Айза

Альберто Васкес-Фигероа, 1984

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота – проклятием. Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос. Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать. «Айза» – очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

— В Сан-Карлос.

— Сан-Карлос?

— Да. — Кассир начал терять терпение. — Этот автобус едет по маршруту: Маракай, Валенсия и Сан-Карлос. А в понедельник возвращается через Валенсию и Маракай обратно в Каракас. Неужели вам это так сложно понять?

— Нет. Мне не сложно это понять. Я всего-навсего хочу, чтобы вы мне объяснили, где находится Сан-Карлос.

Человечек взглянул на Себастьяна поверх очков, словно подозревая, что его разыгрывают, однако лица всех четверых пассажиров хранили серьезное выражение (одно из них было такое, прекраснее которого он не встречал), и, повернувшись, он ткнул в какую-то точку на замызганной и засиженной мухами карте, которая висела на стене за его спиной.

— Сан-Карлос находится вот здесь, — показал он. — В штате Кохедес.

— Там красиво?

Он недоуменно посмотрел на женщину, которая задала вопрос.

— Не имею понятия, сеньора. Я там никогда не был. Для меня дальше Лос-Текес если кто не мечет стрелы, значит, стучит на барабане. Там живут одни только индейцы и негры. Я родился в Каракасе, и меня отсюда не вытащить даже под дулом пистолета.

— Как вы думаете, мы найдем там работу?

— Вы с островов?

— Да.

— В таком случае вполне возможно. Жителям льянос нравятся канарцы. Они говорят, что вы умеете работать на земле. — Кассир несколько раз побарабанил пальцами по нижней части окошка в знак того, что начинает терять терпение. — Ну, давайте же! — поторопил он. — Решайте! Едете вы Сан-Карлос или нет? Не могу же я целый день заниматься вами.

Себастьян вопросительно посмотрел на мать: она молча кивнула — и начал пересчитывать деньги.

— Ладно, — согласился он. — Дайте мне четыре билета. Сколько времени до отправления?

— Двадцать пять минут. Вы можете подождать в буфете.

Они расположились в буфете и, заказав себе арепы и напитки, заметили, что большинство посетителей не сводят взгляда с Айзы, переговариваются и даже порываются подойти ближе, хотя было ясно, что присутствие Себастьяна и Асдрубаля их останавливает.

Наконец с другого конца стойки ясно прозвучал голос:

— Не дури! Это братья.

Малосимпатичный с виду мулат, который даже не снял желтую рабочую каску, выкрикнул на весь буфет:

— Прошу прощения, сеньора! Не хочу вас беспокоить, просто мы здесь с товарищами поспорили. Правда ли, что все трое — ваши дети?

Аурелия внимательно посмотрела на спрашивающего, заметила, что все, кто был в баре, ждут ответа, и после короткой заминки отрицательно покачала головой, указывая рукой на Айзу и Себастьяна.

— Вот эти двое — мои дети, — сказала она и затем кивнула в сторону Асдрубаля: — А это мой зять…

По широкому залу пробежал легкий говорок разочарования, и не одна пара глаз с завистью воззрилась на Асдрубаля, который, хотя в первый момент и растерялся, постарался изобразить невозмутимость.

Когда стало заметно, что интерес мужчин к Айзе уменьшился из-за того, что она была замужем, а ее благоверному, судя по виду, ничего не стоило прошибить стену кулаком, Асдрубаль наклонился над столом и тихо прошептал:

— А почему не Себастьян? Он же старше.

— Себастьян с Айзой похожи. Они пошли в меня и в род Асканио. Ты пошел в отца. — Аурелия сморщила нос, в шутку изобразив досаду. — Ты сильнее и грубее. Глядя на твои бицепсы и ручищи, они сто раз подумают, прежде чем решиться пристать к твоей «жене».

— Неплохая идея, — согласился Себастьян, потягивая лимонад, словно речь шла о жаре или о том, что собирается дождь. — На самом деле, совсем неплохая, по крайней мере, пока мы перебираемся с места на место.

— У меня есть и получше, — заметила Аурелия.

Все выжидающе посмотрели на нее.

— Какая?

— Притвориться, будто Айза беременна.

— Что ты сказала? — удивились они.

— Будто Айза беременна, — повторила она и обвела детей взглядом, в котором мелькнуло лукавство. — Как, по-вашему, найдется человек, способный проявить неуважение по отношению к беременной женщине?

— Кажется, я начинаю понимать, — произнес Себастьян. — И как же ты думаешь это устроить?

— С помощью просторного платья, а под него что-то подложить. — Мать кивнула в сторону торговых палаток, занимавших большую часть противоположной стороны улицы. — Вон на том рынке мы могли бы все это найти, а еще пару латунных обручальных колец. — Она повернулась к дочери: — Ты ведь не против, правда?

Девушка опустила голову, избегая ее взгляда.

— Мне стыдно, — сказала она.

Аурелия понимающе улыбнулась.

— Почему? — спросила она. — Я была немногим старше тебя, когда ждала твоего брата, и испытывала гордость, а не стыд. Ожидание ребенка — это прекрасно.

— Наверно, это так, когда ждешь его от любимого человека, а не тогда, когда знаешь, что это все для отвода глаз и на животе у тебя лишь тряпки.

— Это помогло бы нам избежать многих осложнений, — заметил Себастьян.

Айза не ответила; брат понял, что сейчас она снова погрузится в долгое молчание, и решил проявить настойчивость:

— Послушай, малышка, мы не знаем, что нас ожидает в Сан-Карлосе, ты же видела, как все повернулось здесь, и это при том, что тебя держали взаперти. Как сказал тот человек, за Лос-Текес эта страна еще остается полудикой. — Он заставил сестру посмотреть ему в глаза. — Ты слишком красива, с каждым днем эта красота все заметнее, и, как бы ты ни пыталась ее скрыть — а я знаю, ты стараешься, — мы постоянно попадаем в разные истории. Но, как сказала мама, каким бы негодяем ни был мужчина — если только это не психически больной человек, — он почти всегда проявляет уважение к женщине, которая ждет ребенка. — В голосе Себастьяна послышались умоляющие ноты. — Сделай это ради нас! — попросил он. — Только до тех пор, пока мы не составим себе ясного представления о том, куда направляемся.

Девушка долго смотрела на него, а затем повернулась к Асдрубалю и к матери, которые молча не сводили с нее глаз, и наконец слегка кивнула в знак согласия:

— Хорошо.

Они перешли на другую сторону улицы и купили просторное платье из перкаля в розовую и белую клетку, два дешевеньких колечка и небольшую диванную подушку, которая добавила немного бесформенности великолепному телу Айзы.

Прямо там, в темном подъезде, пока братья стояли на карауле, Аурелия помогла ей переодеться, и, когда наконец она предстала перед ними в новом облике, порозовевшая и с опущенными глазами, Себастьян окинул ее взглядом и со скептической миной покачал головой.

— Черт побери! — пробормотал он. — Просто не знаю, что нам с тобой делать. Ты стала еще красивее!

— Дурак!

— Дурак? — удивился брат. — Поищи-ка зеркало и взгляни на себя. — Он повернулся к Асдрубалю: — Скажи ей об этом ты! Разве это не удивительно?

Это и правда было удивительно, и они тут же в этом убедились, потому что теперь она притягивала к себе взгляды не только мужчин, но даже женщин. Те ласково улыбались при виде этой великолепной женщины с лучистым девичьим лицом, походкой королевы и обликом Той, Которая открыла для человечества — вот только сейчас — благодать материнства.

Когда допотопный автобус начал, урча и пыхтя, преодолевать первые склоны и повороты Лос-Текес, Себастьян, который молча разглядывал профиль своей сестры, сидевшей впереди рядом с Асдрубалем, повернулся к Аурелии, которая смотрела в окно, и тихо спросил:

— Скажи мне правду! Действительно ли мы все трое дети одного отца? Ты, часом, не встречалась с каким-нибудь принцем, который бросил якорь в Плайа-Бланка, или, может быть, к тебе наведался марсианин, перед тем как родилась Айза?

— Иди ты знаешь куда! — был суровый ответ. — Как ты смеешь проявлять такое неуважение к матери?

Себастьян ласково похлопал ее по плечу и положил руку на руку матери — это был нежный жест сыновней любви.

— Не сердись, но, думаю, твоя ошибка была в том, что ты родила слишком красивых детей при такой бедности, — сказал он, показывая на себя и на сестру с братом. — Будь мы миллионерами, у нас не возникло бы проблем, но ведь считается, что рыбак с Лансароте не может позволить себе никакой роскоши, даже иметь особенных детей. — И он подмигнул ей. — Не так ли?

— Конечно! — согласилась Аурелия. — Особенно таких скромных. — Она повернулась к сыну, прислонившись к стеклу окна, и, внимательно посмотрев на него, поинтересовалась: — Что это с тобой? Отчего ты так сияешь? Все идет хуже некуда; возможно, за нами гонятся; нам пришлось покинуть город, в котором ты собирался разбогатеть… и тем не менее впервые за долгое время ты балагуришь… Почему?

Себастьян пожал плечами:

— Наверно, потому, что мне уже не надо лезть на верх здания и таскать кирпичи. Я боюсь высоты, и все эти дни были настоящим мучением — не из-за работы, а из-за головокружения. — Он помолчал. — Или, может, потому, что у меня появилось предчувствие, что все сложится и мы найдем хорошее место, где сможем осесть.

— Да услышит тебя Бог!

Он показал на сестру.

— Ты обратила внимание на Айзу? — спросил он. — Она несколько месяцев ходила как в воду опущенная, а сегодня утром сияет, словно у нее внутри горит свет. — Он прищелкнул языком. — Знаю, что это глупо, — признался он. — Но она зачастую служит мне барометром, который меня предупреждает, когда будет штиль, а когда буря. — Он стиснул руку матери, словно пытаясь внушить ей веру. — А сейчас наступает затишье.

Аурелия не ответила, только в свою очередь сжала ему руку, и они долгое время сидели вот так, вплотную придвинувшись друг к другу, и молчали, любуясь красивым пейзажем: зелеными холмами, высокими деревьями и цветочными россыпями Лос-Текес. Чем круче становился склон, тем медленнее катился вперед выбившийся из сил автобус. Казалось, он вот-вот испустит последний вздох и развалится на части, превратившись в груду металлолома, которая окончательно перекроет узкое и извилистое шоссе.

Последние пятьсот метров были настоящим мучением для машины и для пассажиров, страдавших от неопределенности. Они затаили дыхание и предприняли бессмысленную и неосознанную попытку подтолкнуть автобус изнутри, вздохнув с облегчением, когда все четыре колеса чудом достигли вершины и с громким визгом радости покатились под уклон в направлении Лос-Вальес-дель-Араука.