Брат

Алиса Николаевна Атрейдас, 2017

Что делать, если при жизни ты вел себя не по чести? Если завидовал брату, если увел у него любимую? И только после смерти ты осознаешь, что все было неправильно… Но изменить уже ничего нельзя… Или можно? Вот она, жизнь – перед твоими глазами, а ты по ту сторону… И ты полюбил – страстно, впервые… Содержит нецензурную брань.

Глава 5

Федор с трудом прошептал:

— Илья…

Мама зажмурилась, открыла красные, заплаканные глаза и приложила к его губам холодные, как лед, пальцы.

— Тише, родной. Все будет хорошо.

Но ничего уже не могло быть хорошо. Хотелось уснуть, а проснуться снова на берегу реки…

— Мам, пить.

Ольга беспокойно оглянулась на мужа:

— Витюш, я не знаю, можно ли?

— Я позову врача.

Отец торопливо вышел из палаты.

— Ты жив. Тебе надо набраться сил и…

— Он погиб? — горящее огнем горло выстрадало эти слова.

Мама снова зажмурилась и опустила голову.

Есть ли на свете боль сильнее, чем боль потери? Она не терзает тело, она рвет душу. Кажется, что ты не вынесешь этого ада и разлетишься на куски. Но, вопреки всему, ты продолжаешь жить. Но еще страшнее, когда к этому аду добавляется ад вины. Этот ад не знает пощады, он гложет тебя изнутри, смакует, откладывает на потом и вгрызается с новой силой. Каждый твой вздох — это полено во всепоглощающий костер вины. Каждый шаг — пачка бумаги, которая жадно пожирается огнем вины. Каждая улыбка — канистра бензина…

Федора выписали неделю назад. За все это время он произнес с десяток слов. И он все еще не набрался смелости поехать на кладбище. Брата похоронили, когда он был прикован к кровати. С того времени прошло уже четыре месяца. Четыре месяца, шесть операций, проданная квартира и мертвая душа.

— Федя, мне нужна твоя помощь! — отец зашел в комнату без стука и, закрыв за собой дверь, заговорил вполголоса: — Если ты будешь так продолжать, то сведешь мать в могилу! Ты потерял брата, а мы сына! А теперь теряем второго! — голос отца резал без ножа.

В два шага он приблизился к сыну и схватил его за грудки:

— Я не допущу этого, понял?! Ты чертов слюнтяй, если не хочешь жить! Ты! Чертов! Слюнтяй!

С каждым словом отец встряхивал сына, как тряпичную куклу, а потом притянул к себе, крепко обнял, отстранился, поймал взгляд сына и, держа за плечи, сказал:

— Сейчас приедет Татьяна, она хочет, чтобы ты подписал документы…

Федор дернулся, как от удара хлыста.

— Какие документы? — голос от долгого молчания треснул сухой веткой.

— Что-то по вашей фирме, я не знаю, — отец отпустил Федора и устало опустился на диван.

— Скажи ей, — лицо Федора окаменело, — пусть не приезжает. — Тень улыбки зловеще прокралась по лицу. — Я сам приеду!

— Вот и ладушки, сынок! — отец облегченно вздохнул и подскочил с дивана. — Надо работать! Работа она все лечит. Займешься делом и снова оживешь, а то мать вся извелась…

— Все будет хорошо, бать, — Федор похлопал отца по плечу. — Я в душ.

Тугие струи заливали глаза, мешали дышать. Федор хватанул воздух ртом и отключил горячую воду, даже не вздрогнув от ледяного потока. Уперевшись рукой в стену, он стоял под напором воды. Впервые за долгое время голова начала работать.

«Значит, змея выползла на охоту? Ну что же, поиграем!»

Дьявольский смех ударился о стенки душевой. Федор повернул рычаг, перекрывая воду, и стал яростно растираться полотенцем, грозя сорвать кожу. Слова отца, словно ушат воды в костер, разом потушили вину.

Через тридцать минут он легко сбежал по лестнице, не дожидаясь лифта, и сел в машину отца.

Юридически, фирма принадлежала им с братом в равных долях. Значит, теперь Татьяна готовится вступить в наследство, а потом примется выживать его. Что она уже успела натворить? Черт! Он столько времени потерял!

Злость очень легко разгорается на пепелище вины. Достаточно дунуть, и вот уже полетели искры, показались язычки пламени…

Он приготовился к бою и был готов растерзать врага, растереть в прах, развеять по ветру… Но он не был готов увидеть плачущее, дрожащее создание, в черном траурном платье, которое кинулось, с надрывным всхлипом, к нему в объятия…

Федор невольно отшатнулся, довольно грубо оттолкнув девушку.

— Федя? — мокрые ресницы, слипшиеся в лучики, часто запорхали. Из глаз покатились слезинки. Девушка прижала руки к груди. — Что случилось?

— Прекрати этот цирк! — цыкнул он и прошел к столу. — Говори, чего хотела? — он сел в кресло и, крутнувшись, повернулся к Татьяне.

— Почему у тебя такой тон? — она по-прежнему непонимающе смотрела на него. — Я думала мы…

— Нет никакого — мы! — крикнул он и стукнул кулаком по столу так, что девушка подпрыгнула, а потом грузно осела на пол, развалившись на нем, совсем не грациозно, неловко подвернув ногу.

— Твою мать! — Федор, ругаясь, подошел к девушке и потыкал ее в плечо.

Таня, похоже, действительно была без сознания. Широкими шагами парень подошел к столику с напитками и, взяв бутылку минералки, щедро полил ей невестку.

Татьяна открыла глаза и медленно села. Федор сидел напротив на корточках, рассматривая девушку.

Выглядела она не лучшим образом: слишком бледная, с размазанным макияжем, темные круги под глазами…

— Мы должны поговорить, — чуть слышно произнесла девушка.

— А есть о чем?

— Думаю, что есть, — она протянула руку и коснулась коленки Федора.

— Я выкину тебя за шкирку, если ты сейчас же не прекратишь меня трогать! — отчеканил парень, многозначительно посмотрев на руку.

Татьяна поспешно отдернула ее, спрятав за спину.

— Вставай! — приказал Федор, поднявшись и направляясь к креслу.

Усевшись, он закинул ногу на ногу, скрестил руки на груди и устремил взгляд на Татьяну.

Она встала, неловко покачнулась на каблуках, сбросила туфли и босиком прошла к дивану, забравшись на него с ногами.

Федор молчал, предоставив слово ей, ему-то было не о чем с ней говорить.

— Я бы хотела поговорить о той ночи, — наконец произнесла девушка.

Федор молчал, лишь слегка внутренне напрягшись.

— Ты знаешь, что мы плохо ладили с Ильей в последнее время?

Федор удивленно изогнул бровь, но не произнес ни слова.

Татьяна выудила откуда-то платочек и вытерла глаза, потом высморкалась.

— Если бы вы не были близнецами…

Губы Федора превратились в тонкую нитку, глаза зло загорелись, он уперся ладонями в подлокотники, намереваясь встать.

— Подожди! — воскликнула девушка. — Дай мне договорить! Молю!

Он опустился в кресло.

— Если бы вы не были близнецами, все было бы по-другому! — быстро заговорила Таня. — Я любила Илью, — уставившись в пол, она не заметила сжавшиеся челюсти Федора. — Но между нами не было страсти. А вот между тобой и мной всегда молнии проскакивали, — она подняла взгляд на Федора.

Тот отвел глаза. Что правда, то правда — Татьяна была горячая штучка, и ее прикосновения всегда отзывались в нем сладкой болью. Может, поэтому она ему так и не нравилась. Он злился на нее, за то, что она вызывает в нем желание. Хотя он подозревал, что она делала это намеренно: то выскочит голая из комнаты, прикинувшись удивленной, то коснется коленкой, якобы невзначай… И он ненавидел ее за эти штуки. Ненавидел всеми фибрами души. Вот сейчас же он не хотел ее! Нет, он хотел, но хотел убить.

Татьяна восприняла отведенный взгляд, как признание своих слов. Спустив ноги, она кошачьей походкой подошла к Федору и встала у него за спиной, у окна.

— Ты знаешь, что мы собирались развестись?

Плечи Федора ссутулились.

— Мы уже месяца три не занимались сексом. Поэтому на дне рождения…

— Да на днюхе ты тосты толкала, о своей неземной любви!

— Илья попросил не говорить сейчас никому о том, что мы расходимся. Он сказал, что это сейчас повредит бизнесу, ты же знаешь этих японцев, они помешаны на семье, и пока мы не заключили контракт, — Татьяна подошла к Федору ближе. — В общем, мне пришлось играть роль любимой жены. Но я потеряла голову, — руки Татьяны легли Федору на плечи, — когда ты обнял меня.

Федор помнил это мимолетное, сухое объятие, когда она поздравляла его. Ничего личного, черт возьми! Что она себе возомнила!

Руки Татьяны погладили плечи, слегка с нажимом, массируя стянутые узлом мышцы.

— Наверно, я всегда любила именно тебя…

Он вскочил, с грохотом опрокинув кресло. Татьяна лишь слегка отступила, смело смотря ему в глаза.

— Поэтому ты затащила меня в машину и наняла фотографа, чтобы заснять свою любовь? — брызгая слюной, выплюнул Федор то, что жгло изнутри.

— Какого фотографа?

Изумление Татьяны вышло слишком натуральным. Актриса она была от Бога, это Федор оценил по достоинству.

— Который потом послал снимки Илье! Или это ты сама сделала?

— Кто-то послал Илье фото? — глаза девушки расширились, и она зажала рот рукой.

— Ты убила его, сука! И я уничтожу тебя! — прошипел Федор и, не в силах больше находиться с ней рядом, резко развернулся и почти побежал к выходу.

— Я беременна!

Фраза пригвоздила парня к месту…

Бесконечные секунды тянулись — Федор переваривал эти два слова. В голове моментально произошел расчет — если Татьяна не врет, и они с Ильей уже давно не были вместе, то получается, что ребенок его, и срок сейчас чуть больше четырех месяцев. Мысли о том, что девушка лжет о беременности, у него не возникло. Он спиной чувствовал взгляд Татьяны, но не мог повернуться. Федор не знал, что делать и что ей сказать. Поэтому, не оглядываясь, вышел из кабинета. За закрытой дверью раздался сдавленный крик прилетело что-то тяжелое и бьющееся. Виски! — безошибочно определил парень и, не обращая внимания на изумленную секретаршу, шагнул в лифт.