Она такая разная. Современные рассказы о любви

Алиса Тишинова

Романтика вполне может уживаться с эгоизмом и прагматизмом, чувственность, – с аскетизмом, нежность и заботливость, – с капризами. В одном и том же человеке, в одну и ту же минуту. Неправда, что говорят: «это не любовь, это увлечение, страсть. Правильная любовь единственная в жизни». Нет для нее правил. Когда накрывает чувством – не имеет значения возраст, и весь предыдущий опыт летит к чертям. Героини рассказов – самые обычные девушки, со всем спектром реальных эмоций, не приглаженные образы.

ИНТЕРНЫ — 2

Кемский вокзал выглядел величественно и мрачно. В синих сгустившихся сумерках он одновременно напоминал и готический замок, и отчаянно неуютные, казенные постройки советского периода. По сравнению с предыдущими станциями, здание обнадеживало хотя бы размерами — сразу видно, что прибыли в город. Пусть и чудовищно неприглядный, тоскливый, — с видимого ракурса. Но не Кемь была конечным пунктом назначения, а старинный сказочный посёлок Калевала, известный своим великолепным эпосом. На самом деле, лишь эпос от него и остался, — судя по рассказам уже работавших в нём врачей и интернов.

За какие прегрешения Надю с Леной отправили именно сюда, — неизвестно. В Калевалу никто не хотел ехать (скорее всего, безропотными и безотказными девушками просто заткнули пробел). Один плюс: чем страшнее место и больница, тем, — говорили, — больше заплатят. Но про посёлок шли жуткие слухи: там, мол, вовсе нет водоснабжения — хирурги моют руки под железным рукомойником, наливая в него воду из ведра; сами же её и приносят из колодца, а зимой машина привозит. Печное отопление. Удобства исключительно на улице. В мороз под минус тридцать. И это в начале XXI века! Не верилось.

Поезд через Калевалу не шёл — девушкам предстояло купить билеты на автобус, и ехать в нем ещё часа три.

— Подожди, не могу! — Надя поставила тяжеленный синий баул на снег; остановилась. Сумка просто отрывала ей руку. Не ожидали они, что придётся так далеко идти по перрону.

— Опоздаем ведь! Кто знает, во сколько этот чертов автобус отправляется, — а вдруг уже? Ждать до завтра?

Лена тоже на полминуты опустила сумку. Затем вздохнула, взяла обе, — свою и Надину, — и быстро зашагала к вокзалу, чтобы успеть, пока ещё может идти. Надя почти побежала следом, чувствуя неловкость. Но в чем её вина, если у Лены руки сильнее, а она просто не может больше? Дойдя до высоченных, как городские ворота, деревянных дверей, Лена остановилась, чуть дыша; вернула подруге её ношу:

— Дальше сама…

— Не надо нам было книги брать! И посуду…

— Да. Но вдруг у них там никаких учебников нет? Основное же.

— Ну да… Вообще зря мы согласились. Не нравится мне здесь. Страшно.

Девушкам посчастливилось купить последние билеты на автобус, который, в самом деле, отправлялся уже совсем скоро. Внутри здания вокзала им стало ещё тревожнее: там было мрачно и темно, высоченные потолки и отсутствие людей создавали пещерную гулкость, давили на психику. Они поспешили выйти на свежий воздух. Но и там обнаружилась лишь унылая привокзальная площадь, запущенные, непривлекательные дома и улицы вокруг нее, — город казался похожим на рабочие окраины послевоенного периода, словно не поезд их привёз, а машина времени. Толпа народа стягивалась к автобусу, чей вид и размер доконал окончательно — короткий, низенький, обшарпанный. Как такое количество людей втиснется в него? Места им достались сзади, самые последние. Кое-как все влезли, но девушки почти задевали потолок. Автобус мчался по узкой, (казалось, случись встречная машина — не разминулись бы), петляющей тропинке. Дорогой ее было не назвать. Высоченные таежные ели и сосны — таких не вырастало в их краю — обступали эту жалкую трассу вплотную. Сами по себе деревья эти вызывали восторг, сводили на нет всю видимость.

Наде казалось, что у неё началась клаустрофобия с приступами паники: их везут туда, откуда нет другого пути назад кроме этого ужасного, ненадежного автобуса… Лена пыталась шутить, Надя делала вид, что ей тоже смешно. Мало всего, так ещё при каждом повороте или яме (то есть, почти ежесекундно), — их подбрасывало головой в потолок.

— Если останемся живы — обратные билеты купим заранее, на первый ряд!

Живыми они остались — раз уж оказались в кабинете главного врача и начмеда. Но момент остановки автобуса и дальнейший путь до больницы стерлись из Надиной памяти, словно она была без сознания. Кажется, они спросили попутчиков, где искать больницу. Долго ли, коротко ли, — трудно сказать. Сугробы и темнота, редкие деревянные постройки; чистейшее (и, наверное, очень красивое летом) озеро Куйто по левую сторону дороги. Длинным побережьем посёлок прерывался на две части. У озера было совсем безлюдно, никакого жилья поблизости. Обрывки впечатлений. Как дотащили они сумки? Тоже не помнится, наверное, с передышками, — раз торопиться больше незачем.

Бородатый главврач, больше похожий на охотника, чем на врача, не заинтересовался прибывшими. Начмед Ирина Михайловна — высокая, худощавая, со светлыми растрепанными кудряшками, — она почему-то напоминала Наде озорного юношу, — мило улыбалась им. Но ей было некогда, очень некогда. Она приняла у девушек документы, прерываясь на телефонные разговоры, отправку и приём факсов. Этот аппарат подруги видели впервые — появившись не так давно, он не успел прижиться в центральных районах, где вскоре уже использовали компьютерную связь, появились сотовые, и радиотелефоны. Они пропустили этот этап развития техники. Здесь же факс являлся настоящим спасением.

Затем Ирина Михайловна повела девушек в ординаторскую, и передала больных, — то есть, распределила папки с историями болезни, уточнила детали: кого вскоре на выписку, сколько поступит плановых, как здесь принято обследовать и лечить. Многое было иначе. Даже истории болезни выглядели непривычно — в разделе назначений не было дневниковых записей: что добавить, что отменить, прочерк — если без изменений. Он весь был на одном листе, оформленный в виде таблицы, в которой имелась, и активно использовалась древняя температурная кривая. Препараты записывались вверху, а в боковой графе стояли даты. На пересечении их, в маленьких квадратиках, выглядящих как-то по — детски, — ежедневно отмечали плюс или минус.

Необходимо было быстро привыкнуть к иному виду документов, лентам нерасшифрованных электрокардиограмм (оказывается, здесь их читали сами терапевты, а не кардиологи!), отсутствию многих привычных методов обследования.

Больница поразила — люди не солгали. Деревянная. Древняя. Инфекционное крыло и детское отделение вросли в землю по самые окна. Подгнившие, порченые жуками-древоточцами, половицы, в сочетании с отсутствием канализации (туалеты в виде простой дырки в полу, прямо в здании), — местами создавали такую вонь, что кружилась голова. Вот так, наверное, жили люди в средневековье, даже ещё хуже. Привыкали. Ну, ничего, — зато, небось, и Пирогов, и Гиппократ — начинали не в лучших условиях. Кошмарный сон в виде железного рукомойника с намотанными на нем капельницами, и стоящего внизу ведра с водой, — сбылся.

Зато Ирина Михайловна — само изящество и непосредственность — шутила, порхала, присаживалась на стол, демонстрируя длинные сапожки на стройных ногах; завитки кудрей. Нет, чувствовалась в ней, конечно, некоторая отсталость от городской моды, — но всё же, в целом! Она умудряется следить за собой, прихорашиваться, и не страдать в таких условиях, — словно это нормальная среда обитания! Удивительно. Неужели ко всему можно привыкнуть, и даже сохранить кокетливость и лёгкость?

Девушки так устали, что не имели сил возмущаться местом, где им предстояло жить, — бывшей палате на две койки, рядом с детским отделением (хорошо, хоть отдельный вход имелся). Она была узкая, с одним лишь столиком между двумя короткими продавленными койками; со второй, стеклянной, слегка замазанной белой краской, дверью. То есть, их даже постоянно могли видеть пациенты! Эта дверь вела в коридор, через который можно было пройти к очередным кошмарным «удобствам»: рукомойнику и жалкому подобию кухни, где имелись плитка и чайник. Подругам хотелось есть, спать, и плакать; больше всего хотелось очутиться дома.

Как и из чего приготовить сносную еду? Надо купить продукты, но для этого опять куда-то идти, искать магазин. Как разложить вещи, если для них нет места? Как увидеть себя в зеркале, если его нет, — кроме малюсенького, в косметичке? Как смыть с себя дорожную грязь, переодеться во что-нибудь, похожее на домашнюю одежду? Как заснуть на жуткой койке, а главное, — как завтра проснуться, и работать, будучи при этом чистыми, сытыми, причесанными? Лена и Надя пребывали в заторможенном состоянии, стараясь не нагонять отчаяния, не впадать в истерику. По счастью, магазин находился рядом с больницей, и девушки смогли купить готовых замороженных котлет, макарон, хлеба, сыру и сосисок. Холодильник при кухне имелся. Сварили сосиски вместе с макаронами (ковшичек пригодился), поели прямо из него.

— А послезавтра, в субботу, надо купить водку и селедку! — выдала удивительное предложение Лена. — отпраздновать событие!

— Почему водку с селедкой, а не вино? — удивилась Надя.

— Будем превращаться в аборигенов. Здесь вряд ли пьют вино.

— Хм… — Надя улыбнулась, но водки ей совсем не хотелось. Да ещё с селедкой. Тут помыться-то негде, душно, тесно, — какая еще селёдка…

Кое-как умылись, легли. Духота, неудобные кровати, свет из-за полупрозрачной двери, и тревожные мысли мешали заснуть. Но всё-таки сон сморил их.…

Утренняя пятиминутка была нудной, и весьма необычной. Главный врач, тот самый бородатый мужик, (он даже не подумал хотя бы накинуть белый халат на свитер грубой вязки), начал её со слов:

— Ну, что у нас по хозяйству?

(Позже это вступление каждый раз вызывало у девчонок приступ смеха.) Шло скучнейшее для них обсуждение запасов дров, угля и воды; еды в столовой. Обсуждалось, где необходимо заменить оконное стекло; в каком отделении провалилась половая доска, и тому подобное. Врачи бурно дискутировали, спорили, ссорились. О больных никто и не вспоминал. Под конец, правда, символически выслушали короткий отчёт дежурившего ночью офтальмолога — рослого кудрявого мужчины лет сорока, с насмешливым выражением лица (его тоже, как выяснилось позже, всегда веселила фраза: «Что у нас по хозяйству?»). Хозяйство волновало присутствующих куда сильнее, чем пациенты.

На приехавших интернов никто не обращал внимания (впрочем, их не игнорировали, просто каждый был занят своими проблемами). Только офтальмолог с невыговариваемой немецкой фамилией разглядывал их во все глаза. На первый взгляд — похожи, словно сёстры: обе темноволосые, темноглазые, яркие; примерно одного роста. Только Надя выглядела женственнее и хрупче, нежнее. Офтальмолог Вольдемар Романович обрадовался бы любой из них. Но, увлекшись прелестями Нади, он начал даже заикаться при докладе. Давно уже он не испытывал подобного. Стосковался человек по женскому обществу в этой глуши, а вкусы у него были столичные. Пережив тяжелый развод, оставив всё имущество бывшей жене, он покинул благодатный Ярославль, и уехал к черту на кулички, — чтобы забыться здесь, в бытовых и климатических трудностях. Лишь позже он понял, что психанул слишком сильно, да было поздно. Новому врачу выделили большой деревянный дом с русской печкой, баней, двором и огородом. Вечерами он тренировал мускулатуру: колол дрова, таскал воду, и неспешно обустраивал жилище, — забот хватало. Деревенская жизнь, в самом деле, отвлекала от печальных воспоминаний.

По окончанию пятиминутки врачи разбрелись по своим делам, кто куда. В ординаторской остались лишь интерны, начмед Ирина Михайловна, и краснощекий, похожий на деда Мороза, хирург, Иван Владимирович. Муж Ирины Михайловны.

— Вань, ты принёс бы воды побольше. Вольдемар дежурил, — поморщилась она. — Как всегда, лишнего не сделает. Канистры пустые. А у нас сегодня плевральная пункция, и перевязок много; вода понадобится…

Особенностью местного коллектива оказалось отсутствие чёткого разделения обязанностей: терапевт могла ассистировать хирургу, больные не были чётко привязаны к одному врачу, повариха могла разносить еду, мыть пол, а порой и уколы делать. Девушки быстро освоились. Коллектив был доброжелательный и взаимозаменяемый. Их тоже звали помогать при перевязках, пункциях, и других хирургических манипуляциях, если они были свободны. А что делать, если второго хирурга нет? Врач есть врач — какая разница. Или даже медсестра — у кого время есть. Этим коллектив напоминал большую семью. Весь, кроме Вольдемара Романовича. Он прекрасно выполнял свою работу, но не понимал, почему должен заботиться о доставке воды, починке полов и окон, выносе мусора, — на это есть специальный персонал, это не входит в его обязанности; таких дел ему и дома хватает. Поэтому офтальмолога недолюбливали. Совсем слегка, не так, чтобы была открытая неприязнь. Здесь рады каждому врачу, а специалист он хороший. Просто его не считали членом большой дружной семьи, да он и сам не стремился к тому. Он сам по себе, они сами по себе.

В субботний вечер, — тот самый, в который Лена собиралась покупать водку с селедкой, — Вольдемар Романович напросился в гости к девушкам. Конечно, «в гости» — в их положении — это громко сказано, но всё-таки они умудрились попить чаю втроем, в закутке, считающимся кухней.

— Да уж, поселили вас! — возмущался Вольдемар Романович. — Неужели негде комнату найти было? Конечно, житие тут… печное отопление везде, кроме воинского поселения, там кочегарка. Зато свои прелести есть… Озеро, конечно, летом лучше, — здесь тебе и рыбалка, и пляж. Кстати, общественная баня недалеко, — я покажу. В музей краеведческий сходим? Там подлинные экспонаты! Завтра днём, например?

— Конечно! — обрадовались девушки. Настоящий калевальский эпос оживёт для них! Они увидят Вяйнемейнена, Иллмаринена, Айно; волшебную мельницу Сампо и старинную карельскую утварь. Когда-то им не верилось, что Калевала вообще существует ныне; казалось, она лишь в книжках осталась.

— А сейчас предлагаю посетить ресторан. Думаю, это интереснее, чем проводить субботний вечер в палате…

— Хороший ресторан? — поинтересовалась Надя.

— Как ни странно, да. В виде корабля сделан — и внутри, и снаружи. С дискотекой.

— Пойдём? — Надя поглядела на Лену. — Правда, ну что тут сидеть?

— Идите вдвоём. А я почитать собиралась. Лучше завтра в музей сходим вместе.

…

— Я вам мешать буду! Ну зачем ему нас обеих вести? Он же явно на тебя смотрит.

— Слушай, а я ведь вовсе не собиралась заводить здесь отношения. Я даже не успела подумать, нравится ли он мне. Хотела просто развлечься всем… А ты меня уже к нему толкаешь!

— Ну скажи, что делать в ресторане втроем? Не то место. Не хочешь — просто не ходи.

— Не ходить? — Надя задумалась. Теперь все выглядело несколько иначе. Она-то было восприняла приглашение как дружеское — втроем провести время, посетить исторические места. Лишь потому, что все остальные врачи — местные, семейные. А их троица свободна, и скучает.

— Нет, я пойду! Я не могу больше сидеть в этой конуре!

Конечно, днём они выходили на улицу, гуляли вокруг сказочного Куйто. Сверкающее зеркало озера, яркое солнце, и деревья-великанши, сосны и ели, — словно из сказки, — вызывали благоговейный трепет. Снег скрипел и искрился; морозный воздух был немыслимо, кристально прозрачным, и вкусным, — совсем не таким, как в городе, — наслаждением было просто дышать им. Особенно, после затхлого запаха больницы, от которого, теперь, казалось, не отмоешься, — вся одежда пропиталась им.

Для Нади это было просто невыносимо — сколько времени она ещё сможет выдерживать эту вонь? Как ни старалась притерпеться — ее тошнило, когда проходила мимо особо «ароматных» мест. И теперь, когда пригласили куда-то выйти (не важно, кто и куда!), — сидеть в вонючей клетушке? О, нет! Она пойдёт в ресторан! Лишь бы там не пахло жуками-древоточцами. Она будет танцевать! Надо скорее переодеться — пока ожидающий у дверей Вольдемар, не превратился в сосульку. Переодеться. Да… Толстые колготки, шерстяная юбка, толстый, но хоть чуточку нарядный, — свитер из оранжевой шерсти. Закутаться в платок и пуховик, — с собой взяли самую простую и тёплую одежду, — разве имелись варианты? Побрызгаться туалетной водой — очень кстати! Намазать губы светлой помадой, иначе потрескаются. Вот и все сборы.…

Ресторан и вправду оказался неожиданно респектабельным и колоритным; в отличие от здания больницы, его брусчатые стены были новыми и ухоженными. Двое медиков, так внезапно ставшие парой, с удовольствием ужинали, пили вино и общались, а Надя танцевала. Вольдемар показался ей приятным, лёгким, и интересным человеком. Впрочем, разве могло быть иначе, если он уже почти влюбился, и старался понравиться изо всех сил.

На следующий день все втроем, как и планировали, посетили старинный музей, после чего, проводив Лену, Надя отправилась гулять с Водьдемаром. И, конечно, он пригласил её в гости. Дом показался Наде нежилым, потому как большая его часть пустовала. Вещей у доктора было немного, и он расположился в одной комнате. Веранда была еще не достроена. Зато в хорошо освещенном дворе находилось много бревенчатых подсобок: баня, сарай-дровяник, сарай-мастерская, конура для будущей собаки, ну и, туалет, разумеется — уличный, как везде. Но он хотя бы прислонялся к веранде — не нужно было прыгать через сугробы, чтобы попасть туда. В доме ещё сохранялось утреннее тепло, но, всё же, первым делом, Вольдемар поспешил растопить печь, после чего помчался в ближайший магазин — купить продуктов к ужину.

Странным образом, эта скудная роскошь совершенно очаровала Надю. Казалось — она попала в прошлое, или в сказку. Огромная белая русская печь, гудящие, потрескивающие дрова, широкая кровать, застеленная красным покрывалом; кухонька с удобным рукомойником; телевизор и магнитофон, в котором она сразу нашла «Европу плюс»; полупустой сервант с посудой и книгами! Художественные книги — какое счастье! О них она тосковала больше всего, и переживала, что придётся месяц прожить без чтения. С замиранием сердца Надя достала с полки «Опасные связи» Шодерло де Лакло, и даже, — нечитанное прежде, продолжение — «Зима красоты». Свернулась клубочком на мягком покрывале, и погрузилась в чтение…

Она чувствовала себя довольной пригревшейся кошкой, когда вернулся Вольдемар, красный от мороза и быстрой ходьбы, счастливый от присутствия Нади в доме. Сколько месяцев он провел здесь совсем один! А сейчас его словно бы ждала любимая жена…

— Ты читаешь такие книги? — с восхищением спросила Надя?

— Нет. Я ещё не читал, и книги не мои — остались от прежних хозяев, как и сервант. Но, если ты считаешь, что книга стоящая, — прочту!

Он выложил на стол фрукты и овощи, охлажденные отбивные, хлеб, вино.

— Какое-то «Шардоне». Надеюсь, что хорошее…

Как-то незаметно для самой себя, Надя нашла сковороду и масло, принялась жарить мясо на печке, пока Вольдемар возился с картошкой и салатом. Ей тоже почудилось, что она пришла к себе домой, и живёт здесь с мужем. Глядеть на его мускулистую спину и руки, когда он подкидывал в печь дрова, или готовил ужин, — было приятно. Под действием обстановки возникло ощущение из глубинной памяти предков. Не влюбленность — словно этот этап уже пройден, или совсем не нужен — а просто чувство семьи, близости, совместной жизни. Словно она гордится мужем, охотником, викингом…

Конец ознакомительного фрагмента.