Любовь и прочие обстоятельства

Алия Латыйпова

Что будет, если вас поставить перед выбором? Деньги или талант, выгода или страсть, любовь или условности? Непростая задачка, но наши авторы с ней справились. В своих рассказах они прошли через препятствия к цели. Иногда одни, а порой с помощью проводников: троллей, ведьм, ангелов, с которыми пришлось заключить сделку.⠀Что же стало наградой? Безусловная любовь. К себе, к семье, к Родине.⠀Интересно? Подробнее читайте в сборнике «Любовь и прочие обстоятельства». И пусть все будет ЛЮБОВЬ. Книга содержит нецензурную брань.

Александрова Олеся

(@alexandrova_writer)

Я выбираю Любовь!

— Не благодарная!!!!Я, я,я,я-это я дала подарила тебе жизнь. Я работала как проклятая, чтобы прокормить и обеспечить все твои хотелки. И что я получаю взамен. Сидишь передо мной, вся такая взрослая, огрызаешься, такова твоя благодарность? — гневно пучила глаза несчастная мать.

Людмила сидела в кресле. Казалось, что глазами моргала попеременно, так как от происходящего действовать синхронно они отказывались.

— Что сказать нечего? — надрывалась жертва обстоятельств.

— А в чем конкретно упрёк? В том что родилась или в том, что есть просила? — Невозмутимо спросила Люда.

— Вот, нет бы, чтоб уступить, продолжаешь мне перечить.

— А в чём уступить?

— Ой, заткнись ты.

— А не заткнуться ли мама вам? — повысив голос проревела Людмила.

На секунду женщина оторопела. Затем интенсивно захлопала глазами. После тяжело задышала, явно готовясь к атаке.

— Так вот, на свет я не просилась. Не хотела детей, надо было взвесить все варианты заранее. В чём ты пытаешься меня обвинить? Хотелки ты мне оплачивала, варианты есть всегда, к примеру, не оплачивать.

— Воооот как ты запела, умную из себя корчишь. Конечно, что ж, любовь на горизонте замаячила и ты сломя голову бегаешь на свидания. Видела я твои свидания. Всё, мать тебе больше не нужна. Я для тебя пустое место.

— Ты нормальная? — вытаращила в разнобой моргающие глаза Люда.-Мне 30 лет, я в разводе, о чём вообще может идти речь?

— Я, нормальная! — задохнулась бедолага.

— Что изменилось в твоей жизни с появлением мужчины в моей жизни, ты стала хуже есть, меньше спать, быт может рухнул, что так повлияло на твое отношение ко мне?

— А при чем здесь быт?

— А при чем здесь твои вопли про мои свидания?

— Ха, ты посмотри на неё и бровью не ведёт. Ничего говоришь не изменилось?

–?

— А я видела у тебя коробочку, явно же в ней что-то есть, что не рассказала, так-то, не изменились говоришь отношения?

— Хм.

— Конечно, теперь и сказать тебе нечего, только о себе и думаешь. Есть у тебя такая черта, ты приспосабливаешься. Да, да, приспособленка. Делаешь только то, что тебе хочется и никак иначе.

— А я кому-то задолжала, может должна делать то, что ты хочешь?

— Дождешься от тебя.

Людмила собрала в кучу все свои силы. Моргнула двумя глазами одновременно. Сердце отбивало бешенный ритм в голове. Дышать хотелось перестать. Она сидела и наблюдала за тем, как мать, точно разъяренная тигрица мечется по квартире. Брызжет слюной в тщетных попытка доказать своей единственной дочери, что она виновата во всех смертных грехах. Так она просидела не один час, перебирая в своей голове адский сюр из подобных воспоминаний. Каждый раз, с того самого момента, как она впервые пошла на свидание, в матери просыпалась необузданная ревность. Дух противоречия и дьявольски не контролируемое безумие. Были моменты и довольно много, когда их отношения вышли на новый уровень. Дома стало спокойнее. Беседы длились часами. Взаимопониманию не было предела. Не один год Людмила была одна. Проживала тяжелые ситуации и кризисы. Но всё изменилось в минувшую субботу.

Она не рассказала про подарок в коробочке и впервые за долгие годы не пришла ночевать.

— Что молчишь, язык проглотила? — вернул ее в реальность раздавший вопль матери.

— Да нет, думала, вспоминала и отчетливо понимаю, что существовать мы с тобой можем только по отдельности. Иначе в тебе просыпается демон власти. И ты считаешь, что я твоя собственность. Мной можно манипулировать и изводить молчанием, ах да, еще ты любишь обижаться. А самое главное, ты не умеешь любить и, судя по всему, не знакома со мной.

— Ну вот, что и требовалось доказать, ты снова выбираешь себя.

Людмила медленно поднялась с кресла. Прошла к входной двери. Накинула куртку на плечи, хотя на улице и стояла зима. Бросила ключи от квартиры в сумочку, толкнула входную дверь, шагнула за порог. Остановилась и посмотрела матери в глаза.

— Нет, я выбираю любовь.

Рай или ад?

Холодная полупустая квартира на 1 этаже довольно унылого захолустья. Пригороды никогда в жизни не вызывали у него восторга. Особенно сейчас, когда он прикован к этому месту своей чертовой бесталанностью.

Стив Харди — худощавый писатель, не признанный гений. Так ему казалось. Дожив до 37 лет, он так и не заполучил Пулитцеровскую премию. А ставки всегда были высоки. Изможденный и горевший своей очередной идеей, он гнул свою креветочную спину ночи напролет. Романы становились бестселлерами, но этого ему было мало. Что такое признание обычных читателей? Кому оно, в сущности, важно?

Пулитцеровская премия — сыр в аду его мышеловки.

Серым утром 2005 года. Стив курил сигареты одну за одной. Его потухший, ничего не видящий взгляд был обращен в грязное окно.

— Какого черта вам не спится в такую рань? — глухо бормотал он сам себе, обращая вопрос к проплывающим под окнами головам.

— Не спится!

— Какого черта, ты кто еще такой? — воскликнул Стив, не веря своим глазам.

— Чёрт, а ты разве не звал?

В дверях ухмылялся небольшой кругломордый и довольно лохматый чертяка. Стоял, пристально рассматривая Стива. Очень странно, но глаза у него были голубыми, пронзительными и страшно леденящими. Одет был просто: черные строгие брюки, белая рубашка, лакированные туфли. На голове шляпа. Вероятно, прикрывала уши.

В руках он держал чемоданчик, черный с золотой пряжкой.

— Предлагаю сделку. Думай быстро, решай молниеносно. Сейчас или никогда. — довольно надменно заявил черт.

— Да откуда ты взялся, отродье сатаны? — Стив схватился за голову.

— Послушай, ты неоднократно взывал к нечистой силе. Твоя гордыня и тщеславие не дают тебе покоя. Ты не живешь. Ты никчемный писака. Так ведь?

— Это я-то писака?

— Да брось, Стив, я знаю все твои мысли. Тебе страшно оттого, что ты не талантлив или недостаточно талантлив для премии, о которой ты грезишь. Ты следишь за лауреатами. Ты не живешь. Ты чахнешь. Твой талант чахнет вместе с тобой. Решайся на сделку!

— Что ты предлагаешь? — медленно произнес ошарашенный автор.

— Любовь!

— Что?

— Да брось, я же знаю, как каждое утро ты ждешь только ее. Пока ее светлая головка не проплывет мимо твоего окна. Докуриваешь сигарету. Смахиваешь рукопись со стола и удрученно плетешься в пустую кровать.

— Лора, ты говоришь о Лоре. Но что я должен сделать?

— Всё просто. Ты откажешься от своей любви к ней. Между нами говоря, ты ей тоже мил. Но ты же хочешь премию! Подписываем договор, в котором черным по белому написано, что ты, Стив, заканчиваешь рукопись и получаешь заветную премию. Лора же, выходит замуж и счастливо растит ребятишек.

— В чём подвох?

— Умён, — ухмыльнулся черт. — Подвох, мой друг, в том, что ты всегда будешь рядом с Лорой. Случайно встретишь в супермаркете или в очереди в кассы кинотеатра. Ты вечно будешь помнить о том, как дорого стоила твоя мечта.

Октябрь 2007. На вручении премии Пулитцера Стив Харди стоял, ожидая награды. В его глазах адским пламенем светилось безумие свершившегося.

Награду вручала Лора.

О чем шепчет Родина?

Что в этом городе мило?

Тихая жизнь и мечта.

Всё в нём немножечко криво,

В этом его красота.

Что в этом городе счастье?

Тихие ночи и люди,

Молча смотрящие вдаль.

Чёрное небо и звезды,

В глазах, не любимых печаль.

Что в этом городе помнишь?

Жизнь, что когда-то кипела,

Речку, друзей и мечты.

И как легко упорхнула,

Всей не познав красоты.

Кто в этом городе любит?

Каждый друг друга не много,

Всех, и друзей, и врагов.

Как в этот город добраться?

Резко, отбросив сомненья,

Сесть в электричку на час.

Жизнь наша просто мгновенья,

Так надо порадовать глаз.

Как в этом городе тихо.

Сердцу родные края.

Здесь я всё вспомню,

Всё дивно.

Шепчет родина моя.

Здесь есть бугры, есть долины.

Некогда был и завод.

Есть и скалистый каньон.

Рынок в пыли у дороги.

Жизнь здесь проходит за зря.

Вот ты стоишь средь безумья,

Явно на месте своём.

Всё здесь пропитано хлебом,

И чьей-то родимой рукой.

Здесь есть частичка бабули,

В воздухе столько тепла.

Детства родного обрывки,

А в памяти рана свежа.

Место здесь хватит и горю,

Столько вокруг пустоты.

При этом здесь так пахнет волей,

Родимые сердцу черты.

Я здесь пройдусь по полям,

К речке спущусь осторожно.

Были когда-то места,

Теперь угадать невозможно.

Сколько здесь было любви.

Хватит на три поколения,

Только ты жизнью живи.

В памяти нежа мгновения

А воспоминания храни.