Золотой дождик

Аликпер Тапочкин, 2022

Данила с друзьями пытаются выбраться из монотонного быта и тусклых красок современной России. Гремит пандемия. На фоне легкомысленных подружек и паршивых работ, друзья создают мегапопулярное шоу, где появляется новенький. Он улыбчив, дружелюбен, и, кажется сам не замечает, что разрушает всё к чему прикасается. Перебиваясь от компьютерных клубов до кинопосиделок, герои предчувствуют медленно надвигающуюся катастрофу.

Часть вторая

Пандемия уже бушевала вовсю, и по суставам моей мамы она ударила сильнее, чем те могли подумать. Мы приехали в больницу. Ждать её часа два. Хоть я и безработный, я говорю, что времени у меня в обрез, но ради неё — подожду. Недавно я продал свои скины в CS GO: штык-нож, калаш и дигл, оставил какую-то дешёвую хуйню. Но теперь у меня было больше тысячи баксов наличкой. Ставлю машину в тени деревьев. Тут недалеко площадь, в этот момент она пустует и набирается сил непонятно для чего, ведь на ней никого не бывает. В центре фонтан, который никогда не работает, недалеко новое здание прокуратуры и спортивный комплекс. Фонтан в углублении в охрененно крутых ступеньках. Сажусь на вторую. Пара камней вдавливаются в задницу, я стряхнул их и всё стало лучше. Это может показаться странным, но безделье крайне благоприятно отразилось на моём самочувствии и внешнем виде. Без любви всё конечно совсем не то — утро, дорога, ебля, но минус семь кило ничем не перекрыть. Геморрой всосался обратно, а зрение откатило назад и стало лучше. Мимо шла очень красивая девушка. Она шла со стороны парковки и прокуратуры в сторону невысоких домиков и витиеватых переулков. Очень хороша. Чёрные очки, ветер. У меня тоже чёрные очки! Руки поблескивают чудной дешёвой бижутерией. Я готов её ценить каждое утро. Она заморочена и ошибочно полагает, что большие линзы скрывают это. Волосы в хвосте, пышная белоснежная рубашка и о — святые небеса, БАЛЕТКИ! В таких водят машину, но она их не снимает, потому что болят ноги. За этот год я ни разу не натянул туфли, хотя они мне и идут. Наверно ей дышится легче здесь, она просто отдыхает. Милашка. В госорганах сейчас с масками строго, даже «подгузником» не натянешь. Тончайшая рубашка просвечивалась, и через каждые несколько шагов спина чуть темнела и вырисовывалась застёжка лифчика. Фраза — «белый верх, черный низ» вызывает отвращение, в то время как при чёрном верхе белом низе в воздухе красуется горячий испанский юг. Камень под трубами, из-под которых должна бить вода, окончательно потрескался, кажется, его и вовсе не существует.

Из-за деревьев появился силуэт, потом ещё один. Они двигались легко, я посмотрел. Встал со ступеньки и направился наперерез. Не может быть. Та, что постарше — бывшая подруга моего брата, она мне всегда нравилась. Выбросил сигарету.

— Привет!

Гимнастки с хвостом, в черных очках похожи друг на друга как черепахи под солнечными лучами, особенно, если они мать и дочь. Она меня вспомнила, мы что-то вспомнили, у нас ничего не могло получиться. Но она всё равно мне всегда нравилась. Наверно, радость, с которой я налетел приятно удивила её. Она подняла очки на голову и расплылась в улыбке. Просто на улице начиналось лето, вот мы и улыбались.

— Выглядишь чудесно!

— Ты тоже.

Классическая тренерша — натянутая стойкая улыбка и большие миндалевидные глаза. Ей уже под сорокет, но она старается держаться, это видно по одежде.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она.

— Э-э, маму на процедуры привёз, — я показал в сторону больницы.

— Я и не знала, что там есть больница. Теперь буду в курсе.

Вторая, та, что помоложе, но одного с ней роста, была её дочерью. Я видел её в «Инсте»: её мать выставляет фотки с её успехами намного чаще, чем своих подопечных малолеток.

— Моя дочь, Кристина.

— Очень приятно. Тем более, что мы знакомы.

— Знакомы?

Я припомнил, что когда она ещё отсасывала у моего брата, дочке было уже года 3–4 и мы несколько раз гуляли все вместе. Они долго встречались.

— Как ты так издалека нас узнал? Я не то, чтобы плохо вижу, но мы так давно не виделись…

— Я же подписан на тебя и знаю, как ты выглядишь. Правда себя ты редко выкладываешь… совсем. Но когда в сторисе светишься, то напоминаешь о себе. Хотя я тебя и без сториса узнал бы, ты совсем не изменилась (это была неправда). Там даже иногда твоя двойняшка проскакивает. Ха-ха.

Я имел в виду её Кристину, которая уже тряслась в нетерпении, чтобы свалить отсюда.

— На то есть причины, — сказал моя старая знакомая.

— Это потому что он ФСБшник? — я указал на её левую руку.

Она замерла, Кристина тоже уставилась.

— Или ФСОшник, короче или ФСБшник или ФСОшник.

— Почему ты так говоришь?

Я сказал, что сам работал на госслужбе и знаю, что на крутых службах запрещают фотки в соцсетях, в том числе и для близких родственников. Дело даже не в том, что запрещают, а в том, что сами сотрудники прекрасно в курсе тех досье, что собираются на человека благодаря соцсетям. Пароли, явки, места, друзья… — всё в попочку… в папочку.

— А сейчас ты там же работаешь? Отдаёшь долг Родине? — спросила моя бывшая знакомая.

На секунду я замялся, потом сказал, что нет и назвал шоу пацанов.

— Это популярное шоу в интернете. Я там работаю. Слышала про такое?

— Ты там юристом работаешь?

— Нееет.

— Ну понятно, — засмеялась она.

— Минуточку… — сказала Кристина.

Она вся встрепенулась и спросила про моих друзей.

— Точно. Оно тебе нравится? Мне нравится, — сказал я.

— Да мы его…Я его обожаю! А ты знаешь кого-нибудь из них?

— Пффф, — я достал телефон, — кто тебе больше нравится?

— Дима нравится, Макс нравится.

— Последний выпуск классный, да? Так Макс нравится?

— Обожаю его.

— Я тоже. Ха-ха.

Её мать с интересом и по-старпёрски осматривала нас. На экране я нажал на телефонную трубку рядом с фоткой, где Макс сидит в банной шапочке с надписью «Мужик что надо».

— Только он сейчас уехал. Может не поднять.

Из трубки донёсся до боли знакомый голос:

— Привет шлюха. Я сейчас занят, что-то срочное?

— Да. В общем да. Э-э…

— Блин, сейчас… — В трубке зашуршало. Звук закрывающейся двери. — Чё?

— Тут встретил твоих фанаток, очень красивые, шикарные волосы, живой взгляд побед…поб…по-бе-ди-те-ль-ниц. Поговори с одной. Хорошо?

Кристина взяла телефон, посмотрела на картинку на экране, потом отвернулась. Услышав его в телефоне, она по-детски оттопырила рот. Макс скажет ей приятные слова. Пока Кристина кружила, я заметил, что она стреляет локтем, знаете, типа выгибает руку, чтобы она стрельнула костяшками в локте. Потом она скажет, что это началось после травмы, но это была неправда, это — уже чисто нервная херня. Её мать была недовольна. Мне примерно понятно, в чём дело, но хватило сил лишь приветливо улыбнуться, мол «хороший день, рад, что всё хорошо». Кристина вернула мне телефон.

— Ну что, наговорилась? — спросил я

— Вы просто обязаны провести меня, чтобы с ними познакомиться, — сказала она.

— Познакомиться?

— Да, Макс сказал, что Вы можете меня провести на шоу и познакомить с ними, что он сейчас не может, потому что в туре, а вы — можете.

Я посмотрел на её мать, та смотрела на меня.

— Ну…э, ладно, — сказал я, — А почему…

— Здорово, спасибо! — разулыбалась она, — Это просто ужасно, что Макс ушёл оттуда! Он был там самым классным.

— Согласен, — сказал я.

— А почему? Почему он ушёл?

— Долгая история. Честно говоря, я и сам особо не понял.

Несколько следующих фраз происходили только между нами. Её мать как будто выпала из ситуации и Кристина настолько спокойно её игнорировала, что мне стало неловко. Мы обменялись телефонами, я был максимально приветлив. Получилось так, что Макс отпахал на шоу первый сезон, и теперь на новый я пообещал взять её и её подругу с собой. Так на лжи я и завязался с Кристиной, с которой время от времени буду тусоваться в течение следующих трёх месяцев.

— Да — да. Я попробую.

— Конечно, попробуете! — сказала она.

Я вернулся к фонтану, а они пошли дальше. Со спины теперь казалось, что это две подруги и одна намного замороченные другой.

Когда я сидел в машине, меня набрал Макс.

— Можешь не благодарить, — сказал он.

— Я и не собирался.

Потом он рассказал мне пару шуток, которые пришли к нему на ум для выступления.

— Какая-то хуйня, — сказал я.

— Блин, а мне показались нормальными.

В кресле сидел однорукий, Димон, ещё пара пацанов. Недавно Макс всех окончательно разблочил и вернулся от родственников. Мы пытались общаться как раньше. Я обратил внимание, что однорукий, которого звали Вадим, постоянно с ними тусуется. Не знаю, как он с ними сошёлся, был другом друга, или что-то другое. Но так или иначе он залетел сюда из своего захолустья. Много ребят залетало из других городов, походу он и попал под эту гармошку.

— Рад с тобой наконец-то нормально познакомиться, — усмехнулся он мне недавно.

— Тоже рад, — ответил я.

Он думает, что я поверю, что кто-то надеется со мной познакомиться? Димон походил на мускулистую обезьяну, сидел с очередным блокнотом и катал туда своё дерьмо. Он не записывал мысли-шутки в заметки телефона, наверное, считал, что так страдает творчество. Я был с ним согласен. Как-то я заглянул внутрь, всё в разнобой: тут начало, там конец, а в скобках «додумать, пораскручивать тему с утренними мультиками сына, наложить на свои». Тогда стендап в России уверенно наращивал обороты и только-только показался во всей своей красе, но им еще не занимались все бездари подряд. Сегодня мы тусовались нашей старой компашкой в первый и последний раз.

— Почему ты не занимаешься комедией? — спросил Вадим, — попёрло же.

— Не знаю, у меня не получается всё время шутить.

Арби забил гол и заорал как бизон.

— Поднимите ваши руки!

Второй игрок поверженно пялился.

— Я тоже за тебя рад, — сказал ему второй игрок.

— Не ври пожалуйста.

Врубили Мортал. Играли на вылет. Макс недавно поставил шикарный телевизор, который не соотносился с этой старой квартирой. Вадим уселся вторым и никак не вылетал. Жилистой кистью он бегал по джойстику очень даже не плохо. Но и пацаны брали не самых любимых игроков. В основном тёлок и неповоротливых монстров.

— Ладно, сосунки, — сказал я, — сейчас папочка покажет, кто в доме хозяин.

— Кто в доме у Макса хозяин..

— Стопудова.

Первую партию я проиграл. Вадим довольно окинул меня.

— Дайте ещё одну. Он только сел, пусть разыграется.

— Ладно, — сказал я.

Я снова взял джойстик и в этот раз натянул его как шерстяной носок. Круг пошёл в обратку и теперь-то эти гомосеки брали и Скорпиона и Рейдена и СабЗиро. Но им было со мной не сравниться. КС ГО был одной десятой всего моего бытия, а Мортал был — так, но этого всё равно оказалось достаточно, чтобы натянуть даже Макса, который соснул, долбанул джойстик о пол и уступил место следующему. Вадим пыхтел. Клянусь, я бы поддался этому парню, но когда я начинаю поддаваться, это сразу всем заметно. Не хотелось задеть его самолюбие, было видно, что он старается…хотя скорее всего мне просто хотелось его выебать.

Макс снова уселся.

— Видел бы ты себя сейчас, — сказал я.

— Один разогревочный, — сказал Макс.

— Бляяя, начинается.

Он взял эту всратую Рептилию и постоянно замедлял время. Постоянно.

— Как меня достала эта всратая Рептилия.

— Давай Макс. Выкинь его нахер.

Он меня выкинул, и колесо опять пошло по накатанной. Мы хорошенько хлебнули и всё играли и играли. Он проиграл, и меня снова вырвало вперёд. Потом он опять взял Рептилию. Я опять просрал и вскочил. Пацаны смеялись.

–…Ещё меня бесит этот треск, с которым ты тарабанишь костяшками своими динозавренными, блядь! — заорал я.

Я показал, как это делал бы тиранозавр Рекс. Все смеялись. Не бухал только Димон, он хлебал чай, остальные были навеселе. Вадим покровительственно повёл меня на кухню и хотел налить нам обоим.

Кому-то было пора и мы решили прогуляться до магазина.

— Я в туалет, — сказал Макс.

— Ты ж там только был!

— Я просто сидел.

На улице однорукий оттянул меня. Он разговаривал, смягчая голос и замедляя шаг. Я подумал, что наверно это его фишка: навязаться как можно большему количеству людей, обзавестись СВОИМИ, так сказать.

–…тоже заебался, как и ты, — говорил он, — я был менеджером в магазине электроники в ЕКБ. Получал более чем достаточно. Казалось бы, да? Живи да радуйся. Но потом, знаешь, что-то щёлкнуло. Махнул на всё и окунулся с головой в комедию. Пошло оно всё.

— Да. Пошло оно всё.

Отца у него не было, а к своей матери он испытывал самые искренние, возвышенные чувства.

— Она меня хоть и лупила, — не затыкался он, — и лупила хорошенько, но всегда по делу. Мне очень повезло с ней.

Кажется, он это говорил в какой-то другой раз, но это было искренне. Скорее бы добраться до магазина от этой пьяной трескотни. По дороге мы встретили старого знакомого. Он к нам присоединился. Вадим сказал, что очень любит шоу.

— Я так рад, что оно получилось, что я, знаешь, смог приложить руку ко всему этому.

— Да шоу удалось. Я тоже его смотрю. Хотя я вначале, когда услышал, был уверен, что это кусок дерьма. Я, кстати, попросил Макса, чтобы он меня устроил туда в рекламу. Вот, что значит пробовать. Да? Это я про успех шоу. Всегда надо пробывать.

— Нееее, я сразу всё схавал. Я тогда пацанам и сказал: «Давайте, давайте делать! Всё, что от меня требуется…можете положиться на меня».

— Не заливай! Они каждые три месяца начинают что-то новое. Никто не знает, выстрелит или нет. А ты тут прямо взял и раньше всех «прохавал».

— Ну да, разглядел. Спроси у кого хочешь. Я с самого начала знал, что это — гениально.

— Фуух, ладно. Всё равно, оно получилось очень даже ничего. — сказал я.

— Согласен на 100 процентов. Я это знал.

— Да-да. Точнее было.

— Что?

— Ну без Макса уже не то. Он идеально балансировал пацанов.

— Нифига. Будут другие.

Все натянули медицинские маски. Я поплёлся с Максом в развесной. Остальные пошли по главному. После службы я работал здесь с Никитой, он же пашет тут до сих пор. Буйство печенья, пудры, крахмала, миндаля, печенья, трубочек, чая, гороха, изюма, зефира, чипсов с беконом, кукурузных шариков с сыром, с беконом, попкорна, шоколада, печенья, конфет, овсянки, овсянки монастырской, макарон ракушек навеивало просто тонну всего. Запаха в развесном больше чем еды, запаха жизни. Животные тоже это знают, птицы. Солянка из сушёного укропа, гущи для супа, арахиса со вкусом хрена, халвы, обещали человечеству свободу, что ему никогда более не придётся голодать, что даже, побираясь, ему хватит на что-то большее, большее чем просто быть. Воробей сел на контейнер с чесночными крекерами, потом сдрыснул под стойку. К нему присоединился ещё один. Макс чё-то взвешивал и говорил, что мне нужно писать тексты каждый день.

— Не пишется каждый день.

— Ты дочитал Оруэлла?

— Нет.

— Тогда верни мне его! Верни мою книгу.

— Хорошо.

Воробьи под нами плясали и ковыряли крошки в расщелинах между плиток. Поэтому я люблю покупать свои книги. По-другому ощущаешь себя должником, не заляпать, не потрепать, я так не умею, я говорил ему об этом. Тем более эти антиутопии у меня уже в печёнках сидят. Мы пошли. Макс набрал дорогих ленточных макарон, а я — тушёнки и хумуса. Мы не взяли корзины, поэтому держали всё наперевес. Все на кассе. Последним был этот парень в подкатанной толстовке. С того момента, как он пришёл к Жанне, мы виделись уже раз пять, он всегда был не один и никогда не носил откатанный рукав, никогда — всем светил своим рубанком. Может психолог ему так посоветовал, я не знаю, но я и не знал, как на это реагировать. Всё время тянуло зыркнуть в самую ямку на острие его кости и защуриться от мерзости. Он стоял, а за ним был маленький пацан и жирная бабёнка. Малой всё время пялился, а женщина смотрела что-то в телефоне. Вадим обернулся к нам, мол проходите, мы же одна толпа, но потом всё-таки одумался. Мы стояли набитые под завязку как два придурка. Мальчишка смотрел то на нас, то на него, то на руку, на нас, на руку, на руку. Потом отвернулся к маме и прошептал: «Мам, мам, посмотри».

— Не тычь пальцем… — она ударила его по руке. И продолжила свои дела.

Постояли.

— Это зверь сделал? Может собака, как наша Рада, ма-а-а-ам, как наша Рада?

— Нет. Рада маленькая, она так не умеет. И хватит пялиться — она опять по чём-то его огрела.

Должен заметить, говорили они достаточно тихо, мы едва их слышали, а пацаны болтали в голос. Вадим обернулся и злобно сверлил пространство своим полуразвёрнутым хлебалом. Стоило бы посмотреть на её покупки: колбаса, какие-то макаронные звёздочки, специи, несколько картошин. Теперь мальчик смотрел на него, а он на мальчика. Одному навскидку года четыре-пять, другому на максималках под 28. Вадим напоминал солдата-убийцу. Мальчик снова обратился к маме.

— Мама, мамочка.

— У.

— Мама, почему собачка не нашла ничего лучше?

Когда мальчик спросил то, что спросил, я чуть не уссался от смеха. Но всё пошло по иному сценарию. Вадим взорвался и стал поливать что-то вроде: «Молокососу своему рот прикройте!», «ВЫ НОРМАЛЬНАЯ ВООБЩЕ!». И всё в таком духе, он раскраснелся и заплетался в фразах. Бабёнка явно была не из лёгкого десятка, но даже она растерялась. Все смотрели. У женщины зазвонил телефон, и в этот момент она тоже стала ругаться. Понятно, что она говорила, обычно там один общий мешок с такими хламом как: «Хамло!», «Закрой рот, а то воняет!» и т. д. Она чуть сгорбила спину и в перепалке подалась вперёд. Однорукий каким-то образом зацепился толстовкой за саморез в перегородке между кассами. Я вообще не знал, что здесь можно зацепиться за перегородку, я вообще не видел здесь никогда никаких выступов. Поднялся вой. Каждую секунду перегородка тянула его назад, и он вертелся, думая, что его оттягивают. Перила раскачались с такой силой, что готовы были выскочить из основания. Они и так держались на соплях. Арби попытался отцепить парку окрикивая его сзади.

— Вадим подожди, успокойся!

— Еды! Он сказал, что моя рука это еда для собак, блядь! Может быть я весь такой?

Его нормально развезло, он так разорался, что пришлось позвать охрану, но та не появилась. Пацан, что к нам присоединился был в шоке, как и мы с Максом. Потом всё улеглось, Вадима успокоили, и они ушли. Теперь пришёл охранник.

— Что у вас тут?

— Успокойся я тебе сказала! — крикнула мать своему сыну.

Когда мы вышли с пакетами, они стояли дальше. Когда мы подошли, они притихли. Однорукий стоял, накинув на себя капюшон. Мы попрощались. Автоматические двери то открывались, что закрывались, пацаны всё отдалялись и отдалялись.

— Только не говори мне, что этот уебан будет сидеть на твоём месте, — сказал я Максу.

— Хорошо, не скажу, — ответил он.

— Молодец блять, просто м-о-л-о-д-е-ц.

У входа грелась целая толпа бездельников, и они всё прибывали и прибывали. Машину было не пристроить, а изнутри доносилась танцевальная музыка клуба № 17. После того, как я сказал Кристине, что здесь работаю, я и впрямь стал здесь работать. Но всё же было приятно, и я был в свете рекламных софитов. Кристина с подругой подошли сзади.

— Мы готовы!

— Пойдёмте тогда.

Мы направились во двор недалеко. Там курил охранник.

— Даня, не еби мозги.

— Всё нормально. Им по 18 и все в курсе, что они придут. У них места в первом ряду.

— Звони.

— Ты серьёзно? Хочешь, чтобы я звонил?

— Да, — мы постояли. — Да ладно. Я просто подтруниваю над тобой. Ха-ха.

Он хлопнул меня по плечу и приоткрыл дверь как раз тогда, когда оттуда выходил другой. Девочки проскользнули мимо.

— А они — ничего, — сказал первый.

— Чё, спортсменки?

— Чемпионки, — ответил я.

— Ах ты чёрт фартовый.

— Я сегодня их трахну, — сказал я.

— Только после меня, — сказал второй парень.

— Что «после меня»? Стой охраняй! «После меня», блин, — сказал первый.

— Сам стой охраняй.

Мы прошли через коридор, кухню и вышли к бару.

— Будете чего-нибудь? Ещё 15 минут.

— Да. Конечно.

— Что будете?

— Мы сами.

Вокруг всё время ошивались какие-то уёбки в застиранных свитерах, но было полно и тех, кто прикатил на тачках. Внутри не протолкнуться, и я отошёл по делам. Когда вернулся, какой-то бородач уже ошивался вокруг моих девочек.

— Пойдёмте сядем. А то походу я на полпути уже вас растеряю.

Бородач посмотрел на меня, но ничего не сказал. Он молод, явно какая-то помесь, такие обычно толкают дурь в туалетах и людей под поезд. Кристина пикнула картой, затем пикнула подруга. Мы расположились в первом ряду сбоку.

Чтоб стало чуть понятнее, что произойдёт дальше, объясню немного сути. Это юмористическое шоу, в своём роде оно напоминает формат «прожарки». То есть приходит гость и ведущие сходу ему насыпают…всё что есть, пока тот рассказывает свою историю. Они не дают ему слово сказать, раздражают и бесят. Но суть в другом. Так в чём же? А в том, что несмотря на низкопробный юмор, парни оставались профессионалами и хоть, как гиены набрасывались со всех сторон, всё же не переступали грань ОТ амплуа тупых школьников с задней парты НА быканутую мразь, прекрасно осознавая, что четверо против одного, мягко говоря, — подло. На Руси сейчас ностальгия по буму 90-тых и как раз по таким школьным идиотам с последней парты.

Прекрасно осознавая новаторство подхода и ту гавно-терапию, что добровольно переносил на себе гость, Димон, который тогда занимал место одного из идейных вдохновителей и время от времени ведущего, как-то заметил, что несмотря на то, что ДО шоу он относился к некоторым гостям равнодушно или даже презрительно, ПОСЛЕ него сразу менял своё мнение в лучшую сторону.

–…типа я начинаю уважать его, за то, что у него такие крепкие яйца…

— Ты идёшь к нему домой после этого? В чём дело я не понимаю? — подшучивал над ним Арби.

И действительно, вынести всё то, что они выливали, не всем удавалось. Некоторые гости срывались и выглядели глупо. В этом смысле Дима выразил всё то, что ощущал и зритель, не зная сперва «что это вообще за хуй», он выходил отсюда с мыслью, что НАМ ВСЕМ, всё-таки пора бы уже стать проще, по крайне мере начинать этот слабительный процесс. Изменения происходили и в пацанах, например, Арби и пара других ведущих за прошедшие полгода охрененно наработали юмористический skill. Димон же, у которого дважды сломан нос, правая кисть, выбита челюсть, колено и большой палец на руке, стал намного сдержаннее и легче сносил подколы, что для него считалось охрененным достижением.

Феноменальный баланс, принесший шоу такую популярность, был обязан и Максу, и дело не в том, что он мне передёрнул…гх-гх, шучу конечно…точнее не в том, что он мой друг и талантливый человек, а в том, что ещё с самого начала, неожиданно для себя самого, он попал идеально в то амплуа, которого недоставало. Почти всё время по его лицу можно было подумать, что он ждёт, когда всё закончится, он молчал и не смеялся и таким образом представлялся самым благоразумным человеком в этой гоп-компании — парнем, которого сюда забросило стечение обстоятельств, но какая бы не была компания, свои всё-таки должны быть вместе.

— Ничего из этого не выйдет, ребятки. Я не буду подбрасывать дровишки в ваше жидкое дерьмо, просто знайте это, — повторял он им, ничего ещё тогда не понимая.

— Делай что хочешь, — продолжали повторять ему они.

Именно первый сезон получился лучшим воплощением того редкого коллективного искусства, за которое люди готовы отдавать деньги и которое уже признано в секунды своего свершения, где в рамках часа, в тёмном помещении, жизнь всей своей молодостью смеётся над причёсками, абортами недодетей, смертью, богатством, логикой истории и бог знает ещё над чем. Даже не знаю, но под конец сезона не было ни одной стороны, что не выигрывала бы от этого шоу: высокие рейтинги, НОВОЕ, довольный зритель, довольные участники.

Все уселись на места. Пацаны сели. Однорукий старался держаться легко и накатил перед своим первым выходом. У девочек блестели глаза. Кристина надела очки. Люблю, когда девушки скрывают плохое зрение, и ты такой: «Она что, плохо видит, вот те на!». Это напоминает поход на высоченных каблуках — дискомфортно, неудобно, но ещё один бал в копилку сверхчеловека. Вначале всегда орала громкая музыка, я зажал уши.

Подруги посмотрели на меня и хихикнули. Первым гостем была объявлена эпатажная дама, которая совсем не понимала, куда пришла. Она не давала пацанам шутить и каждый их идиотский комментарий комментировала сама.

— Как Вас зовут? — спросила она строго.

— Меня? Ален, — моментально сказал Арби, — это потому что у меня красивая фамилия…

Зал улыбался, гостья была недовольна.

— Арби он, — сказал один.

— Арби, прибереги шуточки для версии.

— О-о-о-о, боюсь они вас ещё больше разочаруют.

— Это вряд ли.

— А вы смотрели наши прошлые выпуски? — спросил один парень.

— Конечно, я смотрела.

Девчонкам было нормально, они улыбались и смеялись. Но всё-таки первая часть оказалась разочарованием. Мы ждали вторую и пошли в туалет. Пока я стоял недалеко и ждал, мне попался один знакомый.

— Вот старая пизда, а?

— И не говори.

— Неужели люди сами не понимают, как же глупо они выглядят?!

Девочки вышли. Готов поспорить — Кристина была здесь самой красивой. Энтузиазма у них поубавилось, но я сказал, что монтаж всё исправит. Снова заорала музыка и я опять зажал уши. Кристина что-то сказала.

— Что?

— Нюня! — повторила она.

Появился парень, его встретили как всех. Кажется, он был певцом. Музыка, шум, начало. Он был достаточно крепкий, и конечно, тоже нервничал. Когда жал ведущим руки, он протянул Вадиму и вторую, знаете, как здороваются крест на крест. Вадим засмеялся и все тоже засмеялись, под громкую музыку казалось самое то. Всё должно было пройти нормально. Шутки-шутки, но вдруг однорукий открыл рот и излил поток абсолютно неуместной иронии. Пока он говорил — все молчали. Он производил настолько дерьмовую связку предложений, что я забыл её всю практически тут же. Знаете это чувство, когда человек на столько позорится, что аж тебе стыдно, это было оно, и это было только начало. Зрители, да и все были сбиты с толку. Видимо, по пути разговора, Вадим стал чувствовать, что тонет, и в отличие от пацанов, которые обычно вставляли по одной — две фразы, никак не мог заткнуться, надеясь, что вдохновение каким-то образом всё-таки вытолкнет его. Не вытолкнуло. Один ведущий обернулся к гостю и сказал:

— Видишь, какую ты ахинею несёшь, видишь, как пацана запутал?

— Он походу по жизни запутанный.

Все засмеялись. Казалось бы, всё позади, но Вадим всё больше и больше открывал рот, всё больше и больше повышал градус агрессии. О том, чтобы сравнить его с Максом, и речи не могло быть. Это как сравнить прокисшую фасоль с холодной сгущёнкой. Если он и смог на какого-нибудь из посетителей открытых микрофонов произвести впечатление, что обладает чувством юмора, то теперь, каждой последующей фразой он делал семимильный шаг в обратном направлении. Те, кто подвыпил, стали тихонько фукать.

— А когда Макс вернётся?!

— Давайте сначала!

Теперь Вадим метался как на пороховой бочке. Все смотрели на него, как он откроет рот и сбарматнёт что-нибудь новое. Что удивительно, он не затыкался, а казалось, наоборот, прибавлял ходу, окончательно растеряв весь наработанный запас благоразумия.

— Вот ебанашка, — услышал я рядом.

— Хуйня история! Кто пригласил долбаёба? — крикнул гостю Вадим.

— Может, лучше посадишь свою руку на своё место? Так-то точно посмешнее будет, — выпалил гость.

Зал просто взорвался. Кристина тоже смеялась. Наверное, всё-таки юмор в последние годы смог сдвинуть накал суровости, по крайне мере, его пошатнуть. Но после этой шутки произошёл странный переворот: пацаны на сцене как сцепи сорвались. Они как будто сосредоточили все силы не на подколках, а на унижении. Музыкант, начиная ощущать, куда всё движется, между делом, положил руку на плечо ближайшего парня — жилистого высокого парня по имени Q, и пригласил всех пацанов на свой концерт.

— Ты совсем ебанулся? — появился из-за сцены Димон, — скорее пусть меня выебут дружки Q, а потом ёбнут на том же перекрёстке.

— Ты просто не знаешь моих дружков, — повернулся к гостю Q — тебе бы тогда было ещё обиднее.

Они стали наваливать, на что готовы, лишь бы не идти на концерт. Кто-то сказал, что был бы не прочь, если бы его голову «расхуячили топором», другой был готов сам «расхуячить чью-то голову топором». Парень пытался парировать, но это делало только хуже. Он был растерян, совершенно не ожидая такого поворота, собственно как и зрители. Они понимали, что шоу двинулось по иной траектории, не очень привычной, но и одновременно они ощущали, что всё новое сперва идёт по иной траектории, поэтому они и смеялись, и бурчали, и корчились. Вадим то и дело зыркал по сторонам и неосознанно дёргал себя за травмированную руку. У него вообще была такая привычка, он постоянно, постоянно хватался за неё. Наверно, дело в травме, и визуальное замыкание кольца должно было бы помогать ему успокоиться. Но мне представлялось всё несколько иначе. Возможно, играло и моё отношение, но постоянное хватание напоказ выставленной травмы, которую он никак не хотел прикрывать блядь одеждой, должно было вызывать у окружающих понимание, как к собаке подгибающей раненую лапу перед хозяином, или студентке, поглаживающей округлившийся живот на зачёте. Если бы он скрывался под одеждой, как, например, актёр Жаммель Деббуз, и при этом всё равно тянулся к ней, это не выглядело бы броско, это как раз-таки и вызывало бы неверно хоть какое-то понимание, что парень с травмой, и он здесь. Чувак, я знаю, что у тебя травма, я и так знаю, что с этим сложнее, я не идиот, хватит, у всех травмы, придурок.

Зрители тоже это чувствовали. Они были недовольны и смотрели в пустоту. Им приходилось воочию наблюдать, как ломается то, что всех так веселило. Опыта у меня, конечно, маловато, но походу именно здесь мне довелось впервые убедиться в том, что наши федеральные СМИ прохавали уже давненько — ненависть, просто шикарным образом объединяет людей. ПРОСТО ШИКАРНЫМ ОБРАЗОМ. Потом Вадим молчал, ему стало понятно, что не осталось ничего, кроме ненависти, но теперь, даже его молчание вызывало раздражение. В воздухе прямо-таки ощущалось недовольство.

Хотелось, чтобы это уже поскорее закончилось. Всё шло к финалу, туда, где пацанам давался маркер, доска и последнее слово. Все как всегда написали какую-то херню, которая всех устраивала. В финале пацаны не сильно парились, потому что суть была именно в процессе, в этом импровизационном выплеске, но выступление в конце для каждого всё-таки завершало какой-то круг. Вадим раскачивался на стуле, потом, как бы нехотя, не дождавшись пока Арби сядет, он выхватил у него маркер.

— Я так оценил всё это и-и-и… ах да, у меня, кстати, нет версии, если что. Так вот, посмотрел на тебя и моя версия такая: ПОШЁЛ ТЫ НАХУЙ.

Он развернулся и круговыми движениями накатал сказанное на доске. Сделал это настолько большими буквами, что налез на чужие. Арби заразительно засмеялся, его мало кто поддержал. Симулянт хренов. Они будут грешить этим дерьмом постоянно, но это потом. Вадим повернулся и держал маркер наготове, он был заряжен к драке, он был настоящий. Музыкант смотрел на доску — на Вадима — на доску — на Вадима.

— Въеби ему! — крикнул кто-то из зала — ДА, въеби ему!

Паршиво он, наверно, себя чувствовал. Паршиво, когда что бы ты не затеял, всё повернётся только хуже. Этому говну шахматисты придумали название — цугцванг. Наверное, я бы тоже промолчал. Вадим сел. Димон скрылся, Q сидел, зрители тут, конец шоу. Кристина повернулась ко мне и тихо сказала.

— Ну что, как там твой монтаж?

После шоу они ушли в курилку, там обычно трындели. Мы прошли, они стояли как банда в модных шмотках. Девчонки всё равно обрадовались, я начал знакомить их с Арби и все стали болтать. Я отошёл, кажется, там был Юра.

Он был с какими-то бабами.

— Поехали, нажрёмся? — спросил я.

Он осмотрелся.

— А чем здесь плохо?

— Нет, поехали.

Ему было всё равно, он пробуравил что-то невнятное и махнул рукой — это означало, что у него нет сил и желания спорить. Когда я двинулся обратно, в сторону выхода, шёл тот самый музыкант, он был с каким-то бритым красавцем, который, скорее всего, был агентом или что-то типа того. Всё, что я слышал об этом человеке — так это то, что он шлюха…ну в смысле подлый, бесцеремонный, сильный физически, поёт иногда, но то, что с ним вытворили всё равно было какой-то хренью. Он не из тех людей, с которыми проведя время, можно что-то лучше понять, он скорее был из мускулистых мачо, которые без зазрения совести прорекламируют поправки в Конституцию. Но это было не важно. На мгновение я подумал, что было бы правильно подскочить к нему и поддержать, сказать, что пацаны повели себя как уебаны, что накинулись толпой на одного. Но кто я такой, он выпустил бы свою злость на меня, к тому же его уже не было видно.

Макс торчал снаружи и ждал нас, копаясь в своём телефоне. Он тёмный, улица тёмная, телефон тёмный, и всё это прям под клубом № 17. В углу стояла Кристина с подругой и оживлённо болтала с Q. Грузности от выпуска на нём как не бывало. Мы пожали руки.

— Как дела?

— Нормально. Он пишет шикарные рекламы. Видели наши рекламы?

Естественно пока я ни к какой рекламе пальцем не прикоснулся. Да я вообще пока ни к чему там не прикоснулся, кроме теннисной ракетки, пары методичек и джойстика для приставки.

— Видели. Так это ты?

— Это он.

— Спасибо, конечно, но не надо придумывать.

— А я и не придумываю.

Они попрощались.

— На улице стоит Юра Семашин. Вам нравится Юра?

— Да, он классный.

— Я сказал ему, что вы со мной. Он хотел познакомиться.

Я сказал куда идти и вернулся к одному знакомому CSнику, он работал программистом у нас и на одной популярной площадке со скинами…самой популярной.

— Видишь руку? — сказал я ему. — Смотри какая…подожди, что ты пьёшь? С апельсином? Э-э-э гадость. Так вот смотри какая — жилистая, твёрдая. Пусть её правильные черты тебя не обманывают. Когда она возьмёт мышку, то для твоей жопы это будет означать — опасность от здоровенного дилдака. И ты станешь первым игроком, которого забили прикладом в CS GO.

— Долго придумывал эту херню?

— Это не херня, и нет, совсем не долго.

— Ты скоро задротом станешь. Будешь пододвигать монитор прямо под нос и играть в «запретной зоне». Наверное, тебе второй раз надо жениться, а то мне кажется, что ты CSом прикрываешь постоянную дрочку…

— Да. Дрочку в компьютерном клубе, молодец.

— «Всех порвал. 5 часов играл». Так ты говоришь? А сам наяриваешь там.

— Ладно, так когда? — я сделал движение, словно у меня в руке мышка.

Он знал пару про-игроков, и они должны были приехать. Я тоже примазался. Он назвал примерную дату.

— Я возьму ножичек и порву тебе очко, — сказал он.

— Прикладом суку! — я показал движение, как бьют прикладом. — Прикладом суку! Я замучу тебе чайный пакетик. Даже если сам умру, даже если это будет стоить раунда. Сечёшь о чём я?

— Хорошо.

Пока я шёл через клуб, который пацаны из никчёмной забегаловки преобразили в сцену с четырьмя уже знаменитыми стульями и креслом, я вдруг ощутил, как всё изменилось. Я могу ощущать другие времена, другой юмор, другое кино, МОЁ КИНО. Паршиво всё это. Господи, как же все были правы говоря одно и то же, и насколько же я был неправ, будучи миллион раз уверен, что прав. Я потрепал голову, чтобы мутные мысли унеслись прочь. Они легко улетели, тогда я сменил курс и направился к бармену. Я попросил закупоренную бутылку. Он выкаблучивался.

— Заплачу сколько надо.

Он отошёл. Походу сегодня все в настроении. Теперь и люди за стойкой были недовольны. Один парень крутил в руках свою сраную карточку и пялился на меня. Наверно он хотел угостить напитком тех красивых женщин с открытой спиной, наверно он надеялся, что они ему отсосут. Я ощутил сильное желание подраться, но непонятно каким аргументом, вдруг легко прогнал его. Я прям давно не получал. Чёрная бутылка стала перед моим носом.

— 13.

— Ты охренел?! Я же здесь работаю. Мы в одном цеху, братан.

— Я тоже здесь работаю.

— 8.

Он убрал бутылку и ушёл.

— ДаНЯ.

Рядом стоял Вадим. Он шатался, пялился стеклянными глазами и не думал этого скрывать. В свете барной подсветки его лицо казалось отвратительным. Оно отдавало таким мутно-оливковым и бордово-одиноким тоном, под которые обычно надираются подруги у дальнего столика, и всё это в полумгле. Казалось, что его брови срощены и грязны, а мешки под глазами шли от каких-то других дуговидных опухолей на лице. И несчастный, СУКА, несчастный!

— Куда вы СЕйчас?

— Бухнём, наверное, не знаю.

Парень с карточкой вроде всё оплатил, но всё равно смотрел на нас.

— а кОГда?

— Что когда?

— КОгда бухНёте?

— Сейчас, наверное. Ладно, бармен! Хер с тобой. На, бармен!

Тот подошёл, достал бутылку и развернулся. Я напомнил ему про чек. Он поставил руки на прилавок и явно уже был готов идти до конца.

— Оставь себе, — сказал я.

Бутылка оказалась тяжёлая, вся чёрная и тяжёлая. Я понадеялся, что там литр, но там было меньше. Она была из толстенного стекла и на всю этикетку тянулось морщинистая рожа старика. Как-то и не подумав, я сказал, что с нами ещё Макс.

— я С ваМИ. СЛЫшишь? Я с ваМи.

Вадим напоминал полугодовалый кисель из холодильника. Какой-то он не однородный. Своими толстовками он хотел создать впечатление своего равнодушия, но теперь мы знали, что это обман, теперь мы понимали его лучше и теперь на нём они не вызывали ничего, кроме отвращения. Он поливал своё дерьмо духами и долго катил на этом паровозе. Играла музыка и люди отдыхали, нас задела пьяная парочка. У парня были расстёгнуты пуговицы рубашки, а у девушки на руке красовалась целая куча браслетов и блестяшек. Вадим посмотрел им в спины. Я снова рассмотрел бутылку. В магазине такая бы стоила не больше пяти. Я сказал, что с нами Юрец, что мы укомплектованы.

— НичЕГО, ПОТЕстнИМся.

Я пытался отговорится, и зачем-то показал ему бутылку. Он посмотрел на деда.

— Короче сейчас я решу свои дела и тебе наберу. Я тебе наберу. Наберу, говорю! — перекричал я музыку.

Когда я отходил, он от непонимания происходящего схватил меня за руку, я аккуратно убрал её. Люди ещё выходили, и у дверей столпилась небольшая очередь. Я обошёл какую-то группу друзей. Они кричали, что Вадим уебан и о том, что же в конечном итоге всё-таки пошло не так. Передо мной вклинился короткостриженый парень с тощей милашкой. Коридор был небольшой и со всех сторон на нас напирали. Я не давал никому протиснутся, но сзади уже прижимали. Пришлось стать в плотную так, чтобы моя рука тёрлась о бок этого парня, а её лопатки и задница щекотали мне передок и грудь. Её костлявое плечо маячило мне перед носом, и я не мог оторвать от него взгляд. Раньше я не любил тощих, ну знаете, почти анарексичных, но стоило всего раз вбить в поисковик «skinny» и передёрнуть как пошло-поехало. Теперь оставался вопрос только в том, как лучше его комбинировать с остальными категориями.

skinny hairy

skinny anal

skinny thai vomit eating

…

Вообще порнуха помогает утолить извращения только первые годы. Потом же просто хочешь драть костлявых. Она очень худа, прям как скелет. На ней топ без плечей, чуть ниже подмышек — выглядит дёшево, но вряд ли это кого-то волнует. По тому плечу, что маячит мне перед носом, блестит тончайшая лямка бюстгальтера. Она прозрачна. Разве эта одежда может кричать что-то кроме как: «Выеби меня! В-Ы-Е-Б-И! Да не снимай, приспусти. Вот так, приспусти и всё. Давай уже!». Мне доводилось слышать, что смысл не в моей реакции на такую одежду, а в том, что женщине так комфортней. Наверное, дело в том, что я парень и не такой продвинутый, как надо, но я посмотрел на её парня. Полные щёки, жир на боках. Он его скрывает под пиджаком, но я знаю, что он там, все знают, что он там, это видно по походке, да и кто блядь летом носит пиджаки. Моё сердце забилось чаще, когда я вновь вернулся к её плечам. Здесь мрачновато и душно, но её сухожилия, что от шеи просто чудесны.

— Вот блядь! — слышу я с боку.

Бутылка мне совсем не мешает. Худышка осмотрелась и встретилась со мной взглядом. Круглые глаза на обтянутом черепе, много тональника — вот всё, что я увидел, во мне, думаю, она увидела ещё меньше. Но мне не нужны её глаза, мы же не на войне. Стояк тянет в бок, но я не сбиваюсь с курса. Она глянула вниз, там, где был мой член, но я её не таранил. Потом снова на меня, потом на парня. Тот отреагировал и развернулся, и я отвёл взгляд, смотрел просто в стену слева, там ничего не было. Он протиснул руку между нами и обхватил её за плечи. Так было идти сложнее, но он всё делал правильно. Мне почему-то вспомнился видос, где парень на пляже принялся дрочить на загорающих девушек и кончил как раз через секунду после того, как они обернулись. Он был охрененно смешной и то, что он сейчас припомнился было ещё лучше. Видно, что пацану в такой толкотне плечо выгибать неудобно. Дурачок, она раздербанит твой кошелёк и подрочит другому СТОПРОЦЕНТОВ.

Не до конца помню, чем закончился тот вечер. Помню, я вышел, а мои друзья уже были навеселе и смеялись, Бог знает над чем. Девчонки отказались с нами куда бы то ни было ехать, хотя мы и сами не знали, куда бы нам надо ехать. Причина не в страхе, они и так понимали, что мы безобидны как мотыльки, просто так было нужно. Кристине нравился Юра, он вообще многим нравился. Она всё время смотрела на него и улыбалась, стреляла локтем, иногда поджимала малюсенькие сиськи руками, чтобы те казались больше, марала их не к месту и так и сяк, шепталась с подругой и поправляла редкие, золотистые волосы. Было непонятно, зачем мне вообще понадобилась эта дурацкая бутылка. Я бросил её в кармашек сидения у Макса. Мы отошли от клуба и прошлись по дороге в свете уличных фонарей до поворота рядом, прям туда, где огородили пустырь с битыми бутылками. Оттуда нас никто не видел, но нам открывалась вся улица. Здесь деревья и их листва спали в летней теплоте, а мой телефон всё вибрировал и вибрировал. Я сказал Максу, чтобы он не поднимал трубку.

Подруга спросила, почему.

Я сказал, что Вадиму они понравились «и он сильно хочет». Я отдал куртку Кристине, и мой ворот прижал её волосы к шее. Сперва она это не замечала, но потом всё исправила. Звонки прекратились и только тогда они решили вызвать такси.

Через день или два мы где-то тусовались и Юра уже сосался с Кристиной во всю. Потом он подумал, что 19 — это слишком, и решил довести её до двадцати. Подружкам он тоже уделял знаки внимания, и хоть никто не хотел быть вторым номером, они продолжали с ним переписываться. Через неделю или две он забил на всех них хер и решил никого никуда не доводить. На следующем выпуске мы встретились тем же составом. Вадим вёл себя как долбаёб и в этот раз, но теперь только на сцене, потому что после мы уже не пересекались. Он опять послал гостя на хуй, и зрителям опять было не по себе.

Плюс-минус два наших приятеля и тем летом мы иногда бродили вместе. Я познакомил их с Жанной и Никитосом. Арби был нам в помощь. Никитос Кристине не особо был по душе, он был совсем бездарным. У него была семья, дочка и скрытые переписки в whats’up, которые он прослушивал всегда внимательно и трепетно. Но о нём чуть позже. Как-то мы собирались в кино и покатили в магазин, девчонки не жались друг к другу. Хороший знак. Юрец заторможен, но от этого его шутки становились только смешнее. Он знает своё дело. Макс повернулся ко мне.

— Я, кстати, так и не спросил, ты что, вино в баре купил?

— Какое?

— Вон то.

Оно каталось с ним уже пару недель. Они достали бутылку и принялись смеяться.

— Ты что сбрендил? — сказал Макс — Ха-ха. Она же там втридорога! Сколько ты отдал?

— Вот умора! Мы оценили, какой ты богатенький Буратино.

Вечер, парковка почти пуста. Мы тормознули на верхней, той, что не крытая. Так идти дольше, но плевать. Мне за пацанами было не угнаться. Макс тоже шутил шикарно. Он никогда не смеялся над своими шутками, по этому его ирония приходилась не всем по душе. Подруга Кристины сказала мне наедине:

— Я всегда с ним чувствую себя неловко. Я не понимаю, шутит он или говорит серьёзно.

Она чувствовала себя дискомфортно. Остальные смеялись над всем, что он говорил. Просто нужно понять, что у него режим, а не конкретный выстрел. Если он настроен позитивно, то просто смейся над всем, что он говорит, а потом уже догонишь.

— А вы вообще, что-то едите? — спросил Юра и потянул Кристину за кофту, там, где должна была быть талия.

— Смеёшься? — ответили они, — знаешь, знаешь, как говорила наша «такая-то» Михайловна? — Кристина жестикулировала руками. — Она говорила открывайте рот…вот так. Да-да, открывайте рот, как рыбки в воде, вот так…и глотайте воздух, и наедайтесь. Как рыбки, воздухом.

— Больная что ли?

— Эй, не надо так. Она — женщина ответственная. Несчастная правда, алкоголичка, но большая молодец.

— Я о своей маме также отзываюсь, — сказал Макс.

Это тот гипермаркет, где работал я и Никита. Да, я всех сюда тяну. Мы катили тележку по центральной аллее в свете высоченных потолков. Лампы жужжат как комары — это слышно только ночью, когда сидишь в тишине на складе…з-з-з-з-з-з-з-з. Но сейчас их жужжание прерывалось нами и его как будто не существовало вовсе. Людей мало, охранников мало, один. За всю дорогу я увидел одного бывшего коллегу в служебном жилете, я его знал и помахал. Он был печален и с этой хренью для регулировки цены, что напоминает ЗЕВС из CS’ки… никогда не мог запомнить, как она называется. Наверное, он ждал нас, услышал по шуму, потому что когда мы проходили, его голова уже была повёрнута. Он не узнал меня. Ночью здесь странно, словно замираешь во времени и движешься в космосе одновременно. Люди напоминают привидений. Кристина ударила меня в плечо.

— Чё ты дерёшься?

Она сказала, чтобы я понёс её, тогда я увидел, что её подруга залезла в тележку и Макс толкает её по аллее. Я присел и отсоединил малышку от земли. Кристина сказала, что не так и залезла ко мне на спину.

— Ну, пошли, — сказал я.

— Давай-давай, старик.

Так я и держал её ноги, а мой член напоминал опытного лиса в сугробе из сухих листьев — он оценивал ситуацию.

— Кристина, ты не подохренела?! Ха-ха, — крикнула подруга.

Кажется, она потянулась и покачала головой. У неё плотные джинсы с большими дырками. Она несколько раз делала вид, что я лошадь и говорила «Иго-го» и указывала пальцем, куда шагать. Потом её подруга вылезла, я вернул Кристину на землю, и двинул в алкоотдел с остальными.

Тут же было бухло! В России подделывают всё и сразу особенно алкоголь. А учитывая санкции, так это совсем уж. Цифры подделок скачут до 50 % и это ещё нормально. Обычно это дерьмо мастерят не в главных городах, а близлежащих: если это Ростов-на-Дону, то варганят под Чалтырем и Самарском, если Пермь, то тоже наверно в каком-то ангаре неподалёку. Есть несколько зарекомендовавших себя официальных сетей, они клеят голографические этикетки. Некий знак качества. Надо смотреть такие. Тут всего хватало. С виски всё просто, а в вине я не разбирался ни-хе-ра, хоть и долбил его уже не первый год. Но я был рад этому, потому что только начнёшь разбираться, как испанское за 400 рублей будет уже без послевкусия миндаля и как-то не по статусу. От белого не охмелеешь, так что… В этом плане я доверял приложению. Есть тут одно — фоткаешь этикетку и выдаётся рейтинг, который сформировался как раз из тех знатоков, что пиздят про гвоздику и кожу. Но был такой не кайф возиться со всем этим дерьмом, что я просто взял вискарь со старой машиной на этикетке, нарисованной прямо под названием. Такие были на ранчо в двадцатых, в них ещё катали контрабанду. Ещё там красовалась надпись…CALIFORNIA, вся такая блеклая, и вся в заглавных буквах. Должно быть, неплохое бухлишко. Потом я взял вторую, потому что скидка — 55 % — это норм, и ещё, потому что у нас были контры с Америкой, а это бухлишко именно с тех монополярных земель.

Поймав мой взгляд, Юра подёргал тележку. Это была самая большая тележка из всех возможных.

— О, смотри какой транспорт.

— Что? — переспросил я и, не дождавшись ответа, снова поднял Кристину на руки и взвалил её жопу прямо туда, в обитель клетки для крокодилов, на дно тележки.

— Придурок! Что ты…

— Хватит давить всё там своими костями…и сухожилиями. — сказал Макс.

Кристина приподнялась и освободила из-под себя пространство, чтобы не подавить чипсы и попкорн. Юра что-то тихо у меня спросил про работу гипермаркета, какую-то фигню, я ответил. У Кристины прекрасная шея, такая тонкая и сильная одновременно, не как у странного лебедя, а как у человека, одарённого прекрасными женскими генами. Такую хочется обхватить ладонью и пожирать её взглядом. Максу нужно было что-то взять, а наша новая подруга примостила ноги бабочкой и точно знала, что способна вознестись.

— Лишаю всех привилегий, холоп, — повернулась она ко мне.

— Она лишила тебя твоих привилегий, братанч’к. Сечёшь, о чём я? Твоих яиц, — сказал Макс.

— Какие там яйца?! — Кристина раскрыла пачку с миндалём и достала два первых попавшихся орешка, продемонстрировав их нам на ладони.

— Именно их ты и съешь, — сказал я.

Она бросила их обратно в упаковку, хотя все думали, что она бросит их просто на пол.

— Знаешь, что делают с такими дрянными лошадьми? — Сказала Кристина.

— Дрянными девчонками?

— Их уебошивают.

— Их уебошивают! — засмеялся Макс.

— Хорошо, что я не конь.

— Потому что у тебя слишком маленькие яички.

— Моя жена то же самое говорила.

Мы дали с Максом друг другу пять.

Позади виднелся мой отдел с молочкой, йогуртами и маслом. Женитьба научила меня, что маслом правильно закупаться по акции и складировать его в морозильник. С ним нужно бережно. У многих людей это за правило ещё с самого начала, но я это прохавал только в сознательном возрасте. Дальновидное дело, учитывая, что сливочное масло в последние 9 лет подорожало на Руси-батюшке в три раза. Если не сечёте — то, что стоило раньше 60 рублей, теперь иногда попадалось за 2 миллиарда рублей.

Этого кассира я не знал, но он знал толк в красивых женщинах. Это было ещё то время, когда кассы самообслуживания не выебли с мест простых работяг. Кристина взяла ЭКО-пакет вместо обычного, бросила его на ленту и сказала нам, чтобы отныне мы брали только такие. Я показал паспорт. Мы вышли на парковку, на огромную парковку под сотней фонарей. Тут всего пара машин. Сложно было определить их цвет из-за Луны. Мы завалились и не толкались, разговаривали и дымили. Макс всё шутил и шутил. Со стороны подъёма что-то задребезжало. Парень на скорости толкал такую же здоровенную тележку, как и только что была у нас. В ней сидела бабёнка в клетчатой рубашке и куча пакетов с продуктами. Он что-то кричал, что-то здоровское, им было весело, почти как нам. Они пронеслись рядом. Ночь и фонари вокруг. Макс сказал, я молодец, что взял маленький штопор, но у Юры есть этот нож с сотней открывашек и пил для дерева, так что лучше, как он сказал, было бы просто запульнуть его в бардачок и оставить там навсегда. Лады?

Парень отпускал тележку и дрейфовал ею. Подогнал к своему багажнику. Он ухватился за рукоятку и девушка качнулась. Может они и не юнцы, но их отношения стойки, как ствол молодой груши на заре нашей любимой…короче. Теперь Юра рассказывал свою историю про выступление с «тем-то и тем-то», кажется оно было в Екатеринбурге, я не слышал. Парень открыл багажник, и бабёнка стала подавать ему пакеты, придерживая некоторые из них снизу. Бла-бла-бла, кто-то что-то сказал, но ещё лучше я слышал шуршание той парочки, чья болтовня до нас не доносилась. Он всё делал верно: подпирал пакеты сначала друг другом, а потом каким-то ящиком. Потом он повернулся и вытащил подругу из клетки, и та откатилась в сторону. Она хихикала, он только улыбался. Он потолкал тележку обратно к спуску, из которого мы все появились. Там стояла одна, но ключик до его замка всё равно не дотягивался. Такие бывают, непонятно, зачем они их вообще ставят. Неподалёку была другая. Бла-бла-бла, ха-ха-ха, там всё оказалось нормально. Они весело ввалились в машину и по стёртым стрелкам на парковке свалили отсюда. Я обернулся, чтобы хоть как-то подтолкнуть этих лентяев к движению и наткнулся на взгляд из самого угла. Кристина уплетала миндаль и была просто ахуенна, свет падал только на низ её куртки, — так и было нужно. Она наблюдала с каким-то дружеским презрением. Кристина прошуршала пакетиком, положила орех в рот. У неё нет маникюра. Иногда кажется, что девушкам тяжело есть орехи с длинными ногтями, но её коготки «под корень», можно подумать, что она как будто специально ради орешков и позаботилась об этом. Маленькие цепкие ручонки, хрумк-хрумк.

С Жанной мы познакомились на Шри-Ланке, хотя там мы завели и других друзей разной национальности, гендера и социального положения, но сложилось так, что именно Жанна заняла своё место там, где было нужно. После моего развода я с Максом и ещё одним парнем целый месяц кочевали по различным городам, высоким и низким, пока в конце концов на направились по берегу Индийского океана к городку Индурува. Внутри нас ожидал бассейн, а снаружи — дикий пляж и высокие пальмы. Помню, как мы тряслись в поезде и шатались, держась за поручни. Со мной заговорил мужик лет сорока. У него был сильный акцент.

— Услышал русскую речь. Вы откуда?

— Новосиб, Питер.

— Не знаю.

— Надеюсь, Питер то вы знаете?

— Да, это — да.

— А вы?

— Из Вильнюса.

Я не знал где это и кивнул.

— Литва — дружелюбно добавил он.

Пути идут вдоль океана, и хоть поезд забит под завязку и катит достаточно медленно, всё же большую часть дороги за окном стелилась морская гладь. Она выглядывала из-за невысоких кустов почти сразу за окном, по крайне мере так казалось. С ним мы обсуждали этот милый остров.

— Хорошо всё-таки, что он ещё не превратился в курорт. Как, например, Гавайи, остров кокосовых бюстгальтеров.

— Точно.

Затем он познакомил меня со своей женой, я дружелюбно кивнул, и он спросил про цену, в которую нам обошёлся перелёт. После настойчивых расспросов я сказал, что на человека билет туда-обратно вышел баксов 550. Это было ещё до COVID’а и мы попали просто на шикарные скидки. Точнее мы искали шикарные скидки и попали на Шри-Ланку. Он сказал, что взял билеты себе и жене по 350 баксов на человека.

— Через Киев брали транзит. Там просто чудо транзит. Хорошие цены на такие экзотические полёты.

И смотрит на меня.

— Да, 350 баксов — это хорошая цена. И это без скидки? — спросил я.

— Без скидки. Точнее, я не знаю. Я увидел билеты и недолго думая, 350 долларов всё-таки, тут-же оформил. Но почему я думаю, что без, просто там все были такие цены и на Мадагаскар и на Мальдивы. Всё копеечное.

И смотрит на меня.

— Повезло. Хорошая цена, — сказал я.

— Это, мой друг, не везение.

Диалог стал заворачивать в какое-то странное русло. Не помню, как он перешёл к следующей теме, но помню, что остальное было несуразной серостью, которая вела меня по этим дебрям. Потом он сказал.

–…от этого ведь уже устали. В смысле от этих ракет России. У нас по косточкам разобрали её военную машину, по гаечкам, точнее по ржавым гаечкам, и то, конечно, что осталось разбирать, если ты понимаешь о чём я, хе-хе. Короче военные силы вашей страны в плохой форме.

От этих слов я немного завтыкал. Как они ВСЕ меня заебали.

— Не знаю. Я не эксперт.

Мы перекинулись ещё парой фраз и каждый пошёл в свою сторону. Надеюсь, он там обкончался от своих новостей.

На станции мы выбрали туктукера.

— Троим нельзя. Колесо кряк. Троим нельзя.

Мы выбрали двух туктукеров.

Местечко, в которое мы прикатили было комплексом из домиков и бунгал, но относительно недорогим. В каждом домике было несколько отдельных комнат. Мы сняли две. Цу-е-фа определило одиночную Максу, а мне достался номер на двоих с третьим пацаном. Было хреново, потому что по ночам, в тайне для себя, он пердел во сне, но за стенкой была столовая с открытыми стенами и пальмы. Изначально мы планировали остаться тут на дней 5, а потом вернуться к железнодорожной ветке, что привезла нас и протрястись вдоль берега до национального парка Ява ещё километров девяноста. С одной из сторон комплекса стелились джунгли с толстыми, высокими деревьями, а внутри красовалось барбекю, а ещё огромный и всегда чистый двор для прогулок. Когда мы вышли, у бассейна было человек восемь. Одни загорали, другие болтали ножками, сидя на борту бассейна, один пацан плавал на большой плюшке. Они все молоды, я видел их животы. Только я хотел поздороваться, как третий наш друг заорал мне прямо в ухо.

— HELLO GUYS!!!

С европейцами познакомиться проще, чем с россиянами, они проще сводят всё на нет. В этом ощущается странное разочарование, словно ты потаённо искренне любишь некоторые отличительные и одновременно отвратительные качества своей Родины. Россия охрененно омываема океанами и другими видами морских гладей земля, но так как нам по телевизору день и ночь талдычат, что этот факт никак не может быть связан с добычей рыбы, мы восприняли ужин из морепродуктов с большой человеческой радостью. Вообще здесь ты словно раздет, и это чудесно. Этим весёлым людям плевать на твой жизненный опыт, количество боевых наград и ранений и как глубока твоя «душа». Через 10 минут, если не придурок, ты уже часть весёлой команды. Совсем несложно. Но ещё было хорошо, что все они работали и не были раздолбаями.

Франсуа на пару лет младше меня. Он знаком с хозяином этого места, благодаря чему мы ездили на утреннюю рыбалку, ели жареного тунца, вместе хлестали виски у бассейна и один раз смотрели, как черепахи откладывают яйца под большим камнем, хотя, скорее всего мы хотели увидеть, как они откладывают яйца. Он оказался как бы главным, воротилой, от чего мы были просто счастливы. Но в первую очередь он стал нашим другом. Ещё там была Жанна, её подруга и другие люди, пара из которых пели в маленьком австрийском хоре, они просили, чтобы мы назвали им несколько популярных русскоязычных групп.

— Мы узнаём у всех иностранцев лучшие группы, ну что популярны в том числе и сейчас.

Мы без труда сошлись на пяти таких.

По Жанне мало чё можно было определить, кроме как то, что у неё шикарные формы и она предпочитает купальники на верёвочках. Оказалась, что она выросла в России и в школьные годы свалила в Германию, чтобы благополучно оттуда не вернуться. С нами она особо не болтала, а если и болтала, то только на английском, поэтому мы не сразу поняли откуда она.

Как-то мы все готовили завтрак: помню там, был безвкусный рис, и ещё немного карри. Все вокруг тарахтели, и мы старались не отставать. Дверь распахнулась и ворвалась Жанна, затем она захлопнула за собой дверь и подпёрла её руками, как будто за ней гналось большое чудовище, и так она смогла бы его задержать. Все поутихли. Я стал судорожно вспоминать, с кем она ушла, и что вообще могло произойти. На мгновение я снова ощутил страх того, что и здесь невозможно пребывать в гармонии.

— Hurry! I need a doctor! Is there a doctor here?! — крикнула она из-под свисающих волос.

Парень, что пел в хоре поднял руку и со сверкающей улыбкой сказал.

— I am a doctor.

Жанна спокойно отпустила дверь, повернулась и, расслабленно выставив ляжку, достала из кармана морковку и отхреначила кусок.

— A-a-a, what’s up Doc?

Все засмеялись, и кухня снова вошла в деятельную фазу. В двери появилась её подруга с двумя пакетами с овощами. Она тоже смеялась. Это была сцена с Багза Банни из «Весёлых мелодий», когда он убегал от красного монстра и ломал четвёртую стену. Я оставил то, что мне поручили и приблизился как раз тогда, когда она вывалила овощи из пакетов в большую раковину.

— Прости, — я коснулся её руки.

Теперь её лучше было видно. Острые скулы, шея, которая не казалась длинной, хотя была таковой. Веки приспущены, отчего она кажется всегда уставшей. Спину она держала ровно, это рисовало дугу её заднице, что так нравится в женщинах мужскому полу. Она приподняла брови и провела по чёлке обратной стороной ладони.

— It vas amazing. — сказал я.

Она улыбнулась.

— Did you like it? You realized, that this is Bugz Bunny?

— Of course. I love Bugs Bunny.

— Me too.

Уже вечером, когда все слушали музыку. Мы снова разговорились.

— Ладно, это невозможно. Давай так, — сказала она.

— Слава богу.

Она любила мультики также сильно, как и я. Потом выяснилось, что и кино тоже, правда, немного другого жанра.

Мы с Максом качались на гамаке. Ветер уносил дым от косяка в сторону ангара, где валялось много старых инструментов, неподалёку слышался шум маленьких диких свиней. Он спросил в курсе ли я, что

/

ФРАГМЕНТ ВЫРЕЗАН В ДЕКАБРЕ 2022 ГОДА, ЧТОБЫ НЕ НАРУШАТЬ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

/

Как-то я проснулся рано. Живности тут хватало. Дорожки вокруг отеля заметали каждое утро и вот на одной из них, прямо по центру перебирает лапками сколопендра. Никогда не приходилось наблюдать их вне вонючего аквариума с паутиной на какой-нибудь выставке за 80 рублей, но сейчас эта была тут. По спинке шли две красные полоски, от башки до жопы. Она меня не замечала и шла своей дорогой, почти как гусеница из Алисы. Одна русская мне говорила, что опасны только коричневые сколопендры. Наступать на них нельзя. Сейчас я подумал, что в чистоте, уродство воспринимается иначе, даже интересно. Ничё так, когда безопасно.

Мы заплатили неустойку за другой отель, в который хотели поехать, остались тут и проводили вечера на славу. Вечером я гулял по дорожкам, они проходили вдоль комнат, где проживали люди. Я как бы блуждал по их периметру, вокруг них. Звуки ебли доносились по крайне мере из полутора комнат, с остальными казалось, что я просто не поспел вовремя. Днём нам попадалась куча всякой живности, от варанов до мангустов, ночью же всё находилось ещё в большем движении. Одна из дверей была приоткрыта и на стуле виднелась чья-то раскумареная туша. Это был один парень. Наверно, он планировал поглотить Вселенную и достичь нирваны. Не хотелось с ним базарить, не хотелось, чтобы он вспомнил обо мне в такой момент, и я попятился назад и двинул в обход.

Через несколько месяцев, когда я раскладывал кефир на полки в гипермаркете, где тогда работал, мне написала Жанна. Сперва у нас у всех была общая группа, но потом, когда она стала суше пустыни, я стал слать мемасики только ей и Франсуа. Она отвечала смайликами, но я не обижался, это всё равно было приятно. Жанна спросила, где я сейчас. Я сказал, что на работе и прислал ей фотографию.

Я тогда снимал комнату у знакомого, который выкупил две в бывшем общежитии до боли напоминавшем просто коммуналку.

Так это общежитие?

Сейчас уже нет такого статуса как общежитие, — говорил он.

Я не стал это проверять, думаю ни один здравомыслящий человек не станет это проверять. Здесь постоянно кто-то курил траву, я никак не мог вычислить этого слизняка. Бабульки на кухне ни хрена не секли фишку. Люди делятся на тех, кто не сечёт фишку, и на тех, кто принюхивается и ищет, откуда несёт. В нашем корпусе было пять туалетов на комнат 20, и мой был самый ублюдский, потому что на стенке, когда садишься, было чиркнуто дерьмом, наверно, кто-то задел туалетной бумагой, прям на уровне ебла, совсем чуть-чуть и так давно, что оттирать было уже не нужно. Там не было кондиционера, но была куча хлама и он, который жил с женой и двумя рыжими курочками. Его дочки постоянно стучали мне в дверь и убегали, иногда дёргали за ручку. Он копил на третью комнату, чтобы сдавать и её. Уверен, потом он будет копить и на пятую.

Отец Жанны тяжело заболел, и она собиралась приехать, чтобы провести с ним больше времени. Прихватив Макса, мы попёрлись в бар. Думаю, она хотела посмотреть на нас в действии.

— Где ты будешь жить? — спросил я.

— В квартире отца. Она просто стоит, но я попросила его, и он мне разрешил.

Квартира была хороша. Она была трёхкомнатная, и в зале её старик присобачил тёплые полы.

— Можно с тобой? Вдвоём веселее, я буду готовить, платить за ЖКХ. Пока не продам квартиру, я вынужден снимать всякую херь, это неудобно бла, а так будет веселее…бла-бла-бла…

…и всё в этом духе. Наверное, она думала об этом. Вдвоём и в правда веселее. Если холодный мир лучше горячей войны, то нормальная компания и иногда одиночество, уж точно лучше просто одиночества.

— Со мной он жить не хочет, — сказал Макс.

— Потому что я не хочу жить с тобой в одной комнате.

— Ну, попробовать можно, — сказала Жанна.

Мы договорились на неделю или две и моего ручного кролика. Если не уживёмся, то я свалю, я ей пообещал. Поэтому, первое время мне приходилось платить приятелю за комнату, чтобы он её не сдал, готовить и раскладывать молочку в холодильники одновременно. Кажется, Жанна работала в компании связанной с онлайн рекламой. Её отпустили на полгода с сохранением места и здесь она вообще не работала. Я никак не мог взять в толк, как это возможно, и через неделю перестал донимать её расспросами. Она ходила к отцу, отвисала дома, гуляла с подружками и еблась с незнакомцами — вот всё, из чего состояла её жизнь.

Конец ознакомительного фрагмента.