Дар богов

Алина Егорова, 2012

Эта картина ничем не выделялась в ряду других пейзажей, но Зинаида смотрела на нее, словно на «Джоконду». Это же то самое место, которое ее отец безуспешно искал всю свою жизнь! Поиски закончились трагически – отца убили, а все записи, которые он вел, бесследно исчезли… И, оказывается, он был прав: золотой щит древнего племени действительно существует! По легенде, он отражал удары врагов, и его обладатель был непобедим. Но со временем щит терял свою магическую силу, и для ее восстановления требовалась жертва – прекрасная молодая девушка… И художнику удалось найти щит! Как и много веков назад, он прикован к скале над рекой и по-прежнему ждет жертвы…

Гируляй. Перед выставкой

— Я скоро умру, — изрек Альберт с байронической грустью в голосе.

Зина изучающе посмотрела на его лицо: кожа слегка загорелая и обветренная, как у человека, много времени проводящего на улице, потрескавшиеся губы, глаза с красными прожилками, но все же не больные.

— Ты нездоров? — спросила она.

— Вполне здоров. Печень, правда, пошаливает, но это ерунда.

— Тогда в чем дело?

— Скоро мой день рождения. Мне исполнится сорок.

— И что? Столько не живут? — иронично заметила Зина.

Она понимала Альберта. Сама впала в уныние накануне своего тридцатилетия. Ведь двадцать девять — это еще, считай, двадцать, а следующий день рождения сразу прибавляет не то что десяток, а делает тебя старше на половину срока. И ты уже не чувствуешь себя такой же молодой и беспечной, как всего неделю назад, потому что осознаешь, что тебе тридцать — число лет, всегда казавшееся ей гигантским, седым, усеянным морщинами, необратимо серьезным. Пусть у тебя пока еще нет ни седины, ни морщин, и серьезности тоже нет, но тебе уже грустно оттого, что все это неизбежно появится.

В своих тридцати годах Зина уже обжилась, привыкла к ним и чувствовала себя вполне уютно. Она находила свой возраст прекрасным, прекраснее неприкаянных двадцати лет, когда ее разрывало от желания заниматься всем и ничем конкретно, было много эмоций и — вместе с ними — не меньше сомнений в себе. А теперь она твердо стоит на ногах, она молода и красива — без надуманных морщин и седины, — уверена в себе и в завтрашнем дне. И, возможно, сорокалетие свое она встретит спокойно, с расслабленной улыбкой героини Алентовой на таком же молодом лице. Но сорокалетие еще не скоро, поэтому Зина о нем совершенно не думает. А Альберт уже стоит на рубеже пятого десятка, за которым, как ему кажется, жизни нет.

— Живут и дольше, но не все. Мне суждено прожить сорок лет и три дня, — продолжил он панихиду.

— С чего ты это взял?

— Я видел свою смерть. Она случилась через три дня после празднования моего сорокалетия.

— И где же ты ее видел, во сне? — подозрительно спросила Зина. У нее закралась мысль: не спятил ли художник на почве своего творчества?

— Можно и так сказать. Но не будем об этом. Чему быть, того не миновать, — попытался пошутить он.

— Не будем, — согласилась она. — Давай лучше обсудим твою поездку. Когда тебе нужно быть в Петербурге?

— Выставка открывается пятнадцатого числа, значит, приехать туда желательно за неделю.

— Я с Кларой связалась. В принципе, она готова тебя принять. Скажи, картины ты в ее квартире собираешься держать? У нее хоть и просторно, но загромождать чужую жилплощадь нехорошо.

— Ну… — помялся Альберт, — на первое время свои работы я бы оставил у нее, а потом перевез бы в выставочный павильон. Не сдавать же их в камеру хранения? Да их у меня не так много! Вот, посмотри! — он распахнул комод и вытащил из него завернутые в хлопковое одеяло картины. С гордостью курицы за выводок цыплят художник стал демонстрировать Зине свои работы.

Лунная дорожка, мощеные улочки, гармонично залитые солнцем и тенью; грациозные плющи; море, лавандовые поля… Яркие, насыщенные краски, красиво, но в целом — пейзажи как пейзажи. Зинаида предпочитала Сурикова и Левитана, а творчество Малуниса, хоть и не лишенное таланта, ее не трогало. Она из вежливости взглянула на картины, оставаясь совершенно равнодушной к ним. Сейчас ей не требовалось их выбирать и потом думать, куда пристроить приобретенные шедевры. Альберт собирался на выставку, и поэтому покупать его работы, чтобы поддержать художника материально, было незачем. Может, ему повезет и на выставке найдется покупатель. Удачи ему, мысленно пожелала Зина.

— А вот еще одна! — с торжеством в голосе объявил Альберт. Он достал отдельно упакованную картину и бережно ее развернул. — Я назвал ее «Солнце в реке».

Зина так же безучастно посмотрела на очередное творение. Сине-зеленые краски, низкие сосны, песчаный берег реки, золотое солнце в ней… Езус Мария! Это же…

С точки зрения художественной ценности эта картина ничем не отличалась от всех других картин Альберта — красивая, выполненная в мажорных тонах, но тоже средненькая. Однако Зина уставилась на нее, как на «Джоконду».

— Где ты это видел?!

— У нас, в Гируляе, недалеко от Янтарного Берега, когда ездил на пейзажи. Потрясающее место! Совершенно случайно обнаружил.

Янтарный Берег… Да, это случилось именно там. Теперь уже Зина не сомневалась в психическом здоровье Альберта, ей стало ясно, почему Альберт знает, что скоро умрет. Она тяжело посмотрела на него, как смотрят на людей, отправляющихся на фронт. Жаль Регину, он у нее — единственный сын. Ну а может, все обойдется?

— Ты тогда был один? — спросила Зина, хотя знала о склонности Альберта пребывать в одиночестве, особенно во время работы.

— Да. Одному лучше, никто не отвлекает.

— Продай мне эту картину, — попросила она.

— Сейчас не могу, я ее заявил для участия в выставке. Если только после.

— Продай. Я хорошо заплачу. Кроме «Солнца», у тебя для выставки есть и другие картины.

— Не могу. Я ее заявил для участия… — гнул свою линию Малунис. — Организаторы выставки признали ее лучшей из моих работ. И не только из моих. Эту картину включили в рекламный ролик вернисажа!

— Рекламный ролик? — встревожилась Зина.

— Да, сказали, что его покажут по телевидению, для привлечения посетителей в Манеж.

Известие о рекламе ее сильно озадачило, огласка была очень некстати.

Зина поняла, что спорить бесполезно — если уж Альберт уперся, его не переубедить ничем.

— Хорошо, — отступила она. — Тогда пообещай мне, что ты никому не расскажешь, где видел золотое солнце.

Художник посмотрел на нее сочувственным взглядом.

— Ты хочешь сказать… — он догадался, что Зина тоже знает про солнце в реке, и, возможно, она тоже видела свою смерть. — Если ты хочешь, я буду молчать.

— Спасибо. Только никому не говори про это место. Это для меня важно, очень важно.

— Не скажу, — твердо заверил Альберт. В этот момент он почувствовал духовную близость с Зинаидой. Их объединяла общая тайна и связанная с нею неизбежная смерть.