11:10

Альберт Ком, 2023

Подросток приезжает на родину, чтобы навестить бабушку, но ностальгия по раннему детству засасывает его в трясину детской наркомании.

2

«А на кухне суп мой стынет

В голове одно: «Я тебя люблю»

Мяч гоняю по двору

В голове одно: «Я тебя люблю»

Сны хорошие и плохие

В голове одно: «Я тебя люблю»

В этом городе где-то ходишь

Всё никак тебя не найду»

Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ — Где фантом?

И вот я сижу на диване чахлой квартиры, в зале. Здесь жизнь остановилась вместе с сердцем покойного дедушки. Тетя в спешке открыла все окна, пока бабушка спала в другой комнате за закрытой дверью и не слышала, как мы вошли. По словам тети, старуха всегда ругается, если слышит, как в одной из комнат открывается окно, она утверждает, что с улицы веет жутким холодом, вот вам и последствия настоящей депрессии, а не той, о которой ноет сейчас большая часть подростков в сети и за её пределами.

— Тебе поставить чайник? — крикнула с кухни женщина, которой я прихожусь племянником, входя в зал.

— Да, спасибо, — не отрывая взгляд от точки, которая приковывала к себе мой взгляд пока я блуждал по лабиринтам воспоминаний, тихо ответил я.

Вслед за тетей я прошел в кухню, где ежедневно трапезничал в кругу своих стариков будучи ребенком. Сейчас все выглядит точно так же, как и раньше, кроме календаря, отсчитывающего сегодняшние дни. Вид из окна не отличается тому, какой был в дни, когда меня не выпускали гулять по разным причинам, а я сидел у окна и разглядывал разрисованный агитирующими пейзажами бетонный забор, смотрел на лавочку, где собирались старики всего дома, чтобы поговорить о насущном. Сейчас же там нежится пара, примерно моего возраста.

Свист вскипевшего чайника снова возвращает меня в былые времена, когда я ждал этого знака, не притрагиваясь к сладким шоколадным батончикам, потому что иначе могли наказать.

— Садись за стол, — наказала женщина, что стоит у плиты и по совместительству является женой моего дяди.

Я покорно сел и начал оглядывать кухню с того места, где всегда сидел мой старик и бранил всех, кто пытался его занять. Это интересно, как оказалось, он занимал самое удобное место. Справа от меня находится небольшой шкафчик, где хранятся разные ненужные вещи, которые доставались оттуда, наверное, один раз за всю жизнь, слева находится стол, который сейчас завален едой, что тетя, сестра отца, оставляет, чтобы бабушка могла поесть сама, в её отсутствие, не портящаяся еда. А сзади находится стена. В таком месте чувствуешь опору с трех сторон, мне кажется, это и придает чувство комфорта за столом.

Горячий пар поднимается над кружкой, пока поверх её я вглядываюсь в окно зала, вход в который находится прямо напротив кухни. Обжигающий губы чай пахнет малиной и пакетик всегда норовит попасть тебе в рот. Приходится дуть внутрь кружки с огромной силой для того. Чтобы сделать хотя бы один глоток, прикусив печеньем, чтобы восполнить отсутствие сахара.

Это чаепитие, казалось, затянулось навечно, я и не заметил, как пропала тетя, гарнитура, холодильник, стол и стены с потолком. Лишь я и стул, и наконец мозг, погруженный в пустую задумчивость. Когда бродишь по закоулкам своего разума, в попытке нащупать любую логическую нить, но во время пробуждения, понимаешь, что в поисках чего-то размытого, так ни к чему и не пришел.

Моим знаком для пробуждения оказался оклик моего имени.

— Заходи к бабушке в комнату, — издавалось из-за стены.

Я не ответил, но вернулся в реальность и допив последний глоток уже остывшего чая, я вышел из кухни.

Признаюсь, я нервничал ужасно, чем ближе я подходил, тем страшнее представлял себе метаморфозы, которые произошли с моей старой бабушкой; старость, болезнь и время не щадят никого и ждут, чтобы не оставить и следа от человека.

На входе в комнату мне ударила в нос смесь ужасных запахов: пота, сырости и мочи. В комнате стоит влажный и душный воздух, настолько, что рубашка сразу прилипла к телу. Перед моими глазами предстало то, что сложно было назвать моей старухой, которую можно было узнать только благодаря чертам лица. Время полностью изменило нас с моего последнего визита. Её тело полностью высохло из-за того, что она постоянно потела и не ела твердую пищу, на лице лишь ярко выраженный крючковатый нос, бородавка и седые волосы, выбивающиеся из-под косынки. Завидев меня, ошеломленного, в проходе, она начала изучать меня взглядом ребенка и мне пришло в голову подумать, что мои последние опасения оказались верны. Они состояли в том, что старуха совсем выжила из ума и не узнает меня совсем, либо, не поверив моей тети отречётся от меня, но после длительной паузы, она, сидя на кровати и закутав ноги в одеяло, вскинула руки в разные стороны с криком:

— Мой внучек! Подойди ко мне!

С улыбкой на лице, я сделал это, и она заключила меня в объятия.

От неё пахло всем тем же, чем и в самой комнате, но с запахом старости, что знаком каждому. Не выдержав, я всё-таки заплакал, но рьяно старался это скрыть. Усевшись на стул рядом с кроватью, я отправил тетю восвояси и не замечая запахов совсем, начал разговаривать обо всем со старухой, я боялся, боялся, что она умрёт, а я так и не послушаю её историй из моего детства, которые слышал уже кучу раз, но в такие моменты, они дороже тысячи повторений, ведь она может стать последней.

Я не буду нагружать тебя, читатель, каждой из множества история, но расскажу об одной, о моём старике, я смеялся.

Во времена, когда моя бабушка уже имела 3-х из всех 4-х детей в число которых входил и мой отец, они с дедушкой проживали в деревне совсем другой страны. Как оказалось, мой старик был тот ещё шутник, да и выпить был совсем не прочь. И вот, в один прекрасный день, они с мужиком из деревни решили повредить небольшой мостик, который был нужен для жителей только тогда, когда все кругом затапливало водой, и по этому мосту люди переходили на другую улицу. Дед с другом вырвали одну доску как раз в этот самый период времени, когда застоялась вода и мостик почти скрывался под ней, но перейти все-таки можно было, лишь замочив ботинки.

Со слов бабушки, у них в деревни начался какой-то праздник, и старик ушел на другую улицу к своему другу, чтобы пропустить стаканчик другой, ну и напился в стельку. Провожать его темной ночью конечно же никто не стал, ведь чего бояться в деревне с тремя улицами, где все живут нос к носу. Ну и пошел старик на ощупь, пьяный, через этот самый мост, вспоминая, где именно они вырвали доску. И перешагивая, как думал дед, именно то самое место, махнул ногой и промахнувшись, запнулся о дыру, перевалился в воду, температура который была чуть выше нуля.

Привезли его домой на телеге мужики к старухе, а она его давай бранить, потому что поняла, почему он оказался в воде, но как заметила, что он околел до синих губ, сразу предприняла все меры.

— Сразу протрезвел, зато, — со смехом вспоминает она.

Здесь я был удовлетворен, что с её рассудком все-таки все в порядке, хоть ей и приходится принимать разные лекарства и сильные обезболивающее, которые, как известно имеют свойство сильно туманить разум. Уточню.

После того, как были приняты все меры по мере продвижения болезни, были вызваны многие врачи, которые всячески пытались поднять старуху на ноги, но рано или поздно опускали руки и один раз, по совету последнего врача был вызван психиатр, который заключил глубокую депрессию и по возможности и согласию отправление старухи в психиатрическую лечебницу, от чего все отказались и впредь за бабулей приглядывает тетя, пока первая ожидает и зовет смерть ночами.

После того, как мы просмеялись, в комнату зашла тетя:

— Слушай, мне нужно умыть её, иди пока, сходи на улицу, посмотри, что изменилось.

— Да, конечно, я возьму ключи, — кивнув головой и поднявшись со стула, я вышел из комнаты в объятия свежего воздуха, что обволакивал меня, немного поддувая мне под рубаху и пробивая ноздри. Напротив, комнаты старухи находится дверь, ведущая в комнату старика. Долго я стоял, вперившись в бело покрашенную дверь, но все-таки решил уходить на улицу и начал надевать обувь, пока что-то не остановило меня.

Скинув ботинок, я развернулся и уверенным шагом направился к двери, которая не поддавалась, пока я не дернул её со всей силы. В глаза ударил яркий свет, который ослепил меня в проходе. Окна не занавешены и выходят прямиком на солнце. Комната находится на солнечной стороне дома. Все по-прежнему, но пусто, ничего. Призраки не появляются, силуэты не слоняются из стороны в сторону и отсутствует диван, на котором и помер старик. Осталась лишь кровать, где он раннее спал, отдельно от старухи в своей, отельной от неё комнате. Перед окном стоит широкий стол, а слева, на тумбочке виднеются две фотографии моего старика. Вглядываясь в это лицо, я понимаю, как же мало я о нём знаю, мы никогда не говорили ни о чем. Всё, что я знаю, это то, что он любил табак, свою трубку и рыбалку. Непонятный импульс заставил меня прочесывать всю прикроватную тумбочку в поисках ответа на мои вопросы о прошлом. Прошлом человека, которого я являюсь полным повторением внешности, двойником. Перекапывая все личные вещи, мой взгляд остановился на круглой вещице на цепочке. Нажав сверху кнопку, я услышал щелчок, и крышка открылась, я обнаружил его самую близкую вещь, что всегда находилась на нем, его часы. Старик всегда носил их в переднем кармане пиджака и не выпускал из рук, когда ждал кого-нибудь. Он не был терпеливым, в этом я уверен и помню, как с трубкой во рту, он стоял под окном в ожидании бабки для того, чтобы идти на рынок, открывал и закрывал часы не отводя взгляд от циферблата. Обмотав цепочку вокруг ладони, я, зажав пальцами часы и держа большой палец на кнопке, взглянул в окно.

Спустя мгновенье, на моё плечо легко легла рука и я сразу убрал часы в карман своих джинс. Знаете, я почувствовал именно то, что почувствовал тогда, сидя на краю дивана и слушая рассказ и инструкции о том, как мы могли бы на следующий день сходить на рыбалку. Я знал, всегда, что все-таки весь этот дом населен призраками, отголосками прошлого, но этого было мало, развернувшись я развеял видение, оно не было крепким, я нуждался в чем-то ещё. Мне срочно нужно было выйти.

Одевшись, я схватил с полки ключи и выскочил за дверь, мне нужна сигарета и человек, который является единственным ведающим о моих переживаниях и трудностях в этом городе.

На улице оказалось более жарко, чем я себе представлял после того, как выскочил из адского котла, в котором без ощущения температуры варился, слушая истории старухи. На том самом месте, где всегда меня ожидал старик, я подкурил сигарету и по памяти, слепо, на ощупь, двинулся в сторону нашей реки, на берегу которой мы всегда уютно устраивались, и параллельно звонил «ей». Той, которую без памяти люблю и все же потерял. Той, которая осталась брошена мной и желала мне смерти.

К моему счастью, на момент моего отъезда, я добился того, чтобы вновь восстановить наше общение. Не стану называть имён, но она та, которая важнее всех живых и мертвых. Голос в телефоне откликнулся:

— Да, здравствуй, как твои дела там? — её голос мягок и нежен, я почувствовал заботу сквозь огромное расстояние.

— Я сейчас вышел из дома своей бабули, помнишь, я тебе говорил? И про старика? — я подавлен, но все же подвержен азарту, погоней за призраком.

Единственная моя моральная поддержка в этом городе, это собеседница в телефоне. Собеседница, которая в моих мечтах носит мою фамилию и просыпается в моей постели.

Пока мы говорили, я и не заметил, что уже пришел к берегу реки, который стал на 10 метров ближе, чем в моё последнее появление, видимо вода вышла из берегов, иначе никак, приходится поворачивать назад.

Разговор был закончен, когда я уже подходил назад к дому. Звонок в дверь, ответ и звук открывающейся двери. Внутри, на пороге, тетя сказала мне прощаться с бабушкой, мы поехали назад, в моё временное пристанище…