Хозяин драконьей гряды

Алина Углицкая, 2023

Бросил жених? Не отчаивайся!Занесло в другой мир? Обживайся!И не важно, что к новому телу прилагается муж-дракон и куча детей. А еще древний замок, проклятье, довлеющее над родом, и множество испытаний.Главное, взять судьбу в свои руки. Стать единственной и незаменимой. И тогда, непременно, сердце нелюдимого дракона оттает, а ты найдешь свое женское счастье!

Глава 5

Полчаса спустя я сидела в кабинете Габриэля, машинально баюкая малыша, и едва не клевала носом. Хронометр на каминной полке показывал два часа ночи, а мой супруг все не мог прийти в себя после увиденного.

Уж не знаю, что больше его поразило. То ли вид меня кормящей, то ли сын на моих руках, то ли странное оцепенение, которое накрыло весь наш этаж. Уже после я узнала, что даже любимые гончие Габа, облюбовавшие изножье его кровати — и те впали в транс.

Он же спокойно читал, сидя в кресле перед камином, пока из-за стенки не раздалось мое пение.

Именно пение, а не крики ребенка, которые слышала я.

Я не знала, как объяснить случившееся. Поэтому на все вопросы флегматично пожимала плечами:

— Это ваш замок, лаэрд. Почем мне знать, что тут творится? Ребенок плакал голодный. Я пришла его накормить. Это преступление?

— Он не мог быть голодным! — злился дарг, нервно барабаня пальцами по каминной доске. — У него есть кормилица!

— Это та, которая дрыхла без задних ног, когда я вошла? — не сдержав сарказма, ухмыльнулась.

Габриэль смутился. Отвел пылающий гневом взгляд:

— С этим я разберусь. Сейчас речь о вас, а не о ней. Вы… — он запнулся, подыскивая слова, — вы ведете себя очень странно последнее время. Аврора, что вы задумали?

Последнюю фразу дарг произнес другим тоном. Усталым, измученным.

А я поняла, что совсем ничего не знаю о нем. Какой он, мой нежданный супруг? Чем живет? О чем волнуется, что его беспокоит? Почему не спал в эту ночь, а сидел в кабинете? О чем размышлял?

Он отвечает за целый клан, за земли, за людей. А еще этот Разлом, о котором рассказывала Гелла. Чудовища, с которыми нужно бороться…

Это его мир и его ответственность. Мне же все это чуждо.

Нет, Авроре было чуждым.

А у меня есть шанс все изменить.

Габриэль смотрел на меня, ожидая ответа.

— Ничего, — пробормотала тихо и, нагнувшись, прижалась губами к лобику малыша.

— Ничего? Уверены?

— Да.

Хмыкнув, он подошел ко мне.

Я невольно напряглась, не зная, чего ожидать, Но Габ только стоял надо мной и смотрел на нас с сыном.

Его взгляд скользил по моей склоненной макушке, по шее, трогал завитки волос, прилипшие к коже, потом ниже — на ворот сорочки, сейчас надежно затянутый лентой, на грудь.

От этого взгляда мне стало жарко.

Я проследила за ним и поняла, что краснею.

Спереди ткань стала мокрой от молока и под ней бесстыдно проступили соски.

Мечтая провалиться сквозь землю, я закрыла глаза. И почувствовала прикосновение.

Габриэль коснулся моей руки. Очень легко, двумя пальцами откинул пышное кружево, прикрывающее запястье. А я замерла, понимая, что он сейчас скажет.

— Вы сняли оберег. Зачем?

Его пальцы погладили мою кожу там, где недавно висел шнурок, и целый батальон мурашек радостно промаршировал вслед за ними.

Я закусила губу.

Что происходит? Почему я так откровенно реагирую на него?

Приоткрыв один глаз, скосила взгляд вниз. Тонкие сильные пальцы Габриэля продолжали поглаживать мою кисть так, словно он о чем-то задумался и забылся.

— Я… он сам оторвался…

Голос прозвучал неубедительно. Но он нарушил очарование момента.

Габриэль вздохнул и отступил. И вместо тепла, которое окутывало меня, пока он стоял рядом, я почувствовала холод.

Не сдержавшись, поежилась.

От Габриэля мой жест не укрылся. Никак не комментируя, он вернулся к камину. Взял кочергу, пошевелил затухающие угли, так что взметнулся сноп искр, потом запустил пальцы в волосы и взъерошил их нервным жестом. И только потом, глядя не на меня, а на сына, глухо проговорил:

— Вы нарушили наш договор.

Я ждала, когда он об этом заговорит. И заранее приготовила фразу:

— Так давайте заключим новый.

— Новый? — в его глазах мелькнуло замешательство.

Но это длилось лишь долю мгновения.

— Почему бы и нет?

— И что вы хотите?

Теперь он смотрел с подозрением, точно ждал от меня подвоха.

А я не знала, как доказать, что не собираюсь разыгрывать никаких хитроумных комбинаций и не держу камня за пазухой.

Что бы я ни сказала, что бы ни сделала, Габриэль мне не поверит. Видимо, обжегся уже не раз. Только время покажет, хватит ли мне сил пробить скорлупу, в которую он себя заточил.

Но уже сейчас можно сделать один крошечный шаг на пути к этой цели.

Подняв голову, я заставила себя открыто смотреть ему в глаза.

— Позволь остаться здесь, рядом с сыном. Не отправляй меня в… — Черт, забыла название. Память тут же услужливо подкинула нужную информацию: — В Эссеор.

Он поймал мой взгляд, прищурился, и я оказалась в плену его глаз. Невозможных, завораживающих и непроницаемых глаз, в которых плескалась бескрайняя золотая пустыня.

От этого взгляда у меня внутри что-то сжалось. Тело наполнилось вязким теплом, и оно разлилось по венам. А взгляд Габриэля неспешно заскользил вниз, пока не замер на моих губах.

— Вы нарушили собственное правило, дорогая супруга, — выдохнул дарг.

— Какое? — прошептала в тон ему.

— Не входить на мою половину.

— Я забыла о нем.

— Похоже, вы о многом забыли.

— Значит, оно стало не важным.

— А что же важно для вас?

Сердце подсказало ответ:

— Наш сын.

Габриэль усмехнулся:

— Прежде вы были другого мнения.

— Оно изменилось. Я изменилась.

Черт! Почему он упорно обращается ко мне на «вы»? Даже после того, как я сделала первый шаг? Почему с таким маниакальным упрямством выстраивает барьер между нами?

Столько вопросов — и где взять ответы?

Габриэль качнулся, напоминая о своей хромоте. Странное дело, чем медленнее он двигался, тем сильнее она проявлялась. Но стоило ему “включить особый режим”, как походка совершенно менялась. Движения становились плавными, наполненными хищной мощью и грацией. В такие минуты он не шел, а скользил, как бесшумная тень.

А сейчас он словно подчеркивал свой недостаток. Зачем? Указать мне на него?

— Вы ужасная женщина, Аврора, — произнес он абсолютно бесцветно. — Жестокая. Вам мало моих мучений, хотите, чтобы наш сын тоже мучился? Зачем вам все это?

Я растерялась.

Между ним и настоящей Авророй явно что-то произошло. Что-то, что разверзло пропасть между супругами и взрастило стену отчуждения.

А теперь мне нужно просить прощения неизвестно за что, каяться за чужие грехи? Ради чего?!

Малыш заворочался, привлекая к себе внимание. Я инстинктивно прижала его к себе, вдохнула запах детской кожи и молока, и ответ пришел сам собой.

Ради этого.

Не смогу отказаться от счастья держать его на руках.

Уже не смогу.

Габриэль прав, я жестока. И буду идти до конца.

— Пусть я виновата, но ты будь великодушен, — проговорила, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — Ребенку нужна мать, а не кормилица. И я… я не хочу уезжать. Дай нам шанс.

Он смотрел на меня так, словно не видел. Смотрел сквозь меня и не спешил отвечать.

Пауза затянулась, я начала нервничать, не зная, о чем он думает и что чувствует. Неизвестность была мучительной.

Наконец, когда я уже отчаялась услышать хоть что-то, Габриэль заговорил.

— Пять дней. У вас есть пять дней, льера. Это все, что я могу дать.

***

Этой ночью я почти не спала. Думала. И меня терзали сомнения.

Может, стоит рассказать Габу правду? Что я не Аврора и не виновата в ее грехах?

А если узнав, что я другой человек, он вообще не подпустит меня к сыну? Что, если он сделал поблажку только потому, что видит во мне свою жену и мать сына? И, может, где-то глубоко в его душе все еще теплится огонек любви к той женщине?

Последняя мысль ранила больнее всего. Стоило признаться самой себе, что Габриэль мне понравился, что меня к нему тянет, как тут же проснулась и ревность. Неуместная и мучительная.

Это так сложно, найти правильный путь, когда сердце твердит одно, разум другое, а обстоятельства заставляют делать третье.

В конце концов, я решила отложить эти мысли подальше. На будущее. У меня слишком мало информации, чтобы что-то решать.

Главное, он дал мне эти пять дней. Разрешил перенести кроватку ребенка в мою спальню. Согласился, что кормилица на этот период не нужна. Это стоило мне кучи нервных клеток, но я выиграла первый бой.

Теперь малыш сопел у меня под боком. Ширина кровати вполне позволяла, да и мне хотелось, чтобы он был рядом со мной, а не в люльке.

Я улыбнулась, вспомнив, как спросила Габа:

— Как зовут нашего сына?

И выражение растерянности на его лице.

Он умел держать маску. Но иногда она слетала с него, и тогда проступали истинные чувства. Яркая мимика делала его похожим на мальчишку, а в холодных глазах загорался живой огонь. И тогда я ловила себя на том, что откровенно любуюсь им.

— Тэй.

— Тэй? — я опешила. — И все?

У него самого имечко-то побольше!

— Это детское имя. У даргов так принято. Он получит полное имя, когда обретет дракона.

Я сделала вид, что знаю, о чем идет речь. А сама поставила мысленную галочку: узнать, что за детские имена. И про даргов узнать. И вообще, найти источник информации понадежнее, чем россказни Геллы.

А еще этот стазис. Именно так назвал Габриэль то, что случилось. Из его сухих пояснений я вынесла только одно: кто-то или что-то накрыло нашу часть замка каким-то особым полем, в котором живые существа теряют ощущение времени. Он был удивлен, что поле подействовало выборочно. Но по его глазам я поняла: у него есть подозрения на этот счет.

Расспрашивать не стала. Побоялась выдать свою неосведомленность, ведь он говорил так, будто мне все должно быть известно.

И Гелле запретила распространяться о том, что я якобы что-то забыла. Не нужно, чтобы по замку слухи пошли. Обживусь, осмотрюсь, тогда и буду решать, рассказать о своем «попаданстве» или нет.

Я скрутилась калачиком под одеялом, припоминая, как Габриэль смотрел на меня. И снова, как и тогда, у меня внутри все сладко сжалось.

Неужели я влюбляюсь в него? Вот так сразу?

А как же…

Я поняла, что не могу вспомнить имени парня, который еще день назад был для меня всем. Парня, с которым прожила бок о бок почти полгода, деля стол и кров.

Удивленная, напрягла память. И ничего. Размытые образы вместо картин прошлого. Там не осталось ни его лица, ни голоса. Только чувство глубокого разочарования.

Но родителей-то я помню! Детский сад, школьные годы, кучу песка у бабушки во дворе, где я возилась летними днями. Своих подруг по играм, походы в лес, купание в реке…

А дальше что-то не совсем внятное. Словно на кадры с моими фото наложили чужие, и они смешались. Закружились в карусели вокруг меня, и я поняла, что проваливаюсь в сон.

Проснулась от громкого шепота. Рядом с кроватью ощущалась возня.

— Тише, разбудите льеру!

— Да ладно, Лин, что она сделает?

— Отцу нажалуется! И мне за вас попадет.

— Так и тебе попадет. — Тихий смешок. — Ты ведь тоже сюда пришла.

— Я за вас беспокоюсь!

— Ой, не ври. Тебе самой интересно на братика посмотреть, только ты ни за что не признаешься!

Не открывая глаз, поняла, что утро в самом разгаре. Мою щеку щекотал нахальный солнечный луч. Рядом шепотом переругивались две девчонки.

— Можно я его потрогаю? — вклинился третий голос, совсем детский.

Я не стала ждать, что ему ответят. Открыла глаза и увидела три детские мордашки, застывшие в священном ужасе.

Секундная немая сцена. Мы пялимся друг на друга, ошеломленно хлопая ресницами. А через миг мои незваные гостьи с жалким писком бросаются в рассыпную.

Как мыши.

Сдерживая смех, я приподнялась на локте.

Так и есть, две малышки восьми и десяти лет шмыгнули за кресло, теперь оттуда торчат только темноволосые макушки. Еще одна девчушка, на вид лет пятнадцать-четырнадцать, долговязая и нескладная, застыла памятником у двери. Поняла, что прятаться глупо, да и бежать, когда тебя увидели, особого смысла нет.

Мне даже гадать не пришлось, кто пожаловал.

У всех троих ярко прослеживались черты Габриэля и его мимика. Маленькие еще, чтобы маску держать. Все мысли и чувства на поверхности.

Я бросила взгляд на Тэя. Малыш преспокойно спал и хмурил во сне светлые бровки-ниточки. Папина копия. Даже складка между бровей такая же.

Старшая девочка, видимо Лин, попятилась задом к двери, привлекая мое внимание. Двигалась она так, будто что-то прятала за спиной.

— Привет, — улыбнулась я как можно радушнее. — Хотите на братика посмотреть?

Она не успела отреагировать. Из-за ее спины высунулось четырехлетнее чудо: кучерявое и щекастое. И уставилось на меня золотыми глазами.

— Да! — малышка распахнула глазищи так, что они заняли пол-лица.

Она напомнила мне немецких фарфоровых кукол.

— Тише, Би! — шикнула старшая. Потом натянуто улыбнулась мне и сделала книксен. — Простите, льера, что разбудили. Мы сейчас же уйдем.

Из-за кресла послышался шорох. Я сделала вид, что ничего не заметила.

Нужно наладить контакт с дочками Габриэля. И сделать это лучше прямо сейчас. Второго шанса не будет.

— Иди сюда, — я поманила малышку и посмотрела на старшую девочку, — и ты тоже.

Похлопала по кровати рядом с собой.

Би, не задумываясь, вырвалась из хватки сестры и бросилась ко мне. Взобралась на кровать. Ее глаза горели от любопытства, но она не посмела коснуться Тэя. Замерла, жадно пожирая его глазами.

Старшая подошла степенно, ее худенькое личико порозовело, но взгляд оставался настороженным.

— А с ним можно играть? — нетерпеливо спросила малышка.

— Можно, но сейчас он спит.

— А какие игры он знает?

— Пока никаких. Он ведь только родился. Но ты сможешь его потом научить, если захочешь.

— Врет она! Он даже ходить не умеет! — высунулась из-за кресла мордашка с косичками и тут же скрылась обратно.

Похоже, у деток характер не сахар, как и у папы.

— Ты тоже не умела, но тебя научили, — ответила я, сохраняя спокойствие. — И он научится, когда подрастет.

— А можно я его буду учить? — малышка Би уставилась на меня. — Я умею ходить! И бегать! И у меня есть свой пони. Я разрешу братику потрогать его.

Ее серповидные зрачки расширились от прилива эмоций.

Значит, дочки Габриэля тоже дарги. Или даргини? У Тэя зрачки пока круглые, но кто знает, может, они постепенно изменятся.

Я бросила взгляд на хронометр, затем на старшую девочку, неловко застывшую возле кровати.

— Знаете что, — сказала задумчиво, — что-то я проголодалась. Как насчет чая с медом и плюшками? Кто хочет со мной?

В ожидании ответа мое сердце пропустило удар. У меня нет ни младших братьев, ни младших сестер. Меня не учили, как обращаться с детьми. Особенно с теми, что потеряли мать.

Не знаю, как с ними обращалась Аврора, но взаимной любовью тут мало пахнет.

Но у меня есть пять дней.

Целых пять дней, чтобы совершить невозможное.

Стать единственной и незаменимой для своего сына и этих детей. А еще для мужчины, рядом с которым мое сердце бьется быстрее.

Я должна это сделать до того, как из Эссеора прибудут за мной.