В прощальном письме пятнадцать запятых

Алисса Хини, 2022

В седьмом классе в школу к Арьяне явился новичок по имени Герман. Заносчивый и самовлюбленный блондинчик, который бесил и раздражал девушку. Ровно до момента, пока эти двое не стали верными лучшими друзьями, которых, казалось, не могло разбить ничто. Они играли в «спорим», задавали друг другу сотни действий, а потом, прямо перед окончанием школы, Герман завершил их общение также внезапно, как когда-то начал. Казалось, что подружка может простить ему многое, но, узнав причину их расставания, она принимает решение, что здесь и лежит финал их дружбы и пора ставить точку. Но перед этим она напишет ему прощальное письмо. Прощальное письмо с пятнадцатью запятыми. Содержит нецензурную брань.

Запятая 4

После той фотки поднялась попросту невероятная буря. Девочки сошли с ума, клепая фотки со мной и тобой, вставляя их в дешевых фоторедакторах в стремные рамочки, и мне настолько надоело это отвратительное создание работ, что тем же летом я сама села за свой слабенький компьютер и начала редактировать наши с тобой фотографии.

Удивительно, но их было попросту невероятно много. Казалось, что каждый момент, когда я по привычке клала свой локоть к тебе на плечо, вставая по пацански, в момент очередного «спорим», девчонки тусовались рядом, как сумасшедшие репортеры и снимали это. Все мгновения, когда мы болтали, где-то стояли, рядом сидели, вместе шли из школы. Фоток было сотни, и это только те, которые Уля и Мила любезно согласились мне предоставить.

Так еще и твои действия.

О боже.

За те два месяца до конца учебного года, когда ты прознал о Герьяне, контента у группы фанаток стало больше в разы. Любое мгновенье, когда я рубилась у тебя в игрушки, когда решала тебе математику, когда совершала одно из «спорим», ты снимал на свой телефон. Посты со мной стали появляться на твоей странице и в беседе девочек слишком часто, ведь материала было много. И это при том, что из каждой такой посиделки ты выбирал лишь одну лучшую фотографию.

Остальные ты хранил в альбоме «Арьяша», который я почти каждый день намеревалась удалить.

Но, вскоре, мои страдания завершились. Наступило лето, ты поехал в летний лагерь, наше общение завершилось.

Тогда, словно как спасательный флажок, ты выложил во Вконтакте фотографию с какой-то девчонкой, и наступил мой миг свободы.

Ну как свободы…

Девочки постоянно интересовались тем, все ли у меня хорошо. Они добавили меня в отдельную беседу, спрашивая о том, как я переживаю расставания. Уля и Мила искренне считали, что моя злоба связана с тем, что я рассталась с тобой, хотя проблема попросту была в том, что Кира вновь сломала мой компьютер и мне снова не с чем было играть. Но девочки были убеждены, что я переживаю горькое расставание, и оттого таскали меня попросту всюду, куда только можно. В магазины, в кино, в парки. Мне было весело, бесспорно, но, все же, такое излишнее внимание не доставляло мне удовольствия.

К счастью, спасение прибыло, и, к моему собственному тогда удивлению, у него было твое лицо.

Это, помнится, было сообщение Вконтакте.

«А спорим, ты по мне скучала?»

К магазину, около которого была назначена наша встреча, я чуть ли не бежала. Почти два месяца я ни разу не слышала это слово, и я успела по нему ужасно соскучиться. Мне срочно нужно было задать тебе какое-то нереально сложное действие, и пока я стояла возле магазина, глядя по сторонам в поисках твоего неказистого петушиного причесона, ко мне приходили все новые и новые идеи.

— А спорим, ты сейчас завизжишь? — услышала я знакомый голос позади себя.

Мгновенно развернувшись на сто восемьдесят градусов, и, узрев знакомую лукавую улыбку, с ровными белыми зубами, я запрыгнула тебе на шею в объятия. Ты еле слышно хохотал, а потом отодвинул меня от себя, ожидая от меня реакции на самое главное свое изменение.

— Что скажешь? — продолжал намекать ты, но мне было легко заметить, что с тобой не так

— Ты больше не петух! — воскликнула я, радостно трогая твои короткие светлые волосики.

Теперь по ним нельзя было долго проводить пальцами. Они кончались также быстро, как и начинались, и все же…

Они была такими же гладкими и густыми, какими были раннее, а значит по — прежнему оставались лучше моих.

— Это ненадолго, — выдал ты, пока я радостно пищала от восторга. — Сколько бы ты не радовалась, я люблю свой хохолок!

— Безвкусица в твоей крови не лечится! — обиженно заявила я, скрестив руки на груди.

Из твоих уст послышался прежний и очень знакомый слащавый смех. Это уже тогда чувствовалось как-то по родному.

— А у тебя что-нибудь изменилось? — спросил ты, ущипнув меня за бока. — Титьки не выросли?

— Жди! — выкрикнула я, ударив тебя по носу. В ответ ты схватил меня за подбородок и продолжил свои естественные комментарии.

— Пред о мной все тот же мальчишка! — смеясь выдал ты.

Мне тоже было весело и оттого, вновь стукнув тебя, но только теперь по руке, я вымолвила свою вечную фразу:

— Хоть кто-то в нашей парочке должен быть мужиком!

Хохот, исходящий от нас, был, верно, громким, но он был мне невероятно приятен. Все — таки я соскучилась по шуткам, направленным на то, чтобы задевать мое достоинство.

— На что мы сегодня спорим? — игриво спросил ты.

— Остановились на тебе, — я ткнула пальцем в твою грудь. — Я задаю!

— А может ты лжешь! —

— А ты не сможешь проверить! — радостно воскликнула я, придумывая новое действие.

На мои глаза попался стоящий рядом магазин продуктов, и решение кажется, пришло само по себе.

— Спорим, ты не сможешь украсть нам перекус? — выдала я с невероятно довольным лицом, но, услышав твой фырканье, я мгновенно почувствовала, что промахнулась.

— И не такое в лагере проворачивал! — произнес ты, поднимаясь по ступенькам в магазин.

— Ты в лагере для каких деток был? — задалась я вопросом.

И, да, чувак, мне все еще очень интересно, почему в вашем лагере вас учили отмычкам, подделыванию подписи, мастерству обмана и кражам.

— В основном там были богатенькие детки богатеньких родителей, — мы зашли в магазин и разглядывали полки, в поисках нужного нам объекта. — Часто приходилось говорить на английском, а иногда даже на французском…

— Уи — уи? — прервала его я, единственной фразой, которую я знала.

— О. Tu parles français¹? — спросил ты, со своей вечной ехидной улыбочкой, пока мой мозг пытался логически дойти до нужного решения.

— Че ты только что сказал?

Не смог найти.

— Ты все также плоха в языках, как и раньше?

Какой. Же ты. Самодовольный.

— Pare de me caluniar, tolo², — выдала я, вспомнив нужные слова за долю секунды.

— Португальский не в счет! — заныл ты, как и всегда.

— Ты только что признал целую страну менее уважаемой, нежели вечно плюющихся французов, — добавила я, и подойдя к полке с кириешками указал на одну из пачек. — Vamos l³.

— Как скажешь, Арьяша, — слащаво проговорил ты, с моей самой ненавистной интонацией, и положил две пачки к себе во внутренний карман кофты. — Теперь делай вид, что все как обычно, и не выдавай нас.

— Мне тебе губы чтоли отрезать, чтобы ты прекратил меня так называть? — злобно выдала я, пока ты прятал в своей гигантской и, верно, дорогущей одежонке, еще и бутылочку колы. — Или можно воспользоваться «спорить»?

— На это «спорить» не распространяется, — мягко сказал ты, пока мы быстрым, но неподозрительным шагом, старались пройти мимо охранника. — Это что-то вечное и неизменное. Улыбнись.

— Оdio⁴, — произнесла я, миновав кассу.

— Просто с такой формой твоего имени, лучше всего подходит «mine»! — ты поскакал вперед на ближайшую детскую площадку с добытым из магазина вещами.

— А это словосочетание ненавижу больше всего! — выкрикнула я, побежав следом за тобой.

Усевшись на скамейку, располагающуюся на аллее рядом с детской площадкой, ты открыл пачку кириешек. Когда я потянулась к ней, ты ловко отвел ее чуть в сторону, а после начал, будто специально, хрустеть громче.

— А как же твое «спорим»? — насмешливо улыбнулся ты, оголив свои идеальные зубы. — Без него вкусностей не получишь.

— Odio! — воскликнула я снова, обиженно сев на скамейку рядом с тобой.

— Мне пора выучить это слово, чтобы понимать, когда ты меня обзываешь, — выдал ты, вновь беря из пакета еще один кусочек.

— Зачем? Я на португальском говорю абсолютно то же самое, что и на русском, — вымолвила я, пытаясь дотянуться до пачки, но, увы, безуспешно.

Все же это не то лето, когда я сильно подросла, и когда стала доставать тебе до подбородка. Тут я гораздо ниже.

— Станцуй мне на песке, — произнес ты, обернувшись к песочнице на детской площадке. — Наш танец босиком.

Посмотрев на абсолютно пустой квадрат с бортиками, заваленный песком, я, недолго думая, согласилась.

— Музыку включишь? — лишь спросила я, уже сбрасывая с себя свои разваливающиеся синие кеды.

Усмехнувшись, ты достал свой новый телефон и заиграла моя знакомая мелодия. Я выскочила на эту поляну, и начала выполнять уже знакомые и тебе, и мне движения. В этот песок, хоть его и не должно быть много, я проваливалась. Мои пальчики пропадали под мелкими песчинками, пока я, в ритме танца, пыталась совершать все движения. Часто моя нога попросту соскальзывала, и, казалось, что в любую секунду, мое движение начнет играть против меня, нога подвернётся и я упаду на землю.

Но к счастью, мелодия подходила к концу, произносились последние строчки, и мои страдания завершились.

Естественно, глупо было ожидать, что ты ничего не записывал. Заодно с мелодией на твоем телефоне велась и съемка. Новая видеозапись с моим танцем, подобная той, что была снята в прошлом году, но только теперь с более громким твоим смехом на заднем плане, и более корявыми моими движениями, полетела к тебе в альбом.

— Ты все еще его заполняешь? — спросила я, усаживаясь на скамью и отняв у тебя пачку с кириешками. — И как он называется?

— Да все также, — от тебя последовала улыбка, а потом пред о мной сверкнула вспышка камеры. — Mine Aryasha.

— Прекрати! Это! Сейчас же! — я протянула ему в руки его снеки, и, схватив кеду, начала надевать ее на себя.

— Зачем? — смеясь выдавил ты, перегружая видео с танцем в свою любимый альбом. — Я могу использовать твои фотографии вместо смайлов! Я думаю, это успех!

Получив от меня два моих излюбленных фака с полуулыбкой на лице, ты лишь еще больше рассмеялся и продолжил листать свой телефон.

Но тут за твоей петушиной мордой я увидела знакомый образ, и, кажется, даже шнурки начали завязываться быстрее.

— Валим! — воскликнула я, хватая пачки с едой.

— Что?! — удивленно попытался понять происходящее ты, озираясь по сторонам, в поисках причины моего внезапного страха.

А я уже вскочила со скамьи и начала продумывать пути отступления, принципиально понимая, что бежать мне уже некуда и всё уже предрешено.

— Там Уля! — лишь выдавила из себя, помчавшись к ближайшему дому рядом с аллеей.

Преодолев несколько мам с колясками и детьми, я чуть ли не залетела в огромную арку, тяжело дыша в попытках восстанавливать дыхание. Ты бежал чуть медленнее, и, в отличие от меня, несущей наш перекус, крепко в руках держал свой телефон, на котором все еще грузилось видео.

— Что… С того…Что там Уля? — произносил ты медленно, делая отдышку после каждого слова.

Уже тогда мне нужно было понять, что из тебя невероятно слабый бегун, и что победа в забеге мне была бы гарантирована. Судя по всему, борец, певец и актер был неимоверно слабым в простой сдаче нормативов.

Я продолжила глядеть на знакомое лицо, которое все еще смотрело на скамейку, на которой мы с тобой раннее сидели. Она нас заметила. Это было очевидно.

— Ох щас полетит! — произнесла я устало, уже представляя, как наша замечательная староста пишет в беседу о том, что нас заметила, буквально воскрешая все то, что так удачно было сожжено в начале лета.

А что теперь? Нас заметили вместе лишь один раз (и то в единственный раз, когда мы встретились этим летом), и это сразу же обернулось в возвращение нашего статуса парочки.

— Думаешь, она заметила? — задал глупый вопросы ты, поставив свой подбородок на мой голову и тоже глядя в сторону Ули.

Можно я хоть здесь напишу? Ты — дебил. Всегда им был и будешь. И это не обзывательства, созданное на обычной обиде, просто это твой самый большой недостаток. Нк замечать очевидных вещей, и не понимать очевидных деталей.

Хотя…

В таком объяснении, мы оба дебилы.

Словно как звонок о том, что команда вернулась, моя старенький телефон начал истерично звонить, в кармане джинсов.

— Мама? — обратился ты.

Посмотрев на телефон, я глубоко выдохнула, повернулась к тебе и указала на экран.

Это была «Мила».

— Возьми трубку! — воскликнул ты, дергаясь из стороны в сторону с пачками кириешек, которые я передала тебе.

Мы прекрасно знали, что будет дальше, и, обидно, но это было правдой.

— Алло, — попыталась сказать я, как можно более безэмоционально.

Все же я пыталась сделать вид, что не понимаю, что происходит.

— Герьяна воскресла! — услышала я крик на той стороне трубки, и, в это же мгновенье, мои зубы заскрипели оттого, как сильно я их сжала.

— Что? — начала притворяться незнающим человеком я. — О чем ты?

— Арьяна, Уля скинула фото, — нагло и насмехаясь вымолвила Мила. — Он вернулся из лагеря, и вы снова вместе?

— Мы никогда не были вместе, — продолжала я убеждать подругу.

Но тут я увидела твое усмехающееся лицо, которое что-то очень быстро печатало на своем телефоне. Я могла бы поверить, что ты пишешь сообщение маме или отцу, может договариваешься с тренерами о занятиях или общаешься с друзьями из лагеря.

Но я же не совсем дурой была.

— Ага, конечно, — произнесла моя подруга, засмеявшись, и в это мгновенье ты повернул ко мне экран своего телефона.

На нем снова красовалась та же самая запись на твоей странице в соцсети, что и несколько месяцев назад, только теперь на ней был кадр с моими факами, сделанный не больше пяти минут назад. Я помню твою довольную отвратительную, слащавую ухмылку и комбинацию двух слов, которые меня невероятно сильно раздражают до сих пор.

«Mine Aryasha».

— Герьяна жива! — выкрикнула Мила и мгновенно бросила трубку.

Еще с секунду я держала телефон у своего уха, стараясь совладать с гневом, который царил в моей душе. У меня было дикое желание стукнуть тебя лицом об ближайшую стенку или ударить тебя по ноге, но был немного другой план.

Была же моя очередь задавать действие.

— Спорим, ты не сможешь удалить этот пост и альбом с моими фотографиями? — вымолвила я, чувствуя, как постепенно одерживаю победу над домыслами моих одноклассниц и твоими насмешками в эту сторону.

— На что спорим? — улыбаясь произнес ты, сделав шаг ко мне.

Мне было непривычно смотреть на твое лицо, потому что не было моего любимого русого петушиного хохолка, и теперь мой взгляд непроизвольно был направлен исключительно на твои голубые завораживающие глаза. Они были мне не столь приятны, ведь на их основе я не могла построить множество, пусть и однотипных, но смешных шуток.

— Если ты выполняешь действие, то я продолжу делать за тебя математику и русский, а если нет, — говорила я, крутя в ладонях свой старенький телефон, размышляя о том, что придумать, — То ты спрыгнешь с крыши вон той террасы вниз, — я указала пальцем на детскую площадку, где и находился пик, с которого ты мог бы спрыгнуть, если бы не решился выполнить это действие.

Она находилась на высоте второго или третьего этажа, и, спрыгнув с нее, у тебя был шанс поранить ноги, руки и поцарапать лицо. Все это ты точно берёг куда больше, чем простую возможность подшучивать над о мной и занятием моих подруг.

По крайней мере, в этом был убежден мой мозг.

Кроткий взгляд на крышу, а потом на меня, и на лице появилась усмешка лишь на правую щечку.

— Ну что ж, — сказал ты, сделав еще шаг мне навстречу, — Значит идем на крышу.

Мгновенно вулкан, который тихо кипел внутри меня, взорвался. Из него полилась лава, которая без остановочно сжигала остатки моего терпения и спокойствия. Мне было невероятно обидно, что возможность подшучивать над о мной, иметь какие-то ниточки, за которые можно дергать, было для тебя важнее себя самого.

Выхватив из твоих рук телефон, я мгновенно удалила запись, стараясь при этом извиваться от тебя, как только можно. Но, сложно от высокого амбала и борца скрыть телефон, в котором всё на английском.

— Удали альбом! — воскликнула я, стараясь сдерживать свои эмоции.

— Я говорю: пошли на крышу! — крикнул ты на меня в ответ.

— Да ты с нее не спрыгнешь! — злобно выдавила из себя я, сдерживаясь из последних сил, чтобы тебя не ударить. — Тебе твое лицо дороже!

— Да! Мне дороже мое лицо! Поэтому в схватке между лицом и альбомом, я выбрал альбом!

Это была игра. Пред о мной стоял кукловод, который обладал ниточками, способными тронуть меня. И он очень хотел иметь при себе такие.

Ты знал, что мне это неприятно, но все равно хотел, чтобы они у тебя были.

Так друзья не поступают.

Пытаясь не натворить лишних дел, я просто показала тебе две руки с факами, и, развернувшись, побежала к себе домой.

— Арьяша! — выкрикнул ты вслед, но я даже не обернулась. — Арьяна!

Тогда был первый момент, когда мы действительно жестко поссорились. И эта ругань сыграла мне на руку, как никогда. Ведь когда первые две недели в школе девочки продолжали говорить про парочку Герьяны, видя, что мы с тобой даже в сторону друг друга не смотрим, то они постепенно позабыли об этом. Группка вроде снова подутихла, даже вновь начала меня успокаивать, и это было гигантским плюсом.

Альбом не был удален, сейчас то я это знаю. Но при этом ты ничего не выкладывал, что, конечно, не делало тебя героем в моих глазах.

Для меня ты попросту был кукловодом. Кукловодом с игрушкой, которая больше ему не нравится и про которую он позабыл.

Примечания

1

Перевод с французского:"ты говоришь по — французски?".

2

Перевод с португальского:"хватит клеветать на меня, дурак".

3

Перевод с португальского:"давай это".

4

Перевод с португальского:"ненавижу".