Неверная

Аля Алая, 2021

Когда я встретила этого мужчину, мой идеальный мир начал рушится как карточный домик. Я пыталась бежать, я пыталась забыть, но все это оказалось бесполезно. Старший брат моего жениха. Он любит одержимо, слепо и готов на все. Даже силой увезти меня в чужую страну, откуда у меня не будет ни единой возможности сбежать. Содержит нецензурную брань.

Глава 07

— Ты чего такой осипший? — с подозрением смотрю на брата, который попивает кофе, развалившись в своем рабочем кресле.

— Лучше тебе не знать, — он загадочно дует на кофе и покачивает головой.

Это точно связано с Соней и их отсутствием на протяжении всех выходных. После нашего с ней секса, мы не виделись неделю. Соня не берет трубку, в соц.сетях не отвечает и выловить ее оказалось делом невозможным.

— Ладно, даже со мной такого еще не было, — брат начинает глухо смеяться, — пиздец. Сначала Соня потащила меня на стеклодувный завод, это еще в субботу утром было.

— Зачем?

— Дуть, Ренат. Нахрена туда еще ехать. Короче, она дула, потом я дул, потом мы вдвоем дули и теперь у нас две новых вазы, слон для отца и свинья-копилка для Мили.

— Очаровательно.

— Да пиздец, задолбался я. И где-то на слоне мы решили выяснить у кого с дутьем лучше, — плечи брата заходили ходуном, — поэтому вечером мы дули кальян, потом траву. Бля, Соня была вся зеленая. Пришлось на руках до машины тащить. Жесть, блевала в кустах.

Хочется брату втащить и спросить, сколько ему, блядь лет. Малые дети.

— Это все в субботу было. В воскресенье мы вейпили в машине, пытались надымить ее как в одной стремной комедии, ну, помнишь, была такая. Останавливает коп тачку, а там за окнами не видно, он стучится, и стекло едет вниз. Из окна начинает валить дым и появляется обдолбанный наркоша с косичками.

— И как, получилось? — сжимаю в руках телефон, корпус которого уже готов хрустнуть.

— Почти, — Тимофей рассеяно почесал бороду, — плохо стало мне.

— Дай угадаю, машину заблевал.

— Н-нет, — он покачал головой, — мы ее проветрили, трахнулись на заднем сиденье, Соня поорала в люк на обратной дороге, да и все. Скучно, короче, воскресенье прошло.

— Она хоть жива после этих выходных?

— Соня? Я тебя умоляю, — брат усмехнулся, — в своей студии с утра заперлась и ваяет там что-то, хорошо, если к ночи выползет оттуда.

— У нее своя студия?

— Да, ты там, кстати, был. Помнишь, в детстве нас отец на лепку водил к своему другу. Ну, на Тургенева, там рядом еще тех училище, куда ты убегал с этих самых уроков. Мы с Соней лепили зайчиков, классно было, — ностальгирует Тим.

— Помню дом, — усмехаюсь воспоминаниям. Действительно, бегал к одной студентке. Какая мне лепка нужна была в девятнадцать, меня совсем другое интересовало. Сдал мелкого в кружок, а сам отправился приобщаться к совсем другому искусству. Жаль, Соню не помню, но она тогда совсем ребенок была еще.

Заканчиваю дела в офисе и спешу к принцессе. Хочется ее одновременно прибить за детское поведение и сжать в объятьях, потому что жутко соскучился. Перед глазами стоит картина, как эти двое развлекаются на заднем сиденье машины в дыму, и становится трудно дышать. Я понимаю, что у них отношения, а у нас был случайный секс, но все равно ревную как безумный.

— Привет, — впихиваю Соню в студию и закрываю дверь. Не иметь глазка на двери безответственно, но мне оказалось на руку. Увидев меня за дверями, Соня могла и не открыть, — ты не отвечаешь на звонки.

— Может, потому, что не хочу с тобой разговаривать, — она качает головой и медленно отходит внутрь помещения.

Сейчас Соня совсем другая. Бесформенные выцветшие брюки, перепачканные мелом и майка на бретельках, такая же потасканная и растянутая. На лице ни грамма косметики, волосы убраны в хвост. Она подхватила со стола тряпку и принялась вытирать чем-то измазанные руки.

Все помещение ей под стать сейчас, облупленные стены, деревянный большой, но уже повидавший виды стол. Вдоль стен стоят стеллажи с различными заготовками и готовыми изделиями. Убого, но неожиданно уютно.

Хочется спросить, почему Тимофей не арендует для нее помещение получше, но одергиваю себя. Точно буду выглядеть как папочка. Хотя, все равно буду:

— Как выходные?

— Судя по твоим интонациям, ты в курсе как, — она обогнула стол и широко поставила на него руки, качнулась и сощурилась, — обдолбались с Тимой на пару.

— Соня, — я запинаюсь.

— Ты еще начни мне нотации читать, — невесело усмехнулась она.

— Я беспокоюсь, — пытаюсь обойти стол, чтобы быть к ней ближе.

— Не надо, у меня есть будущий муж, который с этой работой отлично справляется, — она огибает стол и опять становится напротив меня. Не подпускает.

— Черт, я не за этим пришел, — хлопаю ладонью по столу и отхожу к окну.

— Зачем тогда?

— Я скучал, — сжимаю пальцами переносицу до боли и жмурюсь, — только о тебе всю неделю и думал.

В помещении повисает тишина. Я слышу, как стучит кровь в висках, гоняя мое отчаяние по венам. Тук-тук-тук.

— Не надо, Ренат, — Соня подходит сзади и упирается мне лбом в спину, ладони скользят по спине и сердце в груди начинает колотить как дурное, — просто забудь.

— Как ты? У тебя получилось? — рвутся из меня безжизненные слова.

— Ренат, — в ее голосе появляются нотки отчаяния, — думаешь мне легко? Я ведь изменила своему мужчине с его братом. С тобой. Думаешь, я могу взять и выбросить это из головы, как будто ничего не было? Ты уедешь, а я останусь тут, и вина останется со мной, ты понимаешь это? Так что, пожалуйста, не делай еще хуже, уходи прямо сейчас и забудь, — жаркое дыхание опаляет мне спину, пробирается под кожу, доходит до самого сердца.

— Жалеешь, скажи, ты жалеешь? Я должен знать.

Мы оба не двигаемся с места.

Молчим.

Я жду приговора.

— Я ужасная, Ринат. Испорченная. Я не жалею.

Не жалеет.

Поворачиваюсь к Соне и смотрю в ее большие и измученные глаза. Провожу тыльной стороной ладони по бархатной коже щеки, скольжу пальцем по приоткрытым губам. Соня отступает, и я иду следом, оттесняя ее к столу в центре, усаживаю на столешницу и стягиваю ужасные штаны и майку, которые скрывают ее идеальное тело, затем с нее слетает белье. Принцесса тихо постанывает и цепляется руками за столешницу.

— Ты потрясающая, — голодно смотрю на нее, сидящую на столе, с бесстыже-раздвинутыми ногами и опускаюсь на колени, — моя принцесса.

Целую внутреннюю сторону бедра, ласкаю языком розовые складочки, раздвигаю их и слизываю вязкую терпкую влагу. Соня тихо постанывает и нетерпеливо двигается ближе, ее глаза затуманены и грудь вздымается от частого и сбившегося дыхания. Прикусываю зубами клитор и оттягиваю его до сладкой боли, отпускаю и провожу языком. Соня дергается и возбужденно искусывает свои губы. Поднимаюсь и нажимаю рукой ней на солнечное сплетение, раскладываю на столе. Медленно расстегиваю ремень и молнию на джинсах, потом сбрасываю одним рывком майку и подхожу совсем близко. Трусь грубой тканью о ее нежную кожу между ног.

— Разденься, хочу видеть тебя всего, — затуманено шепчет Соня, и я подчиняюсь.

Сбрасываю оставшуюся одежду и обхватываю член, кладу ладонь ей на живот и начинаю медленно входить, с маниакальным удовольствием наблюдая, как соединяются наши тела. Поднимаю длинные, загорелые ноги и укладываю себе на плечи, веду по ним пальцами. Соня вся идеальная, от кончиков волос, до сладких пальчиков на ногах, до тонких щиколоток, до сочных розовых половых губок, об которые влажно трется мой член.

— Принцесса, моя принцесса, — глухо и иступлено шепчу чуть слышно и подаюсь вперед, слушая, как она громко стонет от удовольствия. Хочу, чтобы она забыла о брате, чтобы растаяла в моих руках, влюбилась. Сошла с ума, как я схожу.

Мы шумно кончаем вместе, и я все никак не отоврусь от зрелища, как ее выгибает и потрясывает на этом столе передо мной, кончив на животик — веду по нему всей ладонью, пачкая грудь и шею, засовываю пальцы в рот, давая Соне ощутить мой вкус. Она послушно смыкает губы и слизывает все язычком. Смотрит с такой мольбой и отчаянием. Нам обоим было хорошо, но вкус предательства жжет обоих.

— Еще пару часов, только для нас двоих, и я уйду, — прикрываю глаза и сажусь на шаткий стул рядом. Соня закрывает лицо ладонями и молчит.

— Хорошо, только Тим никогда не должен узнать, я не переживу, пожалуйста.

— Я не скажу, — обнимаю ее щиколотку пальцами, рассматриваю изящные пальчики и ровные ногтевые пластины с розовым лаком. Целую каждый.

Сейчас я готов довольствоваться даже этим. Пара часов это в миллион раз лучше, чем вообще ничего. Подышу ею, буду прикасаться, унесу с собой Сонин запах и воспоминания о ее стонах в моих руках.

— Мне нужно кое-что закончить, — она поднимается и берет со стола влажную тряпку, стирает мои следы со своего тела, — хочешь помочь?

— Да, — улыбаюсь принцессе, наблюдая, как она опять натягивает на себя убогие тряпки.

— Оденься, не могу смотреть на тебя голого, — она вспыхивает и отворачивается к столу.

— Как скажешь, — натягиваю на себя одежду и опираюсь на стол, наблюдаю за Сониными плавными движениями. Она снимает влажный кусок ткани, под которым обнаруживается заготовка круглой формы, — что это будет?

— Тарелка, наверное, — она пожимает плечами, — дай руку.

Подхожу к ней сзади и протягиваю ладонь, которую Соня опускает на влажную мягкую глину. Не сильно прижимает и вдавливает, оставляя мой детальный отпечаток руку со всеми линиями и завитками на пальцах.

— Теперь я, — убирает мою ладонь и кладет свою, она меньше и уже, давит сильнее, топя ее в глине. Снимает с шеи цепочку с моим подарком и камень отпечатывается в том месте, где находятся наши безымянные пальцы. Соня берет длинный тонкий инструмент и выкладывает рисунок цепочки, которая связывает наши отпечатанные ладони, — залью красной глазурью.

— Почему красной, розовая закончилась? — улыбаюсь я.

Она мотает головой.

— В наших отношениях нет ванили, Ренат. И я бы взяла скорее черную, но с ней у меня не всегда получается хороший результат. Знаешь, — она складывает в руках влажную ткань уголком и принимается выглаживать края тарелки, — Тимофей просто потрясающий человек. Он буквально вытащил меня из ужасной ямы, в которой я оказалась после смерти отца. Вытащил, пригласил в свою, вашу семью, где меня все полюбили. И я всех люблю. Твоего прямого отца, нежную маму и взбалмошную Мили. Они все, что у меня есть, Ренат. Не отбирай.

Обнимаю мою хрупкую принцессу и целую в мокрую щеку. Сделать больно, это последнее, чего мне хочется.

— Обещаю.