Незабываемые встречи

Альберт Атаханов, 2015

Эта книга – собрание наиболее ярких встреч и событий более чем за пять десятилетий творческой жизни автора, работавшего с выдающимися, гениальными людьми двадцатого столетия: Дмитрием Шостаковичем, Муслимом Магомаевым, Вольфом Мессингом, Владимиром Высоцким и многими другими. Идею написания данной книги автору дали друзья, работники разных жанров искусства, на творческих вечерах, когда он рассказывал о незабываемых встречах. Среди слушателей было много молодых актёров и режиссёров, интересовавшихся многолетним опытом работы автора на эстраде, телевидении, в кино и применением им оригинальных профессиональных секретов. В небольших зарисовках приоткрывается закулисная жизнь любимых артистов, рассказываются интереснейшие, уникальные истории, повлиявшие на творческое становление автора – Альберта Атаханова, члена Гильдии кинорежиссёров России, академика Международной академии духовного единства народов мира.

Глава 1

Первые шаги профессионального пути. 1957–1960 гг

Нет, нет, это не Глеб Романов,

а Альберт Атаханов!

Свою профессиональную деятельность я начал в 18 лет после учёбы в эстрадной студии во ВГКО (Всероссийское гастрольное концертное объединение), ныне Москонцерт. Сначала — артистом Московского театра теней, а потом работал солистом эстрады, исполняя песни зарубежных друзей. Это был 1957 год.

Однажды на сцене Дворца культуры железнодорожников знаменитый конферансье Михаил Гаркави объявил: «А сейчас перед вами, уважаемые зрители, выступит самый молодой солист московской эстрады. Он вам исполнит песни наших зарубежных друзей на французском, итальянском, английском и даже “индийском” языках». В этом месте его представления зрители уже начинали бурно аплодировать, предугадывая выход известного певца Глеба Романова. Но Михаил Гаркави продолжал: «Нет нет, это не Глеб Романов, а Альберт Атаханов». И я пел популярные песни на разных языках небольшим лирическим тенором, который я приобрел, с 12 лет занимаясь в ансамбле мальчиков «Трудовые резервы», а позже — в эстрадной студии, руководимой Владимиром Наумовичем Тихвинским. Я считаю, мой успех на том концерте, можно считать, и определил выбор дальнейшего жизненного пути.

Я очень увлечённо собирал пластинки с зарубежными исполнителями: Сальваторе Адамо, Ив Монтан, ГуальТиеро Мизиано, Радж Капур… Памятью с детства Бог меня не обидел, и я, разыскивая переводы их песен, быстро выучивал слова и пел. На моей первой афише-ленте было написано «Песни зарубежных друзей. Поёт Альберт Атаханов».

Ещё мне нравилась тяжёлая атлетика, а именно — бокс. С 12 до 18 лет я занимался в спортивном клубе ЦСКА у известного тренера по боксу, мастера спорта Николая Королёва. За это время я провел на ринге 22 боя, выступая в наилегчайшем весе. В 18 из них я победил.

Так вот, снова возвращаюсь к выступлению на том концерте. В заключение на бис я всегда пел «Песню французского солдата» из репертуара Ива Монтана. А у меня разбита нижняя губа и синяк под левым глазом, который я получил вчера на ринге, — ну вылитый французский солдат. Зрители всё равно мне аплодировали. Мой первый режиссёр эстрады Владимир Тихвинский после концерта сразу предъявил ультиматум: «Значит, так, всё, мое терпение кончилось. Выбирай, Алик, или бокс, или сцена». И я тогда окончательно выбрал для себя творческий путь.

Загадка фразы Ива Монтана

Что значит “ажупрель”?

Мне посчастливилось слушать французского певца Ива Монтана в Зале имени П. И. Чайковского. Купив билеты на все его концерты, я наслаждался любимыми песнями Франции в прекрасной исполнительской подаче этого талантливого киноактёра и певца. После второго концерта я, сидя в зрительном зале, уже тихонько мог напевать «Гранд бульвар», «Ле рутье» — песенку шофёра, «Се си бо» и другие уже знакомые мне мелодии. И вот на этих концертах мне запомнился один забавный момент в поведении Ива Монтана на сцене. Почти после каждой песни второго отделения концерта он говорил: «Ажупрель». А я не понимал, что он хочет сказать зрителю. Когда концерт закончился и все зрители вышли из зала, я набрался смелости и пошёл за кулисы искать переводчицу Ива Монтана. Встретившись и немного рассказав ей о себе и о своей любви к французским песням, я попросил перевести это слово на русский. Она, приветливо улыбнувшись, взяла меня под руку и повела к гримёрке маэстро. Осторожно постучав в дверь, мы услышали в ответ: «Силь ву пле». Передо мной стоял высокий мужчина, совсем не похожий на бодрого, танцующего на сцене певца — скорее он был похож на уставшего шофёра с потным лицом из французского фильма «Идол». После небольшого приветствия переводчица объяснила цель моего визита. Он улыбнулся и объяснил, что это не французское слово, а русская фраза, которую он часто слышал от здешних друзей за столом: «Аж упрел», что можно заменить французским «Иль фе шо», означающим «жарко». Во время исполнения на концерте двух полных отделений темповых песен ему стало жарко, и он по-русски решил сказать «аж упрель».

Так эта загадка разъяснилась.

Первое звание, полученное на Всемирном фестивале молодёжи и студентов в Москве

Я пел от имени Ива Монтана.

Летом 1957 года приближался срок проведения в Москве седьмого Всемирного фестиваля молодёжи и студентов. И вот, режиссёру эстрады В. Н. Тихвинскому так понравилось моё исполнение французских песен, что он решил от московской эстрады на фестивальный конкурс выставить музыкальный номер «Наш друг из Парижа». Главная и единственная роль была поручена мне. Владимир Наумович написал сценарий, в основе которого были популярные мелодии песен Ива Монтана, и к ним написал русский стихотворный текст. Все эти песни я должен был исполнять за белым плотным экраном, наблюдая за подвижной большой теневой плоской куклой, изображающей в полный рост знаменитого французского певца. Два артиста теневого театра при помощи длинных реек накладывали на большой подсвеченный экран эту куклу, которая, свободно двигаясь и жестикулируя, исполняла музыкальный монолог моим голосом. Этот номер несколько раз с успехом был показан гостям, в том числе на сцене театра московского сада «Эрмитаж». Члены жюри фестиваля поблагодарили режиссёра-постановщика В. Н. Тихвинского, а всем нам, артистам-исполнителям этого номера, было присвоено звание лауреата седьмого Всемирного фестиваля молодёжи и студентов. И, хотя это выступление происходило 50 лет назад, я до сих пор помню слова тех песен:

Я так люблю, друзья, Москву,

здесь множество чудес

увидеть можно наяву,

здесь песенки моей герой

встретится с тобой,

хочешь — тронь рукой.

Он идёт живой Тверским бульваром,

он токарь с фирмы «Ситроен»,

с ним слесарь с фирмы «Лихачёв».

Армейская служба в парадных войсках Москвы

«Хороший солдат», — сказал про меня маршал Р. Я. Малиновский.

Я служил в Советской армии с конца 1957 года по сентябрь 1960-го и мне хорошо запомнились три важных и интересных события, особенно — одноминутная встреча с Маршалом Советского Союза, министром обороны СССР Родионом Яковлевичем Малиновским.

Во время призыва на срочную службу в военкоматах Московского военного округа было негласное предписание оставлять служить в московских военных частях молодых преуспевающих спортсменов и талантливую музыкальную молодёжь. Эти молодые люди кроме службы участвовали в концертах армейской самодеятельности, а также в спортивных состязаниях Московского военного округа, за что получали награды и призы. Я помню, в военкомате Кировского района Москвы майор дал мне в руку пакет и сказал: «Ты, парень — певец, самый трезвый из троих, которых я сегодня должен отправить в армию, забирай с собой футболиста Роя и аккордеониста Сапелкина, иди, лови такси и поезжай в Лефортово, адрес на конверте».

Когда мы приехали в штаб парадной гвардейской Таманской дивизии, полковник, прочитав наши призывные документы, сказал, что моя служба будет проходить в должности артиста Ансамбля Московского военного округа. И снова я оказался перед выбором: петь в ансамбле или понюхать порох армейской жизни, подержать в руках оружие, отведать на учениях армейской каши из котелка. От всего этого не хотелось отказываться, и я выбрал путь настоящего бойца, солдата. Ещё на моё решение повлияло известие о том, что в этой артиллерийской батарее, куда я отправился служить, есть солдат Евгений Аржаков — хороший боксёр, с которым я в юности встречался на ринге.

Это было предисловие к случайной встрече с маршалом Р. Я. Малиновским, дважды Героем Советского Союза.

Воинская часть Гвардейского мотострелкового полка под командованием полковника Писарева так же, как и штаб дивизии, располагалась на Красноказарменной улице. Я прибыл служить туда после курса молодого бойца, где учили на наводчика артиллерийского самоходного оружия 85-го калибра. У нас так и называлась рота «85-й батареи». Один из командиров взвода — старший лейтенант Герман Малиновский — сын маршала. Кроме основной военной должности мне, как москвичу, поручили выполнять ответственную работу «связного». В случае объявления в части или военной или учебной тревоги для солдат во всей Таманской дивизии «связной» должен взять своё табельное оружие, в любое время суток быстро найти по домашнему адресу своего офицера — командира, оповестить его об объявлении тревоги и так же незамедлительно вернуться обратно в часть. Помню, в один из дней службы, в четыре часа утра по всему полку была объявлена тревога. За полторы минуты я, как положено, оделся, взял автомат и бессрочную увольнительную «связного», пулей через КПП выбежал на улицу, где уже на остановке трамвая стояли другие солдаты — москвичи. Когда, на наше счастье, подошёл единственный трамвай с рабочими депо, мы вскочили в вагон и своим «вооружённым» видом так напугали пассажиров, что они, думая, что в Москве начались военные действия, мигом покинули вагон. Я тоже выскочил из медленно идущего трамвая, остановил грузовик ЗИЛ и попросил водителя отвезти меня на Арбат, к магазину «Военторг». Адрес министра обороны СССР мне разглашать было запрещено. Пройдя охрану в подъезде, я поднялся на этаж, где жил мой командир Герман Малиновский. К огромному моему удивлению, дверь открыл сам Родион Яковлевич, набросив на плечи шинель маршала. Я в шоковом состоянии сообщил об объявлении тревоги в полку и о срочном вызове моего командира в часть. После моего сбивчивого от волнения рапорта маршал улыбнулся и сказал: «Хороший солдат». Он позвал сына, на минуту прикрыв за собой дверь. Ко мне вышел Герман в домашнем халате и спокойным голосом сказал, прерывая мой уставной рапорт: «Молодец, Алик, что нашёл меня, но тревога уже закончилась. Она была учебная, и сейчас в части всё спокойно. Ты можешь возвращаться без всяких волнений, а в следующий раз я тебе дам свой личный телефон, и всё будет в порядке, понял?» — «Так точно! Разрешите идти?» — спросил я. «Давай, давай, хороший солдат», — сказал он мне вслед и закрыл дверь. Герман был хорошим командиром и всегда приходил на концерты, где с оркестром Таманской дивизии я пел песни на разных языках. Вне части общался со мной по-дружески, даже попросил познакомить его с некоторыми известными артистами московской эстрады, но после окончания моей службы наша связь прервалась.

В армии я прошёл хорошую школу жизни. Как говорят солдаты, «прогнулся, как медный котелок». Не сачковал от учений, приближенных к реальным военным действиям, чистил на кухне большие ведра картошки, мыл полы, стоял в карауле на морозе. А главное — несколько раз участвовал в параде на Красной площади. За это я получил почётную грамоту от министра обороны СССР, маршала Р. Я. Малиновского.

За три года мы, артисты эстрады и цирка, дали много концертов и поставили праздничных программ, выступая от имени солдатской самодеятельности Гвардейской Таманской дивизии имени М. И. Калинина. Кроме центральных концертных площадок Москвы нас приглашали на телевидение и на радио. В 1960 году, еще до окончания службы в армии, меня пригласили редакторы всесоюзного радио Майя Соймонова и Татьяна Попова для записи песни Андрея Бабаева «Любимые глаза». И я стал первым исполнителем этой известной песни во всесоюзном эфире.

Незабываемая встреча с Вольфом Мессингом. Туркмения 1960–1964 гг

Я его никогда не забуду

И слова его век помнить буду.

После службы в армии мой творческий путь продолжился в солнечной Туркмении, где меня ожидала встреча с родными и близкими людьми, где уже много лет жил и работал кинорежиссёр Меред Атаханов — мой отец. И именно в Туркмении мне повезло встретить гения XX столетия, великого гипнотизёра и провидца Вольфа Григорьевича Мессинга.

Родной Ашхабад

О столица моя, как люблю я тебя!

Основная причина неожиданного поворота в моей жизни — выступление по Всесоюзному радио с песней «Родной Ашхабад», которую я сочинил про город своего детства. Всё так ясно вспомнилось: и древний город с мечетями и минаретами, и красивые чинары на улицах, и журчащие арыки, в которых мы в детстве купались. И, хотите — верьте, хотите — нет, во мне открылся такой авторский дар, что я сразу написал этот текст, а мелодия пришла мне в голову через несколько минут. Вот какой бывает всплеск авторской мысли, если к тебе придет вдохновение!

И вот, когда в Туркмении услышали эту мою песню об Ашхабаде, работники местного радиокомитета сразу стали искать автора-исполнителя. И помог им в этом мой отец, который тоже слышал меня по радио.

Оказалось, что это была первая песня об Ашхабаде на русском языке. Исполнялась она самим автором, да еще в прекрасном сопровождении музыкального квартета Бориса Тихонова. Слова песни настолько искренне выражали любовь к родному городу, что многие слушатели звонили в радиоредакцию с просьбой повторить песню в любой передаче. Простота мелодии и душевность слов песни приворожили слушателей.

…Я любуюсь тобой,

город мой дорогой,

ясным солнцем согрет,

ты стоишь сотни лет,

утопая в садах,

в ароматных цветах,

как в арыках ручьи,

там поют соловьи…

Меня сразу попросили прислать клавир песни «Родной Ашхабад» для концертных выступлений туркменских солистов, а также дубль записи песни на Всесоюзном радио. Оказывается, руководство радиокомитета республики по просьбе радиослушателей решило начинать утренний и заканчивать вечерний эфир именно этой песней. Позже мне в Москву пришло официальное приглашение от Министерства культуры Туркмении с обещанием предоставления жилплощади и гарантированного зачисления в музыкальное училище, если я захочу приехать в Ашхабад в качестве солиста радиокомитета. Конечно, я согласился, так как знал, что после 15-летней разлуки меня ждут мои родные и, разумеется, все слушатели, которые тоже любят свой прекрасный, родной Ашхабад.

Город свой недаром называют ашхабадцы Городом любви

За годы моего творчества в Ашхабаде я был автором и исполнителем своих песен и музыкальных фельетонов, ведущим авторской передачи на местном ТВ, играл эпизодические роли в фильмах моего отца и, конечно, учился в музыкальном училище. Но культурная жизнь Ашхабада очень отставала от соседних республик Средней Азии. Например, в Узбекистане много лет существовал эстрадный оркестр, а при Узбекконцерте уже создавался свой мюзик-холл под руководством народного артиста Узбекистана Батыра Закирова. Кстати, он и в своей программе пел мою песню «Родной Ашхабад» для многочисленных туркмен, живших в его республике.

И вот я решил по примеру узбеков тоже создать в Ашхабаде эстрадный оркестр при Туркменской государственной филармонии, где я работал солистом-вокалистом. Собрал группу талантливых молодых музыкантов, которые раньше играли только в парках города на танцах и в программах институтских КВН, отыскал хороших разговорников-ведущих, из филармонии пригласил артистов оригинального и танцевального жанра, заказал яркие костюмы для музыкантов оркестра и начал ставить своё первое эстрадное шоу.

Я напечатал афиши и буклеты для рекламы в городе и снял самое непопулярное, мало посещаемое театральное помещение — Туркменский государственный оперный театр имени туркменского поэта Махтумкули. Таким образом, во время студенческих каникул наш эстрадный ансамбль «Молодость» под художественным руководством Альберта Атаханова провел десять аншлаговых концертов.

В зрительном зале не хватало мест, приносили стулья из буфета и фойе театра. Это представление я решил поставить в жанре «концерт-бал». Первое отделение — эстрадная программа по моему сценарию на тему культурной жизни нашего Ашхабада, всё второе отделение было перенесено в фойе, где играли танцевальную музыку, а в малых залах проводились викторина, аукцион и различные конкурсы на тему празднования Нового 1962 года.

Я написал много песен для этой эстрадной программы, но о двух из них хочу рассказать особо. В те новогодние дни вдруг выпал хороший, пушистый снег, что было неожиданным явлением для обычно тёплого климата Ашхабада и стало подарком жителям города, и я тут же сочинил песню «Редкий гость». Её сразу включили в программу новогодних концертов.

Самый редкий гость в Ашхабаде есть у нас,

Про него, друзья, песню вам спою сейчас.

Он умелою рукой окна все разрисовал,

И художником с тобой смело я его назвал.

Разбросал он снег, сотворяя чудеса,

Изменяет всё, удивляются глаза

Мимо дома своего даже многие прошли.

Побелел, как Дед Мороз, наш знакомый Яшули.

Пусть почаще снег выпадает в январе.

Посмотри вокруг — все деревья в серебре.

Но встаёт один вопрос: кто же нам его принёс?

…И ответ довольно прост: в Ашхабаде Дед Мороз!

Удивительно, что песню композитора В.Соловьева-Седого «Подмосковные вечера» ашхабадцы всегда пели во время застолий. Ведь город Ашхабад в переводе на русский — Город любви утопающий в вечнозелёных садах, где поют соловьи вечерами. «Почему же, — думал я, — нет песни про “Ашхабадские вечера”?» И вот однажды летом, когда я возвращался с работы из Ашхабадского телецентра, расположенного на высоком холме города, я увидел красивую, сверкающую панораму золотых огней, а в аромате зелени утопал «город любви» — Ашхабад! Хочу вспомнить слова песни «Ашхабадский вечер»:

… Ты сверкаешь в сказочном наряде,

Ты стоишь, объятый тишиной.

Этот вечер в нашем Ашхабаде

Манит вас своею красотой.

Тёплый ветер вам лицо ласкает,

В небе улыбается луна.

Никогда зимы здесь не бывает,

Круглый год у нас цветёт весна.

Только звёзды небо зажигает,

Вновь к своим друзьям спешите вы.

Город свой недаром называют

Ашхабадцы Городом Любви!

И вот уже более 50 лет эту песню ашхабадцы поют на концертах и дома.

Эстрадный ансамбль «Молодость» просуществовал очень недолго, так как бывший министр культуры Туркмении велел нам в программе исполнять только музыку туркменских композиторов и народные песни. И мне, к сожалению, пришлось распустить хороший коллектив.

Вольф Мессинг у меня в гостях

Поверь, Алик, пока ты будешь петь —

будешь жить!..

Директор Туркменской госфилармонии, зная мои актёрские способности, часто просил быть ведущим на сольных концертах гастролёров, приезжавших в Ашхабад. Я вёл программу концерта пианиста Евгения Малинина, скрипача Юлия Гутмана и особенно мне запомнилось творческое общение с французской пианисткой Жаклин Эймар. Обычно после своего выступления она аккомпанировала мне, называя меня в шутку «ашхабадский Ив Монтан».

Здесь состоялась главная встреча в моей жизни — с уникальным человеком, дружбы с которым искали великие и сильные люди мира, такие, как Альберт Эйнштейн, Зигмунд Фрейд, Иосиф Сталин и другие…. с Вольфом Григорьевичем Мессингом.

Дирекция Туркменской госфилармонии, организовав выступление Вольфа Мессинга с «Психологическими опытами» в городах Туркмении, как гласила реклама, поручила мне представлять на сцене (как он часто себя называл) артиста оригинального жанра. А по-настоящему Мессинг был известным профессором медицины.

Меня сразу поразила его интеллигентность и скромность в общении. Он был учтив и внимателен с окружающими людьми, и, хотя многие донимали его вопросами о предсказании своей судьбы, часами ожидая у главного входа гостиницы «Октябрьская», он в мягкой, убедительной беседе отказывал в подобных просьбах. Всю свою жизнь он посвятил служению людям и почти не отводил себе времени для психологического и физического отдыха. Поэтому он был очень пунктуален и сердился на людей, нарушающих этот закон его жизни. Я однажды сам получил от него строгое замечание. Помню, когда мы накануне договорились встретиться у входа в гостиницу в 10 утра, я опоздал всего на 5 минут из-за транспорта и тут же услышал от Мессинга: «Какое ты, Алик, имеешь право отбирать у меня 5 минут жизни?» Я ничего не смог ответить в своё оправдание и с чувством стыда, как школьник, стоял перед этим великим человеком в окружающей нас толпе людей… После этого полученного от Мессинга «урока» я всю жизнь стараюсь быть пунктуальным и исполнительным в своих обещаниях человеком. Его гениальный дар провидца и психолога я не один раз испытывал на себе…. Когда Вольф Григорьевич всё же выбрал для себя свободное время, он попросил меня прогуляться с ним по красивым, зелёным улицам Ашхабада и обязательно показать восточный базар. В Ашхабаде их было два — Текинский и Русский. Мессинг сказал: «Пойдёшь рядом со мной на Русский базар, но маршрут нашей прогулки будешь подсказывать только мысленно, ни на что не отвлекаясь. Думай только о нашей дороге к базару…» Ассистентка Вольфа Григорьевича проговорила: «Вот видите, Алик, как с ним трудно быть рядом — надо думать о нём только хорошее!» «Перестаньте, а то я Алику скажу, что вы подумали о моём характере», — отреагировал Мессинг и, взяв меня под руку и положив пальцы на запястье моей руки, где пульс, пошёл по незнакомым улицам Ашхабада, в точности выполняя команды моих мыслей. Мы пришли на базар. На большом открытом базаре возле нас собралось много любопытных ашхабадцев, которым удивительно было смотреть на человека в тёмном костюме в сорокаградусную жару, а другим, уже побывавшим на концерте Мессинга, не терпелось задать ему вопросы. Но я вежливо раздвигал толпу, говоря, что у нас мало времени, а Вольф Мессинг хочет купить туркменскую дыню…А как выбрать хорошую дыню в огромной куче, лежащей на земле, да ещё разных сортов?.. И снова Вольф Григорьевич предложил мне свой способ выбора хорошей дыни. Рядом с этой горой дынь сидел очень экзотичный старик-продавец в туркменском халате и в тюльпеке, большой лохматой бараньей шапке, — таких стариков в Туркмении с почтением зовут «яшули». Он не подзывал к себе покупателей, а спокойно пил зелёный чай из пиалы. Покупатели, которые понимали толк в сортах туркменских дынь, сами выбирали дыню, подносили ее к «яшули», а он слегка, на руках, покачав дыню, определял вес и тут же называл сумму. Вольф Григорьевич велел мне отойти от себя на пять шагов и мысленно подавать ему команды «хорошая дыня», или «плохая дыня», или «положите обратно». Он прекрасно знал, что я умею выбирать дыни, один раз попробовав из моих рук это угощение. Помню, Вольф Григорьевич смело подошёл к горке дынь и, взяв первую, пристально посмотрел на меня. Я с большим интересом и со всей серьезностью принял этот психологический «опыт», поэтому спокойно, без всякой мимики, сложив руки на груди, смотрел на Мессинга и думал: «Да, плохая дыня!» Он резко положил дыню на место и тут же взял другую. Я, глядя прямо ему в глаза, мысленно сказал: «Вольф Григорьевич, дорогой, не теряйте своего драгоценного времени впустую, а подойдите к старику-продавцу, сидящему на старом туркменском коврике, и возьмите лежащую около его левой ноги жёлтую, в мелкую полосочку дыню — это «Вахарман», самая хорошая и сладкая. Мессинг прочитал мои мысли, тут же подошёл к старику и, извинившись за беспокойство, попросил дать ему именно эту дыню. Старик, подавая ему хорошую дыню, с улыбкой сказал: «Ай, берекелля!» — что по-туркменски означает «молодец», и под шумное одобрение окружающих вручил её Мессингу, отмахнувшись от предлагаемых денег.

Но самое главное произошло дальше. Я решился пригласить Мессинга в гости на туркменский плов, который меня научил готовить мой отец, чтобы отметить окончание нашей совместной творческой работы. Я спешил, так как Вольф Григорьевич на следующий день должен был улетать домой в Москву. Он согласился, и я, конечно, летал на крыльях счастья и благодарил судьбу за это. Но куда мне его пригласить? После развода жене и сыну я оставил дом, а сам поселился в маленькой 10-метровой комнатке, правда, с хорошими соседями — музыкантами. Но я же не мог упустить случая, который бывает только раз в жизни:

Вольф Мессинг у меня в гостях! Я позвонил своей бывшей жене, с которой остался в хороших, дружеских отношениях, и сказал ей: «Эдочка, хочешь познакомиться со знаменитым Мессингом? Ты врач, и тебе будет интересно в домашней, семейной обстановке побеседовать с ним на медицинские темы. Только ты, пожалуйста, веди себя по-хозяйски, как будто мы всё ещё живём вместе. Я приготовлю плов, а ты с уважением к гостям за нами будешь ухаживать и в конце встречи угостишь всех хорошим зелёным туркменским чаем!» Она с удовольствием согласилась и вела себя, как мы договорились. Вольф Григорьевич приехал на такси, а я ждал его у подъезда дома. И вот чудо свершилось: я, обычный артист филармонии, студент музыкального училища, принимаю у себя дома гения 20-го столетия, с которым мечтали пообщаться великие люди нашей эпохи!.. Вольф Григорьевич очень любезно поздоровался с моими соседями и по одному взгляду на мою жену Эдвилу определил, что она врач, а в подтверждение этого сказал: «Как поживает медицина в Ашхабаде?» Она удивлённо улыбнулась. Я всю жизнь любил обустраивать уют в доме, где живу, и в своей комнате на всех столиках и стенных полках поставил цветы. Звучала тихая музыка, всю комнату озаряло солнце Туркмении. «Жена» подавала на стол, как было принято, сначала сушёные фрукты: урюк, кишмиш, кусочки дыни и орешки всех сортов. Принесла большой красивый чайник и пиалы для угощения зелёным чаем. За чаепитием я решил показать Вольфу Григорьевичу свой «творческий альбом» с фотографиями времени службы в армии, газетными вырезками — статьями о моей авторской и композиторской деятельности. Этот альбом собирала моя мама

Мария Николаевна на протяжении многих лет. Вольф Григорьевич очень внимательно всё просмотрел и сказал:

«Ну что же, Алик, ты молодец, у тебя, как я теперь себе представляю, большое интересное будущее. Ты станешь известным человеком не только в нашей стране, но и в других странах — это говорю тебе как Мессинг. Но учти, твой творческий путь будет нелёгким, и, хотя у тебя будут две замечательные профессии, с которыми ты завоюешь большой успех у зрителей и авторитет у друзей и близких тебе людей, тебе, Алик, придётся всё-таки преодолевать барьеры на трудных дорогах искусства! Учти и помни это, Алик!» Я очень внимательно и с волнением слушал это предсказание Вольфа Григорьевича Мессинга, но после всё же решил уточнить: «Простите меня, конечно, Вольф Григорьевич, но в этом важном для меня напутствии вы сказали, что у меня будут две замечательные профессии, — что вы имели в виду? Ведь я уже вам говорил, что скоро уеду в Москву поступать на режиссёрский факультет и что цель моей жизни «догнать» на своём творческом пути отца — кинорежиссёра Мереда Атаханова. Хочу стать кинорежиссёром! И ни к какой другой профессии я не стремлюсь. А вы, Вольф Григорьевич, говорили о двух профессиях в моей судьбе». — «Это замечательно, мой юный друг, что у тебя есть желание догнать в творчестве своего отца и стать режиссёром, но у тебя внутри имеется сильный, настоящий вокальный голос! Да, да, есть голос! Тебе обязательно нужно петь и стать профессиональным певцом. Всегда нужно петь — и не только на большой сцене, но и везде… Поверь, Алик, пока ты будешь петь — будешь жить! Это говорю тебе я, Вольф Мессинг! Пойми и запомни!»

Я был потрясён таким предсказанием своей судьбы. Немного забегая вперёд, скажу, что во время поступления на режиссёрский факультет, когда мне пришлось спеть ариозо Канио из оперы Леонкавалло «Паяцы», экзаменационная комиссия единогласно предложила мне совместить обучение режиссуре с вокальным факультетом Ленинградской госконсерватории.

Однако вернёмся снова в мою комнату. «Жена» после салата-зелени подала на большом блюде плов, услужливо разложила его по тарелкам, а я решил показать Вольфу Григорьевичу, как можно есть плов руками, хотя для гостей на столе лежали деревянные ложки. Вольф Григорьевич оценил мои кулинарные способности и после трапезы снова обратился ко мне: «Ну что же, Алик, я надеюсь, ты запомнишь, что я тебе сказал, и ты, молодец, живёшь со стремлением добиться цели своей жизни. Спасибо твоей маме Марии Николаевне, что она этим альбомом указала на первую стадию твоего большого творческого пути. Жаль, что для меня некому было это сделать. О своих приключениях, радостях и горестях в жизни я тебе уже много рассказывал, но вот показать что-нибудь, увы, не могу! Хотя вот у меня с собой есть одна старая фотография, она мне очень дорога, и я храню её с времён войны». Тут он вынул из внутреннего кармана чёрно-белую небольшую фотокарточку. На ней было запечатлено рукопожатие Вольфа Григорьевича с балтийским лётчиком, Гером Советского Союза К. Ковалёвым, а на фюзеляже самолёта-истребителя большими белыми буквами было написано: «За победу! Подарок от советского патриота, профессора В. Г. Мессинга».

Я осторожно взял эту уникальную фотографию, которая, как сразу увидел, от долгого времени стала совсем серой, а главное, уголки были уже изломаны… «Просто беда», — подумал я. А Вольф Григорьевич спокойно продолжал с аппетитом есть плов. Я, держа в руках эту реликвию, подошёл к балконному окну, чтобы лучше рассмотреть ЭТО фото, и стал думать о том, как жалко, если этот единственный, уникальный снимок скоро совсем испортится или порвётся… Нет, этого нельзя допустить! И я мысленно решил наклеить эту фотокарточку на любую из моих новых фотографий в альбоме. И вдруг послышался голос Мессинга: «Ты что, подклеить её хочешь?! Давай, давай, подклей — хорошо придумал!» Я даже вздрогнул от неожиданности — ведь я стоял к Вольфу Григорьевичу спиной! Я взял из своего альбома плотную фотографию и подклеил, как хотел.

После плова пили зелёный чай с восточными сладостями, и Вольф Григорьевич рассказывал, какие бытуют о нём анекдоты. Могу вспомнить один из них. «В поезде “Москва-Варшава” ехал Мессинг в одном купе с офицером нашей армии. Через некоторое время офицер обращается к попутчику: «Я вас узнал, вы — Вольф Мессинг». — «Да, я Мессинг — и что из этого следует?» — «Я один из немногих людей, которые сомневаются в вашем таланте предсказания судьбы. Вот, например, угадайте: куда я еду?» — «Ну, это для меня совсем простой вопрос. Вы едете в Варшаву, там вас будет встречать жена». — «О, это удивительно точно!» — воскликнул восхищённый офицер. — «А чему вы так радуетесь? — усмехнулся Мессинг. — Радоваться вам недолго, ведь вы с ней скоро разойдетесь! Вот так».

И ещё много разных случаев из своей жизни рассказывал Вольф Мессинг, некоторые из них были забавные, а многие эпизоды были трагические, особенно периода Великой Отечественной войны. И мне в этой книге не хотелось бы их вспоминать. Скажу только одно: ни в книгах, ни даже в художественном фильме «Вольф Мессинг» эти страшные страницы его жизни не упоминалось вообще. Возможно, это было правильным решением.

Покидая нашу гостеприимную компанию, он сказал, что у меня хоть и небольшая, но уютная комната с красивым убранством и пригласил с ответным визитом посетить его квартиру на Песчаной улице. «Когда приедешь ко мне в гости, я попрошу тебя мою квартиру тоже сделать уютной, а то у меня вечный бедлам!» Я сразу согласился и принял его приглашение. А на следующий день я провожал Вольфа Григорьевича в ашхабадский аэропорт, и там снова получил от него замечание… Рейс «Ашхабад-Москва» по какой-то причине задерживался, и я предложил им с ассистенткой выпить по чашечке зелёного чая. Вдруг Мессинг говорит: «Скажи, Алик, только честно. Ты давно с женой развёлся? У тебя в доме было всё хорошо, всё вкусно, мы с тобой по-дружески беседовали, а ты, Алик, зачем-то хотел меня обмануть, пригласив в гости свою бывшую жену. Обмануть Вольфа Мессинга! — и со смехом добавил: — Ай, молодец, как там у вас по-туркменски — «берекелля», кажется?! Ведь я сразу понял, как только она подошла к столу, что она не хозяйка в этом доме…» — «Простите меня, дорогой Вольф Григорьевич, я пригласил её помочь по-дружески мне в студенческой комнатке создать добрую семейную атмосферу!» — «Да я пошутил, совсем на тебя не обижаюсь, наоборот, хочу тебе предложить помочь выбрать другую жену. В общем, когда ты встретишь девушку и у тебя будут серьёзные намерения, тогда перед подачей заявления в ЗАГС обязательно приди ко мне в гости. Мы посидим, попьём чайку часочек, а после я тебе всё-всё подробненько расскажу — какие у нее на тебя виды… Договорились?»

Объявили посадку, и на прощанье я попросил сфотографироваться с Вольфом Григорьевичем на память.

Теперь эти чёрно-белые фотографии 1964 года являются для меня своеобразной реликвией, и я храню их всегда возле себя. А иногда, в трудные минуты, произношу слова: «Со мной Мессинг!»

И представьте себе, они мне помогают найти выход из тяжёлой ситуации…

Последняя встреча с Мессингом

Прошли пять лет после той встречи с Мессингом в Ашхабаде. Я окончил Ленинградскую консерваторию и уже работал режиссёром в Останкине на Центральном телевидении. Проезжая по Москве, я увидел афиши, которые приглашали посетить «Психологические опыты» Вольфа Мессинга на сцене Таганского летнего сада. Я пошёл на выступление Вольфа Григорьевича с надеждой на встречу с ним. Помню, в зрительном зале рядом со мной сидел Юрий Никулин, который, видимо, тоже был знаком с Мессингом. Перед началом было объявление ведущей с просьбой к друзьям и знакомым Вольфа Григорьевича не передавать на сцену письменных заданий, как это обычно делают обычные зрители. Тут я увидел, как Юрий Владимирович Никулин разорвал несколько записок, которые ранее держал в руках. Я не стал признаваться ему в своём давнем знакомстве с Мессингом, а терпеливо ждал окончания сеансов по разгадыванию очень сложных заданий, чтобы пойти за кулисы. В тот вечер Вольф Григорьевич работал в зале с большим нервным напряжением, даже иногда ругал очередного вопрошателя за то, что тот отвлекался и думал о другом. Ещё я заметил, как Мессинг с трудом двигался между рядами, а ведь я хорошо знал, когда и где он получил хронический ревматизм ног. Мы сидели, общаясь, с Никулиным на последнем ряду, и Вольф Григорьевич меня не увидел — думаю, опасался отвлечься от задания. После окончания выступления я с помощью своего телевизионного удостоверения пробрался за кулисы и нашел гримёрную Мессинга. Только я приоткрыл дверь, ещё не успев войти, только показалось мое усатое и бородатое лицо — я тогда носил усы и бородку, — сразу, как выстрел, услышал свою фамилию: «Атаханов! Алик, ты?» Нет, вы представьте себе старую гримёрку с плохим освещением, в которой в потёртом кресле возле стола сидит сильно утомлённый человек. Левую руку он положил на стол и, склонив седую голову, почти дремал. И тут появляюсь я — через 5 лет, абсолютно не похожий на того ашхабадского студента Алика, да и фамилия моя довольно необычная, не Иванов — а он сразу «Атаханов!» Вот какая гениальная память была у Вольфа Григорьевича Мессинга.

Я подошёл и двумя руками прикоснулся к его правой ладони, даже хотел склонить перед ним колени, но тут же, угадав мое желание, он указал мне на рядом стоящий стул. «Ну, как ты живёшь? Поёшь?» — «Нет, Вольф Григорьевич, я всё-таки стал режиссёром и сейчас работаю на телевидении. И, как я мечтал, мой отец в Ашхабаде увидел нашу фамилию в титрах моей передачи!» — «Нет, нет, Алик, ты должен петь! Помнишь, что я тебе тогда говорил?» — «Да, да, конечно, я пою, и очень часто мне приходится артистам, которых я снимаю в передачах, показывать своим голосом, как с нужной интонацией исполнять песню». — «Ну, хорошо, я верю тебе, продолжай так же…. Только сейчас, прости, я очень устал… Ты же знаешь мой адрес, приходи, я буду рад…» Я поклонился и ушёл из этой мрачной комнаты. На душе было очень грустно от этой последней встречи с моим кумиром Вольфом Григорьевичем Мессингом.