять тебя с собой. А знал же, что начнешь глупые вопросы задавать — сам себя отчитывал Дима.

— Почему глупые? — Марта решила пропускать мимо ушей некоторые оскорбительные фразы и не обижаться на подростка.

— Да потому — ерепенился он — ты что до сих пор не поняла, кто мы? Что мы беспризорники. Не поняла?

— Поняла. Только почему вы беспризорники? Почему живете в душном гараже, без малейших условий? Почему ночуете на железных полках? Вот это у меня в голове не укладывается.

— Много вопросов, Марта, на которые я не буду тебе отвечать.

— Почему?

— Сон пропадет.

— В смысле?

— В прямом. Меньше знаешь, крепче спишь.

Митя задумчиво смотрел в пустую тарелку, он однозначно и бесповоротно решил ничего не обсуждать с чужой, малознакомой девушкой, но все пошло наперекосяк. Сам того не осознавая, как и когда, но стал проникаться к ней доверием. Наверное, это произошло тогда, когда он сообразил, что чужая, малознакомая девушка тоже осталась одна и ей негде жить, ночевать, есть и спать. Но доверять опасно. Зная, что это делать нельзя, он сопротивлялся сам себе. Нельзя сдавать позиций грозного и взрослого мужчины. Этого еще не хватало. Конечно, не хватало. Такого никогда и не было. Он всегда был взрослым, как только отчим погиб, он сразу и повзрослел. Потом мать померла, потом их в интернат устроили. Нет. Не так. Потом его и Малую в интернат сдали. Как со всем этим оставаться ребенком, даже подростком. Повзрослеешь против воли. Так он и сделал. Повзрослел. А потом пришлось сбежать из интерната, прихватив с собой сестру и парней. А потом пришлось повзрослеть и им. Но разве, может он все это рассказать чужой, малознакомой девушке Марте, с которой очень хочется поговорить и поделиться своими проблемами.

«Нет, нельзя! — сам себе приказал Митя — я взрослый и умный. А ей не нужны наши проблемы. У нее своих по горло. Точно с другой планеты. Еще он не встретил на этой планете человека, которого интересовали их проблемы. Да ладно бы только интересовали, Марта же ими пропиталась, пропустила через себя, внимательно отнеслась, с сочувствием, готова помочь, спасти. А я так привык к безразличию и жестокости в отношениях. Но не могу же я взять и все рассказать. Нет. Нельзя. Опасно».

Марта понимала о его размышлениях и сомнениях, но не отступала:

— Не скажешь?

— Я тебе все сказал. А то, что ты видела — очень много.

Марта помолчала, собираясь с мыслями. Было ясно одно — ни Дима, ни Малая ничего ей не скажут, да и остальные мальчишки промолчат. Скорей всего Дима их уже научил, как и кому надо отвечать, как нужно вести себя при посторонних, что можно, а что категорически запрещено обсуждать и все должно быть скрыто и совершенно секретно.

Печально одно. Только то, что все это происходит с детьми. С детьми!!!

Так с детьми не должно быть. Дети так жить не должны. Дети должны жить, а не выживать, не существовать, ежедневно пытаясь найти себе дело, чтоб за это дело им дали еду, редиса или рубли на хлеб с кукурузной кашей. Дети должны жить, не задумываясь, откуда берутся на столе колбаса и куриные ножки с салатом из сыра и яиц. Дети должны играть в машинки и куклы, строить замки из конструктора. А не строить планы на завтрашний день. Дети должны улыбаться, а не спрашивать кто сегодня среди нас старший. Дети должны веселиться, а не удивляться пожеланию спокойной ночи. Дети не должны в поисках еды бояться, что пьяные грузчики накостыляют.

У детей украли детство. Разве такое может быть? Нет! Но вот они! Дети без детства! Кто-то посмел украсть у детей самое золотое время. Драгоценное время они тратят на поиски питания и витаминов в виде редиски, а не на витамины любви и радости.

Что с миром? Почему так?

— Я тоже никогда не видела богатства — вздохнула Марта, — жила с мамой бедненько. Пока был колхоз, мама работала в поле, то свеклу, то картошку, то помидоры садили, пололи, убирали.

— Зачем ты мне это рассказываешь? — недоверчиво поинтересовался Дима.

— Просто так. Потом деревня зачахла. Огороды сеять престали, стали засевать все зерновым культурами и перешли на механизированную обработку полей и маму уволили, по сокращению. И что ты думаешь?

— Что? — с интересом спросил он.

— До районного центра далеко. Каждый день не наездишься, и туда не переедешь, свой дом не бросишь. Мы завели хозяйство, поросят, курочек. Это чтобы с голоду не померить. Потом она научилась шить и стала обшивать все село. На то и жили. Какая никакая звенящая монетка. Бедненько, но она все время пыталась поставить меня на ноги. И все время повторяла, что мое дело сейчас учиться, а она будет деньги зарабатывать.

— И что?

— Ничего. Просто я всегда думала, что мне тяжело. Я никогда не думала, что увижу такое… — она поискала слово, но не нашла — такое, как у вас.

— В жизни всякое бывает — философские заметил Дима, — поверь мне, ты еще многое не видела. Есть вещи, пострашнее нашего жилья. Так что ты не думай, что мы здесь от хорошей жизни.

— Я не думаю, я поражаюсь.

"Если бы ты все знала — подумал Дима. — Если бы я тебе все рассказал, весь наш ужас, то ты б вообще со страха померла". Он помолчал. Он думал, что ей нельзя все рассказывать. Здесь он самый главный и взрослый, а если взрослый значит умный. А он всегда знал, что никому ничего рассказывать нельзя.

— Дима, а Малая тебе кто?

— Сестра, естественно. А ты что подумала?

— Ничего, просто вы не похожи совсем.

— Так это и понятно. Когда родственные связи только по одному родителю, то шансы быть похожими уменьшаются в два раза.

— У вас мама одна или папа?

— Мама была одна.

— Извини, Дима, ваша мама умерла?

— Да.

— Сочувствую. А папы?

— Мой отец исчез, когда мне было полгода. А Малой, — он грустно вздохнул — папа Малой погиб в автокатастрофе. Он был водителем на бензовозе и когда у машины отказали тормоза, он увел машину с дороги в кювет, чтоб не врезаться с автобусом. Он увел удар от людей и избежал больших жертв. Потом еще говорили, что он поступил правильно, разумно и храбро. Малой пять лет было. Она и не поняла ничего.

— М-да — грустно вздохнула Марта, — а Малая знает о том, что ее отец герой?

Как бы не сопротивляется Дима сам с собой, но стал рассказывать о себе и своей семье.

— Знает. Была у нас семья. Очень хорошая семья. Мама, отчим, Малая и я. Все у нас было, потом, как сглазил кто. Все потеряли. Отчим погиб. Мамка пить с горя начала. Хахаля себе нашла. Он такой же, с бутылкой не расставался. Она умудрились замуж за него выскочить. Я тогда не понимал. Радовался. Думал, маме все равно муж нужен. Еще думал, что у меня был самый хороший отчим на свете, я его папой называл, и у Малой будет хороший отчим. А получилось все наоборот. Мамка чахла, водка ее спалила. Очень быстро. Она-то пить не умела. В общем, мы ее похоронили. Нас в интернат. А там вообще ужас. Так что теперь здесь живем. Это гараж отца Малой. У него и машина была, но мама ее продала, когда деньги на водку нужны были.

Дима говорил тихо, и Марте приходилось вслушиваться, а от этого его рассказ казался ей неправдоподобным, страшилкой для взрослых. Не должно так быть.

— Подожди — попросила она, — я правильно тебя понимаю у вас и дом есть?

— Не дом, а квартира — поправил он. — Только там Петруха живёт.

— Какой Петруха?

— Отчим наш.

— А квартира чья?

— Мамина.

— То есть вы наследники. Официальные.

— Так-то оно так, только там нам нельзя появляться.

— Почему?

— Повяжут нас сразу.

— Полиция?

— Они тоже. А вообще охотится на нас опека и интернат. Я же тебе говорил.

— Нет, Дима — возмущенно возразила Марта, — ты мне ничего не говорил. Ты наоборот мне рот закрывал, говорил, чтоб я свой нос никуда не совала и вопросов не задавала.

— Правильно.

— Как будто я засланный казачок и сама к вам в доверие влезла. И как только что-то узнаю, сразу побегу сдавать вас с потрохами.

— Кто ж тебя знает — уперто вздохнул он.

— Никто, — согласилась Марта — здесь меня никто не знает. В этом ты прав. Только не надо делать из меня своего врага.

— Я не делаю.

— Ты видишь во мне врага. Я, понятное дело, помочь вам ничем не смогу, но и навредить не смогу. И не собираюсь даже.

Она гневно фыркнула и замолчал.

Он тоже молчал. Молчал и думал. Считал себя взрослым. А если взрослый значит умный. Только правильно ли он поступает? Думал, что нарочно ее обижает и ни во что не ставит, как и не человек она, а собачка приблудившаяся, вот я тебе кров и еду дам, а ты сиди и не тявкай. А будешь тявкать, я тебя на улицу выгоню. Нет, конечно, все не так как может ей показаться. Он не специально ее обижает. Понимает ли она это? Но обидеть ее надо. Она должна обидеться и завтра же уйти. Да чтоб такая у нее обида была на него, чтоб даже не было желания вспоминать их, ни его, ни Малую, ни пацанов. Он взглянул на нее, она что-то разглядывала на грязном столе и грызла свою губу. О чем ты думаешь? хотел спросить он, но не спросил, потому что понял, он боится ее. Он взрослый и умный мужчина, боится эту девушку. Боится Марту. Красивую девушку с необыкновенным именем. Нет — поправил он себя. Я боюсь к ней привязаться, я боюсь с ней подружиться, я боюсь, что к ней привяжутся пацаны и Малая, боюсь ее пожалеть, ведь если я жалею, то обязательно остаюсь с этим человеком.

А привязанность его к людям очень дорого ему дается.

Нужно ее обидеть.

Только не получается ее обидеть, вернее она обижается, а ему ее жалко. Но он же умный, он же взрослый. Завтра обязательно, что-то придумает и она уйдет.

А ведь он уже сделал первый шаг к этой привязанности. Он уже ее пожалел. Он остался ждать ее возле полицейского участка. Долго ждал. А она не выходила. Он даже подумал, что она бандитка и ее участковый повязал и в обезьянник посадил. Думал и представлял, как Марта за решеткой сидит, и сейчас за ней приедет спецмашина. Представлял, но ждал. Долго ждал, часа три или даже четыре, но не ушел. А еще он надеялся и молил, чтоб ее отпустили из того самого обезьянника, в котором он ее уже представлял. Какое то чувство, наверное, интуиция, все держала его там, в кустах перед участком. А может не интуиция, а жалость. Если жалость, то скоро и до привязанности дойдет, а этого нельзя допустить. Он должен ее обидеть, чтоб она ушла от них.

Завтра же придумает, как это сделать.

А может и не дойдет до привязанности?

Он все прятался в кустах, то сидел, то стоял, но все глядел на дверь участка. Смотреть было неудобно, мешали листья и ветки, он отодвигал их и всматривался в лица выходящих. Он все смотрел и переживал за чужую, малознакомую девушку Марту, смотрел и переживал за себя, что любой прохожий увидит его в кустах, заподозрит плохое, со всеми вытекающими отсюда последствиями. А потом он дождался. Даже обрадовался, но сразу прогнал это чувство. Еще не хватало ему радоваться за совершенно постороннего человека. Он же взрослый и умный, а не мнительная барышня и не взбалмошное дите. Она вышла. На крыльце задумалась. Хорошо, что не посадили ее, а значит, не задержали. Вот и прекрасно. Значит не бандитка. Вставай, Дима, разгибай затекшую спину, попрыгай на месте, чтоб кровь в ногах разогнать, да иди своей дорогой домой в гараж. А она пусть идет своей дорогой, куда там ей надо. И меньше тебе хлопот и не будет никакой привязанности.

А нет. Голова думает одно, а ноги делают другое. Они сами понесли его за Мартой. И язык в заговоре с ногами. Он так легко позвал ее.

Вот тогда-то он и разозлился. Сам на себя разозлился. Ну и на Марту тоже.

Он должен ее обидеть. Завтра придумает, как это сделать, а сегодня ему это никак не удается.

Он думал и смотрел на свои пальцы. Под, давно не стрижеными, ногтями грязь.

— Мне весной восемнадцать будет — сказал он, не отводя взгляд от ногтей.

— Я понимаю. Ты думаешь, что этот факт многое для тебя изменит.

— Конечно.

— За тобой перестанут гоняться? Опека и полиция оставит тебя в покое?

— Да.

— А Малая?

— Я ее усыновлю, то есть удочерю — поправил он себя, переведя взгляд на Марту — то есть возьму над ней опеку.

— А мальчишки откуда?

— Да кто откуда — нехотя ответил парень.

Марта потерла пальцем пятно на столе, оно оказалось очень старое и намертво прилеплено.

— Чтобы быть опекуном, нужны условия для жизни. Гараж точно не подходит.

— У нас есть квартира.

— В которую ты боишься появляться.

— Я не боюсь!? — возмутился Дима — это сейчас нельзя, а потом я вышвырну Петюню.

— Хорошо. А работа? Твой доход должен позволять обеспечивать не только тебя, но и Малую.

— Будет работа. Тем более я уже работаю. Не официально еще.

— Почему не официально?

— Весной меня возьмут по документам.

— Я, наверное, тебя расстрою, но работать официально можно с четырнадцати лет.

Дима ошарашено уставился на Марту, в его взгляде боролись два противоречия, толи Марта врет и пытается его разозлить, толи его наколол хозяин СТО, сказал, что не может его оформить, пока ему не исполнится восемнадцать лет.

— Реально? — недоверчиво спросил он.

— Конечно. Оформляют, только на неполный рабочий день.

— А ты откуда знаешь?

Марта пожала плечами.

— Знаю и знаю. Ты на мойке работаешь?

— Да. Машины мою.

— Не думаю, что опеку это удовлетворит. И они тебе позволят стать опекуном.

Дима опять разозлился. Совсем недавно успокоился, а тут Марта озвучила все его страхи и опасения, чем завела его в нервное состояние. В глубине души он тоже так думал и боялся, что не дадут ему забрать сестру, только надеялся на лучшее и лелеял себя мечтами и мыслями о хорошем. Поэтому он грубо спросил:

— Ты юрист что ли? Откуда знаешь?

— Я не юрист, но телевизор у меня дома был. Его-то я и смотрела.

— Вот и сидела бы дальше, смотрела свой телевизор. Чего сюда приперлась?

Он откинулся от стола и оперся на железную стену гаража.

Марта тяжело вздохнула и ответила:

— Глупая была, вот и приперлась. За лучшей жизнью приехала. За большими деньгами погналась.

— Догнала?

— На стартовой линии тормознула.

— А нет их. Нет больших денег. Во всяком случае, для таких как ты, я, Малая, пацаны — он махнул головой в сторону так называемой комнаты — нету их для нас. Ошиблась ты.

— Я не ошиблась, я размечталась.

— Мечты это для детей.

— С этим могу не согласиться. На самом деле в большом городе больше возможностей. В Норках уже нигде невозможно было устроиться на работу. Плохо, что Анюта не со мной.

— Анюта, это кто?

— Анюта, это подруга моя, которую увезли?

— Не понял.

— Я приехала сюда с Анютой, а ее в том джипе увезли — злясь на себя и на Анюту, пояснила Марта.

— Вчера? Это когда стреляли? Когда ты Малую из машины освободила?

— Да.

— Ничего себе. И что теперь?

— Не знаю. Не знаю где Анюта. Хорошо, что сержант Ивкин только ранен. Я вчера думала, что его застрелили.

— Ничего себе.

— Да. Надеюсь, он поправится. Вот Анюту я потеряла. А еще сумку, документы, деньги украли.

Парень тяжело вздохнул, отклеился от железной стены, облокотился на стол.

— Ты тоже в этой жизни многое теряла — перестав злиться, ответил он.

Она собиралась ответить ему, что надеется еще найти все «потерянное», что надеется на помощь полиции, но прочитала в глазах Димы столько грусти и промолчала. Это была грусть от потери любимых людей. Людей! Людей, которых он никогда уже не сможет найти и вернуть, на кого бы он ни надеялся. Уже никто не поможет и ни случится чуда, как бы он об этом не мечтал, хотя мечты, по его словам, для детей.

А взрослый и умный Дима, который только что думал, как бы обидеть посильнее Марту, чтоб она сама ушла, теперь принял решение и разрешил:

— Живи пока у нас. Спать будешь с Малой.

— Спасибо.

— Завтра придумаем тебе занятие, но параллельно решай свои проблемы. За нас, естественно, никому не слова.

— Я помню.

— Тогда я пошел спать.

— Спокойной ночи.

— Долго не сиди. Свет нужно экономить. Выключай.

— Да, конечно — она выключила лампу и в полной темноте спросила — Дима, а Малую как зовут?

— Малая.

— Нет. Я имею в виду, имя, которое мама дала?

— Это имя и дала.

— Не может быть.

— Она ее всегда Малышкой называла. Ласково так. Это я уже Малой стал звать. А в свидетельстве о рождении Ольга написано.

— Оленька, значит. Красивое имя.

Конец ознакомительного фрагмента.