Омут

Алиса Макарова, 2020

Решив окунуться в реку в ночь Ивана Купалы, Ниов случайно натыкается на колдовское купание под луной. Коварная речная дева не оставит его, и раз за разом пробуя избавиться от наваждения, он и не подозревает, как всё глубже засасывает его кровожадный омут русалочьих чар.

Глава 3. Омут

— Русалки, — со знанием дела заявил Гордей, наматывая на палец шелковистые локоны. — А здорово ты у неё выдрал!

Не расположенный шутить, Ниов хмуро посмотрел на товарища и отвернулся.

— Да, видать угодил ты в Русалочий Омут, — примирительно продолжал Гордей. — Вот она и пыталась утянуть тебя под воду.

— Откуда ж он взялся тут? Река-то километров на пять в обе стороны бреднем исхожена, тут же курам по колено!

— Это дело такое, брат, не иначе тут колдовские штучки замешаны. Раньше русалки в каждом озере да притоке водились, всё в заводях резвились да изредка заманивали нашего брата. А нынче повыловили их всех из-за слёз-то и чернокнижникам посдавали за сундук золотых. Чай, сказывают, что слёзы-то у них чародейские. Кто такую слезу добудет да желание загадает, того речная дева поцелуем одарит, а в довесок и желание исполнит. Да только где ж этих слёз-то напасёшься? Редко их прячут русалки, да всё по потайным гротам, куда и вовек не попасть. Вот и ходят охотники по ручьям с сетями да бреднями, всех уж повыудили, а как поймают — хвать, и ведут к чернокнижнику. Уж он-то знает, как из них слезу добыть, только, сказывают, тёмное это дело. Что он над ними учиняет, не знаю, только кричат они диким голосом да плачут, всё кричат да плачут, а тот, знай, собирает слёзы в кувшин.

Вот оставшиеся русалки и озлобились, лютой ненавистью полны к деревенскому люду, всё норовят их в омут затащить да кровь из них высосать. А омут-то непростой. Поговаривают, что есть у них русалка-чародейка, вроде ведьмы, но в воде живёт, так она их колдовству чёрному научила. И теперь в Полную Луну срезают они водяные лилии да несут на прибрежный луг омыть росой вечерней, а после караулят у берега под вётлами. Как увидят зазевавшуюся скотину, так в воду её тащат, а там вяжут ей ноги прядями своими да ждут, пока брыкаться перестанет. Потом вспарывают ей брюхо да вынимают сердце трепещущее и кладут то сердце внутрь лилии. Так вот, где они эту лилию на воду спустят, там она и потонет, да откроется Русалочий Омут бездонный. Уж тут-то им раздолье.

Выходят они потом на мелководье в лунном свете волосы чесать, а космы-то у них, почитай, до пят, и с них они громадную силу имеют. Полная Луна им кудри-то серебрит да чарами заклинает, чтоб лицо их дивной красотой цвело да случайных путников завораживало, чтоб русалки тех с собой купаться манили, а уж в реке распластаются их локоны длинными лентами и, точно змеи тугие, обвяжут руки-ноги. Хоть и барахтается молодец, а выплыть они ему не дают и на дно за собой тянут. И чем длиннее пряди, тем больше в них лунной силы хранится, да тем вероломнее они тело опутывают. Оттого и спасенье единственное — обходить реку стороной в лунные ночи, шагу на берег не ступать да коней на водопой не водить. Ну а уж коли попался на крючок, и дева тебя в кокон завернула да на глубину тянет, одно только средство — ей волосы отсечь. Без кудрей своих она силу-то потеряет да и отпустит тебя. Потому-то и нужно нож на поясе носить да никогда его не снимать, а главное, следить, чтоб наточен был. А иначе утащит на глубину на верную погибель. Видать и ты в такой Омут угодил.

— Что ж теперь будет? — испуганно зашептал Ниов. — Вдруг она за волосами своими вернётся?

— Да брось, — отмахнулся Гордей. Окромя июльских плясок под Полной Луной на сушу им ходу нет. Ты, главное, по темноте на луг не ходи да по ночам к воде не суйся.

Подуспокоившись, Ниов откинулся на мягкое сено, задумчиво покусывая сухой стебелёк, но тут же опять вскочил.

— А с этим-то мне что делать? Куда мне его девать? — выпалил он, тыча в лицо Гордею мягким клоком закрученных тугой спиралью локонов.

— А ничего не делать. Сожги, да и дело с концом.