Белый

Аля Алиханова, 2023

В небольшой деревне поселилась девушка, которую местные жители считают ведьмой. Она владеет тайными знаниями, ее лучший друг – белый волк. Примерно в это же время в соседнем городе таинственным образом при пожаре исчезает молодая княгиня вместе с княжичами.Так ли легка судьба тех, кто знает и умеет больше обычных людей?.. И проще ли ведьмам найти свое счастье, чем простым смертным?..

ХУДОЖНИК

Памяти Алексея М.

Ты всегда в наших сердцах.

***

— Я устала. Хочу пить! — молоденькая цыганочка, звеня монисто, передернула плечами, отбросила назад рыжеватую копну волос. — Да и Казимир меня уже заждался, хватит, отпускай меня! — Девушка вскочила с коряги, на которой сидела, потянулась. Старик, сидевший напротив нее, и что-то старательно рисовавший на коленях, не обратил ни малейшего внимания.

— По Казимиру твоему острог плачет. Хлебнешь ты еще с ним. — Голос старика оказался неожиданно низким и чистым. — Намедни вот купца с дочкой на большаке зарубили. Дочка-то, молодуха, красавица была, слышала, небось? Его рук дело? Не отвечай, и так знаю, что его… Молодая ты еще, глупая. Не знаешь, как людские проклятия на голову падают, да на спину давят, так, что не разогнуться…

— Ты, поди, знаешь? — фыркнула цыганка. Упоминание о разбойничьих делах сразу навело на нее тоску. — Морали читать мне вздумал?

Но старик, словно не слыша ее, продолжал:

— Не деться тебе от него никуда, вижу, не слепой. Только не пара он тебе. У тебя сердце не злое. И он не злой, только судьбу ему другую при рождении начертили, не выберешься… Ох, сыщешь ты с ним горя, дочка… Помяни слово мое, сыщешь… На соседнем хуторе девка брюхатая ходит. Хороша девка, местного головы дочка. Так тоже, сказывают, его проделки. Чай, не слыхала?.. Беги от него, дочка. Беги, пока не поздно…

Цыганка взвилась, словно ужаленная, но старик и ухом не повел.

— А ну-ка, показывай, что выходит! — Одним прыжком девушка подскочила к старику, уже собиравшему за разговорами в грязную суму какое-то барахлишко, и попыталась заглянуть тому под руки, но он сунул в сумку последний предмет, надвинул поглубже шляпу, и, не прощаясь, побрел в сторону леса, словно и не слыша гневных возгласов вслед.

***

Базар шумел на все голоса, захватывал людей, мял их, пережевывал мощными челюстями и выплевывал. Кого с прибылью, кого — лишившимся последних монет.

Молодой горожанин выбрался из толпы, отряхнул рукав явно парадного костюма, который носил с претензией на кокетливость, и смачно ругнулся вслед торопливо пробежавшему мимо крестьянину:

— Эка чума! Всю пыль с дороги поднял столбом, теперь вовек не отчистишься! И ну их, эти ярмарки, одно разоренье да хлопоты! Верно я говорю, Белослав?

К этому времени из толпы выбрался еще один молодой человек, в наряде попроще, и облако пыли, обильно покрывшее его костюм, его явно не волновало. Он лишь улыбнулся, глядя на тщетные попытки друга привести одежду в первоначальное состояние, и лишь еще больше размазывающего пыль по холстине.

— Пустое, Ждан, если бы ты не любил ярмарочные гуляния, ты бы на них не ходил. Посмотри лучше сюда.

Друзья стояли перед городской стеной, у которой расположились ремесленники всех возрастов и обличий, с самыми разными товарами. В глазах рябило от разнообразия предложенного. Бабы с узорчатыми шелковыми платками, расписанными вручную, мальчишки со свистульками, бочкари, корзинщики, плотники, кого здесь только не было… Но привлек внимание Белослава вовсе не рабочий люд, а то, что было разложено перед старым, черным от солнца и ветра, лохматым стариком разбойничьего вида.

Несколько холстов без рам, похожих скорее на обрывки, мусор, чем на произведения искусства, валялись у ног старого пройдохи, но написанное на них не поддавалось ни человеческому языку, ни человеческому сознанию. Яркие, живые краски делали портреты, казалось, более настоящими, чем люди вокруг.

С холстов на молодых людей смотрели богатые горожане, крестьяне с потухшими взглядами, ясноглазые молодицы и румяные парни в ярких рубахах. Мыслимо ли, возможно ли было сотворить такое волшебство обычными старческими руками?.. Между тем продавец, хитро прищурясь, поглядывал то на Ждана, то на Белослава.

— Стари-ии-ик…. — Ждан наклонился над картинами, трогая каждую кончиками пальцев, словно проверяя, настоящая ли. — Сколько хочешь за все?..

Старик промолчал, будто не слышал, обернулся к Белославу:

— Что, понравились ли картиночки, сударь?..

— Понравились, дедушка, понравились, — машинально ответил молодой человек, не сводя глаз с одной.

— Что больше-то по душе, сударь?

— Вот эта. — Белослав указал на портрет молодой цыганки, сидящей на корявом дереве, и перебирающей руками монисто на груди. — Продаете?

— Продам, сударь, отчего ж не продать-то… Я ж, чай, не ради удовольствия по городам лапти топчу, да тут сижу… Один золотой, и портрет ваш, сударь.

Не веря своей удаче, Белослав развязал кошель, вытащил золотой, и протянул его старику. Тот попробовал монету на зуб, демонстративно осмотрел ее, и, завернув в тряпицу, убрал в суму.

— От греха подальше. — Беззубо улыбнулся старик. — А вы портретик-то берите, сударь, да припрячьте. Чай, ваше теперь, никуда не денется, — добавил он совсем уж странно, но Белослав не обратил внимания. И лишь теперь, словно вспомнив, старик обернулся к Ждану.

— А вашего тут, милостивый государь, нету ничего. Не продаются остальные портретики-то. Вы уж не серчайте.

С побелевшим от гнева лицом Ждан дернулся было к старому пройдохе, но Белослав одним движением руки удержал друга, а старик, смекнув ситуацию, сей же моментом собрал свои пожитки, и был таков.

***

Тихий стук в окно разбудил молодую княгиню под утро. Накинув халат, женщина выглянула в окно, и тут же отшатнулась, словно увидев призрак. Она замахала руками, показывая ночному гостю, чтобы тот уходил, но настойчивый стук продолжался, и княгиня нехотя отворила тяжелый ставень, но тут же отшатнулась:

— Зачем пришел? Как нашел меня?

— Так старик меня послал, старик-художник, — заискивающе зашептало из утренней полутьмы. — Я и не знал, когда все случилось, что он к тебе меня отправил… Просто сказал: «Иди, Тришка, в стольный град, княгиню отыщи». Я и пошел… Делать то все равно нечего было, наших переловили многих, кто сам в города подался работу искать, кто в одиночку по большакам пошел… А я вот, сюда… Шел неделю, по кабакам да трактирам побирался, на сеновалах ночевал…

— Подожди, подожди… — Княгиня отошла от окна, взяла с туалетного резного столика туго набитый кошель, и бросила его в окно. Слышно было, что кошель ловко поймали, не дав ему шлепнуться наземь.

— Спасибо, Ра… Госпожа княгиня, благодарствую… — Вновь зашептала темнота. — А как тебя… Как получилось то, что ты… Что вы, матушка… — Окончательно запутавшись, голос смущенно замолк.

— Не части, внятно говори, — привычно-требовательно приказала княгиня, но тут же, словно устыдившись своего тона, склонилась к окну. Город дохнул на нее сыростью раннего утра, но она словно не заметила.

— Тришенька, хороший мой, да что там у вас стряслось-то? Как по большакам, как переловили?

— Так ты ж еще не знаешь ничего… Я ж чего пришел то… Мне ж сказали, дай знать обязательно, он просил… А художник сказал княгиню отыскать, будто это как то связано… Я ж ослушаться не смею, иначе стал бы неделю топать сюда… Пред княжьи очи…

— Да подожди ты! Ничего не пойму, говори толком! Кто просил? Что случилось? — Княгиня зябко запахнула халат из заморской парчи, и наполовину высунулась в окно. — Говори же!

Лица собеседника по — прежнему не было видно, перед домом князя почему-то забыли накануне засветить фонарь, либо тот потух прежде срока. В спальне княгини тоже царила тьма, слышно было, как сопит во сне и причмокивает маленький ребенок. Мимо дома прошел припозднившийся гуляка, шум башмаков еще долго раздавался в повисшей, ставшей какой-то вязкой, тишине…

Тришка молчал, княгиня тоже неожиданно перестала его выпытывать.

— Два месяца назад лихие люди в наши края пришли. Говорили, с каторги сбежали. — Тришка заговорил медленно, как нехотя. — Было несколько стычек на лесной дороге… Наши полегли… Казимир тогда в ярость пришел, сказал, неправильно это, волк волку не враг… Пошел с их вожаком разговаривать… Разговор у них нехороший вышел, в общем. Не вернулся Казимир…

Княгиня застыла в оконном проеме, и лишь по безмолвному ее кивку, умолкший было Тришка нерешительно продолжал:

— Мы его искать пошли, лиходеи к тому времени с места снялись да только их и видели… Зарезали они Казимира… — Тришка всхлипнул. — сынишка остался сиротой… Да, после того, как ты от нас сбежала он же как полоумный был, все искать тебя заставлял. А потом девку привел из деревни с животом, и жить с ней начал… А как несчастье-то приключилось, и девка сбежала от нас, своего мальчонку годовалого бросила… Мальчонка-то рыженький такой, совсем как Казимир наш был, а девка та чернявая, не в ее породу, видать, сынишка-то уродился… Так вот, а Казимир-то возьми нашему Тихону и приснись, и говорит «Раде дайте знать»… А где ж мы ее возьмем-то, Раду эту, когда ни слуху, ни духу не было столько времени… — Тришка уже рыдал во весь голос, не скрываясь. Княгиня по-прежнему стояла, не шевелясь, нимало не заботясь о том, что Тришка перебудит весь терем.

— Тут мимо проходил этот, художник, проныра старая, что тебя тогда еще рисовал… Я его признал сразу. Как узнал про наше несчастье, сказал мне, мол, Княгиню во славном стольном граде отыщи. Найди и ей вашу беду передай. Я к нему с вопросами, а он сказал, и был таков. Нет, мы, конечно, слыхали, что Князь в терем Княгиню привел, но и не думали, чтоб ты… Ты, конечно, молодец, дай-то бы Щедрейший каждому такого, мы-то и не гадали…

— Довольно. — Княгиня резко выпрямилась, и Тришка испуганно замолчал. — Никому и нигде больше ни слова, что ты меня тут видел. Даже нашим. Понял? Кто жив остался, вот это раздай — в руки Тришки полетел еще один увесистый кошель, толще первого. — Не поминайте лихом.

Ставень захлопнулся, и в утреннем сумраке слышались только благодарное бормотание Тришки, да первые утренние птахи…

***

Княжий терем горел лихо. Весело, с тресками и снопами искр, рассыпающимися на фоне ночного неба сотнями фейерверков.

Горожане помогали дворовым заливать, как могли, а бабы, стоя в сторонке, судили да рядили, как могло такое горе приключиться. Из обитателей терема никто не пострадал, кроме княжьей семьи. Князь, молодая жена, и двое детей погибли в огне: спальни их милостей загорелись самыми первыми. Толстая повариха предположила, что кто-то из светлейшего семейства изволил оставить незатушенной свечу около полога кровати. Пламя и занялось.

— Жалко детишек-то… — Причитала повариха, — вот как есть жалко. Все она, змея подколодная, кабы не княгиня, жил бы наш господин припеваючи и ныне.

— Да скряга твой господин, — сплюнул сквозь зубы сапожник, отошедший от пожарища напиться воды. — За новые сапоги второй год мне кровные отдать не может… Скряга и есть!

Мнение толпы, как водится, разделилось. Кто-то говорил, что князь, ныне уже покойный, был широкой души человек, и мог подобрать на улице бродягу и привести к себе в дом. А кто-то усмехался, что княгиня при этом лично ходила на базар, выбирать самые дешевые овощи к обеду. Скуп был старикашка, что и говорить, да и не пара ей, молоденькой. Кто-то в очередной раз вспомнил, что поженились они тайно, и появилась княгиня в городе впервые уже брюхатой, но тут же снова переключился на обсуждение более интересующей всех причины пожара.

Никто не заметил, как от толпы тенью отделилась чумазая, вся в саже, цыганка. В мешке за плечами у нее что-то возилось, и даже слышалось, казалось, тихое гусиное гоготание. Цыганка шикнула на мешок, приладила его поудобнее за плечи, и зашагала прочь.

***

Ведьма поселилась под селом недавно. Все знали, что она хороша собой, молода и дика, как рысь. При случайной встрече на большаке так зыркнет, что невольный прохожий только глаза отводит, да крестится. Но никто не знал, откуда она взялась, кто такая, надолго ли явилась, и зачем. Ходили слухи, что это бывшая жена князя из соседнего княжества, которая уморила своего мужа и его дочь от первого брака и сбежала от правосудия.

Еще говорили что ведьма — бывшая любовница разбойничьего атамана, главаря той самой шайки, которая хозяйничала в этих краях лет десять назад. Все это были слухи, появилась ведьма словно из ниоткуда, просто пришла и поселилась в заброшенной домушке перед лесом. Привела с собой трех гусей, двух серых и одного рыжего, принесла котомку за плечами и вселилась, словно так и надо было.

Как-то само собой повелось, что обращались к ней только при крайней надобности, которая возникала не так уж и редко, и тропу к домику ведьмы протоптали быстро. Кто лаптями, а кто и обувкой побогаче. Говорили, хаживали к ней от самого князя, а зачем — никто не знал…

Ведьма принимала всех сурово, с пришельцами разговаривала коротко и по делу, и выпроваживала не церемонясь. Так все и шло.