Притчи про сермяжную правду. Обзор авторских публикаций

Альберт Савин

Поражает то, что на телешоу ведущего шоумена В. Р. Соловьёва, эксперты российской элиты – буквально запутались с классическими понятиями о ценах и ценностях, о «демократии», о «патриотизме» и национальной идее России, предлагая их в меру своего личного понимания «свободы», свободных талантов и всего, чего угодно свободного – но только не ценности самой человеческой жизни.

© Альберт Савин, 2021

ISBN 978-5-0055-1661-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Притча-1. Сермяжная правда о жизни

Сермяжная правда — русское и английское выражение, означающее простую и неприукрашенную, но глубокую истину. В русском языке это словосочетание существует по крайней мере с XIX века. (Сермяжная правда — Википедия, W ru.wikipedia.org) /

Наверное, cегодня нетрудно представить себе Личность — образованную и культурную, свободную и творческую, хорошо сложенную, физически здоровую и, что называется, крепкую духом. Во всяком случае, именно к такому идеалу устремляется человек, постоянно обогащая смысл своей жизни — от самого появления на свет.

Но сколько существует человечество, столько неизменным остаётся один и тот же древний ритуал — каждодневной подпитки жизни питательными калориями и непременного чередования активной деятельности с отдыхом от активной деятельности.

Ритуал, присущий всему живому (животному) миру на примитивных инстинктах, в том числе с отправлением физиологических надобностей по своевременному удалением шлаков из организма и мусора от повседневной жизни и деятельности. Или с нюансами нашего бытия, на которые не принято заострять внимание, дабы лишний раз не опускать достоинства Личности — до животной примитивщины.

И данный текст воспроизводится вовсе не для того, чтобы ещё раз попытаться уткнуть Личность в её же экскременты и отходы жизнедеятельности, подлежащие удалению во внешнюю среду.

А совсем дае наоборот, если перевести этот ритуал на энергетический (так сегодня модный) уровень, и понять, что именно он является основополагающим и коренным императивом, без которого просто невозможна сама живая форма существования.

А жизнь человека — есть прежде всего не что иное, как непрерывное поддержание баланса животворной энергии, затрачиваемой на любой вид деятельности (от простых передвижений до сложного труда и облегчений от него) — с энергией, поступающей от банальных продуктов питания. А при условии роста и развития — с превышением второй над первой. И тогда нетрудно прийти к совершенно иной оценке, вроде как примитивных физиологических функций: не имей места этот ритуал в комлексном сочетании, не было бы на нашей планете н и ч е г о!

Ни самих людей, ни «братьев меньших», ни труда и творчества с идеей о совершенстве, ни науки, культуры и религии, ни прав и свобод, ни позиций и оппозиции. Ни мечтаний о надежде и любви. Н и ч е г о — по печально-известному слогану: — нет человека — и проблем нет!

Значит, каждые новые жизни, даруемые материнством — являются, по существу, зёрнами, засеиваемыми природой на благодатную почву земного бытия, из которых пробиваются всходы уникальнейшего урожая социальных благ от физического труда и умственного творчества, при непременнейшем соблюдении баланса жизнетворной энергии.

====

Но тут приходим к ещё одной проблеме поддержания баланса: — к немалой разнице в затрачиваемой энергии физического труда и труда мысленного (умственного): если энергия физического труда предназначена для тяжеловесных предметов и объектов, то энергия умственного труда затрачивается всего лишь на их условные символы, лишёные всякой тяжеловесности.

И для того, чтобы воплотить эти условности в реальные практические предметы и объекты — без приложения физической энергии, опять же, никак не обойтись. Не было и нет ни одного прецедента, в котором здания, дворцы и храмы для успешных научных, культурных и иных, в том числе, религиозных процессов — были бы построены одними духовными подвижками мыслительной деятельности — без соблюдения упомянутых физиологических ритуалов.

Сущность рабской эксплуатации людей, с поляризацией общества на господ и рабов, миллиардеров и нищих — только тогда и проявляется, когда императив баланса жизненой энергии, явно или неявно, подменяется эгоцентристским прагматическим принципом — как можно большей отдачи жизненной энергии от тебя — при как можно меньших затратах тебе на восстановление.

Вопрос — способно ли человечество хоть когда-нибудь устранить именно эту изначальную и коренную несправедливость — прежде чем начинать разглагольствовать о чести и благородстве, о добре и всеобщей любви, о толерантности и гуманизме, о равных правах и свободах?

А самая горькая сермяжная правда в том, что после возможного переселения душ на вечное блаженство — духовным всемогуществом так и не нашлось ничего более разумного, чем по глубоко христианскому обряду — зарывать остывшие тела в Землю, заведомо зная об их разложении в прах и трупный яд, и либо распадающиеся на вирусы в атмосфере, которой дышим, с периодическим охватом пандемиями и эпидемиями, либо смываемых грунтовыми водами на донные отложения рек, веками не очищаемые и поднимающие над уровнем моря очередные библейские потопы, вместо обычных весенних разливов. А то и проваливаясь в огненные пустоты откаченных недр с ответными из них землетрясениями и извержениями — со всеми экстремальными изменениями геоклимата.

====

То есть жизнь Человека — есть высшая ценность, охраняемая государством. А Церковь настаивает: ценнее жизни — есть духовное блаженство на «том свете». И тогда совсем не сложно поинтересоваться у духовника: чем реально можно что-то гарантировать — на том свете?

Если ценность вообще — это некоторая значимость всего, что покупается и продаётся на свободном рынке товаров и услуг, и потому также бесконечна по своим градациям, как и сами товары и услуги, подлежащие оценке.

Но в том и дело, что все факты очевидного предназначения товаров и продуктов говорят только о том, что они не иначе — как для поддержания живой формы бытия. А услуги социальных сфер — для непрерывного развития жизни Человека, чем, в целом, и определяется высшый приоритет ценности самой жизни.

Но мало и этого! Требуется ещё и соглашаться с аксиомой, по которой никакое духовное проявление: религиозное или политическое, моральное или безнравственное, этическое или свободно-эстетическое — не может иметь места, если нет ещё самого Человека, как живого источника самовыражаемых мыслей, слов и поступков — как раз и начинающих генерировать все духовные мысли и идеи с началом взрослой жизни.

А духовные ценности выглядели бы — куда более благопристойными, если для этого — не замечать и не помнить другую, не очень лицеприятную сторону живого существования — с необходимостью перемалывания флоры и фауныв в своих желудках, с непременными испражнениями шлаков и удалением отходов своей жизнедеятельности.

Причём, независимо от того, кем становится человек: философом, художником или святым. Господином или рабом. В роскоши или в бедности. Обнажёнными или в тулупы обряженными. В Храмах пребывающими или странниками по свету блуждающими — но непременно со всеми признаками, мало отличающимися от примитивных животных с регулярным посещением отхожих мест.

И тоже — как непременная функция организма, от которой зависило — быть ли жизни, или не быть. А единственным естественным и подлинным признаком избавления от греховных пресыщений и прелюбодеяний — стал объём живота, вздымающегося над чреслами, удачно скрываемого просторными одеждами.

И если кто-то решил в очередной раз начать поход за религиозными откровениями, то они были именно такими, далеко не умиротворёнными повсеместной любовью и добром.

====

Но постичь этого нельзя, кроме как объективным сравнением человека, ещё не успевшего подвергнуться идеологичеким и иным влияниям, кроме своего труда, рождения семей, её охраны и защиты с поколенческим продолжением — и теми, кто от самого сотворения принялся подвергаться языческому влиянию обрядами и традициями.

И только тогда выявляются совершенно парадоксальные, взаимно-исключающие моменты общего со всеми бытия! В котором религиозный христианин считает распятие толпой любимого сына на виду у своих могущественных, но безучастных родителей — никак не меньше великого вселенского подвига на все века и стороны света!

А крестьянин, ещё не ведающий подобного влияния со стороны — будет считать за честь (!) — уберегать любимых детей от подобного «подвига» с болью и муками от произвола уличной толпы — вплоть до героического самопожертвования родителями — ради детей! Кто может вразумительно объяснить — как сермяжная правда становится несовместимой с теистическими откровениями — в общем со всеми бытии?

И вместе с тем — теистическое влияние настолько притупляет ощушение опасности самим человеком, что перестаёт чувствовать дискомфорт и боль от огненной, водной и иной природной стихии, а также от корыстного обмана, воровства, грабежей и иного прямого насилия над людьми, с элемнтарной реакцией на боль и отторжения от них во имя сохранения своей жизни врождёнными инстинктами!

То есть — не завзятые атеисты и иные богохульники, а простые крестьяне, ещё не успевшие оказаться под чьим-то влиянием — хочет кто из нас или нет, а вынуждены констатировать прямо исключающие моменты одного и того же бытия — не в пользу жизни человеческой с активным её продлением и улучшением демографии с неуклонным повышением качества жизни — но в пользу жизни занебесной, в прямой зависимости от того, на что сделана ставка в государстве — на добро, созидаемое самими людьми, или на «Чудо добра» от Всевышнего из царства небесного.

====

И, оказывается, совсем не так уж и сложно ощущать привлекательную силу духовной праведности — одним вербальным менторством! А требуется всего-то ещё на этом свете успеть для начала посооружать местные церковные храмы-оранжереи с благодатным микроклиматом: из благолепия, благозвучий, благосозерцания, благовоний, благотепла, благообхождений и прочей благодати, не позволяющей даже помыслить о каком-либо грехе!

Естественно, потянутся крестьяне в такие оранжереи все — без исключения.

Только, тогда не забыть бы вежливо спросить у высшего духовника: а чем же ещё занимается Великая Россия, если не тем, чтобы всю страну превратить в одну цветущую оранжерею — из жутчайшей какофонии великих строек; от невыносимых зловоний отбросов человеческой жизни и деятельности; в мерзлоте тундры и в опаляющей тропической жаре, в долгосрочных боевых походах крейсеров-ракетоносцев, и в тесных костюмах — скафандрах космических кораблей (?!?)

Должна же быть у каждого, кроме совести религиозной с фресками, позолотой и блаженством на том свете — ещё и гражданская, с живыми карапузами для продолжения очень даже живого, с потомственной вечностью на этом свете, вовсе не обязательной для транцендентного перемещения душ в мир — потусторонний!