Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени Н. А. Некрасова, 200 лет со дня рождения. Часть 2

Альманах, 2022

В декабре 2021 года Россия отмечала 200-летие со дня рождения русского поэта и гражданина Николая Алексеевича Некрасова. Николай Некрасов – знаковая фигура не только в литературе, но и в истории России. Читатели альманаха смогут познакомиться с поэтическими и прозаическими произведениями членов Интернационального Союза писателей, принявших участие в премии Некрасова. Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Владимир Фомин

Родился в 1983 году в Москве, где и живет в настоящее время. С отличием окончил медицинский университет по специальности «лечебное дело», остался верен профессии врача-хирурга. Доцент кафедры хирургии, кандидат медицинских наук.

Основными направлениями поэтического творчества считает любовную, пейзажную, а также философскую лирику. Работы регулярно публикуются в альманахах и литературных журналах. За 2020–2021 гг. вышло в свет четыре книги — сборника стихов.

Соавтор сборников имени А. А. Фета, Дж. Лондона издательства ИСП. Постоянный автор газет «Литературные известия», «Поэтоград» Союза писателей XXI века. С 2020 года — член Российского союза писателей, Союза писателей XXI века, кандидат в члены Интернационального Союза писателей.

Отец. Урок игры в напёрстки

Сразу после Бога идёт отец.

В.-А. Моцарт

Отец — это тот, кто учит ребёнка, как узнавать дорогу в большой мир.

Э. Фромм

Без хороших отцов нет хорошего воспитания, несмотря на все школы.

Н. Карамзин

Каждый из вас, вероятнее всего, держит в памяти те или иные события и моменты своей жизни, знаковые встречи, а также улыбки близких и родных. Любой человек загромождает свой мозг этой информацией, которая для большинства окружающих, если ею с ними поделиться, не значит ровным счётом ничего, а может быть, и воспринимается как чужеродная и даже мусорная. Мы же бережно несём по жизни эти крохи воспоминаний, обращаясь к ним в самые сложные или, наоборот, самые светлые эпизоды нашего бытия. По своей сути мы и есть набор этих маленьких обрывков памяти, нанизанных на наше нынешнее существование.

Любой мальчуган в детстве ищет себе кумира, и это естественно. Нам очень хочется быть на кого-то похожими, копировать ту или иную манеру поведения, речь, повадки, а также поступки. Кто-то берёт как прообраз героев романов, а в последние годы, ввиду угасания всеобщей любви к литературе, — тех или иных персонажей кинолент. Иные же обращают свои взоры на ближайшее окружение: отца, деда, возможно, старшего брата или какого-то иного близкого родственника. Но кумир нужен, и желательно, чтобы его можно было «изучать» и лицезреть не урывками, а постоянно и ежедневно.

Не мудрствуя лукаво следует признать, что наиболее правильным вариантом кумира, со всех точек зрения, нужно признать образ отца. Он всегда или в большинстве случае рядом, именно его мы избираем объектом подражания и гордости и именно на него хотим в будущем быть не просто похожими, а, скопировав его лучшие черты, сделаться достойными ношения фамилии, роли продолжателя рода. И, что даже важнее, удостоиться его похвалы, столь значимой для любого мальчишки, даже если ему самому далеко не один десяток и волосы на висках приобретают пепельную окраску. Похвала нужна всегда, даже спустя многие годы.

Обычно из детства нам помнится далеко не самое яркое или красочное событие, а то, что оставило серьёзный след и достучалось до самой потаённой дверцы детской кристально чистой души. Да, праздники, дни рождения всегда в памяти или на слуху, но со временем они становятся какой-то однородной массой событий, неразличимой сквозь годы. Каждый наберёт десятки таких схожих серий воспоминаний, приятных нам, но не имеющих нужной «индивидуальности», значит, и не особенно нужных по жизни.

Куда важнее те крохотные эпизоды из жизни, что были частностью, обыденностью дня, а в течение жизни приобрели значительный вес. Возможно, в момент их совершения мы и не отдавали себе отчёта, что это будет настолько сильно и памятно, а может быть, даже и отчасти судьбоносно, но так получилось, что эффект и последствия от определённых действий превзошёл все наши возможные ожидания и прогнозы.

В моей жизни также имеется множество подобных событий, о которых я раньше не распространялся, но понимаю, что именно в этих нюансах и демонстрируется важная часть становления личности, межличностных взаимодействий, а также отношений «отец — сын». Зачастую именно в подобных сценах сокрыт тайный смысл, невидимый непросвещённому взгляду, но остро ощущаемый самой личностью.

Честно говоря, детали помнятся не столь хорошо и узнаваемо, так как с годами наша память отсекает ненужные нюансы, оставляя лишь важные логические цепочки и звенья событий. Чётко не скажу даже время года и свой возраст. Действительно, их сложно воспроизвести, так как многие события наслоились друг на друга, и то, что было раньше или позже, воспринимается практически как параллельно идущие события. Сезонность на память указать также весьма затруднительно, так как в те годы в Москве доминирующим был серо-грязный цвет, державшийся большую часть года.

Москва начала 1990-х годов — это не просто отдельная страница любого повествования, а отдельная глава жизни людей, переживших это непростое, но по-своему весьма незаурядное время.

Улицы были покрыты грязью, которая уже не лежала, а гордо восседала на островках уцелевшего асфальта. Тротуары загромождались лотками и прилавками с товарами, а практически все улицы города напоминали не самый уютный рынок, где вечно царили толкотня, суета и витавшая в воздухе поспешность.

Любой, кто находился здесь и сейчас, стремился как можно быстрее покинуть это место. Это не оксюморон, а реальность бытия. Сегодняшним обитателям мегаполисов этого не понять — они праздно гуляют, любуясь фасадами зданий, пьют кофе в многочисленных кофейнях с вынесенными на тротуары столиками и креслами, дабы любоваться видами на скверы, парки или витрины дорогих магазинов. Раньше было всё то же самое, ну, наверное, кроме распития кофе на улицах, что не было ни модно, ни доступно в то переходное для страны время. Однако лоска улиц и праздного настроения у основной массы обитателей городов того времени не было и в помине. Всё было в серых тонах, тоскливо, мрачно.

Это не означало, что жизни не было или она остановилась. Нет, отнюдь. Жизнь продолжалась, только вот искра её тускнела, будто подчёркивала общую затырканность и неустроенность постперестроечной России.

Пускай меня правильно поймут и не воспримут в штыки: я вырос в то время, и для меня моё детство — самое счастливое и светлое; но, взирая на облик мира тех лет, понимаешь, что это было далеко не лучшее время для страны, народа и радости жизни. Но мы-то жили и радовались — иначе зачем вообще тогда жить?!

Так вот, тусклые московские улицы сливались со скудностью построек, серостью людских потоков, стремившихся вдоль улиц, а также нудным течением безликих, «инкубаторских» автомобилей, постепенно наводнивших собою дворы и магистрали столицы. Ещё каких-то десять лет назад улицы были практически свободны, а теперь взад-вперёд по ним летали машины отечественного и, что было крайней редкостью того времени, зарубежного производства. Это сейчас, увидев иномарку, мы об этом не задумываемся, а тогда подобное вызывало бурную реакцию детворы и подростков, сравнимую с лицезрением прохода боевой техники на красочном параде 9 Мая.

И всё же, завершая данные наброски облика столицы времён постперестройки, нельзя на упомянуть, что та Москва, что предстала перед нами серым пластом и какой-то унылой действительностью, на самом деле была «чище» и доброжелательнее столицы сегодняшней, во всяком случае, по моему личному убеждению. В ней не было столько напускного, столько фальши и нарочитой показухи. Всё было предельно открыто, пускай и далеко от красочных картинок туристических буклетов. Зато этот город был по праву моим, как и многих миллионов обитателей. Сейчас же, выходя на улицы, чаще ощущаешь себя гостем в родном городе, чем его обитателем, или просто микрочастью этого дышащего организма под названием мегаполис.

Время стремилось к обеденному, это я точно помню не потому, что приём пищи — весьма важный отрезок в сутках, а потому что дорога лежала с Патриарших прудов в сторону дома. Мы шли по улице Красина (бывший Староживодёрный переулок — «Старая Живодёрка»), которая в то время имела двустороннее движение и была довольно оживлённой для выходного дня. Почему именно выходной день? Да потому что в другие дни отец работал допоздна, и наш с ним вояж был бы как минимум невозможен по причине его занятости. То ли мы гуляли на Патриарших, то ли шли из «супермаркета», который находился в то время на Садовом кольце и обладал изобилием продуктов и товаров, недоступных в обычных овощных лавках или гастрономах. Скорее всего, мы шли из магазина, иначе как объяснить, что мы были вдвоём, без мамы? Да, и ещё в памяти руки отца были заняты какой-то ношей — так что версия с магазином наверняка наиболее правильная и точная.

Внешне мы никак не выделялись из общего потока толпы: те же серые одеяния, на отце советская кепка, серое пальто, шарф, прикрывающий горло и добавляющий лоска заурядному советскому стилю. Я шёл рядом, мальчуган лет восьми, с пылающими глазами. На тот момент всё, что попадалось мне на глаза, вызывало восторг, интерес и увлечённость: если это были машины, то мне хотелось знать, что и как, зачем и почему. По сути, я не умолкал ни на минуту, чем, наверное, и раздражал окружающих, но разве кто-то сорвётся на ребёнка?!

Возвращаясь к нашему вояжу, следует указать, что это далеко не самая важная деталь, откуда мы шли, но, главное, мы шли вместе, болтали о чём-то своём, не обращая внимания на тяжесть ноши, и наслаждались тем, что отец и сын идут вместе. А что ещё может быть важнее для ребёнка?! Конечно, будучи восьмилетним пацаном, я помогал чисто фигурально, но явно старался отвечать за хорошее настроение; поэтому всю дорогу я что-то наперебой рассказывал, комментировал, обсуждал — то есть ни на секунду не прекращал словесного потока, чем изрядно утомлял, но и веселил отца, добавляя ему сил для нашего движения домой.

Миновав несколько переулков и успешно добравшись до границы улицы Красина с Тишинской площадью, мы остановились у расположившейся неподалёку оживлённой кучи людей. Эта толпа окружала что-то или кого-то, но это обстоятельство ещё больше привлекало наше внимание. Природное любопытство, а также детский неподдельный интерес взяли верх, и я убедил отца сделать передышку и полюбопытствовать, что же там происходило.

С трудом протиснувшись сквозь частокол из серых курток и пальто, я увидел на тротуаре сидящего молодого человека лет двадцати, активно водившего руками по лежащей перед ним картонке. Присмотревшись, я увидел крохотные светлого цвета стаканчики (колпачки) в его руках в количестве трёх штук, а также белый шарик, не превышавший в диаметре двух сантиметров. Это была игра в напёрстки. Да, в то время каждый зарабатывал чем и как только мог. А может быть, и не зарабатывал, а дурил народ, выуживая из него последние копейки. Сегодня такое на улицах города уже и не встретить, а тогда подобное было обыденным, заурядным и вседоступным. Это не было законным, но разве в те годы кто-то на это обращал своё внимание?

Я много раз потом видел подобных напёрсточников на улицах города, но все они были и есть для меня на одно лицо: глазки шаловливо-хитрые, быстро бегающие из стороны в сторону, сгорбившаяся осанка, дабы несколько сузить визуально «рабочее поле», неброское одеяние, как правило, в духе того времени, в серых тонах, и кепка, козырьком своим накрывающая часть лица, делая его ещё более неузнаваемым.

Разве можно было потом в деталях описать этого человека? Где были его отличительные черты лица? Варианты дизайнерской одежды? Может, какой-то особый аромат мужских духов? Не было ровным счётом ничего, а значит, и доказать, что именно он здесь был, дурил народ и выигрывал крупные суммы, было задачей почти невозможной.

Так вот, мы приблизились к толпе зевак, и я с неподдельным интересом просочился сквозь эту стену из людских спин, посмотреть, что же там творилось. Народ вовсю кричал, спорил, что-то оживлённо обсуждал. Какой в этом интерес — смотреть на жуликов с очень ловкими руками? Выиграть практически невозможно, так как эти ребята используют весь арсенал запрещённых приёмов, уловок, отвлекающих манёвров — только бы не допустить правильного определения, где заветный шарик.

Жаль, но тогда, будучи ещё очень маленьким и искренне верящим в человеческую порядочность, я этого не знал и даже не предполагал подобного сценария событий. Может, это и к лучшему, что дети чисты и наивны, но как же грязно, когда именно этим и пользуются окружающие, завлекая соблазнами и приманками.

«Пап, а давай посмотрим?» — робко и застенчиво произнёс я, однако, не получив ответа, стал канючить и просить всё сильнее. Отец не хотел этого, понимая, чем всё может обернуться, но, видя мой огонь в глазах и детский задор, а также недюжинный напор своего ребёнка, нехотя, но согласился.

Ура! Я протиснулся ближе всех к эпицентру игры и стал жадно наблюдать, как раз за разом ловкие руки виртуоза-жулика обыгрывали зевак и забирали себе то или иное количество денежных купюр. Там и тут появлялись секунданты этого действа, которые контролировали процесс, проверяли платёжеспособность клиентов-игроков и при необходимости, в случае назревающего конфликта, пресекали его, дабы не привлекать избыточного внимания. Дело-то не совсем законное!

Вот бы мне сейчас на всё это посмотреть со стороны, как стало возможно с годами при трезвом рассмотрении ситуации… Но нет! Глаза горели, и азартные мысли всё сильнее и сильнее увлекали меня.

Наверное, мой отец тоже был бы не прочь сыграть, только при иных обстоятельствах и с опытным напарником. Но идея, к сожалению, пришедшая от меня, вынудила его подыграть сыну. Как это могло закончиться? Да уж вряд ли это имело серьёзные шансы на успех.

«Хорошо, сынок. Один раз, и пойдём домой обедать», — предложил он мне, что ввергло меня в неописуемый восторг.

«Мой отец-то точно самый наблюдательный, он-то не упустит шарика. Да и я на что?! Я сам ему помогу, и тогда мы сможем победить!»

Конец ознакомительного фрагмента.