Эпос трикстеров – 1, или Подлинная история хартлендских богов

Альберт Герасимов, 2023

Ему "повезло" умереть, но при этом стать бессмертным, обучиться магии у лешего и подраться с громовержцем Индрой и богом ветров Ваю. Его, бывшего шамана лесного племени, Судьба ведёт в Золотой город степных арийских богов, чтобы стать одним из них. У него там будут верные друзья, возлюбленная и тайные враги. Будут интриги, заговоры и битвы. Но откуда же ему было знать, что за всеми этими удачами и несчастьями скрываются чёрные планы одной могучей Твари, обитающей на Путях мёртвых? В Золотом городе его звали Пушан, а позже он возьмёт себе имя Велес… Эта книга первая из фэнтезийного цикла об истории богов Северной Евразии (Хартленда). Действие начинается в 2010 году до Рождества Христова.

Глава 4. Шурале, чуд и оборотень

* * *

Двое подростков, не спеша, бредут домой из школы. Какое-то время идут молча, потом один вздыхает и задаёт, мучивший его долгое время, вопрос:

— Серый, я вот всё про сочинение думаю, которое мы сейчас писали…

— А чего про него думать?

— Ну, во всех книгах только по любовь и пишут. Любовь, любовь. А есть она вообще эта любовь? Мне уже 15 лет стукнуло, а я понятия не имею, что это такое?

— Аника, чего это тебя перекосило?

— Да я серьёзно, Серый, может быть, выдумали эту самую любовь? Может быть, и нет её, а это простое самовнушение?

Серёга пожимает плечами.

— Отец мне недавно такую теорию задвинул. Любовь, говорит, это пониженная критичность к объекту влюблённости.

— Это как?

— Ты, вроде как, не замечаешь её недостатков. А если и замечаешь, то начинаешь их оправдывать. Длится такое обычно 3-4 года. И нужно для притирки молодой пары в первое время супружеской жизни и чтобы сразу не разбежались с рождением первенца. А дальше уже, как говорят, стерпится — слюбится.

— То есть всё-таки без самовнушения не обходится?

— Наверное. А ты чего? Влюбиться в кого решил? Думаешь, так просто?

— А чего? Годы-то идут. А сама эта любовь, похоже, с неба не свалится. Надо ж что-то делать.

— Хм… Йожкин корень… Ну, ты, блин, экспериментатор… Только кандидатуру надо подбирать с небольшим количеством недостатков. А то ведь в тебе надо пониженный уровень критичности выработать. Не со всеми это получится. Вон Любка Николаенко, к примеру…

Юрка представил образ двоечницы и неряхи Любки Николаенко и сморщился:

— Не-е-е, ме-е-е-е, бе-е-е…

— Бе-е-е, — поддержал друга Серёга, мотая головой с брезгливой физиономией.

И оба заржали.

— Не, ну, я не такой экстремал, — заявил Юрка. — Я про Ленку Светину…

— О! Дитя Света, что сидит перед тобой? — удивился Серёга. — Девочка с золотыми волосами…А не глуповата она для тебя?

— Да ты чё?

— Всё. Молчу, молчу. Вижу, порог критического восприятия уже снижен. Что я могу для тебя сделать, друг мой? — патетически вопросил Гаврилов, и тут же ответил. — Мы с Ольгой Булановой собираемся в кино в субботу. Хочешь, она Ленку прихватит? Они, вроде как, корешатся время от времени…

— Серый! Ты настоящий друг! Слушай, а, может, махнём сейчас на великах в деревню к дяде Коле. Послушаем его сказку?

— А уроки?

— Ой, да чего там делать? Физра — не в счёт. Литературу после сегодняшнего сочинения не задали. Алгебру три номера да по истории один параграф. Полчаса делов. Завтра в школе сделаем. И давай, Ваньку тоже совратим…

* * *

Дома, глядя на себя в зеркало, Юрка думал, что он, конечно, не Ален Делон, но ведь точно симпатичнее Челентано. А девки на него почему-то не вешаются. Если так дальше пойдёт, можно ведь без жены и детей остаться. А это, значит, жизнь — зазря. И если гора не идёт к Магомеду, то пора Магомеду самому за горами побегать.

Тут где-то на фоне сознания кошачьим коготком по сердцу царапнуло одно прошлогоднее воспоминание. Дело ещё в конце 7 класса было. Валерка Воробьёва вдруг стала оказывать ему мелкие знаки внимания. По душе Лерка была девчонкой хорошей, но узкое лицо и слишком большой нос делали её похожей не на воробья, а скорее на грача. Впрочем, биологичка, вроде бы говорила, что грачи принадлежат к отряду воробьиных… Да не важно. Важно, что Юрка не хотел, чтобы у его детей был такой же клюв. И просто представить себя гуляющим под руку с этой птицей не мог. Поэтому Юрка Лерку от себя оттолкнул. Преднамеренно, грубо и однозначно. Воспользовался какой-то вознёй, затеянной одноклассниками. Лерка тогда попыталась втянуть его в эту игру, слегка пихнула плечом. А он развернулся и обоими руками толкнул её в грудь со словами: «Отстань от меня!» Воробьёва обиделась и больше не приставала.

Юрке до неё не было дела. То есть ему хотелось, чтобы не было дела. Он даже убеждал себя, что поступил абсолютно правильно. Относись он к ней нормально, девчонка нафантазировала бы себе всяких глупостей, а потом пережила бы страшный облом. Но в глубине души Юрка чувствовал, что поступил с Леркой как-то… неправильно.

* * *

Николай Денисович встретил троицу приятелей, будто званых гостей, чаем и пирогами с крольчатиной. Очень кстати оказались, так как наша троица подорвалась в путь, не пообедав. Пока парни уплетали угощение, дед начал рассказ.

* * *

Пришёл июнь. Правда, на Земле ещё никто не знал, что этот месяц называется июнем. Римляне это название придумать не успели. Да и самих римлян история ещё не придумала. В лесах северо-восточной Европы месяц называли именем горностая[1]. Но это никак не меняло того факта, что июнь всё-таки наступил. Хотя погода в те дни стояла премерзкая. Уже неделю почти без перерывов моросил холодный по-осеннему мелкий дождь. Резкие порывы ветра наводили на людей страх. Время от времени в лесу ветер валил на землю подгнившие деревья, ломал слабые сучья на здоровых стволах. В его завываниях чувствовалось что-то чуждое и враждебное.

Настроение было такое же мерзкое, как погода. В центре большого круглого зала в выложенном камнями очаге потрескивали дрова. Дым белым столбом уходил вверх. Там в крыше проделана аккуратная дыра. Через неё был виден кусочек белёсо-серого неба и рвущиеся в дом мелкие капельки дождя.

Единственной мебелью в зале были нары, сделанные из пары брёвен и толстых жердей. На жерди была брошена изрядная охапка сена, которую сверху застелили различными шкурами. На этих шкурах и лежал хозяин дома. Вернее было бы сказать, что он сидел, прижавшись спиной к стене, закопавшись в вороха шкур. Впрочем, не знаю, годится ли фраза «закопавшись в шкуры» для качка-великана с рожей, увидев которую ночью в глухом переулке, любой человек с радостью отдал бы не только всё своё имущество, но и последнюю рубаху вместе со штанами. Волос горевал нынче в таком облике. Чёрные глаза страдальца подёрнулись пьяной дымкой. Чёрные волосы растрёпаны, густая чёрная борода — всклокочена.

Рядом стоял кувшин с медовухой. Время от времени Волос прикладывался к нему. Но не слишком часто, потому как был занят. На полу в ряд стояло с десяток глиняных кувшинов. Волос взглядом поднимал один из них и шваркал его о противоположную стену зала. Глиняные брызги, летящие в разные стороны, имитировали ощущения действия и власти. Затем, чуть полюбовавшись работой, он поднимал другой кувшин и повторял процедуру. Крушение невинной посуды слегка успокаивало. Когда кувшины заканчивались, бог приказывал осколкам принять прежнюю форму. Порою они склеивались не так, как надо, но Волоса это не волновало. Главное, чтобы это «творение» можно было вновь шваркнуть об стену.

Божество горевало, пребывая в длительном запое. И дело тут не только в Миче. Он был всего лишь глупым лосёнком, каких в лесах можно найти тысячи. Божество жалело себя. Как будто вновь к нему вернулась прежняя людская жизнь. Скучная, бессмысленная, обречённая на постоянные потери. А тут ещё эти чужаки. Как их там звали? Рыжий — Индра, чёрный — Ваю? Волос понимал их язык. Но это был чужой язык. В окрестных лесах никто так не говорил. Они были сильны. Возможно даже сильнее Волоса. Он просто застал их врасплох. Несомненно, это были боги. Рыжий так ловко обернулся кошкой. А чёрный командовал ветром. И ещё эти лошади, повозка… В лесу на такой не поездишь. Они пришли с востока. Издалека. И ещё эта блестящая штука, похожая на молнию… Страшная вещь. Орудие убийц, а не охотников.

Вдоволь наразмышлявшись, Волос пришёл к выводу, что о чужаках надо узнать как можно больше… И отомстить. Красиво отомстить. И жестоко.

Додумавшись до такой сладкой мысли, Волос ухмыльнулся и выпил одним глотком оставшуюся половину кувшина. Размахнувшись, он запустил пустую посудину в стену. Порадовался звуку и виду крушения. Затем улёгся поудобнее на нарах и захрапел.

Но спокойный сон продолжался недолго. Сначала появился чёрный дым, переливающийся зелёными сполохами, а потом в этом дыму прорисовалась мёртвая голова Мича. Время от времени её заслоняли хохочущие и гримасничающие рожи Индры и Ваю. А над весем этим в ритме сердечного биения пульсировала одна только мысль: «Месть. Месть. Месть. Месть».

_______

[1] Древний финно-угорский календарь делил год на два периода и 9 неравных месяцев. Период весенне-летний: I. 22 марта — 27 апреля = месяц медведя; II. 28 апреля — 02 июня = месяц оленя; III. 03 июня — 04 июля = месяц горностая; IV. 05 июля — 09 августа = месяц росомахи. Период осенне-зимний:

V. 10 августа — 04 октября = месяц лося; VI. 05 октября — 19 декабря = месяц выдры; VII. 20 декабря — 24 января = месяц лисицы; VIII. 25 января — 21 февраля = месяц белки; IX. 22 февраля — 21 марта = месяц куницы. Древнейший календарь обнаружен на бронзовом кольце, найденном в 1975 году на левом берегу реки Вычегда близ деревни Сторожевск (Корткеросск, Коми, Россия). Археолог К.Кольцов датировал находку рубежом I-II тысячелетий н.э.

* * *

Темная южная ночь. На невысоком холме посреди степи горит костёр. Вокруг него расположились трое мужчин. Из-под красно-коричневых шерстяных плащей видны белые шерстяные рубахи, украшенные у шеи и на рукавах красными вышитыми узорами, в которых поблёскивают мелкие стеклянные бусинки. Дополняли костюм коричневые кожаные штаны, а завершала — кожаная обувь, похожая на индейские мокасины. Лежащие рядом с мужчинами тюки говорили о том, что эти трое находятся в пути по торговой надобности.

На склоне холма паслись стреноженные кони. Красивые, мощные… тяжеловозы. Не боевые скакуны, но в хозяйстве гораздо полезнее. И характер покладистее.

Мужчины были заняты разговором и совсем не заботились о безопасности. В то время здешняя степь была ещё спокойным местом. Люди им не страшны, а волки летом предпочтут более лёгкую добычу.

— Каждый год всё суше и суше. Уже целую луну не было дождей! А что начнётся, если дождей не будет до следующего полнолуния? — горячо говорил юноша лет шестнадцати.

Его спутники дружно поглядели поверх костра на серебристо-жёлтый круг луны.

— Не кипятись, Цалгос. Боги не допустят такого, — лениво пробурчал крепыш средних лет с удивительно кудрявой головой. — Где это видано, чтобы два полнолуния дождей не было?

— Вот тут ты, Орик, не прав, — мрачно проговорил третий мужчина, самый старший из них. — Помнишь, тот год, когда Вануарка («Укротитель волка») своё имя получил? Ты, конечно, был тогда вдвое моложе, чем сейчас, но всё же — не младенец. Тогда, как раз, два полнолуния дождя и не было. Вся степь высохла. Стада держали у рек, а кормить их уже летом пришлось ветками деревьев, что растут в балках и по берегам. Реки, что брали исток в степи, пересохли. Только большие, что текут из северных лесов, были полноводны

— Помню я этот год, помню. Только дед Цахил говорил, что такое раз в сто лет бывает. А он сам, небось, больше прожил, а такого не помнил. А ещё он говорит, что засуха — это наказание за испорченность людей, за то, что богов мы забыли и жертвы им малые приносим. Вот ты, Асар, давно жертвовал? А? Вот то-то же! А допечёт — пойдёшь к жрецу с барашком. И все пойдут. Вот тогда боги милость и проявят. Не оставят они нас без помощи.

При упоминании о жертвах тот, кого назвали Асаром (на русский язык это имя можно перевести, как «Безголовый»), поморщился:

— Боги оставили нас.

— Это точно, — усмехнулся Орик. — Даже наш покровитель Митра не заглядывает к нам на север, наверное, с той поры, как тебя Безголовым прозвали.

Цалгос хихикнул, показывая, что он в курсе этой истории. Асар же помрачнел и с небольшой долей злости ответил:

— Зато он частенько наведывается в Хастин к нашему дорогому радже Митрену. Не даром же в имени раджи звучит «потомок Митры». Хотя я лично лет двадцать назад видел нашего прежнего повелителя. И скажу вам с уверенностью, что прошлый и нынешний раджа похожи друг на друга, как две капли воды. Но Митре-то, наверное, было приятно, что младшего назвали в его честь. Не даром же он теперь так опекает его дочку.

— Только вот Митра — исключение. Да и кроме семьи раджи его у нас ничего не интересует, — вступил вновь в разговор Цалгос. — Дед Цахил говорит, что боги оставили нас ещё в те давние времена, когда большинство племён ушли за Великую Волчью реку. И даже раньше. Он от своего деда слышал, что боги стали редко навещать наши деревни уже после заселения земель за Рахой.

— Оно и понятно, — поддержал Асар. — Раз они построили себе город на горе Меру, то там и живут. Далеко оттуда до здешних мест.

— Ну, что вы такое говорите? — расстроено начал Орик. — Ваю и Индра очень часто охотятся в наших местах. Сколько раз я видел их золотую колесницу, несущуюся по небу в сопровождении скачущего в клубящихся тучах воинства марутов! О, как сверкает в это время ваджра могучего Индры!

Асар опять криво ухмыльнулся:

— Ты, Орик, в каждой грозе готов Индру с марутами увидеть. Уж не сказителем ли стать собираешься? Жаль только забыл, что ты — не яйцеголовый брахман. Всем ты хорош, Орик, но той штукой, что у тебя пока на плечах торчит, не вышел. А круглоголовые вайшью, подобные тебе и мне, как нас учили, могут только в земле ковыряться, да хвосты коровам крутить…

Орик явно обиделся. Его лицо покраснело, даже кулаки сжались.

— Привет, парни, — прозвучал над костром могучий, но спокойный бас.

Все трое резко вскинули головы и увидели через огонь высокую богатырского сложения чёрную фигуру.

— Вот демон! Ты кто такой?! — выпалил Асар, хватаясь за лежавший под рукой боевой каменный топор, и поднимаясь на ноги.

Орик тоже схватился за свой топор, а Цалгос просто вскочил на ноги, сжимая правой рукой висевший на шее амулет.

— Ну, чё всполошились? Странник я. Дубинки-то положите. Мир вашему очагу, — сказал гигант, скидывая с себя тяжёлую заплечную торбу и бесцеремонно усаживаясь у костра. Одет он был во всё чёрное. Чёрные сапоги без каблуков, такого же цвета кожаные штаны и короткая куртка без рукавов. Только на поясе светилась золотая пряжка в виде сцепившихся в смертельной схватке волка и орла. Широкое бородатое лицо незнакомца с горящими в свете костра пронзительно-чёрными глазами наводило страх. Но прямой угрозы на лице не читалось.

— Ну, что ж вы стоите? — продолжил он, оглядев всех троих насмешливым взглядом. — Или у вас так принято гостей встречать? Присаживайтесь, пожалуйста. Трапезу со мною не разделите?

С этими словами странник извлёк из торбы громадный олений окорок и глиняный кувшин, запечатанный воском. И как это только у него там уместилось? Из-за пояса он достал кремниевый нож и стал деловито отпиливать им куски копчёного мяса.

— На вот, малый, прими в знак мира, — проговорил незнакомец, протягивая изрядный кусок мяса Цалгосу. Тот осторожно взял, хотел было попробовать, но увидев запрещающий знак Асара, просто сел, держа кусок в руке.

Странник между тем одарил мясом остальных. Все вновь расселись возле костра, но троица хозяев по-прежнему настороженно смотрела на гостя.

— Да что ж вы не едите-то? — удивился тот. — А-а-а! Боитесь, что отравлено. Понятно.

С этими словами гость отпилил кусок себе и смачно впился в него зубами, прорычав:

— Добрый олешек попался.

Троица, увидев это, также принялась уплетать мясо.

— Ну, хорошо, еду мы разделили. Здесь и сейчас мы больше не враги, — произнёс, наконец, Асар. — Но ты так и не назвал себя. И не сказал, что тебе от нас нужно.

— Хм… Что в имени тебе моём? Вот тебя, к примеру, Безголовым почему зовут?

— Ну, — засмущался Асар, — были дела по молодости…

— Вот видишь. Для меня это имя ничего не говорит, потому что я твоих грехов молодецких не знаю. Ты меня тоже не знаешь. Так что зови просто Странником. А хочешь — Волосатым. Видишь, какая у меня бородища? Да хоть горшком назови, только на огонь не ставь. А что мне надо? Тепла от костра, да хорошей беседы с приятными людьми. Неужто пожалеете? Ну, а для лучшей беседы я тут припас кувшинчик со свежей медовухой. Хорошо пойло! Из прошлогоднего мёда.

Странник расковырял восковую печать, вытащил пробку и, сделав добрый глоток, передал соседу слева — Орику. Он начал с небольшого глоточка. Попробовал пойло языком, ощутив медово-сладкий вкус. Глаза его радостно округлились. И он жадно припал к кувшину. Не надолго. С сожалением оторвался и отдал Асару. Тот с показным равнодушием сделал несколько глотков и передал кувшин Цалгосу:

— Осторожнее. Я такое уже пробовал. Штука коварнее кумыса. Много не пей.

— И откуда ж ты такой взялся, мил человек? — обратился он к Страннику, утирая рукавом губы.

— Так… э-э-э из тех же ворот, что и весь народ, — развёл руками тот.

— И мы, сидя здесь на холме, не заметили, как ты подошёл?

— Ночь тёмная, а я весь в чёрном, — вновь отшутился Странник. — Иду, слышу беседа интересная. Дай, думаю, посижу у огонька, погреюсь. Авось что новое узнаю. А что это за гора такая — Меру?

— Чудной ты какой-то, — вставил своё слово Орик. — По-нашему говоришь хорошо, но не наш…

— Не ваш. Точно. С севера я. Из лесов. А по-вашему говорить — выучился. Я вообще очень способный.

— Оно и видно, — усмехнулся Асар.

— Так что насчёт Меру?

— Хм… Орик, ты у нас сегодня за сказителя. Не поможешь гостю?

— Да иди ты, Асар… — огрызнулся кудрявый. — Сам сказывай.

— Да ладно, не скромничай. Не даром же ты учеником брахмана хотел стать. Я бы твой рассказ тоже с удовольствием послушал…

Орик, надув губы, помолчал немного, потом пожал плечами и сменил гнев на милость:

Конец ознакомительного фрагмента.