Крещатик № 92 (2021)

Альманах, 2021

Журнал «Крещатик» – интернациональный литературный журнал. Издается с 1998 года. Традиционное содержание номера: проза, поэзия, критика, эссе, рецензии. Периодичность – 4 номера в год. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Евгений Кольчужкин

/ Москва /

«Февраль. Достать чернил. Не плакать…»

Памяти Е.В. Витковского

Февраль. Достать чернил. Не плакать.

Смотреть в окно, как в суть вещей,

Где снега вянущая мякоть —

То наст, то наледь, то ручей.

На слух оттачивать работу

Бездонного карандаша;

Не выбрав слов земную квоту,

Шагнуть в прицел, под вечный шах,

В цейтнот, и до победы дела

Играть, пока не призовут

Необитаемого тела

Оставить временный приют.

А если в спешке, в суматохе

Ты карандаш не очинил, —

Быть росчерком, пером эпохи.

Стать почерком. Достать чернил.

«Вышел на промысел год високосный…»

Вышел на промысел год високосный;

Схватишься с ним, Дон Кихот?

Мельница мелет — грузный колесный

Севший на мель пароход.

Ей бы к фарватеру самую малость

Выгрести на быстрину.

Не получилось: пришвартовалась.

Вечно-живую войну

Будут точить ее ветхие десны,

Чтобы в труху, на века

Пережевалась жёрновом косным

Костной пехоты мука,

Ржевские топи, гражданские свары,

Неизживаемый страх.

Помнишь, как стыли твои «самовары»^[1]

На соловецких ветрах,

Курва-страна? Не впервой; одолеем,

Переболеем ряды

Вохровских вышек. Руин юбилеем

Встанем из мертвой воды.

Гордо возвысим над прорвою адской

Горлом прихлынувший стих

За перемолотых участью братской

Честных гвардейцев твоих.

«В меру беды и лиха…»

В меру беды и лиха,

Пряжи добра и зла

Лахесис-паучиха

Смертному отвела.

Жребий избрав, охотно

К мойре добытчик шел —

Кануть бесповоротно

В жизни желанный дол.

Что же потом, с изнанки

Ткань рассмотрев на свет,

Жаловаться Ананке,

Что избавленья нет?

Схватку души и тела,

Проигрыш, плен и тлен

Веретено напело

Между ее колен.

«Укрылось веденье живое…»

Укрылось веденье живое

В подвижных кладезях ума.

Язычество языковое

Питает мысли закрома.

Оно ясней и чудотворней

Тугих рассудочных тенёт:

Не спотыкается о корни,

Листвой во флексии поёт.

Оно полно богов, как прежде;

Преображаясь, как Протей,

Мерцает каждый звук в надежде

Зазвать неведомых гостей.

И, солнцем вспыхивая в кроне,

Когда сгущается строка,

Выносит слово на ладони

Домашний гений языка.

«Дистихами Проперция…»

Дистихами Проперция,

Бедной монеткой в кружке

Падает малой терцией

Скучный мотив кукушки.

Верят, увы, немногие

В нищие эти ноты;

В лоно нумерологии

Канут ее расчеты.

Сгинут ее пророчества —

Численный шепот крови.

Не пропадет, — упрочится

Что угнездилось в слове.

Влажной Катулла жалобы

О воробье подружки

Спутницей песня стала бы

Плакальщицы-кукушки.

«Вспомнишь Тавриду ограбленным сердцем…»

Вспомнишь Тавриду ограбленным сердцем, —

Вспыхнет недремлющий уголь.

Вольное море отхлестано Ксерксом,

В бухте поставлено в угол.

Волны обиженно губы надули,

Множит досаду забота:

В списках Клио, в негодующем гуле,

Смыть анекдот Геродота.

А по прибрежью предметного мира

Без маяты и укора

Бродит сырая душа Велимира

С братской душой Пифагора.

Радуясь, переливаясь друг в друга,

Знания перемежая

О квадратуре небесного круга,

Звезд и планет урожае,

Метрах и струнах. Богов чудотворней

Чистых законов опека.

Чисел и слов сопрягаются корни,

Строя число человека.

Смерти поветрие истина лечит,

В мысленном плавит горниле.

Степени зла и добра — чёт и нечет —

Времени меру раскрыли.

В пепел растратили ксерксовы сроки

Доски судьбы, догорая;

Вновь поплывут в голубой поволоке

Сны киммерийского рая.

«Притча учила: в землю зарой талант…»

Притча учила: в землю зарой талант,

Медом залей, семикратной маржой взрасти.

Густо сластит пахлавой похвальбы Левант,

Жирно смакуя баранину на кости.

Потчует сочных гостей ресторан-сарай,

Гурий пригонит; кротко уйдут чуть свет.

Красной строкою в счете искусный рай;

Кофе дымок — отлетающей жизни след.

Сказано, кончено, плачено; час пробил.

Снайпера рыщет острый зрачок-прицел.

Джип заревет парой сотен верблюжьих сил,

С места рванет в проулок, покуда цел.

Помни Алеппо, в сердце его возьми

(Что пощадил Александр, — «искандер» добьет).

Может, нелепо, но после земной возни

Восстанови в незримом его полет.

«Хлопнула, заметалась…»

Хлопнула, заметалась

Дверь, отлетая с криком;

Сдвинул засовы Янус —

Яростным страшен ликом.

Темен в проеме абрис:

В свете незримы боги.

Словно секира — лабрис —

Выросла на пороге.

Не приподнимет полог

Плоских наук мякина.

Вызовет антрополог

Оторопь андрогина:

— Это не здесь, а прежде,

И не теперь, — в грядущем.

Вежды спалит невежде

Дух, говоря о сущем.

«Глянь поновленным оком…»

Глянь поновленным оком:

Радугу дождь пролил,

Словно цирюльник Оккам

Лишнее удалил

Или Буонаротти

Мрамор раздел резцом.

(Здесь при любой погоде

Воздух залит свинцом.)

Осень — хвала Юноне —

Сдержанна и легка.

Мне бы гулять в Кротоне

Около маяка.

Там ветерок фартовый

Приворожит легко

Гам, говорок портовый —

Торжище языков.

Будь же полна поныне

Чистых даров, рука.

Я уделю богине

Меда и молока.

В плошке щербатой глиной

Сохнет веков волна;

Жертве моей пчелиной

Радуется она.

Счастливы были там мы;

Здесь — разговор другой.

Солнце сгибает гаммы

В небе цветной дугой.

Струны любви и боли

Прежний терзает лад;

Пифагорейской соли

Сыплется звукоряд.

Примечания

1

Так называли безруких-безногих инвалидов благодарные соотечественники. По распоряжению Сталина, «из эстетических соображений», инвалиды были вывезены из крупных городов на Валаам и Соловки, где и закончили свои дни.