Остап Бендер, князь Микеладзе, архангел Гавриил и…ОБХСС

Альберт Завенович Восканян, 2018

В книгу «Остап Бендер, князь Микеладзе, архангел Гавриил и… ОБХСС» Альберта Восканяна вошли юмористические и сатирические рассказы, сюжеты которых в основном взяты из реальной жизни. О серьёзном автор пишет с юмором, иногда с сарказмом, но в целом не делает категоричных выводов и предоставляет возможность самому читателю разобраться в той или иной ситуации. Лёгкий юмор, на котором построено большинство рассказов, поднимает настроение, а безобидная сатира заставляет остано-виться, оглянуться, посмотреть на себя со стороны. Автор фотографий Альберт Восканян.

«Земляк Петросяна…»

Посвящаю всем, кто служил в

Группе Советских войск в Германии

1

С человеком иногда происходят разные интересные истории. Некоторые из них с годами стираются из памяти, но некоторые врезаются в неё, и их без смеха невозможно вспоминать. Вот одна из моих таких историй.

После окончания 10-го класса мои документы не приняли в институте, куда я собирался поступать, и через пару месяцев мне пришла повестка о призыве в армию. Тогда случайно узнал, что отец договорился в областном военкомате, чтобы я служил, «там, где все». А это означало, что я должен был служить где-нибудь в Азербайджане, Грузии или Армении. Естественно, меня это не прельщало, так как видел много таких «солдат», которые из положенных 24 месяцев службы 18 бывали дома. И я сделал контр-шаг: пошёл в военкомат и добровольно попросил записать меня на… трёхгодичную службу в морской флот, что в военкомате с большим удовольствием и сделали. На следующее утро родители узнали об этом… и началось… Пишу коротко: пошёл компромисс со стороны родителей — я отказываюсь служить в ВМФ и иду служить туда, куда попаду. Последнее было моим условием…

На трёх «ЛАЗах» нас, молодых, отвезли из Степанакерта в Баку, оттуда — на призывной пункт в Балладжары, где нас переодели в военную форму. После ночлега построили на плацу, пришли «покупатели»…Из карабахской команды только трое попали в одну группу, и нас, человек 50, сразу же отправили в аэропорт Бина. В аэропорту нас поместили в какой-то большой комнате, где каждый устроился как мог, в основном — на полу. Дали нам по банке тушёнки, сухие галеты, и сколько мы ни спрашивали офицеров, где будем служить, куда нас повезут, не получали ответа…

Ночью я почувствовал, что в горле у меня першит, начинаю набирать температуру (тогда у меня гланды не были вырезаны, и я постоянно болел ангиной). К утру мне стало совсем плохо, но пришлось терпеть… После переклички нас посадили в самолёт. Сколько мы летели — не помню, так как температура у меня уже подскочила. По прилёте нас высадили, снова сделали перекличку. Неподалёку стояло ещё несколько групп новобранцев, всех нас погрузили в военные машины и повезли. Тут мы узнали, что находимся в Германской Демократической республике, будем служить в Группе советских войск в Германии (ГСВГ), и нас везут с военного аэродрома в город Франкфурт-на-Одере, на место постоянной дислокации. Дальше я помню смутно: снова переклички, снова плац, какие-то офицеры-«покупатели». Мы, трое степанакертских парней, потеряли там друг друга. Я их потом увидел уже дома у нас, после демобилизации.

…Снова перекличка, грузовая военная машина, переделанная под перевозку людей. Потом был перрон, снова перекличка… голова уже кружится, не могу глотать простую воду, температура, чувствую, зашкаливает. Капитан, сопровождающий нас, просит меня потерпеть… Ехали на электричке, где я впервые увидел и узнал, что одеколон, оказывается, можно пить…

Вышли на перрон, перекличка, потом снова посадили в машины, и через два часа мы въехали в войсковую часть, ворота за нами закрылись.

«Всё, служба твоя начинается, и это был твой выбор — не хотел служить рядом с домом…» — говорит мне откуда-то появившееся второе «Я».

Отогнав второе «Я» на, если говорить культурно, «определённую дистанцию», я со всеми новобранцами вошёл в казарму. Нам выдали военную форму, показали, как правильно пользоваться портянками, как надевать сапоги и т.д. Делаю всё, что говорят, но механически: голова болит, раскалывается, дышать трудно, лицо, тело горят…

Тут нас, уже одетых в военную форму, построили в казарме, и сержант, как сейчас принято говорить, «лицо кавказской национальности», дал команду, чтобы каждый представился и назвал военный округ, откуда прибыл. Мне самому стало интересно, есть ли кто из земляков. Но слышу только: «Прибалтийский военный округ… Среднеазиатский военный округ»… Тут подошла моя очередь, и я с трудом выговорил свою фамилию, добавив, что из Закавказского военного округа. Смотрю, сержант (оказалось, что он из Дагестана, по фамилии Магомедов) подходит и с интересом спрашивает, откуда я конкретно. Я отвечаю. Лицо сержанта расплывается в улыбке, и он говорит мне: «А-а-а-а… земляк Петросяна!»

Было два часа ночи, когда нам дали команду «отбой», предупредив, что подъём будет в 6.00, потом — зарядка, а в 7.00 будет завтрак. Состояние моё было незавидное — ноги подкашивались, перед глазами появились какие-то круги, говорить практически не мог, даже не было сил подумать, а кто такой Петросян?.. Оказалось, что до утра мне придётся ещё не раз услышать эту фамилию. Но об этом чуть позже…

Я подошёл к Магомедову и заплетающимся языком кое-как объяснил ему, что заболел в дороге, плохо себя чувствую. В ответ: «Земляк Петросяна, перестань, ложись спать!»

Но тут Магомедов посмотрел внимательно на меня, потрогал лоб и забеспокоился. Он позвонил куда-то, и минут через десять явился старшина-сверхсрочник Носюк, как потом оказалось, ответственный за карантинную роту. Магомедов доложил ему, Носюк подошёл ко мне и спросил фамилию. Я ответил. Он улыбнулся и с мягким украинским акцентом, певуче произнёс: «А-а-а… земляк Петросяна!» Через секунду добавил: «А ну-ка, марш спать!»

Но потом, оглядев меня, потрогал мой лоб и дал команду Магомедову срочно сопроводить меня в санчасть…

2

Здание санчасти было рядом с нашей казармой, через пару минут мы вошли в комнату, где были врач — старший лейтенант, и миловидная медсестра Людмила, которые болтали, коротая время. Магомедов объяснил им, что я из карантина, из сегодняшней партии новобранцев, пожелал мне здоровья и ушёл, сказав, что завтра зайдёт. Медсестра Люда открыла журнал, взяла ручку и спросила у меня фамилию, чтобы сделать запись. Пересилив себя, я кое-как произнёс свою фамилию и… услышал в ответ уже знакомое мне: «А-а-а-а… земляк Петросяна!» Она уже собиралась выйти, чтобы догнать Магомедова, но тут я попросил потрогать лоб, измерить температуру. Она с недоверием подошла ко мне, встряхнула градусник и протянула мне. Я положил его под мышку… Медсестра отошла, села рядом с врачом, и они начали что-то говорить — чувствую, про меня…

Мозг у меня от температуры начинает «плавиться», еле держусь на табуретке, появляется чувство нереальности, что это не со мной, это сон, я сейчас проснусь и буду у себя дома в Степанакерте, с родителями… Тут снова появляется моё второе «Я» и шепчет мне на ухо: «Так тебе и надо, не хотел служить рядом с домом, не послушался родителей…» Ответить у меня не было сил…

Подошла медсестра Люда, посмотрела на градусник — глаза у неё стали круглыми… Она подошла к врачу, показала ему термометр. В ответ я услышал тихую речь врача и снова слово: «Петросян». Врач взял градусник, встряхнул его и сам положил мне под мышку. Он сел рядом, не отводя от меня глаз. Дальше было всё как в тумане — смутно помню укол, встревоженные лица врача и медсестры… Потом мне выдали больничную пижаму, и перед тем, как вырубиться в пустой палате, было ощущение, что лечу в бездну… Эта была самая длинная ночь в моей жизни… Внезапно послышались шипящие звуки, появились какие-то рожицы, черти…. Я понял, что в бреду… И вдруг появился кто-то большой, чёрный. Он наклонился надо мной, оскалив зубы, и, смеясь, произнёс: «Я Петросян!» Чудовище потянуло меня за рукав, я сопротивлялся как мог, отталкивал… Вдруг чудовище начало говорить со мной голосом миловидной медсестры Люды: «Просыпайся…» Я открыл глаза и увидел медсестру, которая звала меня, в руке у неё были шприц и какие-то таблетки… Сделав укол и дав выпить таблетки, она ушла, и я снова полетел в бездну…

Проснулся я от луча солнца и каких-то тяжёлых звуков, похожих на громкое выдыхание человека. Приподнявшись на локте, я отодвинул занавеску и увидел такую картину: невысокий здоровый волосатый парень с голым торсом, стоя ко мне спиной, с лёгкостью выжимал тяжёлую штангу, потом, бросив её на землю, схватил две 16-ти килограммовые гири и начал чуть ли не жонглировать ими в воздухе. В конце этот парень нагнулся к крану и стал обливаться холодной водой (на дворе был ноябрь), после чего начал обтираться солдатским вафельным полотенцем. Надевая больничную пижаму, он повернулся ко мне в профиль, и я увидел его крупный орлиный нос…

Через минуту в коридоре санчасти послышались чьи-то тяжёлые шаги, открылась дверь моей палаты и вошёл тот самый «штангист», как я его окрестил в уме. «Штангист» сразу спросил меня на армянском: «Ехбайр*, это тебя вчера ночью сюда привели? Это ты мой земляк?» «Наверное», — ответил я.

«Штангист» присел на табуретку, начали знакомиться, и когда узнал, что передо мной сидит сам Петросян, я, несмотря на мою температуру, чуть не задохнулся со смеху… И рассказал Онику, так звали Петросяна, как и откуда я узнал про его существование. Тут уже вдвоём начали смеяться…

Естественно, встаёт вопрос: что делает «штангист» Петросян в санчасти? А ответ прост: когда Оника призывали в армию, из горного района Армении, в военкомате посмотрели на его «товарный» вид, на его книжку кандидата в мастера спорта по тяжёлой атлетике и сразу же «забрили», толком не посмотрев медицинскую карточку, где было написано, что у него есть определённые нарушения ритма сердца. Оник не настаивал на отстрочке или комиссовании, так как хотел служить. Однако романтизм Оника внезапно пропал, когда, попав в «королевские войска» (стройбат), он понял, что здесь нужно таскать мешки и работать лопатой, и он объявил себя больным, что, на самом деле, соответствовало действительности.

Его отправили в санчасть, оттуда — в госпиталь. Там сняли кардиограмму, констатировали сердечные нарушения, но в тоже время врачи видели и другие нарушения Оника — каждодневные утренние, дневные и вечерние тренировки с гирями, и рука врачей не поднималась «списать» его и отравить домой. Оника послали обратно в роту, где через неделю он объявил, что «сэрдце болит». И снова эта несложная схема: казарма роты — санчасть — госпиталь — казарма роты… И так много раз. И везде, куда бы Оника ни посылали, он всегда брал с собой откуда-то найденные им гири…

Из санчасти меня выписали через пару недель, а после карантина ко мне подошёл командир роты и сказал, что у меня в личном деле написано, что я по специальности водитель, и командование полка решило послать меня на 6-ти месячные курсы переобучения по правилам дорожного движения ГДР. Но это уже, как сказал бы Каневский, совсем другая история…

После того, как меня отправили на курсы, я больше не видел Оника, но ввиду того, что у нас была одна строительная бригада, по «цыганской почте» я узнал, что он пользовался в части непререкаемым авторитетом, спокойно дослужил и уехал к себе домой…

Вот такой эпизод запомнился мне из моей солдатской жизни. И могу добавить, что за два года я ни разу не был в отпуске, ни разу не получил посылку из дому. Впрочем, я рад, что мне пришлось узнать службу такую, какая она должна быть на самом деле. Мне это очень помогло в дальнейшем, и моё второе «Я» в армии постепенно отстало от меня — может, согласилось со мной, что я был прав, когда отказался от предложения служить «там, где все»…

Рассказанная мной история произошла в середине 70-х годов прошлого столетия, когда Советский Союз ещё существовал, была дружба народов, одна общность людей — советский народ, действовал Варшавский договор и многие из нас добровольно служили в армии, чтобы защитить наше общее Отечество… Но теперь всё это осталось в нашей прошлой жизни… Остались одни воспоминания, некоторые грустные, некоторые весёлые, как эта история…

__________

*Ехбайр — по-армянски «брат».

Февраль 2015г.