Дорога на Дебальцево

Алла Бегунова, 2017

Молодая актриса Мила Полякова после загадочного происшествия на съемочной площадке решительно меняет свою судьбу. Она проходит снайперскую подготовку, обретает новых друзей и вместе с ними едет в Донецк, где вступает в ополчение. Теперь в прицеле ее винтовки – каски со знаком дивизии СС на бойцах украинского батальона «Айдар».

Глава вторая. Снимается кино

Два контейнера с реквизитом для съемочной группы прибыли в Севастополь по железной дороге. Вещи были взяты в аренду на Одесской киностудии. Они позволяли одеть и вооружить около тридцати человек для массовых батальных сцен. В отдельном кофре находилась одежда и обувь для актеров, исполняющих главные роли и роли второго плана. Эти предметы сшили на заказ, точно по их размерам, из лучшей ткани и более тщательно.

Александра встретилась с костюмером Таней на следующий день. Новенькая, хорошо выглаженная гимнастерка цвета «хаки» с отложным воротником, украшенным малиновыми петлицами, с накладными карманами на груди полностью соответствовала образцу 1941 года. Ее следовало надевать на белую нательную рубаху из хлопчатобумажной ткани. Кроме того, Таня приготовила для молодой актрисы брюки-галифе, пилотку с красной эмалированной звездочкой и хромовые сапоги… 43-го размера.

Их вид вызвал у Саши, склонной к шуткам и розыгрышам, улыбку. Сами по себе они, конечно, смотрелись отлично: черная, блестящая от ваксы кожа, аккуратный крой. Однако при тридцать седьмом размере ее ноги это уже не сапоги, а галоши.

— Меньшей обуви не нашли, — сказала Таня, как бы оправдываясь. — Зато можно навернуть портянки из байки.

— Ты умеешь это делать?

— Нет. У нас есть осветитель дядя Петя. Он умеет. Я его позову…

Дядя Петя отнесся к поручению со всей серьезностью. Александру, одетую в гимнастерку и брюки-галифе, усадили на табуретку, а он, опустившись на корточки рядом, принялся ловко наворачивать ей на ногу портянку — довольно длинный кусок байки серого цвета — и при этом учить ее этой солдатской науке. С портянками сапоги и впрямь не казались галошами, сидели на ступне более плотно.

Таня подала молодой актрисе последний предмет экипировки — кожаную коричневую портупею с плечевым ремнем и кобурой для пистолета ТТ. Булатова надела ее, застегнула латунную пряжку и стала с интересом разглядывать себя в зеркале. Костюмер не отходила от нее. Она все время что-то поправляла. То одергивала гимнастерку, то передвигала на поясе пустую кобуру, то надевала пилотку по-разному, стараясь добиться ее положения, предписанного Уставом Красной Армии: на голове справа, опуская переднюю часть на правую бровь. Этому мешала прическа Булатовой.

— Евгений Андреевич вам сказал, что волосы придется постричь? — спросила Таня.

— Впервые слышу.

— Военная форма вам очень к лицу, — сообщила костюмер. — С короткой стрижкой будет еще лучше.

— Может быть, парик? — Александре не хотелось расставаться со своими роскошными густыми волосами длиной почти до пояса.

— Если парик, то не будет достоверно. А он хочет сделать самый достоверный фильм о войне…

Фамилия у режиссера-постановщика была настоящая, военная — Сотников. Его предки происходили из донских казаков, и кто-то из них командовал сотней. Случилось это давно, наверное, в ХIX веке. В ХХ столетии они переселились с берегов Дона в азиатские степи, стали обычными горожанами.

Евгений Андреевич захотел следовать старинной семейной традиции и сначала получил военное образование, служил в частях специального назначения, причем — успешно, с получением правительственных наград. В 1991 году он снял офицерские погоны и стал кинематографистом, окончив киношколу в Берлине. Сценарий фильма он написал сам, в государственном Фонде кино его одобрили, затем поступила финансовая поддержка от Министерства культуры Российской Федерации. К осуществлению данного проекта он подошел основательно: прочитал книги про оборону Одессы и Севастополя, изучил те архивные документы, которые имелись в свободном доступе, то есть в Интернете.

В сюжете сценария хитроумно сплетались правда и выдумка. Но правды было больше. Она заключалось в том, что Сотников довольно точно изложил биографии некоторых героев, действительно служивших в 25-й Чапаевской стрелковой дивизии. Она погибла под стенами Севастополя в конце июня 1942 года. Оставшиеся в живых бойцы утопили ее знамена в море, печати закопали на берегу Камышовой бухты, все штабные бумаги сожгли.

Кинорежиссера особенно интересовали судьбы двух девушек из 54-го стрелкового полка имени Степана Разина, входившего в состав дивизии: старшего сержанта Людмилы Павличенко, снайпера, и старшего сержанта Нины Ониловой, пулеметчицы. Они обе числились в первом батальоне полка, обе (единственные из всей 25-й дивизии!) заслужили звание Героев Советского Союза.

Фильм Сотников хотел снять о них: о женской дружбе, о воинском ремесле, о любви и смерти. По версии кинематографиста, обе девушки безоглядно влюбились в молодого лейтенанта Кузьменко, ставшего командиром их роты. Но война быстро разрешила любовную коллизию: пулеметчица погибла в бою, лейтенант был смертельно ранен разрывом мины в тылу, снайпер, оставшись в живых, мстила фашистам за своих боевых друзей.

На выбор материала для кинокартины и построение сюжета повлияло одно весьма существенное обстоятельство. Пулеметчице Ониловой в 1941 году исполнилось 20 лет, снайперу Павличенко — 25. Дочери Сотникова Элеоноре, учившейся на третьем курсе актерского факультете ВГИКа, тоже было 20 лет. Следовательно, наступало время для ее дебюта в кино. Евгений Андреевич верил в талант своего ребенка, и сценарий написал с таким расчетом, чтобы этот талант раскрыть.

На всякий случай он дал двум главным героиням выдуманные имена, но в остальном намеревался строго придерживаться реальных событий, которые происходили в мае-июне 1942 года в Севастопольском оборонительном районе. Ради поиска истины Сотников нанес официальный визит в дирекцию Государственного музея героической обороны и освобождения Севастополя.

Там с пониманием отнеслись к его просьбе.

Режиссера познакомили со старшим научным сотрудником Юрием Вадимовичем Падалка, который заведовал вещевым фондом музея. С разрешения администрации он показал посетителю много подлинных предметов из обихода защитников города, не выставленных в экспозиции. Кроме того, он являлся автором прекрасной документальной повести «Пароль: Севастополь», то есть знал историю второй обороны всесторонне и досконально. Выслушав пылкий монолог кинематографиста о правде искусства, Юрий Вадимович, человек добрый и отзывчивый, решил помочь съемочной группе и сообщил Сотникову, что на Мекензиевых горах, в 25–30 километрах от центра города, еще можно найти старые полевые укрепления, возведенные бойцами 25-й Чапаевской дивизии.

Это была большая удача.

Сотников сильно воодушевился. Пусть съемки на натуре займут чуть больше времени, пусть они потребуют чуть больше средств, и об этом он еще поговорит с продюсером. Самое главное — кинокартина при таком подходе выигрывает в достоверности…

После встречи с костюмером Булатова увидела режиссера-постановщика. Беседа с ним продолжалась недолго. Сотников сразу вручил ей лист бумаги. Это была краткая биографическая справка Людмилы Павличенко с ее портретом в гимнастерке и пилотке и со снайперской винтовкой в руках. Теперь молодая актриса поняла, почему в гостинице севастопольцы на нее смотрели с необычным вниманием. Они с Людмилой действительно были весьма и весьма похожи: карие глаза, темные волосы, смугловатый цвет лица с правильными чертами.

Евгений Андреевич сказал, что биографию снайпера Александра должна выучить наизусть. Она с радостью согласилась. Прежде ее героини никаких биографий не имели, поскольку при производстве телесериалов характеры персонажам не нужны. Требуется так называемые «типаж» и «фактура»: определенный возраст, фигура, тип внешности (блондинка, брюнетка), минимальные актерские способности (например, не боятся кинокамеры).

— Биография — это не все, — Сотников взглянул на Булатову строго. — Надо почувствовать эпоху, прожить жизнь снайпера Людмилы по-настоящему. Так что готовься. Во-первых, никаких париков, волосы коротко остричь. Во-вторых, форменную одежду красноармейца носить с утра до вечера, и на съемочной площадке, и вне ее. Понятно?

— Понятно.

— А это что такое? — Сотников перевел взгляд на ее сапоги.

— Очень удобная обувь, — ответила Саша.

— Хромовые офицерские сапоги у старшего сержанта? — режиссер в сомнении покачал головой. — Сейчас спросим нашего военного консультанта…

Сергей Петрович Щербина, человек лет под сорок, среднего роста и спортивного телосложения предстал перед Булатовой. Он был светловолосым, голубоглазым, очень симпатичным и улыбался вполне добродушно. Сотников сообщил молодой актрисе, что он — военный историк, автор документальной книги об РККА (Рабоче-Крестьянской Красной Армии) в первые годы Великой Отечественной войны и плюс ко всему — майор Вооруженных сил Российской Федерации в запасе. Затем спросил Щербину про сапоги.

— Нет, весной 1942 года — нереально, — уверенно ответил военный консультант.

— Может, ботинки с обмотками? — высказал предположение режиссер, и Александра в страхе затаила дыхание, поскольку подобной обуви не только не никогда носила, но даже никогда не видела.

— Это уж слишком, — ответил Щербина, мило улыбнувшись ей. — Давайте выберем обыкновенные «кирзачи». Простенько и со вкусом…

— Ладно, — согласился кинорежиссер, но не слишком охотно, и продолжил разговор:

— У меня есть сканированная и отпечатанная на цветном принтере служебная книжка красноармейца за 1940 год, с синей круглой печатью. Дать ее Саше, пусть носит в нагрудном кармане гимнастерки?

— Не надо, — сказал Щербина. — Согласно приказу Наркома обороны СССР товарища Сталина за номером 330 от 7 октября 1941 года, она была отменена и вместо нее в частях Красной Армии стали распространять другую. Однако ветераны сообщают, что на самом деле книжки нового образца появились на фронте только через год, осенью 1942 года. Севастополь к тому времени заняли фашисты.

— Но странно, что совсем без документов…

— Да, немцы тоже удивлялись, — консультант согласился с Сотниковым. — Они пользовались таковой неувязкой и засылали в наш тыл десятки диверсионных групп, одетых в форму РККА…

Поняв, что эти люди пощады ей не дадут, Александра сначала отправилась к костюмеру, чтобы сменить хромовые сапоги на кирзовые, и немного утешилась: Таня нашла «кирзачи» 39-го размера. Далее, переодевшись в футболку и джинсы, молодая актриса явилась к парикмахеру. Там она услышала немало похвал своим великолепным волосам и столько же сожалений об их утрате. Сочувствуя Булатовой, девушка-парикмахер осторожно отстригала прядь за прядью, равняла ножницами челку и виски.

Александра печально смотрела на себя в зеркало. Одна ее подруга, увлекавшаяся гаданьем и верившая в силу колдовства, рассказывала, что волосы как часть человеческого тела могут сыграть большую роль в магических ритуалах. Если вы по какой-то причине сами их отрезали, то следует их спрятать, сохранить и никому не отдавать. Похоже, девушка-парикмахер тоже знала об этом. Все длинные темно-каштановые пряди она собрала в пластиковый пакет и протянула его клиентке.

Превращение совершилось.

Новая прическа сходила «на нет» от затылка к шее, по бокам головы наполовину прикрывала уши и лихо отстриженной челкой топорщилась над высоким лбом. Едва ли она была похожа на моду сороковых годов прошлого столетия, но лицо Александры сделала более выразительным. Оказалась, что в молодой актрисе, как и в Людмиле Павличенко, есть нечто мальчишеское, отчаянное и задорное. Пилотка, заняв положенное место, неожиданно стала украшением, подчеркивающим ее обаяние.

Сотников это оценил и удивился своей проницательности.

Получилось, что с первого взгляда, еще на кинопробах он сумел разглядеть в стандартном облике девушки из сериалов знаменитую героиню времен войны. Но работа над образом не закончена. Прекрасная внешность актрисы лишь первое условие успеха. В его фильме все будет по-настоящему, и теперь Булатову ждет детальное знакомство с любимым оружием знаменитой героини — снайперской винтовкой.

Военный консультант был предупрежден об этом и теперь собирался с духом, чтобы провести довольно трудный урок. Сергей Щербина считал представительниц слабого пола — особенно красоток вроде Булатовой — абсолютно неспособными к усвоению армейской науки. Когда ему напоминали, что в годы Великой Отечественной войны около двух тысяч женщин стали сверхметкими стрелками и уничтожили — в общей сложности — до двадцати тысяч вражеских солдат и офицеров, то есть целую дивизию Вермахта, он улыбался в ответ: «Исключения лишь подтверждают правило!»

Сашу вызвали для знакомства с оружием на следующий день. Оно происходило на складе, арендованном у тыловой службы Черноморского флота. В здании, похожем на амбар, со стеллажами и ящиками, Щербина, разложив на столе брезентовый чехол, извлек из него снайперскую винтовку Мосина, или «трехлинейку», «треху», как ее называли солдаты на фронте. Затем майор запаса стал скучно рассказывать о ней: общая длина, длина ствола, вес с прицелом, емкость магазина, начальная скорость пули, принцип действия затвора. Булатовой тоже стало скучно, и она вскоре остановила Щербину:

— Я это знаю.

— Откуда? — удивился Сергей Петрович.

— Ну, знаю, и все.

— Сейчас проверим, — он усмехнулся. — Разберите затвор.

Через минуту военный консультант внимательно наблюдал, как Саша проделывает данную операцию и называет детали затвора, попутно объясняя, как они взаимодействуют друг с другом, как происходит выстрел. Все было правильно. Аккуратно разложила она на чехле боевую личинку с выбрасывателем гильзы патрона, стебель затвора с отогнутой вниз рукоятью, снабженной шариком на конце, курок с «пуговкой», длинный ударник с заостренным концом, стальную боевую пружину, соединительную планку, удерживающую вместе все шесть деталей. Небольшие по размеру металлические предметы высокой точности обработки, они легко умещались в женской ладони.

Конструктор добился совершенства, придумывая их. Станочники воплотили его гениальный замысел в действительность с особым старанием. Оттого, по мнению Александры, их формы не уступали в элегантности тонким принадлежностям дамского маникюрного набора, с которым она никогда не расставалась.

— Увлекаетесь пулевой стрельбой? — наконец спросил Щербина.

— Нет. Но к оружию отношусь с интересом.

— Это необычно для молодой женщины вашего склада.

— Моего склада?! — тотчас вспылила она. — Вы ничего не знаете обо мне, а так говорите!

— Прошу прощения, любезная Александра Константиновна! — военный консультант слегка поклонился ей, и вышло это изящно, совсем по-старомодному. — Право, я не хотел обидеть вас. Но ведь кто-то же научил вас обращаться со снайперской винтовкой.

— Да, научил! — Саша гордо вскинула голову. — Мой дед!

— Значит, он был снайпером, — вкрадчиво произнес Щербина.

Вообще-то о своей семье Александра Булатова никому и никогда не рассказывала. Она считала, что это к ее сегодняшним занятиям не относится. Ей уже доводилось сталкиваться с журналистами. Их свободное творчество, никому не подотчетное, часто вызывало у Саши оторопь. Пусть о ней они сочиняют все, что им угодно, тут ничего не поделаешь — такая у нее профессия, но ее родственники, простые и добрые люди из далекой провинции, не должны страдать от выдумок «желтой прессы». Только вот Щербина на ушлого «специального корреспондента» не походил…

— Он служил в пехоте с ноября сорок четвертого года, — после недолгого молчания призналась она.

— Где воевал?

— В Восточной Пруссии.

— Наверное, Гумбиненн-Гольдапская наступательная операция?

— Точно не знаю, — пробормотала Булатова.

У дедушки хранились некоторые документы: удостоверения на медали «За отвагу», «За взятие Кенигсберга», «За победу над Германией», на ордена «Славы» третьей и второй степени, потрепанная «Книжка снайпера» с записями и многотиражная газета 5-й армии 3-го Белорусского фронта «Уничтожим врага!» с небольшой заметкой и фотографией молодого снайпера 707-го стрелкового полка сержанта Федора Копылова. Однако про боевые действия он вспоминал неохотно. Зато оружие любил, и внучке рассказывал о нем много и интересно.

— Ладно, — сказал Щербина, — Лучше ответьте мне на вопрос: какой еще винтовкой пользовались тогда сверхметкие стрелки?

— Да, какая-то была, — она задумалась. — Дед мне говорил. Но сам он стрелял только из «мосинки».

— Видите, какие ограниченные у вас познания, — шутливо сказал Сергей. — Ничего, сегодня мы их расширим. Павличенко часто фотографировалась с самозарядной винтовкой Токарева, или СВТ-40. Это было наградное оружие с гравировкой на трубке оптического прицела. Наградил Людмилу Михайловну командир 25-й Чапаевской дивизии генерал-майор Петров за первую сотню фрицев, уничтоженную ею при обороне Одессы…

С этими словами военный консультант открыл застежку-«молнию» на втором брезентовом чехле и извлек на свет СВТ-40. Впрочем, к ней у Щербины было сложное отношение.

Разбирать ее до конца он не решился. Винтовка имела более 140 деталей, небольших, мелких и очень мелких. Автоматика СВТ-40 работала от пороховых газов, которые образуются при движении пули по каналу ствола. Для того над стволом ружья располагалась газовая камера с поршнем. Как работает затвор, майор запаса молодой актрисе объяснил, но в детали не стал вдаваться. Только несколько раз взвел затвор и нажал на спусковой крючок, отсоединил и присоединил магазин на 10 патронов.

От него Александра услышала суждение о том, что в крымском лесу Павличенко применяла исключительно «мосинку». Под рассказ Щербины Александра взяла СВТ-40 в руки, подняла к плечу, заглянула в окуляр прицела. Автоматическая «Света», как называли ее солдаты на фронте, конечно, была длиннее автоматической М4 и тяжелее ее почти на килограмм. Но ведь подарок генерала…

— Почему она не брала ее на охоту в лес?

— Особенности конструкции, — ответил военный консультант. — Самозарядная винтовка при стрельбе давала яркую дульную вспышку, а также более громкий звук выстрела, чем «мосинка». Это демаскировало снайпера. Фашисты быстро определяли место засады и открывали по нему минометный огонь. Людмила Михайловна остроумно называла это «концертом немецкой классической музыки».

— Значит, не боялась, — задумчиво произнесла молодая актриса.

— Дорогая Саша, — улыбнулся Сергей Щербина, — только полный идиот в бою не испытывает страха и потому может погибнуть в первой же схватке. Настоящие фронтовики умели подчинять рассудку естественное, но разрушительное для них чувство. Впрочем, часто их спасала интуиция.

— Они верили в судьбу?

— Возможно, — ответил военный консультант. — Мне доводилось читать в их мемуарах довольно интересные вещи. Например, новобранец, впервые попав под огонь, думает: «Такого со мной НЕ МОЖЕТ случиться». Солдат, побывавший в атаке несколько раз, считает иначе: «Это МОЖЕТ со мной произойти, потому надо быть осторожнее». Тот, кто неоднократно видел смерть своих товарищей, осознает: «Это ДОЛЖНО со мной случиться. Но не случится, если меня здесь не будет».

Булатова выслушала Сергея внимательно и потом поблагодарила за беседу. Он не только познакомил ее с образцами ручного огнестрельного оружия, но и рассказал кое-что интересное про ее героиню. Краткую биографию Павличенко она уже знала из справки, выданной Сотниковым. Но ведь справка — вещь бюрократическая…

Из гостиницы «Украина», расположенной в центре города, съемочная группа перебралась в пригород Севастополя Инкерман. Аренда жилья там стоила гораздо дешевле. Кроме того, довольно близко находились боевые позиции, некогда занимаемые бойцами 25-й Чапаевской дивизии. Базой для съемочной группы стала территория бывшей воинской части. В ее зданиях разместили сотрудников, столовую, костюмерную, склад реквизита, гримерки, в гараже — автотранспорт.

Александре досталась небольшая двухкомнатная квартира. Она жила там вместе с Элеонорой Сотниковой, недавно приехавшей в Севастополь из Москвы. Дочь режиссера-постановщика тоже подстригли, одели в красноармейскую униформу и заставили изучать материальную часть станкового пулемета «максим».

Студентка ВГИКа отнеслась к поручению с юмором. Никакие военные механизмы ее не интересовали. Она выросла в благополучной, состоятельной семье. Родители до сих пор опекали ее, и она пребывала в твердой уверенности, что папа сделает все возможное (и невозможное) для ее успешной карьеры в кино.

В этом смысле Евгений Алексеевич рассчитал ситуацию для конфликта верно. Рано повзрослевшая и самостоятельная Булатова, то есть якобы Павличенко, противостояла инфантильной, мало думающей о последствиях своих поступков Эле Сотниковой, то есть якобы Ониловой.

Вероятно, так и было в действительности.

Двадцатилетняя Нина прославилась одним-единственным поступком. На глазах у командира дивизии она, подпустив вражеские цепи на необычно близкое расстояние, расстреляла их в упор из пулемета. Правда, потом ей редко позволяли столь грубо нарушать Боевой устав пехоты 1938 года. Но орден Красного Знамени в 54-м стрелковом полку Онилова получила одной из первых. Зато никаких орденов за тихую охоту на фрицев долго не давали старшему сержанту Павличенко. Ведь высокое начальство в лес не возьмешь, в глубоко вырытом окопе не спрячешь. Да и нрав у снайпера Людмилы в двадцать пять лет, ясное дело, был совсем не детский, за словом в карман она никогда не лезла…

В первых числах мая в Крыму установилась отличная погода.

Теплые дни при безоблачном небе с ярко сияющим солнцем способствовали началу работы съемочной группы. Место для первого эпизода выбрали на покатом северном склоне Камышловского оврага, заросшего невысокой травой — ковылем, тысячелистником и шалфеем. Здесь должна была развернуться для атаки немецкая пехота. Под наблюдением Сергея Щербины тридцать парней из местных военно-исторических клубов переодели в мундиры мышиного цвета, снабдили касками, вооружили пистолетами-пулеметами германской фирмы «ERMA», почему-то называемыми у нас в народе «шмайссер», и отправили на исходные позиции на гребень склона. Пиротехники сделали там несколько закладок.

Место для четырехколесной тележки с установленной на ней кинокамерой выбрали ниже, на ровной грунтовой дороге, и выложили на семь метров рельсы для ее движения. Появилась девушка с «хлопушкой», на которой имелись рабочие записи: название фильма, номер сцены, кадра, дубля, даты и времени съемки. Но сперва, соблюдая традицию, ради первого дня работы о штатив камеры разбили фаянсовую тарелку с написанным на ней названием будущего фильма. Торжественный момент наступил.

— Начали! — крикнул в мегафон Сотников.

Рванула первая закладка. Поднялся столб пыли и дыма, полетели в разные стороны комья земли. «Немцы» пошли вниз, на камеру, скорым шагом. Согласно полученной перед съемками инструкции, они должны были наступать цепью, с небольшими интервалами, стреляя из своего оружия. Офицер с пистолетом «вальтер» в руке двигался сбоку и немного впереди.

Так они приблизились к плоскому белому камню, выступающему из грунта, и за их спиной сработали еще две мощные закладки. Массовка отчего-то испугалась и резко подалась в сторону от взрывов. Это движение нарушило заранее придуманное режиссером-постановщиком построение кадра. Сотников яростно крикнул в мегафон:

— Стоп! Стоп! Все сначала!

Снова появилась девушка с «хлопушкой». Снова «немцы» ушли на гребень холма, где Сергей Щербина и Иван Королёв принялись энергично объяснять им, в чем состоит их ошибка, а также убеждать в том, что ничего опасного нет, поскольку сила и направление взрывов рассчитаны правильно. Массовка смущенно оправдывалась: это — первый дубль, они все понимают и в следующий раз исполнят приказ режиссера в точности.

Молодые любители военной истории не первый раз снимались в кино. Благодатный климат Крыма, который позволял работать почти двенадцать месяцев в году, привлекал мастеров экрана. Разную одежду примеряла массовка, по их воле путешествуя во времени: зеленые кафтаны гренадеров генерала Суворова, белые робы с воротниками матросов адмирала Нахимова, темно-синие шинели солдат Наполеона III, доспехи древнеримских легионов, жилетки и широкие шаровары турецких янычар. Однако на гитлеровцев и противостоящих им бойцов Красной Армии в последние годы был особый спрос. Телепередачи, сериалы, полнометражные художественные и документальные фильмы (но с реконструкцией событий, то есть с их воспроизведением перед камерой) снимали как украинцы, так и россияне. Россияне платили больше. С ними всегда сотрудничали охотнее. Но и без денег энтузиасты знали, что Крым — не украинская, а исконно русская земля…

«Немцы», проверив пуговицы и пряжки на своем обмундировании, снова выстроились в две шеренги. Королёв напомнил, кто, когда и где должен падать, изображая погибших и раненых в атаке. Почва на склоне была мягкая, поросшая густой травой, потому никаких травм от падения не предвиделось. Но падать следовало не спеша, красиво, сохраняя злобное выражение лица. Оккупанты все-таки.

Тележку с кинокамерой откатили по рельсам на исходную позицию. Сначала в объектив должен был попасть пологий желтоватый склон, за ним — далекая возвышенность, поросшая зеленым лесом, и голубое небо над ней.

— Дубль номер два! — девушка щелкнула «хлопушкой».

Массовка, подчиняясь команде Королева, дружно зашагала вниз, приминая тяжелыми сапогами траву…

Будучи человеком суеверным, Сотников придавал немалое значение первому дню съемок. Если он пройдет удачно, если не подведет погода, техника, актеры, массовка, то весь кинопроцесс на натуре может сложиться наилучшим образом, а там и монтажно-тонировочный период не доставит трудностей, картина будет сдана в срок, понравится прокатчикам и пойдет по стране широким экраном.

Конечно, для фильма он заранее сделал раскадровку и знал, как складываются в нем основные эпизоды. Но изображенное на бумаге — одно, а кинопленка, запечатлевшая живых людей, пейзажи, интерьеры — совершенно другое. Тут бывают всякие сюрпризы, неожиданные находки и такие же неожиданные потери.

Особых творческих задач режиссер-постановщик перед собой не ставил. Не собирался он делать картину в модном нынче стиле «артхауз». Такие фильмы посылают на какой-нибудь международный кинофестиваль ради получения приза и они обязательно проваливаются в отечественном прокате, поскольку непонятны зрителям, киноведческого образования не имеющим. Исторический материал, изученный им, собственный опыт армейской службы диктовал формы повествования на экране простые, даже незамысловатые, но с точно выраженной идеей. Для военного фильма она давно сформулирована: «Есть такая профессия — Родину защищать!»

Массовка в немецких мундирах честно отработала еще три дубля.

Солнце припекало по-летнему, люди, то поднимавшиеся на склон, то спускавшиеся с него, изрядно устали. Евгений Андреевич объявил перерыв. Прямо на земле расстелили поролоновые коврики. Участники съемок расселись на них, сняли каски, расстегнули суконные форменные куртки. Им стали раздавать минеральную воду, кока-колу, чай, бутерброды. Рабочая смена, которая длится на съемочной площадке двенадцать часов, не закончилась. На этом же месте предстояло снимать другой эпизод: воинское подразделение, в составе которого находятся снайпер Людмила Белова и пулеметчица Наташа Нилова, переходит по проселочной дороге на другую позицию.

Александра Булатова и Элеонора Сотникова, обе одетые в солдатское обмундирование, давно сидели под тентом на раскладных брезентовых креслах, и разговаривали, обсуждая немецкую атаку на склоне оврага. Они находили, что сцена получилась очень динамичной, ребята из массовки показали себя с лучшей стороны.

«Немцы» начали переодеваться: менять кители мышиного цвета на гимнастерки цвета «хаки», сдавать пистолеты-пулеметы фирмы «ERMA» реквизиторам и получать у них «трехлинейки». Обмену подлежали и каски, и поясные ремни с пряжками, и подсумки, и фляги, обшитые сукном. К месту съемок подъехала пароконная армейская повозка, выкрашенная в зеленый цвет. В ней находился станковый пулемет «максим», а также — металлические коробки с лентами, набитыми холостыми патронами.

Военный консультант принес чехол с оружием, извлек из него снайперскую винтовку Мосина, протер ее промасленной ветошью и передал Александре. Она положила ладони на «снайперку», провела ими по ствольной коробке, стволу, затвору и прикладу, точно пробовала музыкальный инструмент. Щербина, наблюдавший за ней с улыбкой, сказал:

— Вижу действия умелого стрелка.

— Да ладно!

— Ну, вы ведь сами догадались сделать это. Вас никто не учил.

— Подумала, что она бы так поступила.

— Скорее всего, — он кивнул головой.

Затем они проверили, как действует затвор ружья, плотно ли кожаные чехлы прижаты к окулярам оптического прицела, отрегулировали брезентовый ремень по росту молодой актрисы. Затем Александра закинула винтовку за левое плечо, прошлась с ней перед Щербиной. Он одобрил ее внешний вид. Все там было, как надо: каска на голове, вещмешок за плечами, туго затянутый поясной ремень с плечевой портупеей, кобурой пистолета на боку справа и флягой в чехле сзади, почти у позвоночника.

Столько же внимания Сергей уделил и Элеоноре Сотниковой, подготавливая ее к съемке эпизода на дороге.

Гример Зинаида подошла к молодым актрисам и кисточкой нанесла на их лица тонкий слой «пыли». Возможно, сего украшения и не требовалось. Природной, а не косметической пыли на грунтовой дороге и по ее обочинам имелось предостаточно. Люди из массовки один за другим занимали свои места в строю отряда, поднимали целые облака этой отменно белой крымской пыли.

Вскоре к массовке присоединились пять актеров, тоже одетых в советскую военную униформу образца 1941 года. Четверо из них играли эпизодические роли с небольшим текстом. Пятым был молодой, но уже достаточно известный Павел Абросимов из одного знаменитого московского театра. У него на петлицах гимнастерки красовалось по два рубиновых кубика, которые обозначали его звание — лейтенант, командир роты Алексей Кузьменко. Он был очень хорош собой и офицеров Советской Армии изображал уже неоднократно.

Рельсы для тележки удлинили до двенадцати метров и теперь выложили по другой стороне дороги. По ним кинокамера будет медленно двигаться вместе со стрелковым подразделением и всматриваться в лица бойцов. Сотников объяснил участникам съемки, что это не общий план в кадре, а средний. Он требует от актеров большего погружения в роль. Они — бойцы 54-го полка, час назад вышли из горячей схватки, отбили нападение фашистских автоматчиков и по приказу командования переходят на новые позиции. Погибших они похоронили в воронке от авиабомбы, раненые следуют за отрядом в повозке. Тем, кто уцелел, есть о чем подумать.

Для такой сосредоточенной работы кинематографистов Камышловский овраг, таинственно-пустынный, похожий на глубокую марсианскую впадину, подходил лучше всего.

Он, достигая ширины кое-где в 300 метров, а кое-где — и все 800, тянулся километров на семь, от вершин Мекензиевых гор вдоль балки под названием «Темная» к железнодорожной станции Верхне-Садовое. До войны на его дне располагалось татарское село Камышлы, жители которого выращивали отличные яблоки и груши и очень вкусный виноград сорта «дамские пальчики».

В 1941–1942 годах по двум склонам оврага, высокому южному и пологому северному, пролегал главный рубеж обороны Севастополя. Прорываясь к берегу Северной бухты, его трижды штурмовала Одиннадцатая германская армия генерал-полковника Эриха фон Манштейна. В конце концов, от села Камышлы, от прекрасных садов и виноградников ничего не осталось.

В последнее время кто-то вернулся в Камышлы, начал строительство, заложил яблоневый сад. Но основным видом местной флоры там по-прежнему оставался камыш. В густых его зарослях терялся извилистый ручей, весной полностью заливавший дно оврага.

Массовка вместе с актерами отшагала три дубля по проселочной дороге высоко над ручьем. К состоянию бойцов 54-го полка, в мае 1942-го отбивавшихся от фрицев, они подошли очень близко. Четырехкилограммовые «мосинки» за плечами, на поясе — подсумки, набитые патронами, мешки с противогазами на боку, фляги с водой, стальные каски — все эти предметы солдатского вооружения и снаряжения при марше под ослепительно-жарким крымским солнцем как будто прибавляли в весе каждую минуту. Режиссер-постановщик тоже не оставлял в покое. Он давал им советы:

— Ребята, спокойнее. Спешить не надо. Вы устали, но готовы драться с проклятыми фашистами снова…

Между тем дорога делала поворот. Они доходили до него и останавливались. Здесь кончались рельсы, и кинокамера, оторвавшись от колонны пехотинцев, начинала снимать живописное, поросшее кустами шиповника взгорье. Внезапно, при четвертом дубле, на нем возникла фигура, сценарием Сотникова совершенно не предусмотренная.

Сгорбленная, невысокого роста старушка в платке, в светлой кофте старинного покроя и длинной юбке смело шагнула в кадр. Она вела на поводке довольно крупную козу с колокольчиком на шее. За ней следовали два белых, как снег, козленка и собака породы «алабай».

— Эт-то что такое? — ошеломленно спросил Евгений Андреевич и повернулся к оператору. — Стоп! Стоп!

Но оператор-постановщик, показав ему большой палец, продолжал съемку. Старушка с козой, не обращая внимания на камеру, на людей, замерших возле тележки, на рельсы из металла, которые закрывала трава, шла к солдатам и улыбалась.

Никто бы точно не определил ее возраст. Лет девяносто, не меньше. Морщинистое лицо с матовой, как будто светящейся, кожей и характерным разрезом глаз наводило на мысль о ее принадлежности к здешнему коренному населению, то есть к крымским татарам. Двигалась она неспешно, но уверенно. Взгляд, которым она окинула остановившихся на дороге людей с винтовками за плечами, был быстрым и внимательным.

— Бабушка, вы как тут очутились? — задал вопрос Сотников, оглянувшись на заросли камыша, вдруг заколебавшиеся от порыва ветра.

— Я в деревне живу. Камышлы называется, — ответила она.

— И давно вы там живете?

— С самого рождения.

— Наверное, войну с немцами помните, — произнес режиссер-постановщик, надеясь получить от местной жительницы какие-нибудь полезные для фильма сведения.

— Помню, — она кивнула головой.

— Солдат узнаете? — Сотников показал рукой на массовку.

— Узнаю. Это же защитники наши. Они — из пятьдесят четвертого полка. Сначала их штаб в нашей деревне стоял. Командир майор Матусевич по соседству со мной жил. Но недолго, недели две.

Евгений Алексеевич в изумлении переглянулся с оператором-постановщиком. Ответ был правильным. Либо бабушка с козой и впрямь все помнит, либо так странно шутит с ними. В самом деле, откуда ей знать номер того полка, который выбран для киноповествования? Кто-то сообщил ей об этом? Или в городской прессе она прочитала репортаж о съемках? Но там про полк не написали ни слова, больше — про актеров и актрис. Да и вряд ли обитательница исчезнувшей деревни может читать газеты и журналы. Режиссер-постановщик, усмехнувшись, решил разыгрывать сей удивительный эпизод дальше:

— Самого майора помните? Он находится здесь?

— Нет, — строго ответила она.

— А вы посмотрите. Может быть, узнаете…

Сотников не обратил внимания на то, что погода вдруг изменилась. На небе появились тучи. Они закрыли солнце, и в овраге стало сумрачно и холодно, как глубокой осенью. Сильные порывы ветра теперь гуляли по бескрайним камышовым зарослям. Они шумели и колебались, точно волны в штормовом море.

Массовка, состоявшая из жителей Севастополя, в оцепенении замерла, глядя на старушку, которая медленно шла вдоль строя. Городская молва называла ее колдуньей. И вот теперь «Белая бабушка», издавна обитающая в Камышловском овраге, почтила своим присутствием съемки российского военного фильма и заговорила с его создателями. Никто из севастопольцев не знал, чем это кончится. Если понравится ей данное мероприятие, то все обойдется тихо-мирно. Если же не понравится, тогда дальнейшие события трудно предсказать.

«Белая бабушка» остановилась возле повозки с пулеметом и сначала посмотрела на Элеонору Сотникову, сидевшую там, но ничего не сказала. Александра находилась рядом, стояла, устало опираясь на винтовку. Старушка протянула к ней руку. Прикосновения не случилось, однако молодой актрисе показалось, будто тонкий холодный луч проник в ее сердце. «Белая бабушка» улыбнулась ей приветливо, как старой знакомой:

— Ты — настоящий снайпер…