Бес, смерть и я

Алина Рейнгард, 2017

Что если сердце молодое да горячее, амбиций много, талантов тоже хватает, но запросы все равно возможности превосходят? Главный герой книги Алины Рейнгард, аптекарь по имени Леокаст, который «с лекарствами так себе, но зато оккультист хороший», имел все, о чем другие только мечтают. Свое дело, доход приносящее, красавица-невеста с эльфийской кровушкой в венах, верный ученик, всю работу за босса выполняющий… Да только когда все есть, все равно чего-то да не окажется. Вот и любимая хочет жизнь шикарную и свадьбу такую, чтобы вся округа позавидовала. А откуда столько денег взять? А еще и соперник нарисовался. Сынок мэра на чужое позариться решил, а такие на полпути не останавливаются. Нужно лишь доказать, что аптекарь по совместительству с духами общается, и все – дело в шляпе. Приходится Леокасту, который и раньше избытком принципов не страдал, идти на крайности. Почему бы не вызвать могущественного духа и не переложить на него все заботы, дабы ничто не мешало спать до обеда? Только духам лучше свою судьбу в бесплотные руки не вверять. Есть риск оказаться в Заболоченном лесу с ведьмами, мародерами и всякой нечистью. И что теперь? Как время вспять повернуть? Эх, видать придется снова духа злосчастного о помощи просить…

III

А вот следующее утро меня совсем не радует.

Фальян врывается в спальню — ещё и полудня нет — и без предупреждения начинает размахивать руками и что-то вопить. С трудом продираю глаза, делаю глоток утренней настойки (благо её он приносит, как проснётся, первым делом) и прошу повторить. Наконец, понимаю:

— Корибельский доложил в церкви, что кошмары, которые сегодня смотрел весь дом мэра, насланы вами в качестве личной мести!

Надвигающаяся паника сильно «надвинуться» не успела. Усмехаюсь:

— Фальян, но ведь кошмары видел весь город. Личная месть — семье мэра, а кошмары снятся всему городу? Пойду-ка я за прилавок, успокою посетителей.

Собираясь, не понимаю совершенно: его так обидели ночные кошмары? Он же дал мне неделю. Почему — такие глупости? Впрочем, мне от этих глупостей бед немного. Бред же полный. Кошмары в качестве личной мести, ага.

Встаю за стойкой, с порога приветствую посетительницу:

— Госпожа, здравствуйте! Вам тоже уже доложили, что я якобы насылаю ночные кошмары на дом мэра?

Смеюсь достаточно непринуждённо, чтобы полная пожилая дама — жена фермера — поверила. Подозрительность на её лице понемногу рассеивается.

— Мне просто тоже всю ночь кошмары снились, да и мужу, и детям… — вздыхает. — Я потому и пришла за чем-нибудь для восстановления… Мне-то вы уж точно ни за что не мстили. Я когда вам яйца последний раз приносила, и помидоры, они же хорошие были?

Продолжаю смеяться:

— Иногда бывают такие фазы луны, госпожа, что кому угодно приснятся кошмары. Близится смена погоды, или просто смена положения светил в небе — люди это чутко воспринимают, а наш городок, к тому же, от Заболоченного леса недалеко. Мало ли что там натворили, что в городе у всех чуткость повысилась? Поверьте, кому только сегодня не снились кошмары. Я сам с утра настоечки выпил, потому и радостный такой.

— Вот именно, — говорит хмурый плотник, входя в аптеку, — мне, например.

Про Корибельского он пока не знает. Ввожу его в курс дела.

— Да, нехило сегодня ночью сынишку мэра покрутило, — качает головой мужчина. — За что он вас так не любит, господин Брам?

— Ему моя невеста приглянулась, — доверительно шепчу, и ахают оба: и плотник, и жена фермера. Словом, расстаёмся по-добрососедски.

Так и проходит ещё часа два: я всем наливаю восстановительной настойки, успокаиваю, жалуюсь на Корибельского. Начинаю подумывать, что надо бы теперь сходить к священнику. Нажаловаться и ему на Эжена, попросить поддержки… Да, на собрания я не хожу, но ведь по воскресеньям в числе прихожан меня видят! И вообще, сегодня как раз вторник. Сходить, что ли, на собрание — чисто пожаловаться? Может, меня тяжкая душевная мука вынудила…

Под потолком появляется призрак — чуть более внятно различимый, чем вчера, и я радуюсь, что в аптеке в эту минуту ни одного посетителя нет. Быстро убегаю в дом, делая знак Берониану — он перемещается за мной.

— Всё плохо, Леокаст, — говорит мне старый эльф, глубоко вздыхая и убедившись, что двери я закрыл. — Этот твой недруг всем рассказал…

Я уже в курсе, о чём ему вежливо и сообщаю. А заодно рассказываю, как уже начал решать вопрос.

— Надолго не хватит, — вздыхает Берониан. — Если этот самый Эжен уже начал — он продолжит. Нет, безусловно, лучше всего тебе будет уехать. Конечно, это замедлит процесс моего воплощения, но у меня отличная идея, как, напротив, его ускорить…

И он посвящает меня в блистательный план. Можно взять с собой Фальяна и Мериану, сообщить, что зовут меня в столицу по вопросам получения наследства и, собственно говоря, туда и уехать. Денег с сегодняшней прибыли на неделю хватит — на еду так точно, а с ночлегом он, Берониан, что-нибудь придумает. Неделя — это самое большее, людей в столице много, за два-три дня призрак воплотится полностью и потребует обратно своё состояние. Получив часть денег, я смогу вернуться в городок при деньгах, сообщить, что я теперь значительно богаче Корибельских, и высмеять Эжена прилюдно: ну какая личная месть, мальчик, если я гораздо серьёзней тебя? А то, что беру с собой Мериану, можно обозначить так: умирает моя старая тётушка, хочет перед смертью познакомиться с невестой, чтобы понимать, кому оставляет состояние. Идея отличная!

Фальян, которого я тихонько зову присоединиться к нам, отрицательно качает головой:

— Учитель, я лучше останусь, правда. Уж как-нибудь, ничего со мной не случится. Даже если они поверят, что вы на них насылали кошмары, то при чём здесь я? Ничего не знаю, занимаюсь аптекой. К тому же у меня матушка в этом городе — она тоже всегда на защиту встанет, это вас считают пришлым незнакомцем… Так что вы уж простите, но дело оставлять нельзя. Берите Мериану и езжайте.

Что ж, остаётся ждать Мериану. Вздыхаю, но не возражаю, так что Берониан отправляется подкармливаться дальше — то ли уезжаем мы, то ли нет, но сил лучше иметь побольше, — а я возвращаюсь за прилавок, вешать посетителям отборную лапшу на уши.

Ещё через пару часов появляется Мериана, ужасно недовольная.

— Как там твой план? — начинает тормошить меня с порога. — Я хочу замуж! Я хочу прекратить учиться! Можно как-то сделать так, чтобы у тебя поскорее стало много денег? Тогда мои родители ничего возразить не смогут и не станут заставлять ждать до семнадцати! Им куда приятнее будет, чтобы дочка поскорее стала богатой!

Увлекаю Мериану в спальню, обнимаю и начинаю рассказывать. Излагаю кратко, делаю выжимку из фактов, чтобы невеста моя поняла именно то, что ей надо:

— Я расскажу тебе правду, потому что сейчас её действительно нужно знать. У моего учителя был друг. Учитель, как ты знаешь, умер, а вот друг его, сир Берониан, попал в нелепую ситуацию: враги превратили его в призрака. Он явился ко мне и попросил помощи: мне нужно сопровождать его в столицу, к магам, чтобы они помогли ему вернуть тело. В благодарность за помощь он осыпет меня богатствами — у него огромное состояние, на которое враги очень рассчитывали, но он составил завещание так, что никто, кроме него самого, так быстро этих денег не получит…

— То есть они его родственники?

— Всё ловишь на лету, — улыбаюсь одобрительно и целую Мериану в макушку. — Словом, объяснять про магов и призрака мы твоим родителям не будем. А вот про старую тётушку, которая собирается на тот свет и хочет увидеть меня и мою невесту, переписав на нас перед смертью часть своего состояния, — отличная идея. Уезжать нам надо завтра, так что с утра я зайду к твоим родителям и сам им всё это расскажу — чтобы тебя отпустили. Тётушка вызывает срочно, ехать нужно немедля, ну, ты понимаешь.

— А не сегодня — почему?

Сбиваюсь. Берониан же хотел напитаться перед дорогой, потому и не сегодня, но как я ей это объясню? Собираюсь с мыслями:

— Потому что сир Берониан просит пускаться в путь именно завтра. Он потратил много сил на то, чтобы найти меня, и теперь ему нужно отдохнуть, прежде чем тратить силы снова.

Мериану это объяснение всецело удовлетворяет.

— И мы будем богаты? — она смеётся от радости, а я завожу ей прядку золотых волос за точёное ушко. Бог мой, как же моя невеста красива! Как же мне повезло! Что бы там ни было, как бы ни бесился Эжен Корибельский, я самый счастливый человек, если не на свете, то в округе так точно…

Мериана уходит, а я собираюсь с мыслями. Надо бы всё-таки зайти к священнику. На собрание я уже опоздал, но можно зайти попозже… Что он мне скажет? Что я ему скажу? Впрочем, Берониана всё ещё нет, потому надеваю плащ, повязываю свой любимый шёлковый шарф и выхожу из дома.

Священник, отец Карл, как раз протирает стол после собрания. Церковные сборища по вторникам проходят за круглым столом, прихожане приносят записи, и отцу Карлу, несомненно, кажется, что стол они пачкают. Собираются, кстати, у него дома, не в церкви. Дом, правда, при церкви и находится, но на это уже можно не обращать особого внимания.

Захожу, кланяюсь с порога:

— Святой отец, позволите? Только освободился в аптеке, потому на собрание не успел — я по делу к вам.

Карл недоверчиво откладывает тряпку и садится за своё место, во главе стола. Стол круглый — с обязательным заглавным местом. Что тут скажешь.

— Святой отец, беда у меня, — вздыхаю. — Сын мэра, Эжен Корибельский, взревновал ко мне невесту мою — сам хотел бы на ней жениться. И теперь хочет меня со свету сжить. Вот, пускает гнусные слухи… да вы сами знаете…

Пускаюсь в подробности тяжкой своей жизни. Как было нас в семье пятеро братьев и сестёр, а шестая сестрёнка умерла маленькой, и как тосковала мама. Как после смерти дочурки она долго болела, отец только ею и занимался, на нас вообще почти не смотрел. Как аптекарь — согласно официальной версии, друг моего отца, — проезжая мимо, заехал выразить соболезнования и понял, как в этом доме живут дети. Как он проэкзаменовал нас на сообразительность — каждого: и меня, и двоих братьев, и двух сестёр на всякий случай, хотя с ними всё было легче, они были старшие и всё равно скоро вышли бы замуж, — и сказал, что юноша Леокаст может учиться у него аптекарскому делу. Как он вначале просто забирал меня летом, а потом понял, насколько моим родителям нет до меня дела, и забрал к себе совсем, став для меня самым лучшим отцом. Как он умер, и я остался один в огромном доме-аптеке, обязанный взять своего ученика и быть ничуть не хуже покойного учителя при этом… Словом, несу сумятицу из фактов и отъявленного вранья, перемешиваю всё как попало — радует то, что большую часть врак я пересказываю со слов учителя, как он сообщал это всё некоторым посетителям аптеки и старым знакомым.

Отец Карл слушает внимательно, не перебивает. Но, когда я заканчиваю, сокрушённо вздыхает:

— Я понимаю вас, господин Брам, и очень сочувствую. Но в вашей истории нет никакого опровержения того, что вы могли наслать на весь город ночные кошмары. Одинокий юноша, лишившийся даже своего учителя, легко может начать заниматься тёмным колдовством.

— Во-первых, почему это я одинокий? — обижаюсь. — У меня есть ученик и невеста! Во-вторых, почему юноша? Мне тридцать лет без малого! И, наконец, почему на весь город? Корибельский, вроде бы, только про дом мэра рассказывал.

— Но кошмары-то снились всему городу, — снова вздыхает отец Карл. — И, вы уж меня извините, если насылать кошмары на дом мэра — очень просто ошибиться. Мэр олицетворяет собой город, а значит, домом мэра, семьёй мэра весь город и является. Точно так же, как если бы вы прицельно охотились на сына мэра, то каждый из нас может считаться, на самом деле, чадом Корибельского-старшего. Так уж складываются социальные условия…

Хватаюсь за голову. А отец Карл-то не лыком шит! Сам практикует! Тоже мне, церковник, тоже мне, святой отец! То есть по воскресеньям он проповеди читает, по вторникам и четвергам жалобы жителей городка выслушивает, а всё остальное время колдует, значит?! Умные книжки читает, творит всякое?! Нет, неудивительно, почему его так любят, уважают и ценят — это всё магия навроде приворотной, тут и сомнений нет. Но выразить потрясение вслух не могу — сразу станет ясно, что я тоже маг. Потому делаю вид, что поражён совсем другим:

— Да что вы такое говорите, отче! Это что же получается, кто-то мог бы наслать кошмар на одного только Эжена, а пострадал бы весь город?! А если бы я на дуэли с ним сцепился — да, я понимаю, дуэли давно запретили, но в прошлом… словом, убил бы я Корибельского, и умер бы весь город?!

Кошу под идиота. Кажется, отец Карл прекрасно это понимает.

— Ну что вы, господин Брам, — терпеливо объясняет он, — какое же колдовство в дуэли? Это просто бессмысленное убиение людей. Колдовство, хоть и бесовское дело, а всё-таки какой-то смысл в нём всегда есть: колдун никогда не хочет просто так кого-то убить, ему это зачем-то надо. На дуэли же тем, кто собирается стрелять, движет исключительно ненависть. На одной только ненависти колдовство не построишь — вся бесовщина строится на многих ступенях, которые в конечном итоге приводят к единому смыслу. Да даже светлые чары — вот аптекарство, например. Разве можно сварить хорошее снадобье, когда только денег на нём хочешь заработать, а не людей исцелить?

Был бы Фальяном — покраснел бы. Сам не умею. Раскусил меня отец Карл, ох, раскусил. Мне совершенно всё равно, исцелю я человека или нет, потому и готовлю по книжкам, без, так сказать, души. И получается, что вроде бы настойки действуют, а по сравнению с Фальяновыми — ерунда это, а не настойки.

— Понимаю вас, — говорю взвешенно и серьёзно, — только другого сообразить не могу: кто же у нас в городке такой могучий колдун, что насылал кошмары на Корибельского, а получилось — на весь город? Если я у него недругом стал, значит, наверняка не я один — Эжен вздорный юноша…

— Вы у нас такой колдун, господин Брам, вы. — Отец Карл смотрит на меня пристально. — Корибельский-младший ещё вчера мне рассказал, что учитель ваш занимался оккультной бесовщиной. Пока только кошмары людям снятся, я вам ничего не скажу — только посоветую в дальнейшем старательнее думать именно об Эжене, а не о сыне мэра, а не то весь городок наш замучите. Но если начнётся что-то посерьёзнее — вы уж извините, но мы придём с обыском.

Ничего себе поворот.

Не знаю даже, чем я больше потрясён — тем, что отец Карл меня не сдал здоровякам из народа, вооружив их факелами с боевым кличем «жги колдуна!», или тем, что он и вправду поверил: кошмары вызваны моей личной местью.

Торопливо извиняюсь перед отцом Карлом, заверяю его, что предприму все усилия, чтобы такого больше не повторилось, и решать свои разногласия с сыном мэра буду культурно и цивилизованно. Встаю, ухожу, и не понимаю: что же мне теперь делать?

Впрочем, утром всё равно собирались уходить. Значит, так и будет. Приснятся жителям города кошмары ещё раз — ну так это моё старое заклятие всё ещё работает, тут у отца Карла никаких сомнений не будет, раз уж он такой образованный маг. Только повздыхает, что ученик я бездарный и отменить заклятие не могу, а жду, пока само схлынет. А назавтра мы попросту уедем, и всё будет, как обещает Берониан. Я вернусь в город богачом и поведу под венец свою прекрасную невесту. А с отцом Карлом мы, может, ещё профессионально подружимся. Вот будет у меня много денег, я ему церковь отремонтирую и вотрусь в доверие, будем обсуждать бесовскую колдовщину… тьфу, колдовскую бесовщину. Нет, ну ничего себе отец Карл даёт! Что уж тут скажешь, тут только смеяться.

Около полуночи Берониан заглядывает ко мне в спальню: — Я на минутку, не дольше. Что ж, завтра в десять утра подъём, Леокаст. Идёшь за своей невестой, и уезжаем. Я буду за тобой перемещаться — постараюсь не появляться, пока из города не выйдем. И отправимся в столицу — дальше сам всё знаешь. А я пошёл дальше подпитываться, мне это перед путешествием очень нужно.

И исчезает, не дав даже ответить. Мысленно стону. Мало того, что Фальян растолкал меня сегодня до полудня, так ещё и завтра вставать спозаранку и ехать куда-то… Ненавижу рано подниматься. Отлично знаю, что сам Фальян каждое утро встаёт в семь, ну от силы в восемь, когда устал очень после ночных ритуалов: приведёт себя в порядок, поест, откроет аптеку. Но я-то не Фальян! Я всегда любил подольше поспать, и как тут… зачем… впрочем, ехать надо по делу, а значит, не на что жаловаться. Главное — решить, какую карету нанимать. Наверное, надо зайти на соседнюю ферму, взять пару лошадей и отправиться верхом, зачем мне эти «каретные» траты? Благо невеста моя верхом ездить превосходно умеет, училась. Ещё бы — дочь кузнеца-ювелира! Отец её мечи делает, которыми всадникам положено махать, так что озаботился тем, чтобы дочка если не размахивать мечом, то хотя бы ездить на лошади умела.

Но это всё — утром. Надо лечь спать. Надо просто поспать, выспаться перед дорогой. Да, обычно так рано я не ложусь, но сегодня это необходимо… Лежу, смотрю в потолок. Уснуть не получается.

Когда погибла моя сестрёнка, тоже уснуть не получалось. Ни у меня, ни у мамы. Дом у нас был небогатый, стены, как говорится, картонные: тонкие-тонкие, любой вздох услышишь. Я спал в комнате с младшими братьями — Серон засыпал сразу, он легко относился к жизни. Ярилий, маленький ещё, — поплачет-поплачет слегка и уснёт, свернувшись калачиком. А за стенкой творилось не пойми что — плакала мама, пытался её успокоить сонный отец, которому с утра на работу, а через две стены порой доносились рыдания сестёр. Они малышку очень любили, её вообще любили все. Попасть под копыта лошади, выбежав на дорогу! И ведь мы все за ней не уследили — младшие играли во дворе, не заметили, что Иана куда-то побежала. А старшие просто считали, что младшие в своих играх и сами справятся…

Больше всех корила себя старшая сестра, Арелана. Она должна была как самая старшая за малышами следить. Я слышал как-то, как она плакала матери в подол, стоя перед ней на коленях: «Леокаст и Серон-то что, они мальчишки, за чем они уследят? Ярилий сам малыш, а Нора вообще в доме была, причёску делала… Ясное дело, хочется красивой быть, когда только поняла, что растёшь красивой… А я-то, я?! Я-то должна была уследить за Ианой!..»

Что ж, у Ианы тоже было имя с характерным окончанием. И у Ареланы тоже. Я их обеих потерял — Иану навсегда, а Арелана довольно быстро вышла замуж, родила троих малышей — это когда я в последний раз о ней что-то слышал. Не люблю писать домой. Не люблю думать о том, что было бы, уследи я за сестрой. Я же потому тогда и заставлял дёргать хвостом ту ящерицу, из-за которой учитель меня взял к себе домой: тренировался мёртвых поднимать, думал, и Иану когда-нибудь подниму. С годами понял: нет в этом смысла. Если девочка уже умерла маленькой, то о чём тут говорить? Она не знает, что такое стать взрослой, оно ей не надо. Да и не растут духи — только подниму малышку зачем-то, и будет её жизнь скучной и тоскливой… Как же жаль, что не было у нас в роду эльфов. Судя по Берониану, эльфийская кровь поможет совсем воскреснуть. Да вот только, увы, ничего тут не поделаешь…

Мы все, в общем-то, нашли способ бежать от смерти Ианы. Нора подросла и, мать писала, ушла в монастырь: вроде бы, громче всех Арелана себя корила, а Норе, кажется, было гораздо тяжелее… Арелана замуж вышла, Серон ушёл на войну, Ярилий только с родителями остался, подспорьем и поддержкой. Ну да он маленький тогда был, почти ничего не понял. Он всё теперь сделает, лишь бы мама с папой его любили. Могу понять. Был бы я младше на момент смерти Ианы — тоже бы не баловался с ящерицей и остался бы в конце концов любимым сыном. А так — ящерица дёргает хвостом, к нам подходит седобородый человек, спрашивает, учил ли меня кто-нибудь, и, получив отрицательный ответ, идёт в дом — разговаривать с моими родителями. Если вспомнить, что мама после смерти дочери работать не могла, аптекарь, который забирает на всё готовое лишний рот (пусть для начала и на несколько месяцев в году), показался просто спасением.

Делать мне, в общем, нечего. Надо спать. Но я ещё с полночи мечусь, вспоминаю Иану, возвращаюсь мысленно к горю сестёр и мамы… Да и братьев, да и отца. Отец-то держался, ему нас всех кормить надо было, а вот Серон, который и спал легко, и жил без особых тягот вроде бы, всё-таки на войну пошёл. Значит, ему тоже было тяжело. Я так давно не писал домой, что даже не знаю, жив ли он, — наша страна ни с кем сейчас не воюет, но тех, кто пошёл в солдаты, легко отправляют в другие земли, на передовую. Впрочем, я же завтра еду в столицу! Надо навестить родных, познакомить их с невестой… Не сразу, конечно, а как Берониан денег даст. Успокоенный этой мыслью, засыпаю довольный. Всё совсем не так плохо. Всё можно решить. Мертвецов — человеческих мертвецов — не вернуть, но зато живых можно и обнять, и обрадовать. А это главное, наверно.